Имперский детектив КРАЙОНОВ. ТОМ I

Глава 7

На экране появилась девушка.

Я сразу понял, почему оператор напрягся ещё до её появления. Он был молодым, двадцать пять лет максимум. Покрасневшие глаза, быстрые, чуть дёрганые движения. И это не напряжение профессионала — это эмоциональный фон. Личное. То, что выливается в микродрожь пальцев, в едва заметное движение плеч, в задержку дыхания.

Именно эти реакции и выдали момент.

Он, ещё до появления девушки, чуть подался вперёд, будто заранее знал, что сейчас на экране возникнет что-то важное. Его левая рука зависла над клавишей перемотки — жест человека, который готов нажать в нужную долю секунды, но пока ждёт точку. Так нервничают только тогда, когда на экране появляется тот, кто тебе не безразличен.

Значит, либо отношения, либо он очень бы этого хотел. А значит — она здесь бывает. А значит — знает расположение камер. И значит — именно поэтому она смогла зайти в кладовую так, чтобы её не поймала ни одна из двух камер.

Но она всё-таки вошла в кадр.

Я сразу отметил униформу — младший персонал. Одинаковый внешний вид, одинаковые прически, собранные в одинаковый хвост. Перфекционизм княжны.

Служанка вошла под таким углом, что камера у двери поймала только край плеча. Вторая камера, смотревшая вдоль стеллажей, увидела только затылок — голова опущена, подбородок почти касается груди. Это не случайность. Это знакомство с углами съёмки. Это маршрут, отработанный заранее.

Она прошла вдоль стеллажа лечебных кормов и скрылась в мёртвой зоне. Двигалась уверенно, слишком, для случайного захода.

Элисио наклонился ближе.

— Младшая служанка, — пробормотал он. — Но пока не скажу кто. Волосы… с таким цветом у нас человек двадцать. Пока лицо не увидим — бесполезно.

— Настолько? — уточнил я. — Они прям действительно настолько похожи?

— Да, — тихо вздохнул он. — У нас младший персонал вообще отбирается жёстко. Госпожа не терпит визуального хаоса. Её раздражает, если одна слишком низкая, другая сутулая, третья с лишним весом. Поэтому девушек фильтруют по параметрам тела — рост, вес, объёмы — всё в пределах допуска. Разброс — три сантиметра максимум.

Он покачал головой, будто оправдываясь:

— Это не из экономии на форме. Это именно из-за перфекционизма. Ей нужно, чтобы всё было идеально. Поэтому все младшие служанки выглядят одинаково. В движениях, в фигурах, в силуэтах. Отличить можно только по лицу или оттенку волос. И то госпожа уже пару раз обсуждала с дворецким то, чтобы перекрасить всех в один цвет.

«Да, ну это уже клиника», — подумал я про себя. — «Не удивлюсь, если после этого она прикажет перекрасить розы в красный цвет и сделать всем пластическую операцию, чтобы и лица у всех были одинаковые».

Он усмехнулся:

— А вот мужчины — единственное исключение. Охранник не может быть хрупким. Официант не может быть двухметровым амбалом. Там госпожа закрывает глаза на «хаос». Но младший женский персонал… да. Если смотреть со спины и затылка — вы их не различите.

Я едва заметил боковым зрением, как оператор снова дёрнулся. Он знал. Он знал, кто она, ещё до того, как мы это увидим.

Я убрал взгляд с экрана и сосредоточился на нём.

Наблюдать за человеком — куда полезнее, чем за записью. Пальцы. Плечи. Горло. Он нервничал и боялся за неё. Он знает, кто это.

Я заметил — она что-то несёт. До этого был сконцентрирован на охраннике, сейчас переключился больше на запись с камеры.

— Что это у неё в руках? — решил я уточнить.

Элисио чуть подался вперед.

— Это коробки, которые курьеры отставляют у ворот. Не у всех есть допуск в поместье. Поэтому мелкую тару доносит младший персонал. Для более крупных поставок в основном выдаётся пропуск.

— Получается круг подозреваемых сужается. Нужно проверить, кто вчера этим занимался. Предполагаю, у вас всё фиксируется? — я повернулся к адъютанту.

Элисио уже потянулся в карман за телефоном, но на его лице появилась задумчивость, и он остановился на полу-движении.

— Подождите, так вчера не должно было быть никаких поставок. Я как раз сегодня ознакамливался с отчетами по поставкам.

— Тогда продолжаем смотреть запись.

«Хм, становится всё интереснее»,— заметил я про себя.

Девушка вернулась именно к тому месту, где я позже нашёл банку.

Встала так, что перекрыла собой весь обзор. Ни рук, ни корпуса. Только линия плеч. Двигалась слишком точно. Она прятала не только лицо — она прятала всё, что делала.

И в этот момент оператор снова чуть надавил на клавишу ускорения. Я поймал его движение раньше, чем оно случилось.

— Стоп, — резко сказал я.

Парень вздрогнул.

И здесь уже не нужно было никакой магии — тело рассказало всё само.

Плечи дёрнулись вверх, будто он попытался спрятать шею. Пальцы непроизвольно сжались в кулак, потом так же резко разжались. Глаза метнулись к двери и тут же вернулись обратно, но уже шире, чем секунду назад. Дыхание сбилось — короткий вдох, неровный выдох.

Страх. Паника. Вина.

Те же три эмоции, что я почувствовал от банки, только теперь — не через предмет, а вживую, в каждом его движении. Он даже не пытался это скрыть — не умел. Всё вылезло наружу, как у человека, который заранее знает, что именно сейчас всплывёт то, что он хотел бы спрятать сильнее всего.

— Назад. Медленно. По кадру, — сказал я. — Мы ловим не её ошибку. Мы ловим ваш жест. Вы ведь знаете, где именно она оступилась.

Он покраснел до корней волос, но подчинился.

Запись пошла назад.

Шаг.

Шаг.

Шаг.

И вот — тот самый микромомент. Полсекунды, может меньше. Она подняла голову. На пару градусов. И этого было достаточно.

Элисио резко подался вперёд, накрыв монитор тенью.

— Ещё раз… стоп. Да. Это она. Это Юля.

— Кто такая Юля? — спросил я.

— Младшая служанка. Новенькая. Около месяца у нас. У неё родинка на щеке. Теперь я точно уверен, это она.

Оператор втянул голову в плечи — реакция была слишком явной. Он услышал имя. И оно для него значило слишком многое.

— Где она сейчас? — спросил я.

— Сейчас узнаем, — Элисио уже набирал номер. — Иннокентий Филиппович, добрый день. Да. Юлия, младшая. Где она сегодня?… Угу. Северная часть кухни. Моет овощи. Понял, благодарю.

Он отключил.

— Вы слышали. — сказал он. — Занимается заготовками. Давайте посмотрим…

Он не успел договорить. Дверь распахнулась.

Вошёл высокий мужчина в форме. Лицо каменное, взгляд прямой, движения уверенные. На груди — эмблема рода. На плечах — знаки старшего.

Воздух в комнате стал плотнее.

— Что здесь происходит? — спросил он.

Оператор застыл так, как будто его поймали на месте преступления. Его эмоции почти разорвали меня волной — страх, паника, вина.

— Виталий Сергеевич, — начал Элисио, — мы нашли момент. Увидели Юлю. Хотим переключиться на…

— Стоп, — отрезал старший. — Пока не оформим расширенный доступ — никакие камеры смотреть не будете. Здесь посторонний. Регламент един для всех.

Тон ровный, сухой, без попытки продавить — но в нём была та самая жёсткость человека, который привык работать не кулаками, а правилами.

Он посмотрел на меня пристально. Не угрожающе — оценивающе. Взглядом, которым проверяют не документы, а то, кто ты в голове.

И было видно: он прекрасно понимает, кто я такой и зачем здесь, но хочет услышать это от меня лично. Как проверку. Не формальность — профессиональный тест. Он смотрел так, как смотрят люди, которые тоже умеют «читать» — не на моём уровне, но достаточно, чтобы понять: перед ним либо партнёр, либо проблема.

Если я сейчас дам лишнюю эмоцию — слишком резко отвечу, слишком медленно моргну, слишком уверенно усмехнусь — он отнесёт меня к опасным и закроет двери. Дальше работу можно хоронить.

Поэтому я выровнял дыхание. Прижал в голове лишние мысли.

Показал ровно то состояние, которое нужно для сотрудничества: спокойное, ясное, без вызова.

— Понимаю, — сказал я. — Полностью поддерживаю ваше решение. Меня, кстати, зовут Роман Крайонов. Что от меня требуется, чтобы я смог продолжить?

Он едва заметно кивнул. Микродвижение челюсти — «принял».

Лёгкий вдох — «ожидал именно такой реакции».

Плечи расслабились — «сработаемся».

— Виталий Сергеевич, — представился он. — Глава охраны рода. И заместитель руководителя дружины. Очень приятно. От вас требуется подписать дополнительные соглашения. Кабинет рядом.

Элисио уже открыл рот, чтобы вставить своё слово, и достал артефакт из кармана, но Виталий опередил его:

— Я вижу, что вы прошли обязательную клятву неразглашения, — он коротко кивнул на артефакт. — Но артефакт сообщит нам только о вашем разглашении, но не даст нам юридической власти над ситуацией.

Он перевёл взгляд на меня.

— Пройдёмте. Всё оформим.

Я мысленно отметил:

«Действует по закону. Значит, работать с ним можно. Это не типичные охранники из девяностых моего мира, которые сразу лезут в драку. Этот всё делает через документы. Значит, проблем с ним не будет».

Служебный вход всегда выглядел одинаково: узкий навес, аккуратная плитка, короткий коридор с рамкой и пропускной пункт для регистрации. Здесь никогда не появлялась княжна — не потому, что презирала людей, а потому, что ненавидела видеть персонал в «неподходящем виде». Формы должны быть ровными, выверенными, идеальными. А весь персонал приходил на работу в обычной одежде. Значит — отдельный вход, отдельный коридор, чтобы никто из членов княжеской семьи и их гостей даже случайно не увидел служанку в дешёвой куртке или охранника в старом свитере.

Санёк это понимал. За год работы он успел усвоить все причуды княжеского дома и уже не спорил с логикой этих правил. Всё здесь было подчинено эстетике, и нарушать её никому не позволяли.

Он стоял в очереди так же, как остальные, перед регистрацией. Тут всё занимало время: подтвердить смену, расписаться в бланке, показать пропуск, дождаться отметки старшего, пройти быстрый досмотр. На каждого уходило от трёх до десяти минут, иногда больше, если кто-то забывал пропуск.

И именно тогда он впервые увидел её живьём.

До этого он замечал её только на камерах. Новая девчонка, неделя как в доме. Двигалась аккуратно, в меру быстро, не болталась по коридорам, лишний раз не лезла на глаза. В кадре была такой же, как все: одинаковая длина хвоста, одинаковый узел на фартуке, одинаковая походка, трудно отличимая среди сотни таких же силуэтов. Но взгляд всё равно цеплялся. Чуть дольше, чем нужно.

В тот день она стояла позади него в очереди. И он впервые услышал её голос.

— Молодой человек… простите, — тихо, почти несмело. — Можно я пройду чуть раньше? Я немного опаздываю на смену… меня будут ругать.

Он обернулся — и сердце на мгновение споткнулось.

Вот она. Та девушка. Только теперь — совсем рядом. В обычной одежде, лицо спокойное, но в глазах — тревога. Волосы убраны в небрежный хвост. Фигура аккуратная, чуть выразительнее, чем у большинства младших, но явно в пределах тех самых «требований». И глаза… живые, светлые, открытые.

Санёк кивнул сразу, даже слишком быстро.

— Да, конечно. Проходите.

Он всё равно пришёл заранее.

Она благодарно улыбнулась, чуть покраснела и прошла по очереди вперёд.

— Спасибо большое… — почти прошептала она, будто боялась, что её услышит кто-то лишний.

В этот момент он честно признал себе: да, она ему нравится. Даже если это глупо. Даже если это нельзя показывать.

Сзади кто-то хмыкнул:

— Глянь-те, на Санька, всё… пропал пацан…

— Да иди ты… — буркнул он, чувствуя, как щёки предательски нагреваются.

Санёк решил отвлечься от ситуации, вспомнив, что его ждёт Артур.

Артуру было за сорок пять, он работал по старинке и искренне ненавидел современную технику. Новые модули, обновления, цифровые карты камер — всё это загоняло его в тупик. Санёк спасал ситуацию почти всегда. И именно поэтому его сюда и затащили: через знакомого отца, который подрабатывал садовником. Тот услышал, что в поместье нужен специалист по видео наблюдению в помощь Артуру: не боец, но толковый со знаниями техники.

До этого Санёк несколько лет впахивал в фирме по установке и обслуживанию видеонаблюдения. Знал, как тянуть кабель, как вешать камеры, как настраивать углы обзора. А за год здесь стал уже почти профессионалом именно на операторском кресле. Разобрался в схеме поместья, запомнил, где обновляли систему, где камеры смещали, а где так и забывали поправить. Знал, где обзор стягивается в один луч, а где всё равно остаётся крошечная мёртвая зона.

Не ради премий. Премиями тут не баловали. Просто работа — ровная, понятная, с зарплатой, которой хватало, чтобы помочь старым родителям и не жить на макаронах. Даже что-то получалось откладывать. К себе он был не требователен. Хотел только, чтобы дома было не стыдно смотреть отцу в глаза.

А она от него ничего не хотела. По крайней мере, так казалось.

Юля — он узнал её имя чуть позже — приходила и уходила по графику. Проходила досмотр, кивала охране, исчезала в коридорах. Иногда, уже позже, махала ему рукой, когда он сидел в операторской и одним глазом поглядывал на служебный вход. Иногда оставляла на столе маленький пакет печенья.

— Вы в прошлый раз не завтракали… я подумала… — бормотала она, ставя пакет рядом с клавиатурой.

Иногда заходила с тряпкой и ведром — убирать операторскую. Новенькие девочки сначала занимались только уборкой: коридоры, кладовые, комнаты охраны, подсобки. Пока не проверят, как они работают, к «главным комнатам» их не подпускали. Правила были жёсткими: охрана не носит мусор, не вымывает полы. У каждого — свои обязанности.

Даже если Санёк пару раз предлагал:

— Давай, я сам вынесу мусор, чего тебе таскать?

Она только мотала головой:

— Нельзя. Если старшая увидит, мне влетит. Вам тоже.

И улыбалась. Тихо, виновато. Ставила ведро в угол, протирала панели, заглядывала в мониторы.

— А эта камера куда смотрит? — спросила она однажды, как раз в тот момент, когда я наблюдал за складом еды для принца Феликса. Так мы про себя называли котёнка, принадлежащего княжне.

— Дело в том, что моя сменщица в положении, и ей нежелательно поднимать тяжести, особенно вёдра с водой. Она пока не говорила старшей о том, что беременна, и я хотела бы её подменить. Только это нужно сделать так, чтобы об этом никто не узнал, — Юля улыбнулась и добавила: — У нас с ней как раз одинаковый цвет волос.

Санёк показывал. Объяснял, где какой угол, где blind spot, где лучше не задерживаться.

— Смотри, — он провёл пальцем по экрану, — вот здесь кладовая с кормами, вид от двери. Камера берёт вход, проход и половину стеллажей. Вторая висит вот тут, вдоль ряда. Если идти прямо по центру — в любом случае попадёшься. А если вот так, вдоль левого стеллажа, прижаться к стойкам и тут чуть-чуть сместиться… — он показал траекторию, — … то между двумя секторами есть узкая полоска. Не мёртвая зона совсем, но так, что с ведром и тряпкой вряд ли кто-то будет разглядывать.

— Чтобы не разглядели лицо? — уточнила она.

— Угу.

Он тогда даже не подумал, что делает что-то опасное. Девчонка переживает из-за сменщицы — ничего страшного, это можно понять. К тому же склад кормов, а не важная стратегическая зона.

И было это всего четыре дня назад.

Потом всё опять стало обычным. Она приходила в форме, он сидел за мониторами. Она иногда махала рукой. Иногда приносила печенье. Иногда отшучивалась, когда Санёк, собираясь с духом, предлагал:

— Как-нибудь, может… кофе после смены?

— У меня сейчас дома непростой период, — мягко отвечала Юля. — Как-нибудь потом. Я расскажу.

«Как-нибудь потом» всё растягивалось. И он убеждал себя, что ничего страшного. Ей и так тяжело. Главное, чтобы у неё всё наладилось. А он… подождёт.

И вот теперь — стоило Виталию Сергеевичу войти в комнату и коротко спросить: «Что здесь происходит?», как всё это разом всплыло. Служебный вход. Очередь. Её голос. Тот самый жест по экрану в кладовой с кормами. Четыре дня назад. Её лёгкий кивок. И собственное, довольное: «Вот так, между двумя камерами, тебя почти не видно».

Горло пересохло. Внутри всё стянулось тугим узлом. Руки не знали, куда себя деть. Взгляд сам собой пополз вниз, к полу, но он заставил себя смотреть в монитор. В тот самый момент, когда на записи её плечи закрывали обзор.

Он не знал, виновата ли она. Не знал, что значил тот её едва заметный подъём головы. Не знал, случайность это или нет. Не знал, просила ли она показать мёртвые зоны ради шалости, ради кого-то ещё… или только чтобы не получить выговор за подмену смены.

Он знал другое.

Именно он показал ей камеры.

Именно он объяснил, где есть мёртвые места.

Именно он провёл пальцем по экрану и сказал: «Вот здесь пройти можно аккуратно».

А значит, если она оступилась — часть вины лежит на нём.

Он сжал кулаки так, что хрустнули костяшки, и опомнился только, когда ногти впились в ладони. Выдохнул, чуть приоткрыл пальцы.

«Но я её не сдам», — подумал он.

Даже если будут давить. Даже если будут кричать и пугать. Даже если решат, что проще сломать молодого оператора, чем разбираться, кто и что на самом деле задумал.

Санёк молча смотрел на экран, а внутри тихо добавил ещё одну мысль, от которой стало только тяжелее:

«И очень надеюсь, что Юля тоже не сдаст меня».

Мы шли по знакомому маршруту — от операторской до того самого кабинета, где я уже подписывал бумажки. Минута ходьбы максимум. Но тишина между нами висела плотная, рабочая, и я решил не тянуть.

— У меня есть подозрение, — сказал я, чуть поднимая банку, которую всё это время держал в руке. — Ваш оператор… как его зовут?

— Александр, — коротко ответил глава охраны.

— Да. Так вот. Александр напрямую связан с Юлией.

Виталий Сергеевич остановился на шаг и повернул голову. Взгляд резкий, внимательный, но без выпадов.

— С чего вы это взяли?

— С его же поведения, — сказал я. — Момент, когда она показала лицо — буквально доля секунды. Но я поймал этот кадр не глазами. А по нему. По тому, как он дёрнулся. Как сглотнул. Как пальцы сжались. Как взгляд сорвался влево. Он знал этот момент заранее.

Бровь у главы охраны едва заметно пошла вверх. Не от удивления — от интереса.

Он хотел меня «раскрыть». Посмотреть, как я объясню. Что расскажу. Насколько уверен. Профессиональная привычка. Уверен, его учили примерно тому же, чему учили когда-то меня.

Но, увы, мой друг… ты выбрал не ту игру и не того соперника.

Если считать две мои жизни, мне почти пятьдесят. Умер я в тридцать семь. Здесь прожил уже больше десяти. А ему — внешне? Тридцать пять? Сорок пять? Скорее второе. Но мужчины в форме — отдельная категория. Возраст у них иногда угадывается только по паспортам. Если человек следит за собой, спорт, режим, мало морщин — диапазон легко плавает в десять лет.

Но главное не в этом.

Я всю прошлую жизнь проработал в системе, где профайлинг — не красивое слово, а инструмент. И если меня учили чему-то особенно тщательно — так это держать лицо. Показывать ровно те эмоции, которые нужны. А скрывать те, которые мешают.

ФСБ-шные инструкторы не терпели дилетантов.

— Уверены? — спросил он уже чуть иначе. Чуть глубже голосом. — Господин Крайнов.

Он специально выделил «господин». Значит, понял. Значит, догадался. Может, по фамилии, может — по манере. А может — просто умеет складывать два и два.

Не будем его разочаровывать.

— Да, уверен, — ответил я спокойно. — Я хочу стать самым известным детективом в Империи. Так что, сами понимаете, мелочи — это моя слабость.

Слова сказаны играючи, по-юношески. И я видел, как он считывает моё лицо. Как оценка в глазах меняется. И как неожиданно быстро он принимает мою эмоцию за чистую монету.

Виталий Сергеевич едва заметно кивнул.

Принял.

— Пятый-седьмой. Комната видеонаблюдения, — сказал он, прижимая палец к гарнитуре. Я даже не заметил её раньше. — Никого не выпускать. Повторяю: никого. Даже Элисио. Выполнять. Отбой.

— Меры мы примем, — добавил он уже мне. — И вовремя.

Мы подошли к двери кабинета. Он открыл её, пропуская меня внутрь.

— Начнём оформление.

Я вошёл — и увидел, как он достаёт из шкафа папку. Потом ещё одну. Потом третью.

— Да что ж вы серьёзные такие… — выдохнул я.

На стол легла четвёртая.

Он будто прочитал мои мысли:

— Не беспокойтесь. Я уже распорядился. На сегодня приём всех остальных детективов окончен. Из десяти человек, что были до вас, никто не дал даже слабой зацепки. Работать будем с вами.

Я действительно удивился.

— У вас… нет своего специалиста? Опытного? — спросил я, пока он раскладывал бланки.

— Есть, — ответил он без эмоций. — Но иногда свежий взгляд полезнее. Особенно если этот взгляд находит то, мимо чего проходят остальные.

Он коротко кивнул на банку, которую я положил на край стола.

Да. Если бы не дар, я бы тоже прошёл мимо. Кто в здравом уме начнёт различать оттенки синего на упаковках кошачьего корма? Хотя, учитывая, как у них устроен быт…

Может, здесь и такое возможно.

Он поставил передо мной очередной бланк.

— Вот это — обязательный. Вот это — сопроводительный. А это — журнал проверки. И ещё вот здесь…

— Да я ж тут умру, — пробормотал я, глядя на растущее кладбище бумаги.

Виталий поднял взгляд на секундочку — и угол его рта дрогнул. Не улыбка, но что-то рядом.

— Не волнуйтесь, господин Крайнов… Мы ускорим процесс. Бумаг много. Но без них — никак.

Я закатал рукава.

Ну что… работа есть работа.

И если для того, чтобы найти похищенного котёнка, мне нужно подписать пол-Империи — что ж, подпишу.