Имперский детектив КРАЙОНОВ. ТОМ I

Глава 25

Я задумался — и дело было даже не в том, собираюсь ли я рассказывать что-то Максиму или Элизабет. Нет. Тут ответ простой, и я озвучил его без колебаний:

— Всё, что ты будешь рассказывать сейчас, я никому передавать не собираюсь. Это останется между нами, ведь в этом нет никакого смысла. Свою часть контракта я выполнил, исчезновение Элизабет раскрыл. И второй договор, который мы заключали без бумаг, тоже выполнил. Я уверен, что когда Максим с Элизабет приедут в поместье… в ваше поместье…

Ксюша перебила тихо, но жёстко:

— В её поместье. Это больше не моё поместье. И ничего общего с ней я иметь не хочу.

— Ладно. Об этом мы поговорим позже. Так вот… когда они приедут в «Её» поместье, я думаю, всё, что я сказал, подтвердится. И докажет правду без моего участия.

В этот момент телефон в кармане завибрировал. Я достал его, взглянул на экран — сообщение от Максима.

«Ты очень легко заработал свои сто пятьдесят дополнительных тысяч. Один диалог с нужным человеком подтвердил твои слова: никакой болезни у неё нет. Диагноз липовый. И больница, в которой она его получила, тоже липовая. Но ты всё-таки заслужил эти сто пятьдесят. Ещё раз спасибо».

Я коротко ответил:

«Это вам спасибо, Максим Викторович, за такие прекрасные возможности улучшить моё благосостояние. Улучшу офис к следующему вашему визиту».

В ответ прилетели смайлик и огонёк.

Я поднял взгляд на Ксюшу. Она молчала, сидела спокойно, хотя по напряжённым пальцам было видно — ждала продолжения.

— Так что нет, — сказал я. — Про это рассказывать я точно не буду. Не вижу в этом ни пользы, ни смысла. У меня другой вопрос. Ты сможешь объяснить, что на самом деле происходит?

— Да, — кивнула она. — Я могу тебе это рассказать.

— И ещё, — перебил я её, удерживая взгляд. — Почему ты решила уйти от своей матери?

Демиду Мариарцеву было двадцать пять — возраст, в котором многие аристократы только начинали чувствовать себя взрослыми. Он же давно прошёл эту точку.

Он должен был быть герцогом.

Ключевая фраза его жизни начиналась одинаково:

«Должен был…».

Должен был… но пятнадцать лет назад мир провернул зубчатый механизм так, что от его будущего осталась лишь пустая прореха.

Тогда, в одном длинном кровавом дне, рухнул весь их род. Его отец, как и несколько влиятельных линий, оказался обвинён в попытке переворота и покушении на Императорскую семью. Официальная версия выглядела безупречно: схваченные документы, признания, свидетели, чёткие временные рамки. Всё было выстроено идеально — слишком идеально, чтобы быть правдой.

Теперь, спустя годы, собрав каждую обмолвку, каждый слух, каждую старую бумагу, Демид знал наверняка: это не был заговор против Империи.

Это была разборка аристократов друг с другом — когда сильная коалиция решила избавиться от такой же сильной.

Его отец просто оказался на проигравшей стороне. Империя никогда не была монолитом. Это клубок змей, где каждая улыбается, выступая перед народом, и одновременно давит соседнюю за углом, чтобы урвать побольше власти, ресурсов, влияния.

Фразы о служении простолюдинам — ширма, вежливый фасад. Суть всегда одна: забрать, подмять, откусить чужой пирог.

Род Зверцевых проиграл.

И мальчишку, который однажды должен был бы унаследовать титул, за десять минут превратили в сироту, чьё имя лучше было бы забыть.

Выжить удалось только потому, что он сменил фамилию в интернате.

Остался бы Зверцевым — его казнили бы сразу, как мужчину, способного продолжить «недопустимую» кровь.

Так появился Мариарцев.

Фамилия случайная, удобная, достаточно похожая на распространённые — та, под которой можно раствориться.

Но растворяться он не собирался.

Пятнадцать лет он строил обратный путь — тихий, незаметный, под кожей, там, где никто не увидит.

Кабинет, в котором он сидел сейчас, мало напоминал место, где работает человек с большими амбициями.

Помещение находилось на старом заводе его отца — том самом, что когда-то считался гордостью производства по композитным материалам и передовым сплавам, но после расправы над родом пришёл в упадок. Коалиция выкупила-разграбила и все станки и другое новейшее оборудование было вывезено на их заводы или продано за бесценок. Демид выкупил его через цепочку подставных лиц и отвёл одну из административных зон под свою штаб-квартиру.

Здесь не было роскоши.

Ровный бетон, металлический стол, широкое кресло без намёка на бархат.

На поверхности — только рабочая техника: тонкий дорогой ноутбук, планшет, несколько зашифрованных накопителей.

Никаких картин, никаких фамильных вещей.

Он любил порядок.

Любил тишину.

Любил отсутствие лишнего.

Не любил аристократов.

Защита на технике была выстроена слоями. Система шла под грифом, недоступным даже некоторым государственным службам. Хакеры, что занимались её настройками по обеспечении безопасности, были лучшими. Были.

Они сделали свою работу.

Потом исчезли.

Навсегда.

Демид не терпел хвостов.

Он откинулся в кресле и провёл взглядом по кабинету. Пустота будто подчеркивала его собственное состояние — никакой мягкости, никакого тепла. Только цель, сжатая в одно прямое усилие.

Он часто ловил себя на мысли, что стал зеркалом этого помещения.

Именно сейчас, наблюдая за ровной линией стола, он вспомнил о женщине, которая последние месяцы вызывала у него раздражение чаще других.

Когда-то она была аристократкой.

Сейчас — тень от прошлой жизни.

Пятнадцать лет она выживала так, как могло выживать любое падшее дворянство: по чужим постелям, под случайными мужчинами, которые хотели не женщину, а подтверждение своей значимости.

Когда Демид нашёл её, то сказал прямо:

«Твоя младшая дочь жива. Она в роду Белозерских и помолвлена с сыном Драгомировых. Мы можем на этом заработать».

И та согласилась. С готовностью утопающего, увидевшего плот.

Она делала всё, что он говорил — потому что знала: другого шанса не будет.

Но потом… соскочила. Почувствовала деньги.

Стала брать не только своё, но и то, что он ей не позволял. Стала жить так, будто прошлых пятнадцати лет никогда не было — будто она по-прежнему принадлежит к кругу сильных.

Он видел.

Он понимал.

Он закрывал глаза — потому что знал: чем сытее человек, тем крепче он держится за руку того, кто его кормит.

Но сегодня…

Сегодня она перешла грань. Она названивала ему весь день — визгливо, сбивчиво, с тем самым тоном, от которого у него всегда зудели виски:

«Босс, что делать? Они едут ко мне. Босс, что делать?»

Демид нажал блокировку экрана и положил телефон рядом. Пальцы накрыли металлическую поверхность стола — спокойным, выверенным движением, как будто он закрывал крышку гроба. Эта женщина была полезной.

«Да.»

Но сейчас она стала слабым звеном. А слабые звенья он не держал.

Телефон завибрировал снова.

Звонок.

Та же фамилия на экране.

Он взял трубку, поднёс к уху.

— Босс… — голос дрожал. — Они уже близко. Что… что мне делать?

Демид закрыл глаза на секунду.

Выдохнул.

Когда заговорил — голос был ровный, холодный, собранный.

И в этот момент становилось ясно: решение уже принято.

Оставалось только произнести его вслух.

— Ладно, ты пригодишься ещё, — и уже более тихо добавил. — Живи.

Я посмотрел на Ксюшу — и в тот момент поймал её взгляд. Теплый, прямой, чуть смущённый. От него даже внутри стало жарче, чем хотелось бы. Она заметила, как я на неё смотрю, и, чтобы прервать эту повисшую неловкость, заговорила первой:

— Так… с чего мне начать рассказывать?

— Давай, наверное… с самого начала.— кивнул я. — Как вы жили последние пятнадцать лет?

— Плохо мы жили, — сразу сказала она и даже будто осела плечами. — Очень плохо. К матери постоянно приходили разные мужики… благодаря этому мы и питались. Пару раз она даже… предлагала мне, когда исполнилось восемнадцать, может быть, тоже… пойти по её пути. Чтобы я хоть какую-то пользу принесла.

Я посмотрел внимательнее.

— Нет, не подумай, — она вспыхнула. — У меня до сих пор не было ни с кем близости, — и добавила чуть тише. — Даже ни с кем не целовалась. Не до этого как-то было.

Я не стал показывать удивление. При такой жизни удержаться ой скатывания вниз — это не слабость. Это сила. И редкая.

— Понимаю, — сказал я ровно. И правда понимал: она не врала.

— Продолжаем, — напомнил я. — Что с Элизабет?

— А что с ней? — она чуть растерялась.

— Почему вы её не искали?

Ксюша вздохнула.

— Когда всё это произошло пятнадцать лет назад, я была слишком маленькой, чтобы вообще что-то решать. И я помню только одно: когда отца признали предателем, мама сказала, что Элизабет умерла. И она правда в это верила. Не делала вид — верила. Я уже потом ещё несколько раз спрашивала про младшую сестрёнку, как она умерла… но каждый раз слышала одно и то же: «умерла, не задавай вопросы». Мы с матерью вообще были… не в лучших отношениях.

Она замялась, но продолжила:

— И теперь, когда всё это вскрывается… когда я понимаю, что была соучастницей всего, что происходило вокруг… мне правда хочется вырвать из жизни всё, что связано с этим человеком. Знаешь… когда живёшь по течению — всё кажется нормальным. Пока тебя не тыкнут носом в то, что это не чистый горный ручей, а сточные воды имперских очистных. Туда возвращаться… не хочется.

Мысль у неё получилась слишком правильной, слишком болезненной. Я даже кивнул:

— Да. Я тебя понимаю. И честно поддерживаю твоё решение.

Она немного расслабилась, даже улыбнулась. Тихо, почти незаметно, но всё же.

Я продолжил:

— Хорошо. Как вы вышли на неё? Сейчас у нас есть время, можем разобрать всё спокойно.

— Я на неё не выходила, — сказала Ксюша. — Это мать. В её жизни появился какой-то человек… босс. Шеф. Вообще все слова, кроме «господин». Она сказала, что это слово при нём под запретом — ему не нравится. Даже… смертельно не нравится.

— А Антон? — уточнил я. — Тот, которого я вырубил.

— Его прихвостень, — вздохнула она. — Постоянно крутился возле нас. Типа мой охранник, который должен был отвлечь внимание детектива, чтобы я могла исчезнуть.

Логика сходилась.

— Вернёмся к Элизабет, — сказал я. — Что делала мать?

— Много она не рассказывала. Но одно я знаю точно: всё планировал босс. Он каким-то образом вышел на мать, рассказал ей, что дочь жива — моя сестра. И что на этом можно заработать, как раз на лекарствах для её болезни, потому что Элизабет — невеста Драгомировых. А их род… ну, ты знаешь. Богат, известен. Но сейчас я понимаю, что никакой болезни не было.

— Да, — кивнул я. — По поводу Драгомировых — факт общеизвестный. И с болезнью мы, кстати, тоже разобрались. Только что написал Максим и подтвердил, что твоя мать ничем не болеет. А как вы узнали, кто будет детективом.

— Схема… простая. Мне показали Максима Викторовича, я запомнила его лицо. Превращалась в него. Да, мужское тело держать сложнее, голос менять тоже — я просто хрипела, как будто подавилась… но этого хватало. Владимир…

Она покраснела.

— Ты точно не скажешь Максиму Виктороыичу?

Я кивнул.

Она продолжила.

— Он хороший, правда. Добрый. Просто… не самый умный. А под иллюзией он вообще ничего не замечал. Я спрашивала у него, кто новый детектив — он и говорил. Этого было достаточно, чтобы отвлечь тебя, пока Элизабет брала деньги. Она передавала их Антону… или прямо матери.

Я задумался.

— Это был ваш единственный доход? — спросил я. — Или может быть вы ещё как-то связаны с криминалом?

— Нет, нет, нет, — замахала она руками, — с моей стороны точно больше никакого криминала нет. У нас есть ещё родовое поместье

Я вопросительно поднял брови и подвинулся ближе.

— Оно осталось вам? Удивительно, что его не забрали.

— Отец всё продал перед казнью, — тихо сказала она. — Оставил только поместье. Как единственное жильё. Мать даже выставляла его пару раз в объявления — для свадеб, торжеств. Потому что залы хорошие, ремонт позволяет. Она, правда, кривилась, когда приходили простолюдины… но эти деньги и правда выручали. А последние полгода… у нас практически два раза в месяц проходили… ну… самбантуи.

— Люди босса? — уточнил я.

— Да. Ширма. Чтобы было понятно, откуда у матери деньги при такой болезни.

— Логично, — согласился я. — Ты видела других людей из его окружения?

— Да. И много. Последние полгода они очень активизировались. Что-то готовят. Что-то делают. Им зачем-то нужна была моя мать… и какие-то её «связи».

— Вымерший род и связи… — пробормотал я.

— Вымерший — не вымерший, — покраснела она. — Некоторые мужчины до сих пор захаживают к матери. Ей даже это нравится.

По лицу Ксюши было видно: отвращение у неё к собственной матери — чистое, искреннее, без капли игры.

— Ясно. — Я кивнул. — И какие у тебя дальше планы?

Она задумалась. Опустила взгляд. В этот момент на её колени запрыгнул кот, подвинул лапой край юбки…

…и у меня в голове хрустнул предохранитель.

Они были чёрные.

Кружевные.

Артур Иванович Иванов шёл по улице быстрым, но немного уставшим шагом, прижимая к боку аккуратную плотную папку с документами. Поручение у него сегодня было простое — донести корреспонденцию и приказ о вхождении в статус аристократа некоему получателю. Задание скучное, рутинное, но такими и жива Имперская канцелярия.

Он ещё раз раскрыл папку на ходу, будто боялся снова забыть фамилию.

Крайонов.

Роман Аристархович Крайонов.

Артур нахмурился, снова прочитал строчку.

Подойдя к старому кирпичному зданию, Артур машинально поднял голову к вывеске на первом этаже — «Риэлторское агентство братьев Котриковых».

У него даже сердце чуть-чуть ёкнуло. Давняя мечта. Он бы и сам хотел заниматься риэлторским делом: квартиры, аренда, встречи с людьми… Может быть, даже с аристократами. Интересная была бы жизнь. Но мечты мечтами, а платить кредит за новый ноутбук и телефон жене надо. Жена хотела новую модель каждый год — а если её не радовать, можно остаться одному.

Так что Артур служил там, где платили вовремя и стабильно.

Он зашёл в здание и решил уточнить, где его адресат. В первой попавшейся двери он попал в небольшую мастерскую — «Мастер на все руки». Внутри пахло пайкой и немного жжённым пластиком. За микроскопом сидел мужчина — сосредоточенный, с немного уставшим лицом.

— Здравствуйте, — произнёс Артур Иванович вежливо. — Мне нужен Роман Аристархович. Есть такой?

Мужчина поднял голову, будто вынырнул из работы:

— Крайонов? — он отодвинулся от микроскопа и на его лице появилась лёгкая улыбка, — да. Вам на второй этаж. По коридору вправо. На двери табличка — не пропустите.

Артур уже разворачивался к выходу, когда услышал вполголоса, как мужчина снова наклонился к микроскопу и пробормотал:

— Значит, всё-таки ты, Роман Аристархович… Не ошибся я.

Но Артур не стал вникать. У него есть задание — и он его выполнит. Остальное его не касается.

Он вышел в коридор, поднялся по ступенькам на второй этаж — и, как обычно, к концу лестницы поймал одышку. Пришлось остановиться, достать из внутреннего кармана чистый платок и промокнуть лоб. Некрасиво будет, если представитель канцелярии ввалится запыхавшийся, как после бега.

«Эх… жена говорит в спортзал идти. Но хороший человек, он ведь должен быть… объёмным», — пробурчал он себе под нос и улыбнулся.

Сделав пару глубоких вдохов, Артур подошёл к нужной двери и постучал.

Виталий Сергеевич, как обычно, по своему обыкновению стоял в кабинете Княжны и получал почти физическое удовольствие от того, как здесь всё устроено. Нет, у него не было такой же маниакальной любви к выверенным линиям и идеальному порядку, как у его госпожи, но он честно признавал: наблюдать за этим — отдельная форма эстетики. Каждая папка — на своём месте, каждая ручка стоит под тем углом, под которым она должна стоять.

Как главе охраны рода Карловых, это было даже удобно: в пространстве, где всё неизменно правильно, любое отклонение сразу бросается в глаза. Поэтому работать на этот род он искренне любил.

Сейчас он наблюдал, как Виктория Евгеньевна, всем своим видом показывая сосредоточенность, перебирает документы. И в тот момент, когда она привычным жестом кладёт ручку ровно туда, где она всегда лежит, он почти уверен: на столе есть скрытая отметина, идеально подогнанная под этот жест.

Она подняла взгляд на него.

— Докладывай.

Голос — холодный, спокойный. Всё как всегда.

Виталий Сергеевич выпрямился.

— Госпожа Виктория Евгеньевна, наш детектив раскрыл дело Белозёрских и докопался до той правды, которая сейчас… не самая удобная. Также слежка показала: продвижение по бандам у него тоже есть. И, знаете… он нашёл вариант, который мы не рассматривали.

Она чуть приподняла бровь.

— Да ну? Неужели?

— Да. Мы проследили его почту. Пока его не было, мы установили жучки на ноутбуки и увидели переписку с неким Алексеем, который занимается покраской. И знаете, о чём они говорили?

Она откинулась в кресле, уже более расслабленно:

— Не томи. Ты же знаешь, как я не люблю эти твои секретики.

— О краске «хамелеон».

Пауза. Она моргнула.

— Интересно… это вообще существует?

— Существует. Как оказалось. — Виталий развёл руками. — И знаете…

Виктория посмотрела на него и сказала то, о чём он сам думал уже давно:

— Наверное, это наше упущение. У нас в штате нет автомобильно специалиста, который бы разбирался в механике. Почему мы раньше не додумались найти толкового технического мастера?

— Мы рассматривали другие варианты, — ровно ответил он. — Ту же «пятиминутку», которая быстро высыхает. Но, как выяснилось, она не работает при нанесении второго слоя на первый. А вот про «хамелеон» мы просто не знали. Это нисшевая штука. больше для фанатов тюнинга и тех, кто любит повыпендриваться. Ею пользуются не все.

Княжна чуть пододвинулась, убирая прядь волос за ухо.

— Почему?

— Как оказывается с этой краской есть нюансы по постановке машины на учёт.

Она кивнула и махнула рукой, давая понять, что детали ей не интересны.

— Ты начал какие-то действия?

— Нет. Без вашего разрешения — никаких шагов.

— И правильно. Пусть пока копают. У нас есть чем заняться. Что по Белозёрским и Крановым?

Он уловил, куда она ведёт:

— Там сейчас… Драгомиров…

— Да-да, — она махнула рукой. — Я поняла, о чём ты.

Она ненадолго задумалась, затем улыбнулась уголком губ — так, как улыбалась только тогда, когда шаг в партии уже сделан, но фигуры ещё стоят на местах.

— Пусть всё идёт своим чередом. Не вмешиваемся. Посмотрим, куда этот мальчишка сможет залезть. И насколько глубоко засунет голову в пасть льва.

Она тихо усмехнулась.

Виталий Сергеевич ответил таким же коротким, контролируемым смешком. Он слишком хорошо её знал: если госпожа не вмешивается — значит, она уже просчитала несколько вариантов вперёд. И сейчас она наблюдает.

А наблюдать Виктория Евгеньевна умела куда тоньше, чем любой аристократ Империи.

И в самый горячий момент сегодняшнего дня кто-то постучал в дверь.

— Войдите, — сказал я громко.

Ксюша вздрогнула. По лицу прошёл едва заметный страх: всё-таки она рассказала слишком много, и вполне могла опасаться расправы. Я коротко кивнул ей — мол, спокойно.

На пороге стоял пухленький, удивительно жизнерадостный мужчина лет тридцати пяти. Коричневая тройка костюма, красный галстук, вспотевшее покрасневшее лицо — будто он не просто поднялся на второй этаж, а пытался побить спортивный норматив. Хотя по его комплекции было понятно: даже два лестничных пролёта — для него уже подвиг.

Глаза — добрые. Мимика — ещё добрее. Такой обычно извиняется перед стулом, если случайно на него сядет.

— Здравствуйте! — бодро произнёс он. — Меня зовут Артур Иванович Иванов.

Я едва не усмехнулся вслух. Да, Ивановы любят называть детей Иванами. Традиция у людей такая.

«Ну ладно». Подумал я, откидываясь на стуле.

— Роман Крайнов. Чем могу быть полезен?

— Отлично! — он почти просиял. — А вы можете подтвердить… вы Роман Аристархович Крайнов? Крайонов?

— Да, именно так.

— Имперская канцелярия, — представился он уже официально, вручая папку. — У меня для вас корреспонденция и необходимость подписать некоторые документы прямо сейчас. Также повестка в канцелярию для дальнейших действий.

— Канцелярия… — протянул я. — И что от меня-то надо?

Но договорить я не успел — телефон завибрировал. Сообщение от Княжны.

«Молодец, мальчик.»

Всего два слова.

И стало понятно: что-то в моей жизни сейчас начнёт происходить такое, что мне точно не понравится.

Демид уже собирался вставать и отправляться на встречу с одним мелким бароном, когда телефон на столе завибрировал и появилось сообщение, в котором было всего три слова:

«Молодец, мой мальчик».

Он улыбнулся. Для Демида день уже будет не настолько плохим, если его похвалили.