Имперский детектив КРАЙОНОВ. ТОМ I

Глава 4

Я рассмотрел парня, который зашёл. Одет он был модно, аккуратно, правильно — всё сидело идеально. Если бы не его проблемы с эмоциями, можно было бы принять за аристократа. Но аристократы даже в стрессовых ситуациях лицо держат, а у этого взгляд скакал: сначала отвращение, потом удивление, потом попытка резко собрать вежливую маску. Это и выдавало его с головой.

На пальцах — несколько массивных, дорогих колец. Золото, серебро, камни. Видно, что вещь не дешёвая. Но перстня рода нет — и это уже говорит громче всего. Человек, который так следит за собой, будь он аристократом, носил бы родовой перстень в первую очередь. А если не носит — значит, носить нечего. Всё просто.

Я скользнул взглядом сверху вниз, собирая детали.

Белая выглаженная рубашка, такая, где стрелки на рукавах будто вычерчивали линейкой. На шее — шёлковый платок, завязанный узлом «я — эстет, смиритесь».

Брюки — узкие, почти джинсы, но не совсем; скорее, те самые «слим-фит», которые носят люди, уверенные, что у них идеальные ноги. Туфли — блестят так, что я увидел в них отражение собственного офиса. Смешно: помещение — развалина, а в его туфлях — как будто люкс-лофт.

Волосы… Господи… Гелевые, зачёсанные назад, боковые зоны выстрижены до миллиметра. Та самая модная сейчас стрижка «если дунет ветер, я умру, но зато красиво».

Руки — ухоженные. Маникюр с бесцветным покрытием, именно тот, что стоит дороже: подпиленные, отшлифованные, кутикула убрана так, будто ноготь — произведение искусства.

Этот тип людей любит себя. И очень любит показывать, что любит себя. Но к аристократии он не относится — эмоции слишком открытые, читаемые, ни капли тренировки.

На все эти выводы мне понадобилось пару секунд. Я такие вещи схватываю быстро.

Я слегка кивнул:

— Да, вы по адресу. Слушаю вас. Какое у вас дело ко мне?

Он улыбнулся своей фирменной, нарочито вежливой улыбкой:

— Дело чрезвычайной важности, господин Крайонов.

Я ещё раз окинул его взглядом и сказал:

— Да, вы по адресу. Детективное агентство Крайонов приветствует вас. Можете присесть.

Показал на единственное новое кресло в конторе: всё остальное я покупал с рук, на Б/У-рынке — денег особо не было. Он прошёл к креслу, поморщился, будто я предложил ему повязать шарфик из прошлогодней коллекции, но всё-таки сел. До него там вообще сидел графский наследник, так что его попытка обидеть предмет мебели взглядом — мимо кассы.

Он заговорил своим слегка елейным тоном, тем самым, которым обычно подмазываются, когда хотят казаться важнее, чем есть:

— У меня к вам дело от самой княжны…

Но прежде чем продолжить, он вытащил из кармана джинсов небольшой свёрток и развернул его. Внутри — артефакт.

Я такие знал. Артефакт неразглашения.

Работает элементарно: берёт каплю моей крови, связывает клятву, и если я когда-нибудь проболтаюсь — артефакт вспыхнет, а хозяева узнают, что я нарушил слово. Дорогая игрушка, не для простолюдинов. Но раз он пришёл от княжны — для них это расходный материал.

Он посмотрел на меня вызывающе и произнёс:

— Надеюсь, вы готовы дать клятву неразглашения?

Конечно, я хотел послать его куда подальше, не самое удобное ведение дел, но вслух сказал совсем другое:

— Да, конечно. Никаких проблем. Договор между нами всё равно будет заключён официально и зарегистрирован в Имперской канцелярии. Так что вопросов с разглашением не возникнет.

— Да, это я прекрасно понимаю, — продолжал он своим неприятным, но, на удивление, мелодичным голоском. — Всё это ясно, но ситуация такая, что я уже сейчас начну рассказывать вещи, которые не должны дойти ни до чьих ушей. Вы же понимаете: дела князей — не обычные дела. Иногда они на уровне имперских.

В голове я только и подумал: ого… что же там у княжны произошло, если они приползли именною ко мне?

Если у них пропала иголка в траве, то они выбрали по их мнению как раз самого незанятого детектива. Откуда у него могут быть дела, если он только сегодня появился на онлайн картах. Логика железная.

Нет, серьёзно, насколько бесполезным должно быть их дело, если его поручили мне?

И ещё артефакт неразглашения припёрли. Прекрасно. Я — официальный «ищи-иголку-в-траве» уровня «ниже плинтуса». Карьера мечты.

— Да, конечно, — сказал я вслух, сохраняя профессиональное лицо. — Можете проговорить клятву, я её принимаю.

Он торжественно расправил плечи и начал стандартным текстом:

— Я, Элисио, заключаю договор крови с…

Завис на мне, ожидая имя.

— С Романом. Романом Крайоновым, — подсказал я.

Он кивнул и продолжил:

— … о том, что он ни при каких обстоятельствах не скажет ни единой детали, прозвучавшей в моей речи, и всё, что связано…

— Стоп, — поднял я палец.

Он завис, как будто я нажал на паузу.

— По вашей формулировке я не смогу рассказать ничего никому. А если мне понадобится узнавать информацию, допрашивать людей, проверять точки, входить в контакт с объектами? Вы же понимаете: так дело вести невозможно.

Он выдохнул, слегка поморщив нос, и сказал:

— Хорошо. Переформулирую.

И начал заново.

Я остановил его жестом:

— Подождите. Давайте я сам подскажу, как это правильно звучит. А вы уже озвучьте, — сказал я.

Он приподнял бровь, как будто хотел возмутиться, но вовремя понял, что упрётся в стену. И я продолжил — спокойно, вежливо, но достаточно жёстко, чтобы до него дошло:

— Видите ли, я абсолютно уверен, что вы, несомненно, прекрасный придворный при своей княжне… но вот с ритуальными фразами для артефактных клятв, вы знакомы примерно, как корова с фортепиано. Я сейчас не хочу стрелять себе в колено из-за чужой безграмотности.

— Да как вы…

Приподнялся он и уже начал готовиться к гневной речи.

— Чшш… — Я приставил палец губам, перебивая его.

Элисио уставился так, будто впервые кто-то его заткнул, и что он может оказаться неправым.

Я чуть развёл руками:

— Понимаете, если произнести клятву в той формулировке, которую вы выдали… я потом даже «мама» вслух сказать не смогу, если это слово случайно коррелирует с делом. Артефакт ведь работает тупо: «разглашение есть разглашение». Он не разбирает — по делу я говорил, по ходу дела, случайно в разговоре или просто выругался. Нарушение — и всё. Камень загорелся, сигнал ушёл — и ко мне в офис, с моими стульями БУ, сразу же приезжают ваши княжеские дружинники разбираться.

Я сделал паузу, чтобы он прочувствовал картину.

— А я, знаете ли, мужчина не самый слабый, но сравнивать меня с личной дружиной княжны — такое себе. Один на один — ещё могу, один против трёх — с натяжкой, но можно. А вот если их пятеро приедет… ну, они меня свернут, как дешевую раскладушку. Не то чтобы я против приключений, но не в формате «меня бьют, потому что какой-то придурок неправильно формулирует магическую клятву».

Он сглотнул. Выражение лица стало более внимательным — наконец-то понял, что ошибка здесь дорого стоит.

— Поэтому, — продолжил я уже спокойнее, — формулировка должна быть чёткой. Чтобы клятва фиксировала: я не могу использовать информацию во вред роду, но могу использовать внутри самого дела, чтобы это дело расследовать. Я должен иметь право спрашивать, допрашивать, наводить справки, связываться с людьми, которые вообще ничего о княжеских секретах знать не должны. Это нормальная рабочая практика. Если запретить мне говорить — то расследования не будет. Будет цирк.

Я указал на артефакт:

— Так что давайте ещё раз. Но уже правильно.

Он выдохнул, кивнул, поднял артефакт и произнёс — уже аккуратно, по моей формулировке:

'Я, Элисио, действуя по поручению княжеского рода Карловых, заключаю договор крови с детективом Романом Крайоновым.

Обязуюсь передать ему сведения, относящиеся к делу.

Он, Роман Крайонов, обязуется не использовать полученную информацию во вред роду Карловых.

Вся информация, полученная в ходе поручения, может быть использована им исключительно в рамках расследования: для поиска, проверки фактов, общения с третьими лицами и установления истины.

Разглашение сведений допускается только в объёме, необходимом для работы.

Намеренное разглашение информации, наносящее вред роду Карловых, считается нарушением клятвы'.

Я приложил палец к небольшой иголке, которая проявилась после последних ритуальных слов. Почувствовал не большой укол. Артефакт вспыхнул мягким золотистым огнём — договор принят.

— Ну и славненько, давайте теперь перейдём к делу. Вы уж не обижайтесь за мою грубость, просто поймите меня как специалиста: я не очень бы хотел ограничивать свою возможность общаться с людьми.

Он попытался что-то вставить, но я перебил:

— Нет, не спорю, вы знаете детективов как шпионов, которые следят за людьми, но иногда всё-таки требуется и разговаривать с другими.

Я перевёл дыхание, уловил в его взгляде лёгкое понимание и решил чуть разрядить обстановку:

— Ну и сами понимаете: я человек, который любит кофе. И как я его закажу, если наш с вами договор на крови зафиксирует моё молчание? Полное моё молчание.

Он, конечно, расстроился, но решил продолжить:

— У княжны украли кота.

Я едва не вышел в окно, но вслух спросил:

— Что? Кого украли?

— Кота, — подтвердил он. — Вот фотография.

Он протянул снимок. На нём — абсолютно чёрный котёнок, только крошечное белое пятнышко на груди ровно по центру. Как будто миниатюрная бабочка. Настолько миниатюрная… выглядело это… так мило. Я аж испугался собственных мыслей.

— А почему не позвонить в отлов животных?

Он вспыхнул яростью:

— Как вы смеете⁈ Это котёнок! Это Феликс, кот самой княжны! Она его очень любит, и она не потерпит, чтобы его нашли какие-то живодёры из отлова. Поэтому мы и наняли всех детективов в округе, чтобы они его нашли.

Я сделал вид, что воспринимаю это со всей серьёзностью вселенной, но внутри только спросил себя: Княжна, котёнок, артефакт крови…

— Ну… вы меня, конечно, простите, но у меня сейчас есть другое дело, — сказал я. — Наверное, котами пусть лучше займутся мои коллеги.

Он резко вскинул подбородок:

— Как хотите. Награда за котёнка — сто пятьдесят тысяч рублей.

— Я согласен! — хлопнув ладонью об стол, я даже слегка приподнялся.

Он чуть дёрнулся назад — моё резкое движение его, видимо, напугало.

Но сто пятьдесят тысяч… мать его, сто пятьдесят тысяч за котёнка.

Да за такие деньги я им двадцать пять котят найду — и у каждого будет эта маленькая «бабочка» на груди.

— Ладно, — сказал я. — Заключим договор. Какие сведения у вас есть?

— Сведений почти нет, — поморщился он. — Он пропал вчера вечером и больше не появлялся.

— Может, просто гуляет? — спросил я.

— Никогда! — вспыхнул он. — Он не выходит. Всегда рядом с госпожой. А если её нет, то в своей комнате. Мы обыскали всю его игровую — около ста пятидесяти квадратов — и его нигде нет. Все слуги уже подняты на уши.

— А не вы ли его украли? — спросил я максимально невинно.

Он дёрнулся так, будто получил под дых. Но это не было движением человека, который пытается скрыть правду. Это была чистая искренняя обида. Брови вверх, глаза округлились, губы дёрнулись от оскорбления — реакция слишком быстрая, слишком открытая, чтобы быть ложью.

— Нет, конечно! — вспыхнул он. — Вы как вообще смеете такие вопросы задавать⁈

Идеально. Ни ухода взгляда, ни покосов в сторону, ни паузы перед ответом. Чистая эмоция — возмущение, а не страх. Значит, не врёт. Его действительно задел сам факт подозрения.

— Попробовать стоило, — спокойно бросил я.

Он кипит, но это не нервозность виновного — это вспышка человека, которого просто выбили из привычной позиции. Именно ради этого я и вёл себя так весь разговор: перебивал, жёстко обрезал, сбивал тон. Таких проще читать, когда их выбиваешь из равновесия. На эмоциях любая микродеталь видна лучше — жест, дыхание, поворот головы, то, как двигается челюсть.

Если бы он был замешан хоть на секунду, я бы это увидел. Но нет — реакция честная, прямая, даже слишком. Минус один подозреваемый.

— Ну, тогда давайте я сейчас распечатаю договор. В принципе, у меня до вечера дел нет, поэтому можем съездить на место обитания котёнка — я всё должен осмотреть.

Тут он уже меня перебил:

— Вы уж извините, что перебиваю, но у нас запланирован график посещений. Ваша очередь стоит аж через неделю, в семь часов сорок две минуты утра…

И вот тут меня чуть инфаркт миокарда не схватил. Через неделю этот кот либо сам вернётся, либо уже сдохнет от голода. Все таки княжеский, а не дворовый Мурзик. Эти не приучены.

Мне нужно именно сейчас туда попасть, пока другие детективы и сыщики не облапали предметы. И не заменили эмоции тех, кто мог быть причастен к похищению.

Если похититель действительно есть, я смогу почувствовать его эмоции и хотя бы понять мотив. А мотив — половина пути. Остальное по накатанной.

— Смотрите, — я открыл ящик стола и аккуратно положил перед ним кольцо. — Вы хотите отказать аристократу в его желании поехать прямо сейчас? Не думаю, что среди остальных детективов у вас много аристократов.

Да, это блеф. Да, игра. Документов у меня пока нет. Но все знают: аристократы редко занимаются сыском. Я знаю всего пару исключений — и ни одного в Серпухове. Так что сейчас именно тот идеальный момент, чтобы использовать это бесполезное кольцо.

Он уставился на перстень. Глаза расширились. В лице — тот самый микрожест, который я уже видел: «так и знал». Взгляд у него в прошлый раз изменился именно из-за лица — профиль у меня аристократический. А теперь он увидел кольцо, точка сошлась, парень успокоился.

— Тогда… господин Роман, — сказал он уже мягче. — Я попробую согласовать это с охраной. Мне нужно сделать пару звонков. А вы пока можете подготовить договор.

Пока принтер тащил первый лист, я в который раз вспомнил, почему вообще купил этот древний комплект «принтер + сканер» с рук.

Любой договор по правилам нужно было хранить в Имперской канцелярии — а значит, каждую бумагу приходилось не только подписывать вручную, но и отправлять туда в цифровом виде, заверяя электронной подписью. Её выдавали вместе с лицензией детектива — маленькая флеш-карта с ключом. Без неё ни одно дело нельзя было зафиксировать как официальное.

Раньше, во время сбора документов для получения лицензии, я носился в копицентры: печатать за их конские тарифы, сканировать за ещё более конские. А они там любят делать вид, что совершают подвиг: «Ну, давайте вашу бумагу… ооо, у нас очередь…» Да ещё и флешку навязывали «новую, фирменную» за полторы тысячи, когда мне нужна была просто копия договора.

В итоге я плюнул, купил бу-шный сканер за две с половиной — и теперь весь процесс занимал пару минут. Принтер ворчит, сканер хрипит, зато всё под рукой. Скан — в канцелярию, подпись — на договор, и бумага сразу становится официальной.

Если клиент нарушит условия, я имею право обратиться к канцелярии, и они откроют на него дело. Если нарушу я — наоборот. Всё честно, всё фиксируется.

Как раз, когда вылез последний лист договора, Элисио вернулся уже с широкой служивой улыбкой:

— Всё согласовано. Сейчас подписываем договор и сразу едем. У нас будет ровно час, чтобы вы всё осмотрели. Мы подвинули одного из… не очень крупных детективов.

— Отлично. Давайте подпишем — и выдвигаемся.

Мы подписали договор и спустились вниз.

У выхода уже стоял чёрный блестящий внедорожник с родовым гербом Карловых — крупный, аккуратно выгравированный знак на решётке радиатора. Машина выглядела так, будто её только что отполировали: ни пылинки, ни царапины.

Салон внутри оказался ещё богаче. Дорогая кожа, мягкая, тёплая на ощупь, аккуратные прошивки, качественный пластик — всё в лучших традициях аристократических авто. Ничего нового: в моём прошлом мире богатые тоже любили комфорт.

Но одно меня всё-таки удивило — на каждой спинке сиденья красовалась вышитая большая буква «Э».

И тут я невольно подумал: а неужели этот внедорожник принадлежит самому Элисио? Либо он выслужился так, что ему доверили личную машину княжны… Либо «служба» у него куда шире, чем просто подавать пальто и носить сумки.

Мы сели. Двери мягко захлопнулись.

По дороге Элисио рассказал еще несколько деталей дела. После того, как записи на видео камерах оказались чисты, они сразу отменили версию, что котенок убежал сам, и в тот же момент подключили всех детективов Московской области.

Преступник поработал мастерски, не оставив никаких следов и зацепок.

Уже подъезжая к воротам, он вдруг сказал:

— Большая просьба… можете вести себя чуть менее резко? Госпожа… если она сейчас дома… — он замялся, будто ему стыдно, что он не уверен, где она. — Она любит всё красивое и аккуратное.

— Да, конечно, без проблем, — ответил я.

Мы въехали на территорию поместья.

Ну вот и начинается моё второе дело. Даже раньше, чем первое.

Дело о пропаже кавайного черного котенка — начато.