Имперский детектив КРАЙОНОВ. ТОМ I

Глава 5

Мы въехали на территорию поместья.

Элисио сидел рядом со мной так, будто это его личные земли и он просто вернулся с недельного отпуска. Я устроился у окна, а он — у противоположного, оставив середину свободной, как будто мы два министра, а между нами должно сидеть важное решение судьбы государства. Он чуть откинулся назад, закинул ногу на ногу, поправил стрелку на брюках и посмотрел на своё отражение в тёмном стекле, будто проверял, не потускнела ли, случайно, аристократическая аура.

— Вон то дерево, — неспешно сказал он, ленью даже не попахивало, скорее демонстративная неспешность. Кивок был лёгким, почти ленивым, в сторону бокового окна. — Привезли с юга. Специально. Землю — тоже. Там свой микроклимат нужен.

Я перевёл взгляд. Дерево и правда выбивалось из общей картины. Ствол чуть закрученный, крона вытянутая, листвы много, но она не «наша» — форма листьев другая, цвет другой, слишком густой, насыщенный. Вокруг — ровный круг почвы, метров пять в диаметре, отделённый от газона узкой каменной полосой. По краю полосы шли небольшие металлические направляющие, утопленные в камень.

— Микроклимат? — переспросил я. — Серьёзно?

— Вы не представляете, Роман, — оживился Элисио. — Купола со всем необходимым для этого, есть только у нас, в Императорском ботаническом саду и ещё у пары княжеских родов на севере. Стекло с покрытием, внутри датчики температуры, влажности, циркуляции воздуха. Зимой сюда ставится конструкция по этим направляющим. Видите пазы? — он чуть наклонился вперёд, показывая пальцем. — Секция за секцией. Собирают ночью, чтобы солнце не мешало, и чтобы не глазели лишние люди.

Я прищурился. Направляющие и правда были — узкие, аккуратные, как рельсы для невидимого аквариума.

— Интересно, кто всё это таскает, — пробормотал я. — И сколько людей матерится, пока собирают.

— Профессионалы, — с лёгкой гордостью сказал Элисио. — Специальная бригада. И, между прочим, без мата. Здесь стараются обходиться без звуков, которые портят атмосферу.

На языке собралась куча матерных слов. Даже у дерева есть слуги, а я — аристократ, езжу на общественном транспорте. В слух я, конечно же, ничего не сказал, а только учтиво кивнул.

Дорога медленно уходила вглубь территории, и машина двигалась по ней с тем же выверенным спокойствием, что и мой сопровождающий. С двух сторон начинались газоны — не просто «зелёная трава», а вылизанные до абсурда ковры. Цвет ровный, густой, без проплешин. Никаких сорняков, никаких случайных жёлтых пятен. Где-то дальше по склону виднелись ещё несколько подобных кругов с редкими деревьями, каждое со своей полосой камня и потенциальными пазами под стекло.

— Эти кусты… — продолжил Элисио, переключаясь на другой арт объект. — Формировали вручную. Видите линии? Это почерк княжны. Она любит, когда всё подчинено ритму. Каждый изгиб согласован, каждая дуга утверждена.

Я посмотрел на кусты. Да, ритм там был. Живые изгороди шли ровными волнами, полукругами, местами складывались в геометрические узоры.

«Оркестр позавидовал бы, — отметил я. — Особенно тот, где дирижёру платят меньше, чем местному садовнику.»

— Она сама выходит смотреть? — уточнил я.

— Конечно, — голос у Элисио стал мягче. — Не каждый день, но да. Иногда может остановить рабочего, показать, где линия ушла на три сантиметра не туда. Видите вон тот угол? Его переделывали три раза.

Я посмотрел туда, куда он кивнул. Для обычного человека — просто аккуратный поворот живой изгороди. Для княжны, судя по всему, — локальная трагедия перфекциониста.

— Конечно любит, — буркнул я. — При таких ресурсах можно любить и ритм, и симфонии, и горы из мрамора.

Он сделал вид, что я ничего не сказал. Хотя услышал он всё прекрасно, просто спорить с фактом наличия ресурсов смысла не видел. Пальцем машинально поправил свой идеальный платок.

По пути мелькали фонтаны. Один классический — круглый, с чашей и струйками, другой — вытянутый, с низкой стенкой, третий вообще выглядел как перевёрнутый куб, из которого вода стекала ровными гранёными плоскостями. В одном из прудов плавали декоративные рыбы, в другом у берега торчали искусственно разложенные валуны.

Между отдельными зонами шли узкие пешеходные дорожки — светлый камень, слегка шероховатый, чтобы не скользить, с вкраплением небольших фонарей по краю. Я заметил пару невысоких столбиков с камерами — аккуратно замаскированных под фонари. Линзы были мелкими, но их хватало.

— Это камни из Китая. Настоящие, — с явным удовольствием произнёс Элисио, когда машина по дуге обогнула мини-горку. — Их привозили по одному, в специальных контейнерах. Удар — и всё, рисунок на поверхности портится. А у нас княжна терпеть не может испорченный рисунок.

Холм перед нами был действительно как маленькая гора. Метров шесть высотой, с террасами, по которым можно было пройтись, и с небольшой площадкой наверху. Тропа поднималась змейкой, а у подножия стекал вниз узкий ручей — вода тихо бежала по каменным ступенькам, собираясь в мини-водоём. По краю холма были вмонтированы почти незаметные светильники.

— Его собирали два месяца, — продолжал Элисио. — Каждая каменная плита подписана. Если что-то нужно снять — знают, куда вернуть. Корней у холма, правда, нет, но иллюзия создаётся.

«Иллюзии тут в принципе умеют показать, — отметил я. — В том числе и социальные.»

Мы ехали минут десять, хотя я бы поклялся, что прошло все двадцать. На такой территории можно было бы легко открыть свой отдельный микрорайон, построить три детсада, школу и пару неприметных торговых центров. А они построили парк… один парк. Почему бы и нет. В одном месте я заметил что-то вроде открытой веранды: огромная площадка под навесом, со столами, креслами и ещё одной линией фонарей. Отличный зал приёмов на воздухе.

Дом более детально я разглядел после очередного поворота. Огромный, светлый, в стекле и камне, он выглядел даже не современным — концептуальным. Белый камень фасада был местами матовым, местами отполированным до мягкого блеска, стеклянные вставки собирали в себе отражения неба и деревьев. Колонны тянулись вверх, подхватывая крышу, между ними — широкие витражные окна.

Если смотреть внимательнее, по краям крыши можно было различить выступы, которые когда-то явно служили постаментами для статуй или горгулий. Сейчас там стояли аккуратные металлические пластины и декоративные светильники.

«Старое спрятали, новое поставили, — отметил я. — Аккуратно, дорого, но швы всё равно видны, если знать, куда смотреть.»

Терраса тянулась вдоль всей передней части дома. Широкая, с каменными перилами, ступенями через каждые несколько метров, удобными для того, чтобы выйти, встать, принять гостей. Здесь легко можно было провести свадьбу на несколько сотен человек, и обслуживающий персонал бы не спотыкался друг об друга.

— Красиво? — спросил Элисио, когда машина замедлилась и стала подниматься по пологому полукруглому подъёму к ступеням.

— Если честно… отлично, — сказал я. — Я бы и сам тут жил.

Он улыбнулся, довольный, словно это был его личный дом, и, кажется, даже чуть выпрямился, когда водитель мягко притормозил у входа. Сначала открыл дверь ему, он вышел легко, почти с театральным полуповоротом, потом — мне.

Воздух снаружи был чуть прохладнее, чем в машине, но всё равно комфортным. Где-то сбоку тихо шуршала система вентиляции, спрятанная за декоративной решёткой. Сразу у входа начиналась широкая лестница, ступени из светлого камня были закрыты мягкой дорожкой благородного бордового оттенка. Не ярко-красной, не доводящей до цирка, а ровно такой, чтобы человек, поднимающийся вверх, чувствовал себя важным, но не клоуном.

Охрана у входа уже ждала. Два здоровых мужика с ручными металлоискателями. Не рамка, а именно палки — быстрее и конкретнее. Форма другая, чем у охраны у ворот. Там главной обязанностью была безопасность и охрана — тут показной статус, там бронежилеты и огнестрел, тук классика и металлоискатели. Костюмы хорошо сидели. Видно, пошиты на каждого ровно по меркам, галстуки одинаково завязаны, на лацканах — небольшие значки с гербом. Один стоял чуть впереди, держал сканер и смотрел прямо, второй — с планшетом в руках, в лёгкой полутени колонны.

— Документы, — без лишней интонации сказал тот, что с планшетом.

Ну здравствуй, дежавю. У ворот спрашивали то же самое. Уверен, обо мне уже доложили, но протокол — есть протокол.

Я достал удостоверение детектива — свежее, пластиковое, с аккуратной ламинацией. Охранник взял документ аккуратно — двумя пальцами, на секунду поднёс ближе к лицу, чтобы рассмотреть, и тут же сравнил схожесть с фотографией. Снова дежавю. Словно опять покупаю сигареты на кассе в моем прошлом мире. Хорошо, что здесь я избавился от этой привычки. Не хватает только, чтобы он крикнул «Галя отмена», и схожесть будет сто процентной.

Он кивнул сам себе и начал что-то вносить в планшет.

— Роман Крайонов, частный детектив, — проговорил он полу-вслух, больше для записи, чем для меня.

Ни уважения, ни явного скепсиса. Просто галочка в системе.

Сканер коротко пикнул — и остановился на моём левом кармане.

— Предмет металлический, — констатировал второй охранник, слегка шагнув ближе.

Я уже сам почувствовал, как внутренне скрипнуло.

Нож.

— Твою ж… — пробормотал я себе под нос. — Забыл выложить.

Вытащил перочинный нож — маленький, складной, вполне безобидный на фоне той же кухонной утвари. Лезвие короткое, ручка тёмная, без украшений.

Мысленно дал себе подзатыльник. «ФСБшник, профайлер, а элементарные протоколы безопасности сам нарушаешь. Браво, Роман.»

— Оставьте здесь, — сухо бросил охранник. — Заберёте на выходе.

Он указал на маленький металлический лоток на столике рядом.

— Зайчик, ну давай быстрее, — тихо сказал Элисио одному из охранников, не удержавшись от привычного панибратства. — Нас ждут великие дела.

Охранник чуть дёрнул щекой, но промолчал. Порядок есть порядок, даже если тебя «зайчиком» называют при гостях.

Мы поднялись по ступеням. Ковровая дорожка под ногами была чистая до абсурда, ни песчинки, ни пятнышка. Внутри, за тяжёлыми дверями из тёмного дерева с латунными вставками, нас встретил вестибюль.

Он был высоким, светлым и таким просторным, что эхо там могло бы устраивать собственные марафоны. Свет лился через верхние стеклянные панели, отражался от стен из бежевого камня и мягко рассеивался по залу. Справа стояли два дивана, обитые светлой тканью, между ними — низкий столик с журналами. Слева — стойка, за которой кто-то проверял какие-то бумаги, но нас это не касалось.

Воздух был на удивление спокойным. Никакого резкого запаха, только лёгкий фон какого-то дорогого ароматизатора — ни цветы, ни цитрус, что-то нейтральное, специально подобранное, чтобы не мешать. Если бы не знал, где нахожусь, подумал бы, что попал в дорогой отель.

Взгляд сам собой потянулся дальше, в глубину. Там начинался длинный коридор, и вдоль него, по обеим сторонам, висели портреты.

— Род Карловых, — начал пояснять Элисио, как только мы сделали первые шаги вперёд. Голос у него стал чуть громче, но по-прежнему мягким, как будто он читал экскурсию для избранных. — Здесь прадед действующего князя. Здесь его брат — основатель одного из северных гарнизонов. Вот эта дама — знаменитая благотворительница, XVII век, разумеется.

Портреты выглядели так, будто их написали вчера. Нет ни потускневших красок, ни трещин лака. Рамы — широкие, позолоченные, каждая со своим узором. Люди на них смотрели не просто строго — изучающе. Как будто задавали один вопрос: «Ты точно понимаешь, куда вошёл?»

Я наблюдал за лицом Элисио. Он говорил уверенно, плавно, но когда упоминал «действующего князя», плечи у него едва уловимо напрягались. Небольшая задержка дыхания, чуть более короткое слово — привычные мелочи, по которым когда-то приходилось собирать профили целых допросных комнат.

Мы свернули направо. Стены сменили гладкий камень на более тёплую комбинацию: дерево, вставки из металла, местами — стеклянные витрины с какими-то наградами и сувенирами. Где-то на стыке коридоров я заметил маленькую камеру в углу потолка. Ещё одну. Ещё. За нами наблюдали аккуратно, без паранойи, но постоянно.

Прошли мимо пары дверей, и одна из них была приоткрыта. Внутри оказалась кладовая корма. Я невольно замедлил шаг и заглянул внутрь.

Стеллажи до потолка. Ряды коробок, мешков, банок, пакетиков. Разные размеры — от маленьких паучей до огромных мешков по десять-пятнадцать килограммов. Печать брендов мелькала перед глазами: премиальные, лечебные, «для чувствительного пищеварения», «для котят до года», «с индейкой», «с кроликом», «с лососем». Раскладка была аккуратной, но в одном из рядов пару коробок поставили чуть неровно, как будто кто-то торопился.

— Ого, — выдохнул я. — У меня ощущение, что здесь кормят батальон котов.

— Княжна любит животных, — смущённо сказал Элисио, чуть поправляя лацкан. — Закупает всё с запасом. Чтобы ни в чём не было недостатка. И да, иногда… — он чуть скривился, — иногда, возможно, слишком большим запасом.

«Живёт котёнок лучше, чем половина города, — отметил я. — По крайней мере, в плане питания.»

Я подошёл к ближайшему стеллажу. На верхней крышке одной из коробок не было ни пылинки. Картон был чуть вдавлен на одном углу, как будто сюда не так давно опирались рукой. Провёл пальцами по крышке, словно просто выравнивая её.

Маленькая вспышка.

Усталость. Давящая на плечи, как эти же коробки.

Вывод.

Раздражение — не на кота, не на княжну, а на сам факт таскания тяжестей. Опять это всё перетаскивать… хоть бы кто-нибудь помог. Кому столько надо, он у нас один, этот котёнок…

Бытовые эмоции. Мелкие, честные, шершавые на ощупь. Никакой драмы. Просто чей-то рабочий день.

Я двинулся дальше вдоль стеллажа, на секунду коснулся пальцами другого пакета — там эмоций почти не было. Старый запас. Слой пыли это только подтверждал.

— Ладно, — сказал я. — Пошли дальше. А то я начну сочувствовать кладовщику больше, чем самому Феликсу.

— Кладовщик получает достаточно, — автоматически ответил Элисио.

Мы вышли в коридор, повернули налево, прошли пару шагов. Свет здесь был чуть теплее, чем у входа, жёлтый оттенок создавал иллюзию уюта. Пол — всё тот же камень, но с мягкими ковровыми дорожками. По стенам — пару декоративных панно, уже без портретов.

Элисио остановился у высокой двери с латунной ручкой. Дверь была чуть массивнее остальных, с аккуратными резными панелями. Латунь на ручке блестела, но при ближайшем рассмотрении можно было заметить небольшие микроскопические царапины — значит, её всё-таки трогают руками, а не только протирают в перчатках.

Он выдохнул, встряхнул кистью, поправляя манжет, и открыл дверь с жестом человека, привыкшего к театральным паузам.

Он открыл её — и я замер.

— Да твою ж…

Я бы и сам здесь жил.