Легенда о Горном Льве (СИ)

Глава 29 Найденыши

Прошло три дня, как уехал князь. Я вставала рано и шла заниматься делами по дому. Не могла лениться, хватит уже. И без того провалялась в постели с болезнью почти седмицу. А ещё хозяйка, тьфу! Стыдно быть такой.

Я ходила к рабам-военнопленным. Оддманд, как я и просила, выдал им новые вещи, рабы залатали крышу и забили щели в стенах. В их половине стало гораздо теплее. Мужчины выглядели чуть лучше, даже улыбались. Я была счастлива и щедро наградила Оддманда жалованием больше обычного. Потом я закончила скатерти вместе с бывшими наложницами. Приказала убраться в главном зале, но скатерти буду стелить лишь на праздники. А то эти поросята-воины всё испачкают раньше, чем Зиг увидит мои старания.

Села вышивать дракона, как просил мой муж.

Утром четвёртого дня я приказала готовить сани. Ещё за день обговорила с Оддмандом и Агот, что хочу съездить в город и снова раздать хлеб нуждающимся. Старик управляющий поддержал меня.

— Возьми с собой отряд, вдруг чего, — посоветовал он.

И вот я уже шла к саням. Светило солнце, и стоял мороз. Пар слетал с губ. Сапожки шуршали по снегу. Небо было чистым и синим-синим, будто боги радовались моей затее. Было волнительно, ведь я впервые должна была напрямую встретиться с простыми подданными: собиралась раздавать хлеб. В прошлый раз это делал Йорген по приказу князя. Теперь я была главной. Про то, что скажет Зиг, когда узнает, я не думала. Он бы точно разрешил, уверена.

— Всё готово, госпожа, можно ехать, — улыбнулся мне бородатый возница Барди. Он был высоким и широким, с большим красным от мороза носом, и одетый в длинный кафтан и шапку из меха. Я улыбнулась.

— Тогда не будем задерживаться.

Барди помог мне усесться около мешков с хлебом. Потом занял место впереди и стегнул кобылиц хлыстом. Мы покатили к воротам. Дозорные уже распахнули створки, пропуская нас. За санями потянулся небольшой отряд воинов, возглавляемый воеводой Вермундом. Он и воевода Стейн оставались старшими в отсутствие князя.

Мы прибыли в город ближе к полудню. Ярмарки уже не было, но гудел рынок на площади. Нас встретил поставленный князем для порядка наместник, воевода Хринг.

— Госпожа, тебя уже ждут, — объявил он. — Слухи со вчерашнего дня ходят, народ уже собрался.

Ждут? Не ожидала, что буду такой желанной гостьей. Мы шли по скрипучему снегу к помосту посреди площади, откуда обычно объявлялись решения князя. Здесь же, как я знала, казнили преступников, объявляли войны и старейшины проводили собрания. У помоста и правда уже собралась толпа народа.

— Расступись! — широкий воевода Хринг шёл впереди меня, разрезая толпу надвое. Кричал громовым голосом: — Соблюдайте порядок! Хлеба всем хватит!

— Госпожа! Княгиня! Смотри-смотри!

— Какая красивая! Ах!..

— Боги, храните госпожу!

Я слышала, как кричат люди и как просят за меня богов. Не поднимала глаз и смотрела на облепленные снегом сапоги воеводы Хринга. Меня чуть потряхивало. Так и подмывало схватить его за ремень и прилепиться, словно он был моим отцом. Оказывается, встречаться с народом не так-то легко! Хринг, уже немолодой мужчина с тёмными волосами до плеч и седеющей бородой остановился перед помостом. Я отказалась подниматься наверх. Не хотела задирать нос перед простыми людьми. Потянулась к мешку, но уже воевода Вермунд, тоже взрослый и опытный, покачал головой.

— Мы сами, госпожа. Руки будут вырывать, — предупредил он. Наместник Хринг, кивнул, подтверждая его слова. Я закивала и, скромно сцепив руки в рукавичках у живота, стала наблюдать.

Люди словно обезумели. Стали толкаться, кричать и чуть не драться за ломоть хлеба, что протягивали мои воины. Я не ожидала подобного и даже пожалела, что устроила беспорядок. От благодарного восхваления меня люди перешли на ругань и крики. Не так я себе представляла помощь голодающим… Подходили все: знатные, бедняки, горожане, приезжие. Любые зеваки подтягивались. Складывалось впечатление, что голодали все. Я была озадачена.

Наконец мешки опустели. Хринг выдохнул и вытер вспотевший лоб. Его волосы держал кожаный ремешок.

— Ну всё, госпожа, дело сделано, — улыбнулся он и разогнулся. Повеселел, будто камень упал с его души. — Идём, Марна уже, наверное, ждёт с обедом.

Я кивнула и собиралась правда уйти, но заметила двух детей, что остались на площади. Узнала тех мальчиков с постоялого двора.

Им не хватило хлеба.

Моё сердце задрожало. Я осторожно обошла своих сопровождающих и шагнула на истоптанный, коричневый снег на площади. Пошла к малышам. Не знаю, что я собиралась делать. Забрать их в подоле, наверное. Они были братьями, до того похожи — глаза светлые, а носы курносые, в веснушках. Одежда оборванная, на ногах потёртые тканевые сапоги. Дети застыли, глядя на меня. Я опустилась около них на корточки и обняла.

Заберу в дом, — в тот миг приняла решение, не раздумывая. — Никто мне не запретит, а если Зиг попытается их выгнать, то покажу зубы, как учила Валборг. Буду драться с ним, но защищу этих детей. Спасу.

— Мама? — спросил меня мальчик, что был младше. Я кивнула. Прижалась лицом к его плечу, пряча слёзы. Мальчик закричал: — Мама-а!

Они обняли меня в ответ. Стало тепло. Сердце скорее забилось. Это было мгновение счастья. Я и правда ощутила себя так, будто встретилась с родными сыновьями после долгой разлуки. Будто обрела дом.

Мы могли стоять так долго. Но позади послышались шаги, снег заскрипел. Нас накрыло тенью, подошли мои воины.

— Госпожа?.. Это попрошайки, — заметил Хринг, и я услышала неприкрытое недовольство в его голосе. Эти мужчины не имеют сердца! Я встала, спешно вытерла слёзы и обернулась к нему, взяв обоих детей за руки — не выпущу. Вздёрнула нос, будто могла стать выше от этого. Забыла, что воеводе по плечо ростом.

— Я княгиня Бергсланда. Эти дети живут в моей земле, а значит, они — мои дети, Хринг, — заявила я твёрдо и сжала замёрзшие ладошки крепче. — Веди на обед, я уже замёрзла.

Боги, грублю, как Зиг! Да, он всё-таки самый лучший учитель.

Воевода опешил, смутился и стал будто краснее. Оглядел мальчишек. Те жались к моей юбке и бросали на него взгляды. Сами ещё не понимали, что случилось и кто мы все такие. Вермунд тоже выглядел недоумевающим, только воины попроще, моё сопровождение, усмехались над ними. Среди них был Гуди. Он одобрительно скалился, словно довольный волк.

— Как прикажешь, госпожа, — сдался Хринг и повёл нас в свой дом.

Его женой стала старшая наложница Зига, Марна. Хринг был уже не молод, но ещё хорош собой, богат и пользовался большим уважением в дружине князя. Он был вдовец. Жена умерла, так и не оставив ему детей. Теперь в его доме хлопотала улыбчивая, сочная, как сдоба, Марна. На ней было простое, но красивое алое платье, подчёркивающее её главное достоинство — пышную грудь. Ещё и бусы из янтаря притягивали взгляды к манящей ложбинке. Длинная толстая коса, с кулак толщиной, лежала на её плече. Марна без конца откидывала её назад, пока ухаживала за гостями.

— Как я рада, что ты приехала, госпожа! — говорила она, накрывая мне и детям обед. — Давненько мы не виделись! Столько новостей расскажу, ух! И ты расскажи, что там в усадьбе делается?

Я сняла с мальчишек их накидки, шапки и пригладила немытые светлые волосики, усадила обоих за стол. Старший был более самостоятельный и серьёзный, а младший оказался разговорчивым и очень любознательным. Он уже успел пристать ко всем воинам в моём отряде, подёргать их за ремни и перезнакомиться со всеми. Мальчиков звали Одд и Скегги.

— Я тоже рада повидаться, — ответила я Марне. — Князь уехал в Сёдраланд, говорят, кочевники досаждают моему отцу.

— Ох, жуть какая! — сочувственно вздохнула Марна.

— Да… вот я и решила отвлечься и приехать в Люсстаден, помочь нуждающимся. Но всё-таки это не то, чего я желала, — призналась я. Марна поставила чашу наваристых, горячих щей. У моих названных сыновей слюни потекли на стол. Я придвинула им чашку. — Так, сами покушаете или помочь?

— Сами, — ответил старший, Одд.

— Тогда осторожно, щи горячие, — я протянула им деревянные ложки.

Марна улыбалась, глядя на моих найдёнышей. Они стали есть, быстро, словно отберут, и, конечно, обжигались. Ели они хорошо, я обрадовалась. Значит, здоровы. Приедем в дом, выкупаю их и расспрошу, почему же они одни. Где их родители? Боги, у меня и игрушек для них нет! Я подозвала Гуди. Воин склонился ко мне.

— Иди на рынок и купи игрушки, — приказала я, достала из кошелька на ремне пару золотых монет и вложила воину в руку.

— Слушаюсь, госпожа, — он ушёл.

Обед длился долго. Мы говорили с Марной, пока мужчины обсуждали свои дела на другом конце длинного, высокого стола из дуба. Скегги уснул прямо за столом, наевшись от пуза. Марна предложила уложить его в покоях, она полностью поддерживала мою затею позаботиться о детях.

— Не нужно, мы скоро поедем в усадьбу, — покачала головой я и погладила мальчишку по волосам.

Одд бодрился и глазел на воинов. Конечно, у них было оружие и кожаная броня. Какому мальчишке не хочется быть воином? Все они об этом мечтают, как мне казалось, с рождения.

Вернулся Гуди и принёс игрушки: деревянных свистулек, кукол из кости, лошадок и бычков. Принёс даже маленькую повозку на колёсах. Она особенно произвела впечатление на Одда, потому что каталась по столу. Интересно, а были ли у них вообще игрушки?

Настало время ехать в усадьбу.

— Спасибо за угощение и тёплый приём, господин Хринг, — поклонилась я. Воевода счастливо зарделся.

— Рад, что угодил, светлая госпожа. Помочь тебе?

Он увидел, как я поднимаю спящего Скегги на руки. Ох, он казался мне легче!.. Но я покачала головой. Прижала ребёнка к груди и закутала в полы шубы. Одд уже спрыгнул с лавки и сам надел шапку. Его занимал разговорами Гуди и помог нести игрушки.

Всю дорогу домой я обнимала своих детей, согревая. Сморило и Одда. Уже начинало темнеть. Солнце зашло за кромку леса, когда мы приехали в усадьбу. Я ощутила, что жутко устала, но спать не лягу, пока не устрою детей. Гуди растолкал Одда. Скегги никак не просыпался и пришлось опять тащить его на руках.

— Спасибо, Гуди, — поблагодарила я верного охранника и взяла Одда за руку. Он сонно тёр глаза и пытался оглядеться. Двор уже опустел, слуги готовились к ужину, а потом надлежало ложиться спать.

— Мне не трудно, госпожа, — отозвался воин. Я искренне улыбнулась ему, поблагодарила всех за помощь и повела детей в дом. Меня уже встречала Беатрис с масляным фонарём в руках. Она куталась в шаль.

— Боги, госпожа! Откуда? — она с изумлением оглядела детей.

— Долго рассказывать, — устало вздохнула я. — Готовь бадью, надо выкупать их и найти покои. С ног валюсь.

Беатрис закивала и поспешила выполнить приказ. Я повела детей в княжеские покои. Пока не знала, где их устроить, но раз Зига нет, то они вполне могут пожить со мной. И мне будет спокойнее.

— Так ты правда княгиня? — спросил недоверчивый Одд, пока мы шли по коридорам. Он вертел головой, осматривая тёмные гобелены на стенах, и держался за мою ладонь.

— Правда, милый.

— А где князь? Он не выгонит нас? — наверное, мальчик помнил, как Зиг угрожал им.

— Я не позволю ему вас и пальцем тронуть, — заверила я. — Я княгиня, такая же хозяйка, как и он. Я позабочусь о вас. Видел, сколько у меня воинов?

— Да! Они такие крутые!

Я усмехнулась. Да уж, крутые. Слышу, что опять пьют в зале. Эх, Зиг, когда ты прекратишь это? Лейлы почему-то не было. В последние дни она вечно где-то пропадает. И с кем же она? Я хотела бы отчитать её, служанка не выполняет свои обязанности, но она не попадалась мне на глаза, и я забывала. Почти всё делала бедная Беатрис, а она в бремени, и её иногда ещё жутко тошнило. И ей помогали другие служанки из хозяйского крыла. Вот и сейчас бадью наполняли они.

— Помоги, — попросила я Беатрис.

Мы с ней быстро сняли старые, давно нестиранные вещи с мальчишек и усадили их в бадью. Скегги, наконец, проснулся.

— Мы теперь будем тут жить⁈ — воскликнул он звонко.

— Да, нравится? — я мыла ему волосы. Замочила рукав, но сейчас было не до красоты моего платья. Беатрис помогала помыть Одда. Ласковая улыбка блуждала на её губах. Другие девушки ушли, оставив нас. Мы решили, что вдвоём управимся.

— Да! Нравится! Мама!

Он повис у меня на шее, и я вся стала мокрая и в мыле. Моё сердце дрогнуло. Никогда меня не назвали мамой, да и кому бы это делать, интересно? Стало тепло на душе. Я хотела быть мамой, но раз уж боги не дают мне моих детей… пусть будут чужие. Беатрис смахнула слезу, наблюдая за нами.

— Что скажет князь, госпожа, вот страшно, — сказала она, когда мы уложили детей спать на нашей с Зигом кровати. Им было просторно, кровать была широкая. Я укрыла их меховыми одеялами. Мы с Беатрис вышли в коридор, прикрыв двери. И шептались. Боялись разбудить. Руки дрожали от усталости, я была вся мокрая, будто удумала купаться в платье. Колени подкашивались.

— Ой, не знаю, — призналась я. — Он будет ужасно зол на меня. И мне тоже страшно.

Беатрис взяла меня за плечи.

— Ну ничего, госпожа, если и не назовёт их своими, то хоть жить будут в тепле и сухости. Вырастут, станут служить ему. Я помогу тебе, прикрою, если надо, — пообещала она с жаром. — Мне тоже детишек жалко.

— А Йорген не будет против?

— Ты же видишь, всё равно его нет. Йорген хоть и скалится, как волк, но он очень хороший. Сам сирота, я знаю. Над мальчишками сжалится, я уверена.

Меня поразило то, с какой уверенностью Беатрис говорила о Йоргене. Он всегда казался мне даже более жёстким, чем Зиг. Подходить к нему боязно, а моя подруга как-то нашла к нему ключик. Всё равно даже представить не могу, чтобы он сжалился над кем-то. Я благодарно пожала подруге ладони. Она была такой же встрёпанной и мыльной, как я.

— Спасибо, моя милая, я так тебя люблю, — искренне сказала я.

Мы обнялись, и Беатрис, зевающая, ушла спать. Тоже умаялась возиться с детьми. Я собралась было идти спать, но услышала шаги в коридоре. Увидела Гуди. Плаща и шлема на нём не было, лишь куртка из варёной кожи поверх тёмной рубашки и свободные штаны, заправленные в сапоги. Тугой ремень перетягивал его пояс. Длинный меч висел на его бедре, поблёскивая железным навершием.

— Ты забыла, госпожа, — он протянул мне кулёк с игрушками. Я смутилась и забрала.

— Спасибо, — я призналась, вздохнув: — Оказывается, быть матерью не так-то и легко.

— Ты справишься, госпожа.

Гуди вдруг взял меня за руку. Я поражённо уставилась на него. Сердце сделало кувырок и рухнуло в живот. Странное предчувствие сковало меня. Я встретилась с голубыми глазами Гуди, они потемнели, улыбка покинула его небритое лицо.

Он склонился и поцеловал меня.