Легенда о Горном Льве (СИ)

Глава 14 Щенки

В отсутствие Зига было невероятно скучно. Он будто заставлял меня загораться огнём, ярким, как его борода. Вечно подшучивал надо мной, почти играл. Лев играл со своей мышью. Теперь мне этого ужасно не хватало.

Первую ночь в одиночестве я почти не спала. Утром проснулась разбитой, кое-как привела себя в порядок и решила разобрать книги. Мне хотелось оставить то, что я могу прочесть в покоях, а остальное отнести в хранилище. Для их же целости.

— Что ты несёшь сама, госпожа! — мне встретилась Лейла. Она подбежала ко мне и забрала половину стопки, которую я несла. Стало и правда легче. А то руки уже тряслись. — Откуда это?

— Подарки князя. К сожалению, здесь написано на чужом языке. Я его не знаю, но, может, потом разберусь. Помоги донести. Где Беатрис?

— Тоскует по своему Йоргену, — поморщилась Лейла.

Мы свернули в узкий полутёмный проход, ведущий к хранилищу.

— Она так и не сказала ему про ребёнка?

— Не-а, молчит, как рыба, глупая. Упасите боги, этот Йорген ещё сдохнет, так она всю жизнь будет страдать, — жёстко сказала подруга. По коже прошёлся холодок.

— Не говори так, — попросила я. Не желала смерти Йоргену и уже тем более страданий Беатрис. — Он вернётся и привезёт ей кучу подарков. Они помирятся, поженятся и будут жить долго и счастливо.

Лейла громко фыркнула. Я опустилась на колени, осторожно положив книги на доски пола, и вынула из ворота платья верёвку с ключом от хранилища. Зиг дал мне, как самую большую ценность. Я прятала его между грудями и не снимала даже ночью. Зиг убьёт меня, если потеряю.

— С чего это ты так уверена? — спросила Лейла, пока я открывала дверь.

— Сердцем чую, — отозвалась я. Замок щёлкнул, дверь распахнулась. Я улыбнулась, поднимая стопку книг. Негромко добавила: — А ещё Зиг обещал помочь.

— Ай!

— Осторожно, тут ступенька, — запоздало предупредила я.

Мы вошли в хранилище. Тут стоял высокий стол с деревянными подставками для книг. Я стала искать свечи. Хотела расставить новые книги на полки. Лейла села на стул, стоящий у стола.

— Зиг? Ничего себе, госпожа. Помнится, ты боялась этого бога смерти, — пошутила Лейла, но будто упрекнула.

Я смутилась. Наконец отыскала подсвечник и несколько тонких свечек. Зажгла при помощи кресала. Хранилище осветилось мягким светом.

— Я… я смогла разглядеть в нём человека, — подумав, ответила я. Остановилась у стола, провалившись в мысли, и погладила пальцами кожаные переплёты книг. — Он такой же, как мы, просто немного… увлечённый?

— Ха, увлечённый убийствами и как побольше золота нахапать! — рассмеялась Лейла.

Мы были подругами больше, чем госпожой и прислугой. Я никогда не запрещала девочкам говорить, что думается. Более того, даже прислушивалась к их мнению. Но в этот раз сердце кольнуло.

— Не говори так, ты его не знаешь.

— Да куда мне? Моё дело стирать твои платья, госпожа, а не любиться с князьями.

— Замолчи! — вспылила я. Это было уже слишком.

Лейла смолкла. Её смуглое лицо вытянулось. Она поднялась и смиренно склонила голову. Стала вдруг ниже и невзрачнее, хотя всегда была выше меня на полголовы, темноволосая и со жгучими, бойкими глазами. Я вдруг ощутила власть над ней. Вспомнила, что я княгиня. Подняла голову повыше, звякнув серьгами в ушах.

— Не забывайся, Лейла, — строго проговорила я уже спокойным голосом. — Мой муж великий князь Бергсланда, Горный Лев. А я, пусть я твоя подруга, но и твоя госпожа. Потому впредь следи за своими словами, прошу. Я не желаю с тобой ссориться.

Зиг бы приказал отрезать ей язык. Боги, как я возрадовалась, что сейчас он этого не слышит! Лейла присела в поклоне, не поднимая глаз.

— Прости, госпожа. Я правда забылась. Разрешишь идти?

— Иди. Передай моё сочувствие Беатрис, — постаралась сгладить углы я, но, кажется, не вышло.

Лейла закивала и быстро убежала. Я осталась в хранилище одна. Сделалось тоскливо, я обняла плечи. Что-то менялось. Менялась я сама или люди вокруг? Не понимаю. Мне вдруг стало страшно, когда представила, что могу остаться совсем одна. В окружении сотни слуг, но совсем без друзей. Никто не будет дружить со мной, потому что я слишком задираю нос. Я слишком высоко взлетела. Нарядилась в золото…

Но разве у меня есть выбор?

Я не знала.

Опустилась на стул, где недавно сидела моя близкая подруга, и вдруг погладила живот. Неожиданно захотелось быть беременной, чтобы не оставаться в одиночестве. Во мне будет другой человек. Близкий. Родной. Мой сын. Я легла головой на стол, чувствуя жгучие слёзы. Смяла пальцами рукав платья.

— Зиг, возвращайся скорее, — шёпотом взмолилась я, обняв ключ от хранилища.

На дворе шёл снег. Завалило крыши, весь двор. Рабы убирали его с крыльца. В город от нас ездили сани с двумя кобылами и привозили некоторые запасы. Усадьба погружалась в зимний сон.

Я почти всё время пропадала в хранилище. Завела бумагу, где стала переписывать все наименования имеющихся книг, вела что-то вроде учёта. Потом бумаг стало слишком много, что из них собралась отдельная книга. Я поставила на листках цифры, чтобы не запутаться. Оказалось, работы много. Но зато стало понятнее, какого толка знаниями мы располагаем.

На некоторых полках лежали круглые свитки, длинные, как несколько меня высотой. Увы, язык был мне незнаком, но я просто учла их в своих записях. Зиг сказал, что я могу переделать, как мне нравится. Интересно, он про наши покои или вообще?

Я решила вышить гобелены для главного зала. Попросила у Оддманда нити, станок и начала работу прямо в покоях. Было трудно, но я верила, что справлюсь. Да и работа здорово отвлекала от тягостных мыслей.

Одним днём увидела куда-то спешащего Оддманда. Он нёс в руках корзину с одеялами.

— Куда это? — удивилась я, потому что шёл дворецкий на двор.

— У суки господина родились щенки, — пояснил слуга, не сбавляя шага. Я почти бежала за ним. — На псарне холодно, ночью морозы.

— Давай принесём их в дом?

Оддманд удивлённо поднял седые брови.

— Что? Князь сказал мне, что могу делать, что пожелаю! — воскликнула я. — Неси щенков в дом! Это приказ!

Оддманд усмехнулся и кивнул.

— Раз приказ, милая госпожа, то не смею ослушаться. С твоим приходом всё изменилось, не так пусто.

Я смутилась и промолчала. Уж не знаю, как тут обычно. По-моему, очень пусто и холодно.

Сама спустилась на псарню, где разводили волкодавов князя, и увидела щенков. Они были ещё слепые. Серые скулящие комки. Толстенькие и смешные. Я помогла перекладывать их в корзинку. Их мать, большая седая псица с обвисшими сосками, полными молока, скулила и совала нос мне на колени. Оддманд называл её Грозой.

— Тихо, милая, это для блага твоих детей, — сказала я, поднимаясь. Щенков было много, целых семь. Не все влезли в корзинку. Они были большими и тяжёлыми, волкодавы всё-таки. Двоих я взяла на руки и положила на грудь.

— Ты похожа на него, — сказал старый Оддманд, когда мы возвращались в дом. Он нёс скулящую корзинку. Псица бежала за ним и тявкала, как волнующаяся мать. Уже темнело. На башнях загорались фонари. Зимняя ночь наступала рано.

— На кого?

— На господина Зигрида. Он милостив к зверям, но совсем бесчувственен к людям. Когда-то господин Зигрид был добрым мальчиком, часами сидел с собаками, учил их приносить палку по приказу или вставать на задние лапы… — старик улыбнулся, вспоминая. Потом насупил серые брови. — Старая вражда и власть развратили его. Кажется, ты напомнишь ему, что такое добро, маленькая госпожа. С тобой он носится, как со своими щенками.

Я растерялась от таких слов. Неужели Зиг действительно так переменился, что это все замечают? Что же тут было раньше? Не могу понять.

В главном зале уже во всю шла пирушка. Воины, которые остались охранять крепость, но сегодня не были в дозоре, пили пиво и ели. Я слышала их голоса. Поморщилась. После них так грязно. Проходя по коридору мимо, я ненадолго заглянула в зал. За столами было много свободнее, чем накануне отъезда Зига. Часть дружины отправилась с князем за данью.

— Идём, госпожа, — Оддманд поманил меня. Он стоял во мраке коридора, а я на клочке света из зала. — Нечего тебе там сидеть. Лучше вышивай цветочки в покоях. Князь приедет, будут тебе пиры.

Я вздохнула. Он прав. Я должна поговорить с Зигом об этом. Его воины слишком много себе позволяли в нашем доме, я не чувствовала себя тут в безопасности. Собиралась уходить, но вдруг заметила, что в зале есть девушки. Рабыни, что обычно прислуживали на кухне.

— Да иди сюда! На колени, шлюха! — услышала я.

Моё сердце не выдержало. Я шагнула в зал. Меня, конечно же, никто не заметил. Я была ниже каждого из этих мужчин на целую голову и меньше вдвое. Прошагала через зал к столу, у которого сидели униженные рабыни в разорванных испачканных платьях. Их насиловали, поняла я.

— Ну-ка прекрати! — как можно строже сказала я, остановившись перед светловолосым воином с синими глазами. Он хватал бедную девушку за лицо.

— О, госпожа Катерина! Какая честь, — воин улыбнулся. Его лицо было красным от хмельного пива, а глаза горели. Кривой нос съехал влево, горбатый и крупный. На лице загрубели старые шрамы. — Идёшь с вечерней молитвы, благочестивая княгиня? Так иди, тебе давно пора баиньки. Тут не место таким малышкам, как ты!

Никогда меня так не унижали, тем более прилюдно. Я даже не знала, что ответить, и стояла, ошарашенная.

Воин захохотал. Его поддержали несколько других голосов. Ко мне обернулись ещё двое здоровяков. Белобрысый кивнул на щенков в моих руках. Я совсем о них позабыла.

— А это что? Натравишь на нас своих псов? Мы уже дрожим от страха!

Зал взорвался хохотом.

Я поняла, как слаба без Зига на самом деле. Губы задрожали. Но я не отвела взгляда от наглой рожи белобрысого. Испуганная рабыня схватила меня за подол платья, безмолвно умоляя о защите. Я уже не могла всё так бросить. Я была здесь госпожа, а не они.

— Ты оставишь их в покое, или я расскажу князю! — пригрозила я, призвав всю свою смелость.

— Ой-ой, напугала, — фыркнул белобрысый. Он обернулся, увидел, что на него все смотрят. Это его раззадорило ещё сильнее. Он нашёл верных слушателей. — Что-то я не вижу тут твоего князя. Ау, князь! Не отзывается, вот странность.

— Эй, Лейф, хватит уже, — вдруг сказал воин с чёрными волосами, сидящий по его левую руку. Он сдвинул брови. — Ты перебрал. Не задевай госпожу.

Подошёл Оддманд. Щенков и корзинки у него уже не было. Наверное, оставил в коридоре или свободной комнате. Он хмуро взглянул на главного наглеца, Лейфа, и взял меня за плечо, пытаясь увести.

— Идём госпожа. Нечего спорить с полоумным, — сказал мне старик.

— Да мне насрать на вас всех! — вдруг рявкнул белобрысый. — Я лучший в дружине князя, я делаю, что хочу! Буду я ещё слушать какую-то соплячку!

Он вдруг схватил рабыню, сидящую у моих ног, поднял и бросил на стол. Девушка закричала, дёргая ногами. Блюда и кружки посыпались на пол. Воины вскочили со скамей. Наглец перевернул бедную девушку на живот, задирая подол простого серого платья рабыни. Ему кричали, но он не слышал, опьянённый элем, злостью и похотью. Я быстро сунула щенков Оддманду и бросилась на помощь несчастной.

— Пусти! Пусти её, ты, злодей! — я со всей силы пихнула здоровенного воина в бок.

Он оттолкнул меня, как котёнка. Я взвизгнула и рухнула на пол, содрав локти в кровь.

Повисла тишина. Воины, Оддманд, рабыни — все уставились на меня. Я позорно расплакалась. Было больно, ощутимо ударилась. Но ещё сильнее была обида. Слишком слабая.

Слишком… никто.

— Вот ты урод! — чёрноволосый воин схватил моего обидчика за шиворот и оттащил. А потом с силой врезал в лицо кулаком.

Началась драка. Одно дело, когда дерутся мальчишки на ярмарке, и совсем другое, когда бывалые, опытные воины.

— Эй, угомонитесь! Хватит! — послышались крики.

Другие кинулись разнимать сцепившихся волков. Они уже покатились по полу, колошматя друг друга кулаками. Полетела кровь, слюни, зубы. Слышалась грязная ругань. Я всё лежала на полу, оперевшись на локти. Меня потряхивало от ужаса. Зал был душным. Нечем дышать! Ко мне наклонились несколько воинов моего мужа и протянули руки.

— Поднимайся, княгиня. Не зашиблась?

Я протянула руки, принимая помощь. Вскоре оказалась на ногах. Оддманд уже пошёл распорядиться насчёт драчунов. Я была слишком ошарашена, чтобы решать их судьбу.

Не помню, как добралась до своих покоев. Уже было темно. Ночь на дворе. Оддманд проводил меня до самой кровати и развёл огонь в очаге, чтобы я не мёрзла. Принёс ларец с лекарствами, чтобы залечить мои раненые руки. Все боялись за меня. Это было… странно. И очень приятно, на самом деле.

— Я сама, — наконец я смогла подать голос. Старик, сидящий передо мной на корточках с бинтами и мазями, поднял голову. У него дрожали руки, когда он прикасался ко мне. — Спасибо, Оддманд. Устрой щенков, мне страшно за них. Они такие маленькие и слабые.

Дворецкий фыркнул в усы и покачала головой.

— О себе бы побоялась, маленькая госпожа. Полезла воевать с дружиной!.. Одна! И где только сила держится, тьфу-у!.. — беззлобно отругал он и с кряхтением поднялся. — Хорошо, я тогда пойду?

— Иди. Доложи мне, как устроишь малышей. Я буду ждать, — улыбнулась я.

Старик кивнул и вышёл. Я всхлипнула. Было очень-очень больно. И правда, откуда во мне взялась смелость угрожать дружине князя? А если бы меня не поддержали? Что тогда? Убили бы?.. Рукава платья потемнели от крови. Я зашипела, закатывая их.

— М-м! Боги, больно!.. — захныкала я.

Вот бы сейчас пришёл Зиг и поцеловал меня!

Дверь скрипнула. Я вскинулась, решив, что вернулся Оддманд, но, к моему удивлению, вошла Сванхильд. Я сразу напряглась, ожидая очередные грязные слова обо мне. Девушка подошла и вдруг сделала жалобное лицо.

— Бедняжка, я слышала, что случилось! — воскликнула она, погладив мои мокрые щёки. — Сильно ушиблась? Говорят, псы сорвались с цели и чуть не порвали княгиню. Я пережила подобное, знаю, как это тяжело. Тебя не успели тронуть?

Я оторопела. Слухи ходили ужасные, если это так. И думать боюсь, что устроит Зиг, когда узнает.

— Всё в порядке. Я только ободралась, — призналась я, потерявшись в своих чувствах к этой девушке. Может, не такая уж она злая? Её можно понять. Она любила Зигрида, была его главной наложницей, самой красивой и богатой. А тут появилась какая-то я.

Боги, я начала жалеть Сванхильд.

— Хвала богам, всё обошлось, девочка, — улыбнулась она. — Вот бы князь горевал, если бы с тобой что-то случилось…

Во мраке сверкнула сталь.

Кинжал!

Я едва успела увернуться. Лезвие ударило в постель с устрашающей быстротой и силой. Треснула ткань простыни. Сванхильд зашипела и снова замахнулась. Я вскрикнула и нырнула ей под руку. Сванхильд схватила мои косы и рванула назад. Больно!.. Я с силой пихнула её локтем. Попала в живот. Та согнулась, охнув, и бросила меня. Я рванулась к дверям и завизжала:

— Оддма-анд! — кричала, что было сил.

Убежать не успела. Сванхильд схватила за руки, не давая уйти в коридор. Я стала вырываться. Развернулась, пнула её по ногам.

— Белобрысая шлюха! — выругалась Сванхильд.

Бежать! Бежать! Бежать!

Куда⁈ Бежать было некуда! Сванхильд с кинжалом загородила дверь и путь к спасению. Я попятилась к окну. Напоролась на станок, где висели нити с начатым гобеленом. Доски с грохотом повалились на пол. Я сама чуть не упала следом. Сванхильд оскалилась. Её глаза дико горели ненавистью в свете очага.

— Прошу, не надо, — взмолилась я, понимая, что противница сильнее и выше меня. С оружием. У меня же ничего не было под рукой. Щёки стали мокрыми от слёз. — Прошу, Сванхильд, давай договоримся?

— Я убью тебя, шлюха, и снова стану любимой! — прошипела Сванхильд и замахнулась.

Она вскрикнула. Сзади неё вырос Оддманд и сдавил её руку с ножом. Сталь лязгнула о доски пола. Сванхильд взвыла и рухнула на колени. Дворецкий хоть и был стариком, но он был ещё крепким мужчиной и когда-то сражался с мечом в руке. Свалить на пол какую-то девицу не составило для него большого труда.

— Госпожа!.. — в покои влетели мои подруги. Они подбежали ко мне, стали обнимать и целовать лицо. Я вся тряслась от пережитого кошмара.

«Свиньи везде», — да, Зиг, я поняла тебя.