Легенда о Горном Льве (СИ)

Глава 26 Разговор с рабом

Зигрид

— Император носит пурпурные одежды и бреет бороду. Его голову украшает венец с сотней камений. В ушах он носит серьги. Волосы его по плечи, сверкают золотом, а на пальцах перстни с печатками. Его жена, императрица, выходит к людям лишь на большие празднества, а большую часть дня проводит в покоях со своими служанками. Дочери императора, их зовут принцессами, и вовсе никому не показываются. Но говорят, они дивной красоты и тоже одеты в пурпур и золото, — сказал этот раб, Исак, с сверкающими глазами. Он улыбался, должно быть, воспоминания были сладки для него. Меня не сильно интересовал быт императора. Гораздо важнее было другое.

— А что его люди? С кем он воюет? — спросил я. Насколько силён мой враг?

— Воюет он со всеми, потому что страна слишком большая и непокорная, — сдвинул тёмные брови раб. Его лицо было мягким, как у мальчишки, совсем без шрамов и почти без морщин. — Империя соткана из кучи княжеств, их называют «провинции». У императора есть военачальники, вожди, по-вашему. Они-то и сражаются за него в разных краях империи, пока он сидит в столице.

— Что это за князь, который не сражается? — фыркнул я. — Будь я в империи этого императора, ни за что не стал бы уважать его.

— Сам посуди, господин, на что ему сражаться? У императора сотни, тысячи подданных, которые готовы выполнять любую его прихоть! За службу они получат землю, золото и рабов.

— Хоть что-то как у нас.

— Да. Но и они получают могущество, власть. Могут приблизиться к императору и, как знать, сами станут править. Прости, князь, но у тебя власть иная, — заметил Исак. Я только отмахнулся.

— Дальше говори, — приказал я, крепко задумавшись.

Исак говорил и говорил. Эль развязал ему язык. Наверное, он давно уже не пил ничего, кроме воды. Меня перестал беспокоить мерзкий запах свиней, исходящий от него. Мы ели из одной чаши, словно старые друзья, что неожиданно встретились на постоялом дворе после долгих странствий порознь. Ум и знания Исака поразили меня. Я даже завидовал ему. У меня была власть, земля, богатство. Но я был будто скован всем этим, словно цепями. Чувствовал себя рабом своих сокровищ. Исак же не имел ничего, кроме жалкой, изорванной тряпки, что прикрывала его тело. Но он видел мир. Был свободен и мог утолить жажду. Ту жажду, что не запить элем и не закусить блюдом.

Это была жажда знать. Я испытывал её постоянно, с детства. И чем сильнее старался утолить, тем сильнее она становилась. Порочный круг. Но я не хотел, чтобы жажда исчезла. Тогда я вообще не знаю, зачем следует жить. Не ради же пустых убийств?

Мы говорили до поздней ночи. Оба были уже хмельные и элем, и разговорами. Язык Исака стал заплетаться, но он не хотел идти на рабскую половину. Я тоже не хотел заканчивать этот вечер.

— Я вызову тебя завтра, — распорядился я. Мы поднялись, я проводил раба до самых дверей. Забыл от хмеля, что он раб и должен лизать мне сапоги, вымаливая ломоть хлеба.

— Как прикажешь, господин, — кивнул тот.

Мы пожали руки как равные. Потом раб вышел в темноту ночи. Ведьмы с её слугами уже не было. Катерина тоже ушла, должно быть, спит уже. Шторм дремал у трона. На столе осталась посуда и рыбные кости. Я, задумчивый, направился в покои.

Мой враг был силён. Много сильнее меня. Хватит ли моих сил, чтобы сражаться с его войсками? Если они разбросаны по стране, то даже если мне и удастся взять стольный град и убить императора, вскоре подтянутся его «военачальники» и изгонят меня. Может, и вовсе оставят без башки или повесят на крест. Исак сказал, у них принято так казнить преступников. Предстояло немного поменять планы.

Я поднялся в покои и услышал женские голоса. В покоях было душно от пара, Катерина купалась в бадье, а две служанки суетились вокруг. На постели лежала белая рубашка, в которой спала моя жена. Рядом покоился гребень.

— Господин, — меня заметили. Служанки остановились и склонили головы. Я не хотел никого видеть.

— Убирайтесь, — коротко бросил я.

Девушки шмыгнули мимо меня, как мыши. Катерина настороженно застыла в бадье, обнимая колени. Её щёки были румяными от горячей воды. Длинные белокурые волосы вились от влаги и пара. В другой день она бы очень возбудила меня своим видом, но не сейчас. Голову занимал император востока, будь он неладен.

— Что ты делаешь, Зиг⁈ — пискнула Катерина, когда я разделся и забрался в бадью. Жена стала совсем красной и прикрыла грудь. Будто я её не видел. Жар воды окутал уставшее тело.

— Хочу поговорить с тобой, — признался я. По-хорошему войны надо обсуждать с более сведущими людьми, Йоргеном либо воеводой Стейном. Хотя бы с Оддмандом, который воевал больше двух десятков лет. Но почему-то я хотел говорить с моей невинной Китти.

— А почему здесь? Так, всё, я вылазию, — буркнула она и стала подниматься.

Я схватил её за руки и усадил обратно. Вода плеснулась через край. Катерина замерла, хлопая ресницами.

— Сядь.

— Как прикажешь, мой лев, — закивала она.

— Другой разговор, — похвалил я.

Придвинулся к ней ближе, чтобы наблюдать за мыслями, сменяющимися в её глазёнках. Там я увижу больше, чем она осмелится сказать. Моя киска хоть и была смелой, но я знал, что смелая она лишь в половину. Китти вжалась в бортик бадьи спиной.

— Ты была права, этот раб полезное приобретение, — начал я. И моя жена тоже была полезным приобретением. Сам бы я ни за что не додумался болтать с грязными рабами. — Он рассказал многое, но сможет сказать больше. Я пригласил его на ужин завтра. Хочу вытянуть из него всё, что он знает про восток.

— Тогда, может, стоит сделать его хранителем?

Я вскинул брови. Ход мыслей Катерины удивил меня. Но я не имел ничего против. Исак был достаточно умён, чтобы заведовать хранилищем. Я был уверен, что жечь или воровать мои знания он не станет — слишком ценит мудрость, да и куда ему деться из усадьбы с ворованными книгами? Парни у ворот даже не выпустят его.

Катерина ждала моего слова, затаив дыхание. Мне не особо нравилась её заинтересованность этим рабом. Не могу понять мою жену, как можно водиться со всеми этими убогими и нищими? Почему они к ней клеятся, как банный лист к одному месту? Она даже губки прикусила, ожидая, паршивка такая.

— Почему ты так печёшься о нём, а? — я глядел на её губы. Погладил по щеке, убирая влажные кудри за красное ушко. — Я начинаю ревновать, Китти.

— Ревновать? Ты же говорил, что уверен в себе, мой князь, — улыбнулась она. Тёмные глазки загорелись янтарными искорками. Боги, какая же она… — Просто мне кажется, что Исак хороший человек и не заслужил убирать за скотом. Он слишком умён для этого. По правде, никто не заслуживает быть рабом.

Китти загрустила. Моя невинная весна, твоя доброта покоряет моё сердце. Не думал, что бывают женщины настолько светлые, как ты. И как меня угораздило связаться с тобой?

— Ты права, Исак слишком ценен, чтобы сгнить в рабской половине, — согласился я. Вздохнул и откинулся на бортик бадьи спиной, свесил руки. И сдался под её нежными глазами: — Ладно, твоя взяла. Пусть будет хранителем.

— И-и! Зиг! Спасибо!

Она повисла у меня на шее. Я ощутил мягкую грудь, прижавшуюся к моей груди. Её дыхание вызвало мурашки по шее. Я обхватил её спинку и погладил. Очертил поясницу, потом опустил руки в воду и погладил округлый зад, упругий и мягкий. Моя жена была молода, и её молодость сводила с ума.

— Как ты делаешь это? — спросил я, поглаживая стройное тело. Китти села мне на ноги и вызвала желание. Как мальчишка около неё, проклятье. Вечно стоит.

— Что делаю? — пролепетала моя нежность.

— Не строй из себя дурочку, тебе не к лицу. Как ты умудряешься заставить меня делать то, что хочешь ты? — даже у меня не получалось так управлять людьми. Я больше привык давить и угрожать. До сего дня работает безотказно. Китти ни разу не пригрозила мне. Да и чем бы, интересно? Но я всё равно плясал под её дудку. — Может, я недооценил тебя и пригрел лютого врага на груди, м?

Китти отстранилась. Я увидел её напуганное лицо.

— Боги с тобой, Зиг, не говори так, — выдохнула она. Взяла мои руки и зацеловала грубые ладони. — Я же поклялась, что буду навеки с тобой. Всегда рядом. Я не враг тебе, мой князь. Не обижай меня своими подозрениями. Ты делаешь мне больно.

— Прости, моя весна. Это была плохая шутка, согласен.

Я погладил её лицо. Китти прикрыла глаза, подставляясь для ласки. Будто кошка. Она выгнула спинку, маняще качнула небольшой, но такой красивой грудью, что я сдался опять. Второй раз проиграл ей. Потянулся за поцелуем. Катерина вздохнула и открыла рот. Всегда покорная, моя драгоценность. И мне не надоедала её покорность. Я мог расслабиться, не боясь удара в спину. Ни с кем, кроме неё, такого спокойствия не было.

Мысли о войне оставили меня. Я был поглощён ею, моей сладкой, скромной, но оттого особенно возбуждающей Катериной.

В бадье было неудобно, да и я боялся сделать ей больно. Поднялся, взял её на руки. Катерина постанывала мне в губы. Она обхватила меня за пояс ногами. Я принёс её на постель. В покоях оказалось холодно после горячей воды, кожа покрылась мурашками. Я положил Катерину на кровать и опустился к её ногам. Не испытывал отвращения к себе, когда целовал её ноги. Хотел доставить ей удовольствие, чтобы она смотрела влажными, почерневшими глазами, вся красная и тяжело дышащая. Чтобы стонала моё имя, царапала спину, дрожала подо мной от сладости близости.

Только с ней я забывал, что я князь. Власть, богатство, тысячи дел — все неважно. Здесь только мы двое, словно простые люди. Дикие и пьяные друг от друга.

— Зи-иг! — я задрожал, слыша её протяжный стон. Катерина умела кричать громко и высоко, забыв о своей скромности. Она была совершенно настоящей, искренней в те мгновения. Я терял голову от этих стонов. — Зиг, боги, а-а-ах!.. М-м! Хва-а-атит!

Нет, моя киска. Никогда мне тебя не хватит.

Её ножки задрожали на моих плечах, но я всё не мог остановиться. Катерина обезумела в моих руках. Рвалась, царапалась, извивалась, дрожала и громко кричала. Дёргала меня за волосы. Сжимала голову бёдрами, задевая шрам. Было больно, рана ещё ныла, особенно от непогоды. Но я был слишком поглащён вкусом моей Китти, чтобы обратить внимание на какую-то боль. Боль была всегда со мной, сильнее либо меньше.

«Если ничего не болит, значит, ты сдох», — говорил мой отец. Теперь, дожив до тех лет, когда он мне это рассказывал, я понимал.

— Катер-рина… сокровище, — вырвалось из горла. Она обхватила меня ногами и сама двигалась навстречу.

Моя страстная киска, что же ещё ты умеешь? Я намеренно остановился. Нависал над ней на руках и дышал с рыком. Воздуха было мало. Катерина недоумевающе смотрела на меня затуманившимися глазами. Она заёрзала подо мной, намекая, что чего это я замер. Ну нет, моя драгоценность.

— Сядь сверху.

Я хотел не просто утолить возбуждение, но и поиграть с ней. Это было интересно.

— Боги, Зиг, — Катерина залилась краснотой гуще. Строила из себя невинность, хитрая лиса. Но глазки так и загорелись похотью.

Она забралась мне на живот, когда я улёгся на постель и подложил под голову подушку. Катерина, к моему удивлению, не стала дожидаться, пока я помогу ей. Не стала прикидываться, что ей не хочется. Она опустилась, сорвав низкий стон с моих губ, и повела бёдрами. Боги, и за что мне такой подарок? — я запрокинул голову, глядя в темноту потолка, и разум оставил меня окончательно.

— Зиг… Зиг… Зиг… — звала Катерина стонами. Двигалась всё резче и скорее. Её пальцы хватали меня за грудь, ногти кололи. Плевать. Пусть хоть раздерёт до крови, только не останавливается! Я хрипло застонал. Схватил её за бёдра. — Зи-и-иг!..

— Да, киска, любой приказ! — вырвалось у меня.

Но тогда я и правда думал, что сделаю что угодно для неё. Даже освобожу всех рабов! Нахрен войну, империю!.. Пусть только всегда так скачет на мне, как сейчас!

— Р-р-рх! Катер-рина-а…

Стиснул её податливую кожу пальцами. Перед глазами всё туманилось. Её яростная страсть выкинула меня куда-то в пустоту. Очень сладкую пустоту. Катерина сделала ещё несколько движений и оперлась на мои плечи. Влажные волосы упали мне на грудь. Горячее дыхание щекотало лицо. Мы смотрели друг на друга, зрачки в глазах Китти были огромными.

— Ты быстро учишься, — заметил я. Одобрительно погладил её упругую грудь.

— У меня хороший учитель, — без всякого стыда заявила Катерина.

Я хохотнул. Люблю, когда она такая. Куда интереснее, чем когда трясётся и двух слов с неё не вытянешь. Катерина сползла на постель и откашлялась. Остатки болезни ещё беспокоили её. Я укрыл её одеялом, боясь, что замёрзнет и снова сляжет с жаром. Катерина благодарно улыбнулась и протянула «м-м-м», потягиваясь. Кажется, она была счастлива. И я был счастлив, что сделал её такой. Влюблялся в неё, как глупый дурак. Будто забыл, что это опасно.

— Я не уверен, что смогу взять восток, — признался я. После близости я чувствовал огромное доверие к ней. Будто обнажил не только тело, но и душу. Разум и сердце. Катерина лежала у меня на груди и водила пальчиком по рисунку дракона.

— Почему?

— Он слишком силён. Даже если я объединюсь с Волком Юга, то сможем лишь харкнуть императору под ноги. А потом нас распнут на крестах, — невесело усмехнулся я.

— А если сначала взять север и объединиться с тамошними князьями? — вдруг предложила она. Я и сам уже подумывал об этом, но хотел послушать, что думает она. Кивнул.

— Мысли читаешь, киска. И как Бернар отдал тебя мне? Ты была бы его лучшим советником.

Катерина смущённо хмыкнула и прижалась к моей груди носом. Мне нравилось видеть её улыбку. Сразу становилось будто светлее. А ещё было весело смущать её. Меня совсем понесло:

— Знаешь, вот будь у меня дочь, я бы ни за что не отдал её такому, как я! Но ладно, у меня не будет дочерей, — я знал это.

— Почему это? А вдруг я рожу тебе дочь?

— Ты родишь мне сына, моя Китти, потому что мне срочно нужен наследник. Я скоро умру.

— Боги, что за ужасы ты говоришь! — воскликнула моя пугливая жена. Она села и уставилась на меня огромными глазами. Я улыбнулся.

— Одна известная нам ведьма предсказала, что я умру молодым. Через пару лет мне уже будет тридцать, — рассказал я. — Как думаешь, набрехала?

— Да! И дочери быть! А вдруг я первой рожу дочь?

Я пожал плечами и улыбнулся, представив белокурую девочку, такую же прекрасную, как моя жена. Да-а, я завалю её подарками, мою дочь! Буду наряжать в золотые украшения, самые красивые платья и баловать. Дам всё, чего не хватало мне когда-то. Обдумав всё это, я сказал:

— Ну как хочешь, — и кивнул. — Пусть будет дочь, назову её Катерина Младшая, ха-ха-ха!

Катерина закатила глаза.

— Но потом всё равно нужен сын, — обрубил я. — Придётся пожить подольше, видимо, чтобы передать ему власть и научить уму-разуму.