Дверь мягко ушла в сторону, и я будто попал на выставку, посвящённую одной конкретной теме: «Котёнок как центр вселенной». Комната была прямоугольная, метров сто пятьдесят, не меньше. Я автоматически отметил размер — по площади сюда можно было бы впихнуть мой офис, кофейню напротив, пару соседних кабинетов и ещё оставить уголок под склад. Здесь же всё это было занято… котом. Точнее, тем, что ему предназначалось.
Пол шёл мягкими перепадами, как миниатюрный ландшафт. Где-то — низкие горки, покрытые искусственной травой, где-то — «скальные» выступы с мягким покрытием под камень. Между ними тянулись тоннели: тканевые, пластиковые, какие-то сложные конструкции с несколькими выходами. Над головой — подвесные «мостики», полки и домики, по которым любой нормальный кот мог бы устроить себе маршрут выживания, тренировку на ловкость и вечернюю прогулку одновременно.
Слева — целая стена домиков: круглые, квадратные, двухэтажные, с лестницами, с мягкими подушками внутри. Всё в одном тоне — спокойные серые, бежевые, приглушённые зелёные. Ни единого крикливого цвета, ни одной случайной детали. Даже мышки на верёвочках были в единой гамме, будто дизайнеру выдали палитру и сказали: «Вот это — мир кота. Всё остальное — за забором».
Я сделал пару шагов вперёд и поймал себя на том, что открываю рот. Закрыл обратно — не хватало ещё стоять с выражением «деревенский родственник на даче у олигарха».
— Нравится? — голос Элисио прозвучал где-то сбоку, довольный, как у экскурсовода, который только что показал главный экспонат музея. — Княжна очень серьёзно относится к комфортному пространству для Феликса.
— Я вижу, — сказал я. — Могу только посочувствовать тем, кто проектировал. Здесь, кажется, даже воздух подчинён концепции.
Воздух и правда был странный. Ни запаха мочи, ни характерной «кошачьей» ноты, которую не всегда перекрывает даже лучший наполнитель. Пахло чем-то очень слабым, нейтральным, чем-то вроде дорогого фильтра для кондиционеров: чисто, но без конкретики. Если бы мне сказали, что здесь рекламируют систему вентиляции, я бы тоже поверил.
Я прошёл вдоль ближайшей горки. На склоне — имитация кустов, мягкие «камни», по которым удобно карабкаться. Сбоку — вделанный в стену широкий лежак, обтянутый тканью, которая выглядела подозрительно знакомой. Пальцы сами потянулись потрогать.
Шёлк. Не «как шёлк», а настоящий. В прошлой жизни, до Империи, я знал людей, которые годами копили на платье из подобной ткани. Здесь на ней спал котёнок. Когда-то спал.
— Ткань заказывали отдельно, — с гордостью сообщил Элисио, заметив, куда я смотрю. — По образцу. Княжна хотела, чтобы Феликсу было мягко, но не душно.
«Конечно, — подумал я. — Главное, чтобы коту было не душно…».
Я медленно обходил комнату по периметру. Игрушки. Столбы для когтей. Подвесные тоннели. Несколько лазов, уходящих в стены — наверняка в соседние «секретные» уголки. Всё это было выстроено так аккуратно, что у меня невольно зачесались руки: хотелось найти хоть одну криво повешенную мышку, один перекошенный домик, одну царапину не там, где её ждали. Но комната была почти стерильной. Слишком стерильной.
— Здесь… убирались после того, как заметили пропажу? — спросил я, не отвлекаясь от осмотра.
— Конечно, — кивнул Элисио. — Сначала искали. Очень долго. Потом, когда стало ясно, что Феликса нет, комнату привели в порядок. Княжна не любит хаос.
«Отлично, — спокойно отметил внутренний голос. — Тот редкий случай, когда идеальная уборка — главный враг следствия».
Я остановился у подвесного мостика, провёл рукой по деревянной планке. Ничего особенного: гладко, ухоженно, без заусенцев. Внутри — глухо. Пара попыток на других предметах дали тот же результат: эмоции смешались в один фон. Напряжение, тревога, усталость — печать людей, которые здесь всё переворачивали.
— Сколько человек здесь искали? — спросил я.
— Много, — поморщился Элисио. — Нянечка Феликса, две девушки, которые помогают ей по дому, пара охранников, потом ещё дворецкий и старшая горничная. Все по очереди. Княжна была… очень расстроена. Никто не хотел оказаться крайним.
По его тону было видно: «очень расстроена» — мягкая формулировка. Я подошёл к одному из тоннелей, коснулся края. Та же волна: вспышка тревоги, раздражение, усталость. Безличная, как фон. Когда эмоций слишком много и от слишком большого количества людей, они превращаются в один большой шум. Разобрать в нём отдельный голос сложно.
— У вас есть кто-то, кто отвечает именно за эту комнату? — уточнил я. — Один человек, не бригада.
— Да, нянечка, — коротко ответил Элисио. — Она проводит с Феликсом больше всего времени.
— Где она сейчас?
— В комнате охраны. Там… разбираются. Князь хотел, чтобы ей задали несколько вопросов при специалистах. На всякий случай.
Я кивнул. «На всякий случай» в таких домах обычно означало: «Мы знаем, кто будет виноват, если не найдём настоящего виновника».
Я ещё пару минут ходил по комнате, старательно прикасаясь к тем местам, где, как мне казалось, могли быть следы именно кота: любимые лежанки, переходы, уголки, где он, вероятно, прятался или играл. Но Феликса здесь не было уже давно — настолько, насколько «давно» может быть пару часов. Его присутствие успели размыть чужие руки, чужая паника, чужая суета.
Эмоции животных были схожи с человеческими и так же мне доступны.
— Хорошо, — сказал я, наконец отойдя от очередного домика. — Здесь я вряд ли найду что-то полезное. Слишком много людей уже постарались.
— Вы уверены? — удивился Элисио. — Это же основное место, где он жил, спал, играл…
— Вот именно, — спокойно ответил я. — Основное место, которое первым перевернули вверх дном. Все, кому было страшно попасть под гнев княжны. Любые следы, которые могли здесь быть, размазаны.
Я сделал паузу и добавил:
— Мне нужны еще помещения, которые связаны с котёнком, не только на прямую, но и косвенно. К примеру, склад, который мы проходили.
Элисио задумался буквально на секунду.
— Есть ещё маленькая комната, где он иногда отдыхал, когда бывал наверху, — сказал он. — Но она сейчас закрыта. Ей давно не пользовались. И есть кладовая с кормами. Туда он сам не ходил, но…
— Но туда ходят люди, которые его кормят, — закончил я за него. — Начнём с кладовой.
Он хотел было что-то возразить, но передумал. Вздохнул и кивнул:
— Как скажете, господин Крайонов. Следуйте за мной.
Покидая царство кота, Элисио устало вздохнул. Этот маршрут будет для него постоянным следующие несколько дней, а может даже недель.
Мы вернулись в кладовую.
Комната оказалась не такой уж большой по местным меркам, но при этом способной прокормить небольшой кошачий батальон. Стеллажи стояли вдоль двух стен — слева и справа, от пола до потолка. На полках — коробки, мешки, пакеты, банки. Разные формы, объёмы, материалы. От аккуратных жестяных баночек до тяжёлых картонных коробок, обмотанных скотчем.
В центре — узкий проход, по которому мы с Элисио могли пройти только по одному. Он тактично пропустил меня вперёд, оставаясь у двери.
— Итак, — сказал я. — Расскажите, что здесь и как устроено.
— Справа — основная линия кормов, которые Феликс получает сейчас, — отозвался он. Видно было, что эти вещи он рассказывает не первый раз. — Внизу — то, что даём редко, но ещё используем. Посередине — его обычный рацион. Наверху — запасы. Когда что-то заканчивается, мы спускаем сверху вниз.
Он показал рукой на левый стеллаж:
— Здесь — специализированные корма. Для разных случаев. Если, например, начинается линька, используется определённое питание. Если вдруг появляются проблемы с пищеварением, есть лечебные варианты. Весенние, успокаивающие, витаминные добавки. Всё подписано, систематизировано. Княжна не любит хаос, вы уже могли заметить.
— Мог, — подтвердил я. — Даже слишком.
Я сделал шаг к правому стеллажу. На уровне пояса — ряд знакомых упаковок: глянцевые пакеты с однообразной типографской улыбкой кота, банки с картинками, которые я видел не только в Империи, но и в своём мире. У меня у самого был кот. Наверху — большие коробки, обмотанные лентами с логотипами. Внизу — что-то менее привлекательное: серые, небрендированные пачки, лечебные корма, на которых главная задача — не упаковка, а состав.
— Кто сюда имеет доступ? — спросил я, проходя вдоль.
— Нянечка Феликса, две девушки, которые помогают ей, иногда дворецкий, если нужно проверить поставки, — перечислил Элисио. — Охрана сюда не ходит, уборщицы тоже только по необходимости.
— Понятно.
Я достал из внутреннего кармана перчатки. С виду — обычные, тёмные, плотные. Но на ладонях — маленькие аккуратные прорези. Снаружи их почти не видно, внутри пальцы чувствуют поверхность так, как будто трогают её напрямую.
— Вы опасаетесь оставить отпечатки? — уточнил Элисио, с чуть заметным интересом наблюдая.
— Я хочу оставить порядок, — ответил я.
Я встал лицом к правому стеллажу, провёл глазами по ряду. Внешне всё было логично: марки совпадают, объёмы выстроены по размеру, цвета упаковок образуют ровные линии. Глаза видели порядок. Но глаза — только полдела.
Пальцы легли на нижний ряд. Я медленно повёл рукой вдоль упаковок, едва касаясь поверхности. На каждом пакете задерживался буквально на долю секунды. Шорох, шорох, шорох… Внутри — мелкие вспышки. Усталость. Небольшое раздражение. Скука. Всё то, что испытывает человек, который в десятый раз за день таскает тяжёлые коробки, подписывает накладные, раскладывает всё по местам.
Я не фиксировал каждую эмоцию отдельно. Мне был важен общий фон. В состоянии покоя человек обычно живёт в одной-двух эмоциях одновременно. В состоянии рутины — в тех же самых, только слабее. В состоянии стресса — эмоций становится больше. И чем их больше, тем громче они звучат через предмет.
Сейчас фон был ровным. Немного раздражения, немного усталости — и всё. Правый стеллаж жил обычной жизнью склада.
— Вы всегда раскладываете всё так, как сейчас? — спросил я, не оборачиваясь.
— Да, — уверенно ответил Элисио. — Я иногда лично проверяя…
«Ну да, — подумал я про себя. — Не ради порядка ты это делаешь, а в следствие безделья и доноса на других, чтобы выслужиться перед княжной. Не удивлюсь, что благодаря такому, ты и стал личным помощником. Идти по головам это про тебя».
Я поднял руку выше, к уровню глаз. Там, где стояли те самые банки и пакеты, которые Феликс получает сейчас. Пальцы снова пошли вдоль, слегка касаясь поверхности.
Усталость. Немного лёгкого удовлетворения — «всё стоит красиво». Чуть-чуть заботы, почти незаметной. Лёгкая тревога. Но всё в пределах нормы. Ничего, за что можно было бы зацепиться.
Я сделал шаг назад и повернулся к левому стеллажу. Здесь уже было интереснее. Упаковки более строгие, местами — откровенно медицинские. Цвета приглушённые, шрифты маленькие, инструкции длиннее.
— Здесь чаще копаются? — спросил я.
— Только при необходимости, — ответил Элисио. — Но в последнее время весна, знаете ли. У животных тоже бывает… своё настроение. Так что кое-что отсюда доставали.
— Кто именно?
— Нянечка. Иногда одна из помощниц. Иногда я сам, если нужно что-то быстро организовать.
Я ничего не ответил. Просто двинулся вдоль стеллажа, повторяя ту же процедуру. Сначала нижний ряд. Усталость. Скука. Всё то же самое.
Середина. Внимание чуть усилилось. Эмоции слегка сместились: к усталости добавлялась лёгкая забота. Кто-то брал это с мыслью «нужно, чтобы было как лучше». Но всё равно — в пределах двух-трёх оттенков.
Я уже почти машинально продолжал движение, и вот там… жестяная банка и всплеск. Резкий, рваный букет. Страх. Паника. Вина. Я нахмурился.
— Нашли что-то интересное? — осторожно спросил Элисио, видя, что я замедлился.
Я отпустил банку и сделал вид, что просто поправляю её на полке.
— Возможно, — спокойно ответил я. — Но проверим позже.
Я прошёлся до конца комнаты, продолжая проверку, но с таким больше нигде не столкнулся.
Вот она первая зацепка. Я снова стоял на месте первой улики. Аккуратно взял её обеими руками и вынул с полки.
Снаружи банка ничем не отличалась от других: тот же объём, тот же общий дизайн. Но, если присмотреться, оттенок синего на этикетке был чуть другим — как будто её печатали на другой линии. Крышка — другой формы, пластик более матовый. Логотип и надписи отличались на полшага: тот же тип корма, но другой бренд и другая партия. Если не знать, на что смотреть, легко принять её за обычную.
— Эта банка… явно не с этого места, — сказал я. — И, похоже, вообще не из этой партии. Видите крышку и оттенок? И логика выкладки здесь нарушена.
Я говорил привычно, буднично. Сейчас мне нужно было объяснение, которое укладывалось бы в нормальный человеческий мир. Никому здесь не было нужно знать, что я отличаю банки не только по крышке и краске.
Элисио прищурился, смотря на полку.
— Да, — признал он. — Она должна была стоять чуть выше. Это другой тип корма. Странно. Я думал, мы всё уже привели в порядок.
«Вы привели, — подумал я. — А кто-то постарался нарушить ваш порядок так, чтобы это не бросалось в глаза».
Громко я сказал другое:
— Здесь есть камеры?
— В кладовой? — переспросил Элисио. — Да. Одна смотрит от двери внутрь, другая — вдоль стеллажей. Князь любит знать, что происходит со всем, за что он платит.
— Прекрасно, — кивнул я. — Тогда мне нужно попасть в комнату охраны. И заодно — поговорить с нянечкой.
Он чуть заметно поморщился.
— Это может потребовать времени, — предупредил он. — Охрана сейчас просматривает все записи, даже не связанные с Феликсом. Князь распорядился.
— Тем более, — спокойно ответил я. — Лучше я подожду там, чем буду ходить по кругу здесь.
Я ещё раз взглянул на банку. Внутренний голос тихо отметил: страх, паника, вина — три эмоции одновременно. Для рутинной раскладки корма это слишком много. Для человека, который совершает что-то рискованное и боится быть пойманным, — в самый раз.
Я не собирался делиться этим с Элисио. Вслух я добавил:
— Возьмём её с собой. Пусть охрана понимает, о чём именно речь.
Комната охраны находилась в другом крыле. По пути мы снова прошли через галерею портретов. Лица предков Карловых смотрели сверху вниз так, словно и сами готовы были устроить допрос каждому, кто пересекал их взгляд. Элисио на этот раз молчал. Я тоже. У каждого были свои мысли.
Воздух в коридорах оставался тем же — чистым, ровным, с лёгким привкусом дорогого безликого освежителя. Ни одного запаха кухни, ни намёка на бытовую жизнь. Дом жил, но старался делать вид, что живёт только парадной стороной.
У двери в комнату охраны нас встретил высокий мужчина в форме — тот же типаж, что и у входа в дом, только взгляд жёстче. На груди — эмблема рода, на плечах — знаки отличия, которые я уже научился считывать интуитивно: не просто охранник, а кто-то вроде старшего смены.
— Господин Крайонов? — уточнил он.
— Да, — кивнул я. — Мне нужно посмотреть записи с камер кладовой с кормами. И желательно за последние несколько дней.
— Это возможно, — коротко ответил он. — Но сначала нам придётся оформить бумаги. Князь не любит, когда кто-то смотрит его внутренние системы наблюдения без следа.
«Конечно, — подумал я. — У кого-то камеры для безопасности, у кого-то — для контроля. Здесь — второе».
Нас провели в небольшой кабинет рядом. Стол, два стула, шкаф с папками. Старший охранник достал заранее подготовленные бланки.
— Подпись о неразглашении, — пояснил он. — И подтверждение, что вы берёте на себя ответственность за любую информацию, которую увидите на записях. Это стандартная процедура.
Я пробежался глазами по тексту. Стандартный имперский юридический язык: много слов, смысл которых сводился к одному — «если что-то где-то всплывёт, виноватым будете вы». Меня такие бумажки не пугали.
В моей прошлой жизни это было в порядке вещей. В работе всё держалось не на честном слове, а на договорах, подписанных тройным слоем бюрократии. После нескольких сотен подписанных мной папок с грифом «Секретно», бумага о неразглашении при просмотре камер меня уже не пугала. Да и трепаться мне особо не с кем было — из друзей у меня был только Серёга.
— Есть ручка? — спросил я.
— Конечно.
Я подписал, поставил дату, получил на руки копию. Банка всё это время стояла на столе, как немой свидетель. Старший охранник пару раз бросил на неё взгляд, но вопросов не задавал — видно было, что ему уже объяснили по внутренней связи, о чём речь.
— Нянечка где? — уточнил я.
— В соседней комнате, — ответил он. — Ей сейчас задают вопросы наш специалист и представитель князя. Если вы хотите говорить с ней, это будет чуть позже. Сначала записи, потом — согласование.
— Меня устроит такой порядок, — сказал я. — Записи важнее.
Он кивнул и показал на дверь:
— Тогда пройдёмте в операторскую.
Комната была набита техникой. Несколько мониторов в ряд, под каждым — пульт, клавиатуры, переключатели. На экранах мелькали разные места поместья: ворота, часть парка, какой-то коридор, небольшой зал, кусок кухни. У одной из панелей сидел парень лет двадцати пяти, с лёгкими кругами под глазами и той особой позой, в которой люди проводят слишком много времени на стуле.
— Вот, — сказал старший охранник, подводя нас. — Кладовая с кормами. Камера первая, камера вторая.
На одном экране показали вид от двери: стеллажи уходили вдаль, узкий проход, знакомая планировка. На другом — более близкий угол, захватывающий середину стеллажей.
— Мне нужно увидеть, как эта банка, — я показал на стоящую у меня в руках, — оказалась не на своём месте. Для начала — текущие сутки.
Оператор быстро ввёл команды и отмотал запись назад. Картинка побежала в обратную сторону, превращая движение людей в странный танец. Несколько раз в кадре появлялись детективы, которые успели приехать до меня. Стиль одежды у них был свободный — точно не работники поместья. Но ни один из них не подошёл к тому месту, где я нашёл улику.
Вероятнее всего, я поступил бы так же, не будь у меня дара. Уж точно — всё стоит на своих местах.
Файл видео записи уже подходил к концу. Я собирался попросить перейти к следующему файлу, когда на экране появилась она.
Девушка.