Первой моей мыслью было: «Неужели?». Секунды проходили в тишине, а я тупо смотрел в темноту у себя под ногами и все никак не мог поверить, что Аверре мертв. Чувство недоверия боролось с облегчением, хотя финал казался настолько неправдоподобным, насколько это вообще могло быть. Рядом надоедливым светляком плавал слабеющий световой шарик. Он трепетал и помаргивал, будто свечка на ветру, но не гас, поскольку некоторая часть моего «Я» все еще оставалась сосредоточенной на поддержании горения.
Тут я вспомнил, что не один.
Подняв взгляд к уступу, я увидел Эйтн, чей образ отбрасывал дрожащие тени в неровном свете моего энергетического факела. Ее рука, сжимавшая бластер, все еще оставалась вытянутой, а губы сурово сжатыми, и только слезинка, скатившаяся вниз по щеке, оставила за собой блестящий след, подсказав, что она сделала.
– Эйтн? – спросил я очень тихо, кажется, впервые обратившись к леди Аверре по имени.
Эйтн не отвечала, по-прежнему глядя сквозь меня, куда-то в подпространство между пластами бытия. Я догадывался о том, что она там видела, но из вежливости и сострадания спрашивать не стал. Тут нечем было помочь. И если бы слова благодарности имели какое-то значение, я бы их произнес.
Не скажу, сколько мы простояли над пропастью. В душе я радовался счастливому избавлению, но рта раскрыть не смел до тех пор, пока Эйтн не опустила бластер.
– Эйтн, мы должны выбираться. Надо посмотреть, что творится наверху. Надо… – последнюю фразу я не стал договаривать сознательно, поскольку рвался узнать, что Аверре сделал с моей мамой, но испытывал стыд за то, что из-за меня Эйтн пришлось лишиться дяди.
Сказать по правде, это был первый раз, когда я признал вину.
Вдруг высоко над нами разгорелся настоящий огненный шар, такой мощный, что осветил практически каждый уголок сырого и мрачного урочища, окатив наши продрогшие тела мощной волной тепла. И голос, прозвучавший за ним, до краев наполнил меня покоем:
– Сет?!
– Мам! Я здесь!
– Все в порядке?
Я не успел ответить. Задрав голову кверху, старался разглядеть за слепящим сиянием шара лицо матери.
– Эпине, где Эйтн? – это был Занди.
– Да тут она, – откликнулся я, бросив на леди Аверре быстрый взгляд, – рядом стоит.
– Эйтн?! – прокричал Занди. – Вы целы?
Я не ждал, что она осчастливит его ответом, но, видимо, натура Эйтн к тому моменту уже успела взять верх, и она совершенно будничным тоном произнесла:
– Да. Мастер Аверре убит, но я бы хотела, чтобы вы поскорее вытащили нас отсюда. В моем нынешнем положении весьма неудобно снова заставить эту штуку работать.
Речь, разумеется, шла о подъемнике.
– Не беспокойтесь, – тут же отозвался граф. – Я сейчас что-нибудь придумаю.
Что ж, энтузиазму Занди можно было позавидовать. В надежде, что он не предложит веревку из минновых лиан, я увидел, как мама, пригасив свет фонаря, спокойно отодвинула графа от края и спорхнула вниз. С легкостью пушинки, она приземлилась на запястье статуи рядом со мной.
– Ты цел? – Она схватила мое лицо в ладони и внимательно осмотрела.
– Мам, я нормально, ты лучшее ее осмотри, – я указал на Эйтн, при более ярком освещении, походившую на приведение.
– Тебе нужно на воздух, милочка, – заметила мама. – Занди, ловите ее.
Легким движением руки она заставила текучие потоки Теней уплотниться вокруг Эйтн подобием энергетического бутона и вознести ее наверх прямо в распростертые объятья графа.
Едва получив в руки предмет своего обожания, Занди увел леди Аверре прочь, а мы с мамой остались вдвоем. Мы и не говорили. Просто смотрели – то друг на друга, то на письмена и знаки, пестревшие вокруг на стенах. Эти иероглифы особенно заинтересовали маму.
Наконец, когда стоять, балансируя над пропастью уже не было мочи, я предложил:
– Давай убираться отсюда. Меня от этого места просто дрожь берёт.
Однако ответ оказался не таким, как я ожидал. Она сказала:
– Я до сих пор не верю, что эти существа действительно когда-то существовали… Тебя разве это не захватывает?
Я немного помялся, прежде чем выдавить:
– Не особенно. Все эти легенды и древние артефакты, конечно, интересны, но я предпочитаю разговаривать о них в более уютной обстановке.
Мама негромко рассмеялась.
– А ты не любопытен, – сказал она, спустя мгновение.
Я ухмыльнулся. Если бы она только знала… Впрочем, я рисовал перед собой массу возможностей, при которых мы могли заново узнать друг друга и, может быть, возродиться той маленькой, но прочной семьей, которой были когда-то.
– Нельзя все вот так оставлять, – между тем сказала она, заставив меня поперхнуться воздухом от недоумения.
– О чем ты, мам?
Выйдя на самую узкую часть ладони, она, присев у чаши, обернулась:
– Игла все еще внизу. Мы не можем допустить, чтобы она так там и осталась. Ее следует достать и непременно уничтожить.
Даже от мысли, что придется спуститься туда, где лежат останки Аверре, и вытащить из его мертвых рук Иглу, меня пробрал озноб. После всего, что он натворил, даже приближаться к его наверняка истерзанному трупу казалось чем-то до невозможности отвратительным.
– Это совсем еще не конец, – с уверенностью заявила мама.
Именно в тот момент, когда реющая сфера энергии скрылась за головой ближайшей статуи, из темноты под ногами вынырнула окровавленная рука и ухватила маму за щиколотку.
Я громко вскрикнул. Вскрикнула и мама, а затем, под весом изрыгающего проклятья на весь наш род и очень даже живого Аверре, начала соскальзывать вниз. Доли секунды ушли на то, чтобы я успел подскочить к ней и не дать сорваться.
Вцепившись свободной рукой в край чаши, я, всеми силами стараясь не соскользнуть, держал маму за руку, пока наставник с безумной улыбкой на изрезанном острыми камнями лице, цепляясь одной рукой за запястье статуи, шнырял дикими глазами по всей пещере. В руке его по-прежнему оставалась зажатой Игла.
– Тут ты права, как никто, Сол, – озлобленно хихикая, выговорил он, сплевывая кровью. – Это совсем не конец. Хотя, опять же, с какой точки посмотреть. Вас обоих это точно не касается. – И он, размахнувшись, со всей силы вонзил Иглу маме в спину.
Мама истошно закричала и от ее крика острая боль пронзила мой мозг, словно удар пришелся точно по нему. Я завопил следом, однако ее руки так и не выпустил, пытаясь в тоже время втащить нас обоих на твердую поверхность. В тот самый миг наша ментальная связь была практически нерушима.
Аверре пытался вскарабкаться на статую, ногтями впиваясь в гладкий камень. Заметив это, я, зная, что смогу до него дотянуться, и перенеся вес на правую ногу, лягнул его левой. Влажный звук соприкосновения лица наставника и подошвы моего ботинка приятно пощекотал ухо. И все-таки, чтобы избавиться от него требовалось нечто куда более весомое.
– Ты мне еще за это заплатишь, – меча взглядом искры, выплюнул Аверре, но вместо того, чтобы возобновить попытки выползти, перепрыгнул на маму и, схватив за горло и удвоив вес, который мне приходилось держать одной рукой, начал ее душить. Искусственный свет, созданный нами, тут же погас, погрузив Святилище в абсолютную тьму.
– ОТПУСТИ ЕЕ! – заорал я не своим голосом, но с тем же успехом можно было обращаться к статуе.
– Или ты нас обоих вытащишь, Сети, или бросишь, – сквозь хрипы мерзко хихикнул Аверре.
Боль, которую испытывала мама, я чувствовал на себе. Игла, медленно и неотвратимо прожигавшая себе путь сквозь ее внутренности, ментально сжигала и меня, и руки Аверре, сжимавшие ее горло, крепко держались за мое. У меня не было сил на то, чтобы сконцентрироваться и элементарно разрядить в него мощь всей своей ненависти.
И вдруг голос мамы ворвался в мысли отрешенной фразой:
«Отпусти, Сет».
Я сначала не придал этим словам значения, упрямо продолжая тянуть обоих – и маму, и наставника, – вверх, хоть и понимал, что физические силы на исходе.
«Сет, отпусти!»
Осознав наконец, о чем она просит, я так же мысленно выкрикнул в ответ:
«Ни за что!».
Но она не собиралась уступать.
«Пойми, что так будет правильно. Игла не может превратить меня в своего носителя из-за минна, который стал моей частью. Я чувствую, как она слабеет вместе со мной».
«Мы что-нибудь придумаем…»
«Нечего тут придумывать. Нужно только смириться. Смириться и понять, что я уже никогда не стану той Сол, что была твоей матерью когда-то. Наше с тобой время ушло безвозвратно. Единственное, что ты можешь сейчас сделать, это отпустить... отпустить меня и Батула, ради того, чтобы кошмар, в котором я существовала все эти годы, не оказался прожитым зря».
Рука мамы сама стала выскальзывать из моей, и я, как ни старался, не мог удержать ее потными пальцами. Слезы отчаяния и злости брызнули из глаз.
– Мама, не надо! – завопил я во всю глотку, хотя Аверре так и не понимал, к чему все идет.
«Поверь мне, так будет лучше…»
«Для кого?» – хотел выкрикнуть я, но было уже поздно.
Тонкие пальчики выскочили из ладони и, под непередаваемый вопль беспомощного отчаяния, скрылись вместе с моим наставником в темной глубине древнего урочища.
Борьба, все еще шедшая где-то там внизу длилась секунды, показавшиеся мне невыносимо долгими. Бессильно и слепо вглядывался я в непроглядную темень, прислушиваясь к глухим звукам бездны, только что отнявшей у меня самое родное существо во всём мире.
Мгновение.
Вспышка невероятной силы осветила недра Святилища, словно умирающая звезда последним своим дыханием порождает ярчайшее из космических явлений.
Стены содрогнулись от мощи, так что я едва устоял на ногах, спрятав лицо от света и жара, что мог, наверное, превратить меня в пепел.
Спустя секунду все снова погрузилось в непроглядный мрак, наполненный тишиной, принадлежащей только мертвецам.
Остался только я.
Дождь стучал по стеклам восстановленного окна в номере Аверре, рисуя сложные узоры из стекающей тонкими ручейками воды и напоминая барабанную дробь перед казнью. День переживал свой конец, но низкие тучи, окутавшие Мероэ, скрыли от глаз последние лучи заходящего солнца, погрузив пейзаж недавно миновавшей битвы в унылую пасмурную мглу.
Я стоял, прислонившись лбом к прохладному стеклу, отстраненно наблюдая за омовением, длившимся вот уже третий час без перерыва. Словно природа хотела смыть с себя всю грязь и кровь, оставленные событиями теперь уже почти прошедшего дня. На эти три часа весь город как будто вымер.
Нападение аборигенов, как ни странно, обошлось Мероэ, если можно так выразиться, малыми потерями. Сильнее всех пострадали графский замок и часть прилегавших территорий. Возвращаясь из джунглей на борту флаера Занди, я успел заметить несколько туш мертвых килпассов, чьи крылья торчали из разрушенных остовов.
Но, ни единого аборигена в воздухе или на земле заметить не сумел.
Занди сказал, что едва весть об уничтожении Иглы и разрушении Святилища достигла ушей махди, они тут же поспешили ретироваться, позабыв о собственной мести. Почему они так поступили, мне, увы, никто объяснять не стал, и я лишь удивился, что горожане еще не завалили графа требованиями нанести по джунглям сокрушительный ответный удар.
Стук в дверь отвлек от разглядывания дождевых ручейков на стекле, в одном из которых на секунду привиделся оскаленный лик Аверре. Едва возвратившись в отель, я тут же попросил Литу предоставить мне личный канал связи. Применив все необходимые защитные кодировки, я отправил сообщение в Цитадель с просьбой по возможности откликнуться на вызов. Делал я все это на автомате, словно машина, подчиняясь программе, как будто ничто и нигде уже не могло меня затронуть или взволновать. Визитеров я не ожидал вовсе и потому, когда настойчивый стук повторился опять, скосил взгляд на стол, не появилась ли на панели передатчика яркая красная точка. И, поскольку, таковой там не обнаружилось, устало проговорил:
– Войдите.
Дверь тихонько открылась, и на пороге появился, кто бы мог подумать, капитан Гетт собственной персоной. Вид у него при этом был не очень дружелюбный, что, в свете последних событий, не удивляло.
– Мне сказали, вы здесь, Эпине, – проговорил он, без приглашения ступая мокрыми ботинками на ковер.
– Еще бы, – фыркнул я, сложив руки на груди и уставившись на капитана исподлобья. – Вы ведь запретили кому-нибудь входить в мой собственный номер. Даже вещи мои не пожелали отдать.
Гетт ничуть не смутился.
– Таков порядок. Это место преступления и оно останется опечатанным до тех пор, пока дело не будет закрыто.
По-прежнему поглядывая на панель, я вовсе не испытывал желания поболтать о том, о сем с капитаном местной полиции и потому надеялся разобраться быстро и без задержек.
– Зачем явились, капитан?
Прежде, чем ответить, тот хмыкнул.
– Вы не очень-то любезны, Эпине.
Я искренне изумился:
– А вы ожидаете любезности? – И фыркнул. – Неужто забыли, как заставили меня сигануть из этого самого окна прямо на мостовую?
– Вы оказали сопротивление при попытке задержания, – парировал Гетт. – Вы нарушили закон. Ваше счастье, что я явился сюда не затем, чтоб увести вас под охраной. А ведь мог бы.
– Кто бы сомневался. – И я снова обернулся к окну. – Так зачем вы пришли?
Гетт молчал, будто собирался с мыслями.
– С меня требуют закрыть ваше дело, – спустя несколько долгих секунд ответил он.
– Кто? – Хотя интереса в моем вопросе было ничуть не больше, чем в том дробном стуке капель, бьющем снаружи по откосам.
Гетт не стал скрывать:
– Я только что был на аудиенции у его светлости, и он настаивал, чтобы я прекратил следствие и, как он изволил выразиться, «всяческие нападки против вас».
Я обернулся наполовину:
– Он объяснил, почему?
– Должен сказать, весьма витиевато. Он сказал, что убийство госпожи Бабор уже раскрыто и тот, кто его совершил, наказан. Граф намекнул, что в смерти хозяйки отеля виновата ведьма Аманра и что она сама погибла при несчастном случае, произошедшем в джунглях аборигенов. То же касается и смерти в Архиве. Хотя, насколько я понял, совершены эти два убийства были разными личностями.
Я посмотрел на капитана и выдержал его пристальный взгляд.
– И что же вы хотите услышать от меня?
– Подробности, – сказал он. – Я, знаете ли, не привык закрывать глаза и уши, когда от меня этого требует начальство, и всегда стремлюсь разобраться во всем самостоятельно.
– Надеюсь, это не от скуки?
Но Гетт точно не слышал:
– Аборигены атаковали город без предупреждения, но причина-то у них определенно была. Я хочу знать, в чем она заключалась.
– Я понимаю ваше желание докопаться до истины, капитан, однако ничем не могу помочь. Если сам граф не пожелал делиться с вами подробностями, то у меня тем более нет на это права. Вы зря считаете, будто во всех ваших бедах виноваты исключительно лейры. Иногда было бы неплохо присмотреться к тем, кому вы служите и с кем живете. Мало ли какие скелеты скрываются в шкафах ближних.
С минуту примерно капитан молчал, продолжая сверлить меня взглядом.
– Эпине, по-моему, Батул Аверре – хреновый учитель. Вы совершенно не тех знаний от него нахватались.
– Вы правы, капитан, – ответил я и снова отвернулся. – Всего хорошего.
– Что ж, и вам того же, – проговорил он мне в спину. – Выражаю искреннюю надежду на то, что больше никогда вас в Мероэ не увижу.
Я не видел, как капитан ушел, лишь услышал звук закрывающейся двери.
Мне стоило чудовищных усилий не разрыдаться, когда он заговорил об Аманре. Мысли тотчас перенеслись обратно в мрачное логово аборигенов, где в предсмертной вспышке Иглы сгорели Аверре и моя мать.
Когда прибывшие люди Занди вытащили меня из Святилища, никто не мог добиться и слова.
Даже Эйтн.
Казалось, я попросту забыл, что все еще жив, поскольку мысленно находился далеко за границами этого мира.
Я помнил, как Занди что-то говорил насчет того, что тело Сай’и, предположительно убитой Аверре, так и не нашли, но для меня это было не больше, чем фоновый шум, проступавший сквозь дрему.
Прийти в себя, насколько, разумеется, это теперь вообще было возможно, я смог только тогда, когда доктор Оорза беспомощно всплеснул руками и бросил все попытки помочь.
Эйтн я больше так и не видел.
Сигнал о входящем сообщении привлек мое внимание истошным писком. Не двигаясь с места, я активировал прием, по привычке коснувшись его через Тени, и долгожданное изображение Бавкиды обрисовало контуры над темным столом.
– Где тебя носило? – сходу рявкнула старуха, не успел ее светящийся лик набрать необходимую резкость. – Почему ты не выходил на связь?
– Я… я не мог, – мой голос запнулся, то ли от растерянности, то ли от того, что забыл, как отчитываться. – Передатчик вышел из строя.
– Отчего?
Я ответил. Настолько подробно, насколько мог, поведав все, о чем она еще не знала, коснувшись каждой детали, мало-мальски относящейся к причине моего путешествия на Боиджию.
Бавкида слушала, не перебивая, по обыкновению скрыв лицо в тени глубокого капюшона. Ни единым жестом или словом она не дала понять, что мои слова хоть что-то значат. Когда рассказ коснулся мамы, старуха лишь невнятно кивнула, как будто все время о чем-то подобном подозревала, и даже не спросила, как именно Аверре убрал ее с дороги в первый раз. Словно для нее самой это был давно известный и к тому же решенный вопрос.
Что в моем докладе действительно заинтересовало наставницу лейров, так это Игла.
О каждой детали она выспрашивала с совершенно несвойственной себе въедливостью, требуя полной детализации картины того, как я извлек ее из головы покойного махди, и что я в этот момент чувствовал.
Вспоминать было трудно. Все ощущения перемешались в голове одно с другим, но приходилось заставлять себя сортировать их по полочкам, потому что просто так Бавкида отпускать эту тему не собиралась. Она все требовала и требовала новых подробностей и, когда рассказ подошел к роковому моменту в Святилище, старуху уже было не узнать. Я даже увидел, как раскрылся от нетерпения ее рот.
– Вы искали Иглу на дне? – требовательно спросила она под конец.
– Да, – устало ответил я, пряча трясущиеся ладони за спину. – Занди посылал роботов-разведчиков. Не удалось найти ни намека на Иглу, ни на тела погибших. Их будто испарило.
– Почему ты уверен, что граф просто не скрыл от тебя правду? – спросила Бавкида. – Насколько я поняла, он питал самые недвусмысленные чувства к девице Аверре. А ведь она прилетела на планету по той же причине, что и вы оба.
– Я уверен.
Я знал, что такого ответа для Бавкиды будет мало, но из-за подступившего к горлу кома, на секунду отвернулся обратно к окну.
– Я уверен, – повторил я спустя мгновение, – потому что почувствовал бы ее. Я говорил, что Игла привязала часть моего сознания к себе. Если бы она каким-то образом уцелела, я знал бы об этом. Так или иначе.
– Что ж, хорошо. И, тем не менее, когда ты прилетишь домой, я думаю, мы с тобой еще к этой теме вернемся.
Что именно значили ее слова, не стало загадкой, и потому я невольно сглотнул, понимая, что не смогу помешать ей влезть в мои мысли.
– Как скажете, мастер.
– Вот и славно. – Бавкида даже не попыталась скрыть удовольствие, так недвусмысленно проступившее в голосе. – Значит, скоро увидимся.
Голограмма мигнула и распалась.
Я, тяжело переведя дух, упал в кресло. Несколько секунд тупо смотрел в одну точку, а потом спрятал лицо в ладонях и тихо разрыдался. И это был самый долгий и опустошающий плачь в моей жизни. И он же – самый последний, потому что, когда последняя слезинка высохла на щеке, я дал себе клятву ни при каких обстоятельствах не проронить больше ни единой.
Проведя так какое-то время, я не сразу заметил, что дождь закончился. Заглянув ненадолго в ванную, привёл себя в порядок, а потом решил в последний раз полюбоваться Меройским закатом.
На общей террасе я обнаружил Эйтн, одиноко стоявшую у балюстрады.
Прохладный ветер уносил за городские пределы запах гари, но от насыщенного сыростью воздуха пробирал озноб. Леди Аверре куталась в роскошный, подбитый мехом небелинского кугуара, плащ, и не замечала меня до тех пор, пока я не пристроился у высоких резных перил рядом.
– Кажется, мы познакомились примерно также, – сказал я, без какой-либо на то причины вспомнив вечеринку в замке у Занди.
Эйтн не повернула головы и даже не удивилась, только лениво проговорила:
– Может быть.
Что здесь было еще сказать? Какое-то время я просто стоял и смотрел на заблестевшие в ускользающем закатном свете башни Мероэ. Вдали виднелись бригады рабочих, разгребавшие редкие завалы, в домах заново открывали ставни, а кое-где успели восстановить энергоснабжение. Улочки потихоньку начали заполняться людьми. Город оживал.
– Я думал, ты уже улетела.
– Как видишь, еще нет, – ответила Эйтн бесцветным тоном. – Должна была разобраться с вещами дяди. Решить, что стоит везти на Риомм, а что оставить.
– Но ты не заходила в его номер.
– Это и не обязательно. Список у меня есть, а об остальном позаботятся лакеи отеля. Кстати, – она чуть повернула ко мне голову, – корабль Батула теперь принадлежит тебе.
А я-то считал, что уже не в силах удивиться чему бы то ни было.
– Как так?
Эйтн чуть склонила голову набок.
– Я проверила всю документацию, и оказалось, что дядя подделал идентификационный номер «Шепота», назвав тебя его владельцем. Не спрашивай, я сама не понимаю, что послужило тому причиной. Но можешь спокойно считать себя полноправным хозяином корабля.
Я стоял не в силах проронить ни слова. Вот уж не думал, что все в итоге обернется вот так. Даже здесь Аверре умудрился хитрить. Впрочем, говорить и думать о нем желания не возникло, так что я просто кивнул:
– Хорошо.
Снова повисло молчание, нарушаемое криками рассекающих небеса птиц.
– Мне очень жаль, – вдруг произнесла Эйтн.
– Ты о чем? – недоуменно спросил я.
Она повернула голову, впервые за это время, заглянув мне в глаза.
– Сама не знаю.– И улыбнулась краешком губ. – Я ошибалась в тебе, Сет. Сильнее, чем в ком-либо. Ты действительно не тот человек, каким кажешься, и поэтому хочу перед тобой извиниться.
– Эйтн, ты ли это? – не в силах скрыть потрясение, со смешком спросил я. – Или это знакомство с Занди так на тебя повлияло?
Она пожала плечами и повернулась лицом к городу.
– Может быть. Хотя, не зря же говорят, что Боиджия меняет людей. Я, во всяком случае, изменилась безвозвратно, но пожалею ли об этом, покажет время. Я искала власть не там, где следовало, и только сейчас поняла, что на самом деле, она не в артефактах невероятной мощи кроется…
– А в чем же? – Хотя ответ на этот вопрос я уже получил.
– В том умении, – сказала Эйтн, – умении человека от этого артефакта отказаться. В этом сила, Сет. Я была глупа, что искала Иглу. Точно так же, как и мой дядя. Но именно он и его поступки, и поступки твоей матери, да и твои тоже, заставили меня осознать это. И за это я благодарна.
– А как же Занди? – спросил я. – Ты оставишь его здесь?
– Граф до сих пор пребывает в плену своих иллюзий. Ему не я нужна, а некто, кого он придумал и полюбил. Он видел во мне только мечту и только потом начал отделять ее от правды… Кроме того, мне здесь просто не место и поэтому я возвращаюсь домой.
– И Ридж тоже? – вдруг вспомнил я.
Эйтн загадочно улыбнулась:
– Думаю, ты и сам знаешь ответ на свой вопрос. С некоторых пор изучение таинственных явлений Вселенной, скрытая масса и Тени больше не представляются ей достаточно заманчивыми…
Я догадался:
– Лита?
Она кивнула.
– Понятно.
И опять на некоторое время оба замолчали.
– Чем займешься, когда вернешься на Риомм? – спросил я. – Ведь теперь, когда Иглы больше нет, твои поиски можно считать оконченными.
– Поиски не закончились, – ответила леди Аверре, зябко обхватив свои плечи. – Они, как история, никогда не закончатся. Вся наша жизнь из них и состоит. Мы все чего-то да ищем.
– И даже лейры? – попытался сыронизировать я.
– И даже они, – серьезно кивнула Эйтн, заставив меня улыбнуться.
– То есть, мы для тебя больше не наемники?
– Наемники, – ответила она, бросая последний взгляд на умопомрачительный закат. – Но с предназначением. – Развернулась и, не говоря больше ни слова, ушла.
Несколько долгих минут я стоял на месте, глядя ей вслед, и думал о сказанном.
«Наемники с предназначением».
В этом определенно был свой смысл и, даже, более туманный, чем в любой игре Теней, падавших на плоскость наших жизней. Суть заключалась лишь в том, чтобы суметь, не теряя себя, превратить эту игру в ремесло.