Лондон в огне

Глава шестнадцатая, Кто-то пьет, кто-то знакомится и негодует, а Чернонос приходит в ужас

Цепь умозаключений, строго и четко выстроенных, приводила к единственному результату. Вильям пытался менять порядок построения, малодушно тасуя постулаты и переводя аксиомы из начала в конец логического ряда, но, увы, итог оставался тем же. Убьют. Вероятно, умертвят без особых мучений и издевательств, но умертвят. Оставлять свидетелей они не могут себе позволить. В столь рискованной игре…

Юноша смотрел на лампу — приглушенный свет чуть вздрагивал на стенах, кирпичи оживали: сырые словно проваливались в стену, сухие и пыльные напористо выпирали — свод играл и жил. Возможно, это от недостатка кислорода. Но ведь как красива эта игра бездушного камня и храброго маленького огня. Заставляет хотеть жить. Впрочем, к смерти Вильяма Шерлока Скотта Холмса и при потушенной лампе не тянуло…

Как бы там ни было, это были полезные сутки. Тикали в кармашке жилета часы — почему-то их даже не подумали отобрать непреднамеренные тюремщики. Работал маленький механизм, подаренный родителями на пятнадцатилетие, время шло, юноша размышлял, обретал надежду, терял ее, готовился мужественно встретить неизбежное, мыслил, а следовательно, существовал. Тот краткий бесконечный ужас, когда он остался в одиночестве, слава богу, не возвращался. Было стыдно. В конце концов, рядом с ним оставались щенки, да и чего терять мистеру Холмсу в этой подземной темнице?

Вильям посмотрел на соседку — маленькая лавочница спала, кутаясь в плащ. Даже во сне хорошенькое личико сохраняло гримаску безнадежности. Временами Тиффани покашливала, изредка всхлипывала. Бодрствующая девушка такой слабости себе не позволяла. Собственно, кроме того всплеска обнаженной и горькой непристойности, и нескольких богохульных проклятий она не позволила себе ни малейшей слабости. Странно, но под кажущейся хрупкостью таился стальной стержень, схожий с бандитским стилетом. Подточенный болезнью, видимо, готовый сломаться, но тем не менее острый и опасный. Она убийца.

Вильям беззвучно покатал на языке страшное слово. Преступление было совершено на его глазах. Оно было бесспорным. Мисс Тиффани Лидл убила человека, причем, заведомо находящегося при исполнении служебных обязанностей. Виновата ли она? Вильям полагал, что будет раздумывать над случившимся долгие годы. Если, конечно, останется жить.

Бежать. Самый разумный и напрашивающийся выход. Шанс выбраться из катакомб есть. Несомненно, преступники поместили пленников в одном из наиболее труднодоступных уголков подземного лабиринта. Иначе объяснить их самонадеянность и пренебрежение мерами безопасности — руки не связаны, оставлена лампа, часы и даже карманный нож. Опытный человек мог бы воспользоваться им не только как инструментом…

Нет, Вильям больше не считал себя опытным человеком. По правде сказать, он так и не смог понять что, собственно, произошло в доме на Гринфилд-стрит, на улице, и тем более в «Лавке редкостей». Одно убийство, второе убийство, бессмысленное и безумное бегство… Двойник убитого. Как это вообще возможно объяснить, не опускаясь до суеверий? Возможно, он стоит на пороге великой тайны. К которой Вильяма Холмса едва ли подпустят…

Он знал, что в одиночку никуда не пойдет. Забрать фонарь, воду и пищу — шансы увеличатся и значительно. Но так джентльмены не поступают.

Судя по часам, наверху была ночь. Дождаться утра и попробовать уговорить Тиффани уйти. Если двигаться не спеша, хладнокровно придерживаясь верной тактики… Вильям с отчаяньем подумал, что должен, просто обязан быть красноречивым с этой несчастной девушкой. Нужно превзойти себя и…

Далекий звук — щенки вскинули головы и навострили уши. Невнятный голоса. Светлый щенок радостно заскулил, черный бульдожек молча рванул в галерею — юноша едва успел ухватить короткий веревочный поводок…

…— Значит, она еще и к суициду тяготеет? — сумрачно констатировала Катрин, у которой уже порядком ломило спину — с начала подземного путешествия она так толком и не разгибалась.

— Вроде того, хотя я не специалист, — признал Мин. — Шок, все потеряно, парня убили. Можно понять девчонку. Вот и отправилась помирать. Едва отыскали.

— Понять-то можно, что мы с такой неадекватной особой будем делать? Мальчишке хоть объяснить можно, а этой суицидальной…

— Чего такое суяцидность я не знаю, но она насквозь больная. Чахотка это, точно говорю, — сказало следующее в группе замыкающим. Оно. — Я тут читала дамский календарь…

— Тьфу! И на тебя, и на календарь и на чахотку. Вы что, поприличнее девицу не могли подобрать? — возмутилась Катрин, оборачиваясь.

— Так там одна была. Никакого особого выбора, — пояснила оборотень. — Твой однорукий дружок ее уж вовсю тряс, потом палить с револьверов начали. Не, я бы ее там бросила, но она ж с языком. Вот если бы застрелили, оно бы попроще было. Ну, придушить-то девицу никогда не поздно. Я, как дисциплинированное Оно, на себя этакое самоуправство брать не рискнуло. Вас же не поймешь: то из паромета лупите, то и пальцем не тронь…

— Дисциплинированное оно… — проворчала Катрин, глядя на соратницу. — А что за облик, смутно мне знакомый?

Лоуд сочла уместным шагать по переходам в экстравагантной внешности коротконогого горбуна, плешивого, донельзя уродливого и с единственным выпученным глазом, отчего-то сдвинутым практически на переносицу.

— Спину так меньше ломит и классично, — охотно пояснило Оно. — Дивная книжка, хотя я чуть-чуть полистать успела. Вот нету у нас шпионских условий труда, эксплуатируете как на плантациях…

— Ну-ну. А глаз отчего не на месте?

— Немного от киклопа мне не повредит, а то смотреть кособоко. Вы, кстати, знаете что киклопы очень древние и знаменитые островитяне?

— Ладно, пошли. Далеко еще? А то я сейчас сама в минотавра-пенсионера превращусь…

Щенки, нечувствительные к внешним эффектам, радостно прыгали вокруг оборотня и ловили кусочки колбасы, припасенные собаколюбивой гостьей. Оно хихикало и дружески подмигивало юноше — тому в горло кусок не лез.

— Дай парню поесть, — справедливо возмутился Мин, нарезая свежий хлеб.

Оно хрюкнуло и увело подопечных «гонять крыс».

Полукровка с мальчишкой, не слишком хорошо ужинавшие, принялись за еду. Разбуженная девица сидела, поджав ноги, и отсутствующе смотрела на лампу. Хрупкая и невысокая она, должно быть, считалась весьма хорошенькой, до того как… В общем, наверху она была милашкой.

Что с ними обоими теперь делать? Варианты имелись, но…

…— Мисс Лидл… — мальчишка протягивал ломоть хлеба с аккуратно разложенными кусочками тушеного мяса и зелени кресса. В другой руке кружка с чаем, надо думать, дабы дама поменьше кашляла. Возможно, у нее не легочное, а ларингит или еще какая несложная напасть.

— Благодарю вас, мистер Холмс, — девица взяла ужин, но глянула на яство с не совсем скрытым отвращением.

Катрин тактично делала вид что занята попытками отчистить заляпанный подол юбки, мужчины ужинали. Из глубин галереи доносился бодрые приглушенные возгласы и погавкивание: охотники обкладывали крыс или наоборот, пока оставалось неясным. Девица сидела с отсутствующим видом и маленькими глотками пила чай, хлеб с мясом так и лежал на коленях.

— Мисс Лидл, благоразумнее будет подкрепиться, нам далеко идти, — намекнула Катрин, продолжая возню с юбкой.

— Прошу прощенья, — девушка взяла хлеб, посмотрела на ломоть и похоже её замутило. — Послушайте, если вы меня сейчас будете удавливать, можно я обойдусь без ужина? У меня совсем нет аппетита.

— Во как! Прям бронебойным в лоб, — подивился артиллерист.

— Мисс Лидл, вы совершенно напрасно… — неуверенно начал Холмс, но главная шпионка рявкнула:

— Рты закрыли. Сейчас удавливать никого не будут. Мистер Минимум, возьмите мистера Холмса и прогуляйтесь по мужским не-артиллерийским делам. Дабы не задерживать движение в дальнейшем.

— Но… — мальчишка вовремя умолк и мужская часть подпольщиков, дожевывая на ходу, отошла в темноту.

— Жрать не хочешь, сдохнуть желаешь? Не терпится? — негромко поинтересовалась Катрин у девчонки.

— Не то чтоб горит, — вяло призналась мисс Лидл. — Но давиться хлебом определенно нет смысла. Только еду переводить. Вы уж простите, добрая леди.

— Не добрая, и прощать не привыкла. Идешь с нами?

— Вряд ли. Идти нет ни сил, ни желания.

— Понятно. А на что желание есть? — хмыкнула Катрин.

— Кончились мои желания, — легко признала девка.

— Кончились, так кончились. Воды, еды оставим. Лампу.

— Благодарю. Лампу не нужно. Вот если… — девушка потянула с пальца кольцо, — глоточка покрепче чая не найдется? Горло бы промыть.

— Алкоголизм ведет к деградации. Социальной и психической, — заметила Катрин. — Кольцо-то золотое? Что-то тонковато.

— Золото. Так у вас фляжечка есть? — с надеждой глянула девчонка.

— Я, конечно, склонна. Но на дело с собой не таскаю. Делаем так: задницу поднимаешь, бредешь с нами. Дойдешь, ставлю за столь чудесное кольцо бутылку. Ужирайся. Потом пару дней на осмысление. Желаний жить не появится — получишь заряженный пистолет. Ты, говорят, с ним умеешь управляться. Бабахнешь в свою чахлую грудь, чтоб посмертно мордашку не портить.

— Да ту мордашку… — девчонка грубо выругалась. — Но предложение выгодное. Даже чересчур. Зачем я вам нужна? Я отработать не смогу.

— Тут зарекаться нельзя. Ты девица не тупая, могла бы пригодиться. После выздоровления. А вот парень куда поумнее тебя, резать его резона нет, есть на него виды.

— Это верно, — согласилась лавочница. — Образованный и джентльмен. Ему бы наставника хорошего. Только я здесь при чем?

— Умишко поднапряги. Тебя оставим, он из колеи надолго вылетит, тогда и кастетом в разум не приведешь. Если оставлять, так вас двоих.

Девчонка на миг закрыла глазища, подумала и принялась поправлять волосы:

— Подцепили. Он был ко мне добр. Пойду. Обещание-то в силе?

— Не сомневайся.

Карлик журчал, но у Вильяма не слишком получалось — хладнокровия не хватало, да и слишком старательно прислушивался к происходящему в убежище. У высокой жутковатой дамы под жакетом хватало оружия. Бедняжка Тиффани и сама горло под кинжал подставит.

— Ты, мистер Холмс, не особо стесняйся, — буркнул карлик. — Дело солдатское, житейское. А мисс Лидл с нами пойдет, никуда не денется.

— Боюсь, вы ошибаетесь. Девушка изнурена морально и физически.

— Я мелкий, а не туповатый, — сообщил подземный житель. — О психологическом состоянии вашей подруги догадываюсь. Как последствия столь сильного шока, угнетенность и прострация почти неизбежны.

— Простите, я и сам не в лучшей форме и медленно соображаю.

— Бросьте, Холмс. Еще раз поясняю: мы солдаты, а не шантрапа уголовная. Да, грубоваты и прямы, так в боевой обстановке не до церемоний.

— Э… простите, «не шантрапа»?

— У нас так всяких пустобрехов-воришек называют. Не бойцов.

— Понятно. Но я не уверен, что мисс Лидл…

— Она-то? Бросьте, Холмс, сразу видно, что девчонка характером из бойцов. Вон как в лавке… Болячки и нездоровья они преодолеваются, главное боевой стержень иметь.

— Отлично сказано, мистер Минимум, — признал Вильям, наконец, преодолевая упрямство своего мочевого пузыря.

— Пустяшно сказал, — коротышка тактично отошел в темноту. — Вы меня простите за любопытство, нельзя ли узнать, как вас полностью именуют?

— Извольте, полностью меня зовут Вильям Шерлок Скотт Холмс, — представился юноша, немного шокированный обстоятельствами церемонии.

— Ничего, руки друг другу потом пожмем, — доброжелательно заметил подземный житель. — А я, между прочим, догадывался. Говорят «не бывает, не бывает», а бывает! Теория «кальки-фаты» истинна, потому что верна. Или наоборот. Не суть важно, подзабыл я формулировку. Ничего, прорвемся. Сейчас Леди убедит вашу девчушку и двинемся. До рассвета недурно было бы добраться до места. Сейчас под землей суетливо стало…

— А уверены ли вы…

— В том что уговорит? Не сомневайтесь. Командирский дар убеждения — это вам не паровой пулемет, тут давление всегда на максимуме.

— Будем надеяться, — пробормотал Вильям.

— Слушайте, Холмс, а вы можете сказать «эл-лементарно. Минимум», а?

Вильям сказал. Даже дважды.

— Спасибо, мистер Холмс, — серьезно поблагодарил подземный житель. — Есть в нашей службе и приятные моменты, есть.

Вильям хотел уточнить что такого приятного в производном от довольно банального латинского значения[42], но не успел.

— Эй, личный состав! — окликнули со стороны логова беглецов. — Подтягивайтесь и зверьков сюда подгоняйте. Всех троих. Выступаем!

Голос у леди-заговорщицы был звонок, но не очень женственен. Боцман какой-то в юбке, да простится столь недостойное джентльмена сравнение.

В последние дни Вильяма перестало парализовать от близости женщин. Но нельзя сказать что он перестал их бояться. Скорее, наоборот.

…— Значит, так: вы брат с сестрой, отец ваш держит псарню в Хэмпшире, и был знаком с покойным батюшкой мадам Гише. В Лондоне вы проездом, сбывали партию щенков, да сестрица приболела. Со дня на день домой отправитесь. Выгуливать щенков в саду, на глаза прислуге и соседям не лезть. Прислуга себя держать умеет, но мало ли… — Катрин кивнула юнцу. — Вопросы? Ну и отлично. Отправляйтесь спать, мистер Холмс. Полагаю, мы все устали, самое время отдохнуть и прийти в себя.

— Несомненно, миссис Грин, — мальчишка вышел в свою каморку и аккуратно прикрыл дверь.

— С тобой… — Катрин глянула на обессильно сидящую на диване девушку. — Платье и белье не твоего размера, но чистое. Умыться сама сможешь?

Тиф кивнула.

— Через десять минут приду, скажу пару слов.

Дверь закрылась. Бывшая хозяйка «Редкостей» тупо смотрела на большой таз. От кувшина даже на расстоянии веяло жаром. Вода горячая. Сухая комната. Полуподвал, за окнами признаки серого туманного рассвета. Тиффани уперлась руками в диван, заставила себя встать. Умыться, да…

Стало чуть легче, в складках просторного домашнего платья угадывались отзвуки незнакомых, наверняка, очень дорогих духов.

Вошла та рослая молодая тетка, тоже успевшая переодеться. В руках тяжелый поднос:

— Обещанное. Пузырь не вскрытый. На всякий случай чай и немного закуски. Вдруг все же в комплексе потребляешь.

— Благодарю вас, миссис Грин.

Бутылка была действительно полная. Ром. Не дешевый флотский, а старый, ямайский для ценителей-джентльменов. Тиф обнаружила что попросту не может открыть бутылку.

— Что-то ты вообще… — проворчала хозяйка, без труда справляясь с пробкой. — Смотри до смерти не упейся.

Тиффани хотела что-то сказать, но наполненный наполовину стакан так и манил густым и маслянистым ароматом. Девушка просто глотнула, раз, другой… блаженно задохнулась…

Тяжелое тепло скользнуло внутрь. Тиффани улыбнулась и открыла глаза:

— Простите, миссис Грин. Не желаете ли отведать глоточек? Ночь и у вас выдалась утомительная.

— Это верно, — высокая женщина усмехнулась и взяла бутылку. — Тиффани, стакан твой, закрепленный. Никому не давай, чашку и тарелку тоже. По медицинским причинам.

— Понимаю, миссис Грин. Но надеюсь у меня не чахотка.

— Я тоже надеюсь. За твое здоровье, — дама глотнула из бутылки, покрутила носом: — Ничего так. Истинно пиратский. Кстати, о насущном. Имеешь несколько дней. Поразмышляй. Есть шанс уехать. Скажем так, в далекую колонию. Приличный климат, чистый воздух. Особого комфорта нет, но жить можно.

— Благодарю. Отличное предложение. Но у меня нет сил начинать все с начала. И отработать я не смогу. Ни как шлюха, ни как торговка, — Тиффани не могла оторвать взгляда от густой янтарной жидкости на дне стакана — так бы утонуть в ней.

— Тебе видней, — миссис Грин вновь коротко приложилась к бутылке. — Второй вариант куда проще устроить. Ладно, отдыхай… — бутылка со стуком вернулась на столик. — Чай пока горячий…

— Здесь не только чай или мне показалось? — уточнили от дверей.

В голове Тиффани слегка плыло, она смотрела на вошедшую даму и не понимала: кажется что она такая красивая или это ром глаза застилает? Откуда здесь истинная леди да еще в столь изящном платье из очень модного салона?

— Мы так, на сон грядущий, — с некоторым смущением пояснила миссис Грин. — Закончили уже.

— Я на всякий случай рюмки принесла, — сказала неизвестная леди. — Напоминаю, что для сна у некоторых осталось всего два часа. Великосветские развлечения — крайне напряженный период жизни.

— Гм, может не стоит и ложится, — проворчала высокая дама.

— Вот я чайник и чашки припер, — сообщил от двери лысоватый джентльмен, отчего-то показавшийся Тиф смутно знакомым. — Тонизирующий древний напиток, лично покупал. «Фортнум энд Мейсон»! А этот ваш ром вообще враг трудового народа и злобная выдумка эксплуататоров.

— Это верно, — признала миссис Грин. — Давай мы чаю, а остальные еще по рюмочке.

— Не превратили ли мы в изгоя молодого человека? — осведомилась леди, поглядывая на дверь каморки.

— Нет, просто удивительна сила безвестной известности, — почему-то хихикнула миссис Грин.

Тиффани еще помнила как дали рюмку донельзя смущенному мистеру Холмсу — парень, похоже, и вовсе онемел. Что-то говорил словоохотливый лысун, а Тиф уже спала, невоспитанно подтянув ноги на диван и забыв о приличиях. Чудесный напиток этот островной ром…

…— Она всего лишь женщина и она непременно придет. Это крайне самоуверенная особа, — капитан окончил возиться с сорочкой и взглянул в зеркало.

Кабинет, собственно, являющийся частью спальни и огромной гостиной, был завален приборами, картами, походным снаряжением, лыжами и снегоступами. Угол занимала довольно пахучая груда зимних сапог, на ней покоился устрашающий китобойный гарпун. В спальне было чуть больше порядка, хотя у алькова стоял добрый десяток охотничьих ружей и карабинов, а на столбе-опоре балдахина старинной кровати висел патронташ и пустой футляр подзорной трубы.

— Держу пари, это не она, — сэр Морти, с трудом отыскавший для себя относительно свободное кресло, уселся и потрогал кончиком трости стеклянный глаз огромного полярного медведя, шкура которого распростерлась перед камином. По правде говоря, зверюге и так было несладко: задние лапы хищнику отдавливали здоровенные ящики с выжженной на толстых досках таинственной маркировкой.

— Напротив, я уверен, что это именно она, — холодно молвил капитан и сунул в жилетный карман крохотный двухствольный пистолет. — Рост и телосложение полностью соответствует описанию. Не знаю, как она смогла изменить цвет глаз, но это наверняка какая-то женская уловка.

— Что ж, вам виднее, — признал сэр Морти, тонко скрывая иронию. — Тогда я бы на вашем месте не пренебрегал мерами предосторожности.

— Не премину воспользоваться вашим советом. Простите, мне пора…

Спускаясь по лестнице, сэр Морти в очередной раз подумал, что мир окончательно измельчал. Вокруг сплошные безумцы. Этот человек, именующий себя капитаном, но не сумевший предпринять ни одной удачной экспедиции, почему-то поставлен во главе войск вторжения. Несомненно, он истинный британец, упорный и фанатично преданный делу. Откровенный безумец, сын богатого пивовара, умудрившийся в несколько лет растратить огромное состояние, еще недавно одержимый идеей подарить Англии пустынные пространства у Северного полюса, молодой капитан с воодушевлением взялся за руководство экспедиционным корпусом. Что ж, проникновение в иной мир действительно выглядит куда предпочтительнее — там есть земля, и нет снегов. И что за утопия эта жажда пустых путешествий к мертвым полюсам?

Сэр Морти сел в автоматон, трое телохранителей заняли свои места.

— В лабораторию!

Механизм, чей закрытый салон защищали броневые листы, тяжело выкатился из ворот. Пусть капитан развлекается. Провинциалку проверят, но для уточнения ее личности нужно время. Даже в век прогресса надежная рука пневмопочты еще не дотянулась до Южной Америки. Нужна неделя по меньшей мере. В любом случае — это не та шпионка. Возможно, какая-то авантюристка, охотница на состоятельных мужчин, но не шпионка Оттуда. Та бы действовала куда тоньше и изобретательнее, без спешки и риска. Ужасно, Лондон попросту наводнен непристойными и навязчивыми женщинами.

Сэр Морти с печалью взглянул в затылок водителю. Что за чудные кудри. А сам гений уже начинает лысеть…

В непривычном дамском седле блистать шпионской грацией оказалось сложновато, но, собственно, этого и не требовалось — покрой «амазонки» компенсировал некоторую неуклюжесть всадницы, — в этаком платье любая корова в изяществе прибавит. Катрин себя коровой не чувствовала, так, — туповатой телкой на выпасе. Мешал ненужный стек и очевидная глупость происходящего.

Кавалер из Капитана оказался вопиюще не куртуазный. Несколько фраз, взгляды, в которых мужского интереса было ровно столько же, сколько и сконцентрированной до смехотворности «пытливой проницательности». С этакими манерами играют следователей в дешевых сериалах. Понятно, спутник мадам Грин тех шедевров видеть не мог, что его отчасти извиняло.

— Могу я узнать о ваших краях и родословной вашей семьи, дорогая Стефания? — нарушил однообразие стука копыт кавалер. — К сожалению, в ваших южных местах мне не доводилось бывать.

— Фамилия унаследована от мужа. В девичестве — я Гише. Наша семья была одной из первых, обосновавшихся в долинах за перевалом. Дикие места. Белое общество там весьма ограничено: англичане, французы, несколько голландских семей, — круг общения чрезвычайно узок. Пытаемся сосуществовать в мире и согласии.

— В колониях такое случается, — благородно не стал осуждать смешение национальностей капитан, известный как ярый британский патриот. — Полагаю, в вашем поместье обширные конюшни?

— Иначе там не выжить, — призналась Катрин. — По сути у нас лишь тень цивилизации. Не поверите, я впервые увидела легковые автоматоны уже здесь, в Лондоне. Грузовые чудовища у нас в порту и у складов, я, естественно, не считаю.

— О, не сомневаюсь, весьма скоро прогресс и хорошие дороги придут и в вашу страну.

— Мы не торопимся, — заметила мадам Грин.

Спутник бросил очередной пронизывающий взгляд.

— Увы, прогресс очень дорого обходится, — пояснила Катрин. — Переправка автоматонов за океан стоит безумные суммы.

Кавалер маловежливо кивнул и устремил свой орлиный взгляд вперед. Профиль у него был ничего, но выражение физиономии абсолютно отмороженное.

Странная прогулка выдалась. Парк оказался довольно неуютным местом, по крайней мере, в его «конно-прогулочной» части. Широкая аллея, отгороженная невысокой чугунной оградой, небольшие рощицы, среди них нечто весьма напоминающее пустыри со следами снесенных строений. Силуэты симпатичных зданий за парком и деревья той части парка, что именовалась Кенсингтонскими садами, слегка скрашивали унылое впечатление. Вот и у пруда тоже было недурно — где-то там прогуливалась Фло с Л-супругом, и надо полагать, они проводили время куда веселее. Да, явление на первое свидание без конвоя родственничков выглядело бы уж совсем непристойно и шокирующе. Но что толку вообще здесь кататься? Судя по всему. Капитан форсировать события не спешит.

Капитан глянул величавым альбатросом и вдруг резанул:

— Стефания, должен признать, что вы воистину необыкновенная женщина. Столь красивую и таинственную особу встретить в чопорном Лондоне почти чудо. Видит бог, я не заслужил такого везения.

— Благодарю. Чудесный комплимент. Едва ли я так таинственна, да и красота… Увы, годы и неудачное замужество отняли слишком многое. С другой стороны, раз я еще небезынтересна столь знаменитому и мужественному человеку…

Капитан слегка поморщился:

— Слухи о моей известности весьма и весьма преувеличены. Не сомневаюсь, вы читали обо мне лишь сплетни многочисленных недругов и злопыхателей. К сожалению, в нашем обществе царит зависть и неверие.

Катрин улыбнулась:

— Так и что же? Вы, несомненно, очень интересный и неординарный человек. Я предпочту истинную мужскую смелость и прямоту тысяче иных скучных достоинств.

Капитан придержал коня:

— О, мы с вами ценим главную добродетель мужчины! Смелость и целеустремленность, не правда ли?

Догадливая кобылка Катрин тоже замедлила шаг. Наездница шире распахнула сияющие светлые глаза и с должной долей наивности воскликнула:

— Но разве не это и есть важнейшие достоинства мужчины? Рыцарь и завоеватель, чуждый двусмысленности и наигранности, сдержанный и образованный — разве не таков образ британского джентльмена? К чему эта мода на изнеженных и утонченных актеров и художников, мнящих себя индивидуальностью лишь потому, что способны срифмовать несколько строф или взять в руки кисть и краски? Нет, у нас в поместье эти жалкие эстеты были бы приравнены к шутам и слугам. Ах, прошу прощения за мое прямодушие, я здесь чужая и порой забываюсь.

Капитан пожирал её взглядом и мужественно хмурился. Наконец, спросил:

— Стефания, если я задам вам прямой вопрос, вы обещаете ответить? Что случилось с вашим мужем? Он погиб?

— Кто вам сказал? Увы, он выбрал другую — худосочную молчаливую брюнетку, причем это случилось совершенно внезапно, — с горечью признала Катрин. — Вы бы ее видели — одна кожа и кости. Особа весьма смутного происхождения, абсолютно не умеет одеваться и вызывающе чуждается моды. Вечно какие-то темные капоты, халаты, плащи, накидки. Ни разу не видела на ней драгоценностей. Чертова ханжа! Да сих пор не понимаю, как он мог…

— Не продолжайте, я понял, — поспешно заверил капитан, определенно не выносящий продолжительных женских излияний. — Надо ли понимать, что в настоящее время ваше сердце свободно?

— Что есть свободное женское сердце? Бывает ли такое? — вздохнула Катрин, задумываясь о вреде избытка холестерина, забитых сосудах, заведомой вредности соленого сала, жареной свинины и прочих очень грустных вещах…

Лошади двигались шагом, навстречу проехали трое джентльменов, выбравшиеся на раннюю прогулку, вежливо приподняли головные уборы, одарив наездницу взглядами, сулящими надежду, что с шатким шпионским здоровьем и внешностью не все так плохо. Катрин мимолетно улыбнулась в ответ.

— А вы кокетка, — бросил капитан, видимо, натужно решивший какую-то сложную дилемму.

— Всего лишь женщина, — призналась Катрин. — Слегка ветреная, независимая и совершившая в своей жизни уйму недостойных поступков.

— Что ж, я тоже предпочту откровенность, — многозначительно намекнул Капитан. — Я очень занятый человек и скоро отправлюсь в длительное и опасное путешествие. Великие победы и свершения или безвестная гибель во имя Британии — не знаю, что ждет меня и моих подчиненных.

— Ах, не говорите столь страшные вещи! — взмолилась Катрин.

— Я исследователь и не страшусь оправданной смерти, — напомнил кавалер. — Но вы, дорогая Стефания, мне невозможно интересны. Интригующая и прекрасная, вы притягиваете к себе, подобно магнитному полюсу. Но время, ах, время, как его мне не хватает! Могу ли я рассчитывать на скорую встречу? Сугубо негласную, в самом узком кругу, без вашей кузины и ее милейшего говоруна-мужа. Нам есть о чем поговорить без свидетелей. Даю слово джентльмена, что сохраню тайну этой встречи, чем бы она не закончилась. Стефания, я увлечен вами до безумия и если вы позволите…

— Вы привлекательны. Я чертовски хороша. К чему зря время терять? — ляпнула Катрин, слегка выведенная из терпения столь жалкими попытками изобразить нечто отдаленно романтическое.

— О, вы действительно смелы, — признал заметно шокированный кавалер. — Полагаю, вы это значит «да»?

— Кажется, я теряю голову, но пусть события несутся как им предназначено судьбой, — потупила взгляд шпионка. — Мы взрослые люди, капитан. У вас или у меня?

— В доме вашей кузины? О, боюсь, нам не дадут поговорить спокойно, — проявил похвальную проницательность капитан. — Я живу один, прислуга будет отпущена, ваша репутация не пострадает.

— Могу ли я быть в этом уверена? — тихо спросила Катрин. — Те трое джентльменов, что повсюду следуют за вами, они ведь ваши телохранители?

— О ком вы говорите? — не слишком искренне изумился капитан.

— Сейчас они за вашим левым плечом, в отдалении, но вполне различимы даже невооруженным взглядом. И мне кажется, именно их я видела у театра. Я ошибаюсь? Со мной такое бывает, но редко. Жизнь в наших пампасах развивает остроту зрения.

— В пампасах? — тонко улыбнулся капитан. — О, несомненно! Милая Стефания, я не нуждаюсь в телохранителях. Но у меня есть подчиненные, которых я предпочитаю иметь под рукой.

— Вполне естественно, — согласилась Катрин. — Вы человек занятой, всякие посыльные, секретари, адъютанты, курьеры… Джон, мы с вами заинтересованы в разговоре. Это обоюдная заинтересованность, не так ли? Отчего бы нам не побеседовать прямо здесь, ничего не усложняя? Мои родственнички нам не помешают — они не посвящены в детали моей личной жизни и не разделяют моих интересов. Ваши сотрудники поскучают там, где сейчас топчутся. Разговор у нас выйдет деловой и по существу. Что, согласитесь, имеет свои очевидные преимущества. Но одновременно и сужает возможности.

— Ваше предложение, Стефания? — заинтересовался Капитан…

…Человек он храбрый, но прямолинейный как лыжная палка. Чуть развернулся в седле, на правом боку имеет что-то компактное. Револьвер или пневм под одеждой не угадывается, стилет или нож противоречит склонностям столь прогрессивной личности. Что-то компактное и технически совершенное… Ладно. Он решает, а если решит…

— В вашем доме, но без свидетелей, — сказала Катрин. — Я уважаю деловые отношения, но одинокая дама в окружении нескольких крайне озабоченных мужчин — это не беседа, а откровенная непристойность. Без сомнения, если вы чего-то опасаетесь, я пойму и приму к сведению. Поговорим здесь, на свежем воздухе.

— Что ж, я обещаю, в доме никого не будет, — резко заявил Капитан. — Слово джентльмена! Но, простите за откровенность, у меня есть определенные основания…

…— Основания меня подозревать⁈ Польщена. Стоит даме приехать в Лондон, как слухи и сплетни роятся как по волшебству. Джон, вы ведь не сомневаетесь в том, что я хочу сделать некое интересное предложение? Мы собираемся без помех поговорить, прояснить наши позиции, возможно, выпить чашечку кофе. Иные варианты не предусматривают столь многословной подготовительной части. Мы цивилизованные люди или дикари? Если вам еще неизвестно, позвольте заверить — я последовательная сторонница переговоров, и этому существует немало подтверждений. Перстней с ядом, крупнокалиберных револьверов, медвежьих капканов и ятаганов за корсажем не будет. Слово леди!

Капитан улыбнулся — обаяния в его улыбки было чуть меньше чем у вздумавшего уплыть обратно в Антарктиду айсберга.

— Принято, моя дорогая Стефания. Сегодня, в девять часов вечера. Вот моя визитная карточка…

Катрин взяла темно-синий, в цвет полярной ночи прямоугольник, кавалер придержал ее кисть, туго обтянутую перчаткой.

— Еще вопрос. Меня забавляет одна догадка, — капитан проницательнейше прищурился. — Я ведь интересен вам как мужчина? Строго между нами? Я ведь не ошибся?

— О, нет. Вы уникальный человек, — признала шпионка, только что подумавшая, что партнер по переговорам на редкость удобен для определенных, не очень сложных манипуляции с его сознанием.

— Тогда я требую доказательств, — прошептал капитан, не отпуская кисть собеседницы. — Вот у тех деревьев…

…Целоваться он не умел. Так некое оральное соприкосновение, в какой-то степени целомудренное, рот жесткий, словно у теплого покойника. Лошади двинулись дальше, Катрин улыбалась, потупив взгляд, и пытаясь сохранять таинственный и обещающий вид. Тьфу, взял все и испортил. Ну не дурак ли загорелый? Кому доказывает? Себе, ей, или тем шпикам наружного наблюдения? На оперной сцене поцелуи и то выглядят естественнее.

«Кузина с супругом» гуляли возле пруда. Вернее, Флоранс прогуливалась вдоль вымощенного берега, а надутый мистер Гише сидел на изящной скамье и почему-то под зонтиком. С чего такая предосторожность, небо безоблачное, солнце уже осеннее.

— Напекло? — слегка удивилась занятая своими мыслями Катрин.

— Она еще спрашивает⁈ — немедленно забрюзжал Л-Гише. — Семью позорит, поцелучики вытворяет, понимаете ли. Святой Бонифаций свидетель — ты нас дискредитируешь перед обществом. Как теперь в театр ходить, я прям вообще не знаю. Мял?

— Он? Меня? До вечера отложили, — буркнула Катрин.

— Не доверяет самец, — сделала в общем-то обоснованный вывод прозорливая оборотень.

— В определенном смысле мы вырулили на финишную прямую, — объявила главная шпионка. — Полагаю, вечером, у него в спальне, состоится объяснение. Вот до постели, или после, я так и не поняла. Может, и вместо нее.

— Тебя прямо там арестуют, — предрекла заметно побледневшая Фло. — Он действительно тебе не доверяет. Это даже издали очевидно.

— Взрослые люди, что нам притворства притворствовать, — пожала плечами Катрин. — Не думаю, что меня примутся вязать прямо с порога. Хозяин — человек гордый и самонадеянный, попытается сам со мной справиться. После беседы.

— Тут мы ему шею свернем и драпанем, — одобрило Оно. — В принципе, вполне добротный и надежный план.

— Пойду я одна, тебе здесь дело имеется. Кроме того я обещала доверительное общение тет-а-тет, — пояснила Катрин.

— Звучит неприлично, — осудила благонравная оборотень. — У этих французов такой мудреный язык, что понять какую ногу куда забрасывать…

— Да знаешь ты смысл выражения, ты чертовски способная, — пресекла шуточки Фло. — Черт, мне кажется, это будет крайне опрометчивый визит. Тебя там будут ждать, а ты идешь в одиночестве, слабо вооруженная…

— Иду я безоружная, — поправила Катрин. — Война не объявлена. Но время есть, адрес нам известен, вышлем на разведку Мина. Кстати, у меня есть идея. Даже две. Лоуд, надеюсь на твою помощь.

Оборотень удовлетворенно глянула из-под зонтичной защиты:

— Вот! Меня, наконец, ценить начали. Может и премию посулят.

— Посулят. Зонтик-то тебе зачем?

Лоуд мгновенно помрачнела:

— Так ты куда нас притащила? Гнуснейший парк! Бродишь здесь как прыщ ползучий по дебелой заднице, от деревьев никакой защиты…

— Опять вороны, — прояснила трагизм ситуации Флоранс. — Очень зоркие и агрессивные птицы. Негостеприимные.

Катрин глянула на траву вокруг скамьи — виднелись следы свежего птичьего «бомбометания». Действительно, густо наляпали. Загадка какая-то — не могут же вороны естественный запах коки-тэно с верхушки дерева угадывать? Выдает Оно себя чем-то? Или как это понимать?

— Слушай, Лоуд, напомни дома, я тебе заклинание от богомерзких птиц запишу.

— Ишь ты, какие внезапные таланты у нашей Светлоледи, — удивилась оборотень. — С колдунами успела поводиться?

— Случайно как-то пересеклись. Ладно, сейчас срочно Мина засылаем, он часа через два на рандеву обещал заявиться. Кстати, что он там, в катакомбах вообще застрял? Делать ему там нечего, давно в Гров-Хауз должен квартировать. У нас там, конечно, натуральная общага, но все же почище…

— У него этот… адьют… адюльт… ад-юль-тер с одной подземной девицей, — настучала всезнающая оборотень.

— Адюльтер это всё же несколько иное, — поправила Фло. — Мин с кем-то подружился. Похоже, действительно девушка из местных дарков.

— Нашел тоже время, — проворчала Катрин, поправляя шляпку.

— А сама-то? — ухмыльнулся Л-родственник.

— Если ты насчет поцелуя, так это чистая театральщина. Причем, необъяснимая и откровенно неприятная, — поморщилась Катрин. — Хватит болтать, мне срочно нужно поставить разведзадачу нашему артиллеристу. Идем к экипажу…

Проснулся Мин заблаговременно, но вставать охоты не имел. Что-то томительные деньки выдавались. Личный состав Гремлинского Боевого Крыла Чистой Ночи отдыхал путем «крепкого дрыха», бодрствовали лишь дежурные по кухне, да в галереях на своем удаленном посту бдил часовой. В штабе пахло легким дымком очага и свежими грибами: Зу и Лапрасулон чистили будущий обед. Распорядок у армии сохранялся строгий: проснутся, перекусят и вновь отбой до вечера, а там уж выход на акцию…

А грибы девушка чистила толково. Зу вообще в отношениях с ножом не промах, только вот воспринимает клинок исключительно как инструмент. Что, конечно, в корне неверно. Подучиться бы ей, расширить кругозор…

…Мин умывался, а на душе по-прежнему было скверно. Все-таки, как сказала бы Аша, безнадежны такие отношения. Бесперспективны. Слишком разные дороги в жизни у принципиальной столичной гремлинши и стопроцентно боевого артиллериста. А ведь будут воспоминания мучить…

Вынув свой нож, лазутчик-артиллерист подсел к дежурным.

— Помогу, перекушу, да пойду. У меня встреча важная.

Зу в своем обычном стиле пренебрежительно фыркнула, а сутулый Лапрасулон спросил:

— К выходу-то отряда вернешься? Сегодня к речной станции пойдем. Там новый насос поставили. Вот бы людишек фонтаном порадовать.

— Нужное дело, — вежливо согласился Мин. — Наверное, успею вернуться.

— Поосторожнее под Сити ходи. Вчера Дри там чуть не прихлопнули. Вроде колдуны какие-то объявились.

— И как там случилось? — насторожился лазутчик, недолюбливающий колдунов и магов еще с давнишних каннутских времен.

…Дри возвращался от одного из выходов к газовому заводу — с тамошними трубами чистотники хитрили регулярно, крепко изводя рабочих, страшно опасающихся взрывов. Все было нормально, разведчик-гремлин спокойно хромал по знакомому маршруту, но у Кроунского коллектора услышал впереди себя людей — те шли навстречу. Опытный гремлин свернул в боковой ход, выбрав самый узкий и неприятный для высокорослых засранцев туннель. Впереди был тупик переходов старой молельни, но достаточно разветвленный. Возможно, Дри из-за своей хромоногости завозился в основной галерее и подпустил людей слишком близко. Иначе совершенно непонятно, зачем они сунулись в тот же проход. Это были явно не рабочие: пятеро здоровяков с яркими непонятными фонарями. Вооруженные, да еще упорные как голодные пиявки. Дри отступал, люди медленно, но неотступно двигались следом. Гремлин попытался обойти их по боковому лазу — не вышло — у основной галереи остался человеческий часовой. Люди шли тихо, вовсе не так громогласно, как этим горлопанам свойственно, переговаривались. Было понятно, что они кого-то ищут и ищут весьма толково. Дри не терял хладнокровия, отступал. По-настоящему он испугался, когда люди выключили фонари. Удивительно — странные охотники крепко пахли людьми и оружейной смазкой, но были способны двигаться в темноте словно фейри. Или как призраки. Хотя и шумноватые для умертвий…

…Дри оказался уже в самом храмовом зале, среди полуобрушившихся колонн, каменных алтарей и груд осыпавшейся земли. Это и спасло…

…— Говорит, он прямо между ними проскочил, — рассказывал Лапрасулон. — Сначала они начали стрелять, прямехонько в него палили. Он ошалел, да напрямую к выходу. Тут они своими башками-шлемами закрутили, пальбу прервали. А он по проходу, просто чудом с часовым разминулся. Дохромал до канала, там на корытном челноке. Едва ушел…

— Как такое могло быть, а, Мин-человеколюб? — ядовито вопросила Зу.

— Да по-разному могло быть, — пробормотал лазутчик, беря следующий гриб. — Скорее всего, он сектора обстрела резанул и они опасались друг друга подстрелить.

— Это-то понятно. Тут гремлины не глупей тебя сидят, хоть сами и не стреляют. О биссектрисе и угле рикошета мы как-нибудь и сами сообразим. Как эти мерзопакостны могли нашего Дри в полной темноте разглядеть, а? — допытывалась возмущенная девушка.

— Могли быть специальные приборы, — озабоченно предположил Мин. — Ночного зрения. То есть, ночного видения. Нужно будет самого Дри подробнее расспросить. И датчики движения с теплоглядами могли у них иметься.

— Вот, чтоб им передохнуть, до чего додумались, — ахнула Зу. — И как эти устройства выглядят?

— По-разному. Я их только в книжке видел, — признался Мин.

— А там принцип какой? — заинтересовался Лапрасулон, очищая двумя оставшимися пальцами левой руки нож от ошметков грибной кожуры. — Ньютоновой оптики или френелевой?

Ответить Мин не успел — гремлины замерли. Наверху, в Штабной ложбине, кто-то был. Вообще-то, в неглубокий парковый овраг люди забредали довольно часто, но предпочитали не задерживаться — неуютно, потому даже гадить поганые людишки предпочитали выше по склону.

Прислушиваясь, гремлины в полном молчании дочищали грибы.

— Ушли, вроде, — одними губами сказала Зу.

— Нет, — Лапрасулон замер, задрав к едва заметному дымовому отверстию, изборожденное старыми шрамами-ожогами лицо. — Зу, тревога!

Гремлины кинулись будить войско. Бойцы бесшумно просыпались, вскакивали, отбрасывали лохмотья одеял. Сверху, со свода, посыпались комки земли…

Войско напряженно ждало: кто смотрел вверх, кто в стороны. Лапрасулон очень осторожно откладывал из очага головни. Гасить с буйным дымом и выдавать себя было бы безумием. Было понятно, что людишки стоят прямо над отверстием-дымоходом. Оно было недурно замаскировано металлической сеткой, сучьями и травой, но… Люди наверху тихо, невнятно переговаривались…

В этот миг полнейшего напряжения Мин увидел, как от двери несется серая спешащая молния — пропадавший где-то почти сутки Чернонос суетливо взлетел на колени лазутчика, в ужасе выпучил бусинки глаз. Конечно, крыс не произнес ни звука, ведь в этот миг даже писк мог бы стать роковым. Но до ушей Мина донеслось знакомое, шелестящее, почти невнятное — «Уходите».

Лазутчик колебался лишь миг — встретившись взглядом с Тауром, махнул рукой — нужно убираться! Командир Боевого Крыла глянул в глаза полукровке и сделал знак бойцам…

Тени-гремлины бесшумно собирали все необходимое: лучший инструмент, одеяла. Наверху скрипнуло — Мин увидел нечто узкое, спускающееся сквозь маскировочную сетку. Темная головка неживой змеи начала поворачиваться — неужели, камера⁈

Мин отчаянно взмахнул боевой сумкой — ручеек оборванных бойцов резво потек в галерею…

…Успели почти все. Когда решетку наверху со скрежетом вырвали и в штабную пещеру полетели гранаты, в штабе оставалось трое: замешкавшийся безухий Адолгрин, руководивший отходом Таур и сам Мин, ожидавший у входа. Гремлины замерли от стука увесистых «яиц», едва не угодивших прямиком в затухающий очаг, лазутчик почти беззвучно завопил «ложись» и в прыжке сшиб с ног командира чистотников. До обомлевшего Адолгнина достать было никак нельзя…

…Вспышка, чудовищный удар по ушам и всему телу. Умом Мин догадался, что осколки гранат прошли выше, и его задело лишь камнями очага, но и то было жуть как неслабо. Оглушенные гремлины вскочили, подхватили то, что осталось от Адолгрина, и кинулись в галерею. Дым взрывчатки выедал легкие, проникал в самое нутро…

…Отступление было спешным. Тело убитого несли другие. Мин бежал, ощупывал сумки с оружием, забывал, что только что проверил и снова перепроверял. Башка тупила, в уши словно песка напихали, хорошо что не забыл вовремя рот открыть…

…Гремлины остановились в небольшом зале у подземной реки. Тауру осколками располосовало руки и задело плечо, еще оказалась контужена выпавшим из свода камнем Васш-Бер. Остальные были целы, но армия лишилась почти всего инструмента и запаса заготавливаемого на зиму провианта.

— Потом можно будет вернуться. Если осторожно, — сказал Мин.

— Без тебя знаем! — тихо, но почему-то очень широко разевая рот, прокричала Зу. — Что 6 ты сдох со своими людишками! И не ори здесь!

— Оба не орите, — потребовал Таур. — Помоги, Мин, нашим бойцам несподручно…

…Мин обработал раны, забинтовал и дотратил последний моток лейкопластыря. Потом, старясь не смотреть ни на кого, сказал:

— Мне идти нужно. Очень важно.

— А как же, иди-иди, — безжалостно согласилась Зу, пробиваясь сквозь песок в ушах неслучившегося жениха. — Яснее ржавой гайки. Проваливай!

— Он уже воюет. И он здесь гость. А теперь истинная война начинается и у нас. Настоящая последняя война, — Таур сидел кособоко, но его круглые глаза сияли сдерживаемым бешенством. — Мин, если сможешь, зайди к нам еще. Нам понадобится твой совет перед наступлением. Хватит жрать грибы и выживать! Мы армия!

— Я вернусь, как только смогу, — Мин поплелся в темноту. Чернонос, дожидавшийся на карнизе, плюхнулся на плечо другу и привычно залез по лямке в сумку.

Зу догнала за вторым поворотом, коротко обхватила за шею:

— Я не злая! Просто всё сейчас дерьмово.

— Ладно. Война она такая. Я вас найду.

Все действительно было дерьмово, но на душе чуть полегчало. Мин рысил по проходу — опаздывать артиллерист страшно не любил. Но обстоятельства…