Игла Дживана

Глава 24 В деревне

Пробуждение превратилось в пытку, когда стало казаться, будто кто-то щипцами вытягивает сознание из глубокого сна. Я извивался и ворочался, требуя, чтобы меня оставили в покое, но терзания все не прекращались и тогда, проклиная все на свете, я, наконец, сел, замахнувшись на того, кто так назойливо мешал выспаться.

Однако рядом никого не оказалось.

Я моргнул несколько раз, опустил руку на одеяло, которым кто-то заботливо меня накрыл. Нахмурился. Как следует протер глаза и осмотрелся.

Пусто.

Место, в котором я себя обнаружил, знакомым совсем не казалось: убогая лачуга, сколоченная из досок, с парой прорезанных окошек и кусками плотной тряпки вместо штор, и узким дверным проемом. Лежал я не на кровати, вместо нее – мягкая шерстяная подстилка, смердящая, точно стадо бешеных буунов[14]. Повышенная влажность и сильный сладковатый аромат в воздухе говорили, что я все еще в джунглях.

Мгновенно события, предшествующие далеко несладкому пробуждению, выстроились в голове по порядку ровно до того момента, как мне в затылок выстрелили отравленным минновым дротиком. Сколько времени прошло с тех пор, я точно сказать не решался, хотя биологические часы настойчиво шептали о том, что на дворе глубокая ночь.

Откинув в сторону старое покрывало, я бесшумно поднялся и несколько раз осторожно мотнул головой – на случай, если транквилизатор не до конца выветрился. Я совершенно не чувствовал слабости, головной боли или тошноты. Более того, я славно выспался, хотя подобного со мной не случалось уже давно. Я ощущал себя полным сил, и только совсем немного хотел пить.

Странно.

Сделав пару глубоких вдохов, я прислушался к себе, но тело отреагировало совершенно обыкновенно. Тени привычно плескались вокруг, вяло нашептывая что-то, словно шум морского прибоя. Все как будто бы было в порядке…

Тут я вспомнил об Эйтн и Занди, чья судьба, пусть и на короткое время, стала меня некоторым образом заботить. Но о том, где махди могли их держать, я не имел даже приблизительного понятия.

Подойдя к окну и отодвинув в сторону занавеску, я выглянул наружу. На дворе, как и предполагал, стояла глубокая ночь, но, несмотря на поздний час, вся округа была залита тусклым светом. Спутать его с солнечным было невозможно – призрачное зеленоватое свечение, чьим источником оказались все те же флуоресцентные растения, разгоняли глухой мрак по всему лесу. Хотя увиденное за окном едва ли сильно походило на лес, разве что на тот, что рисовался в воображении: с домами на деревьях и узкими, плетеными улочками на канатах.

Вдруг захотелось выйти наружу.

Отпустив шторку, я еще раз осмотрелся и теперь обнаружил маленький деревянный столик, незамеченный мною ранее, а на нем стакан. Трудно описать материал, из которого он был сделан, но это было не стекло. Вытянув вперед руку, я мысленно позвал стакан к себе, и тот, без особых препятствий, протанцевал по воздуху прямо на ладонь. Стакан не был пуст. В нем плескалась жидкость по виду и запаху очень сильно похожая на воду, но проверять так ли это на самом деле, даже несмотря на жажду, я не стал и просто вернул его на место.

Исходя из того, как встретили нашу компанию, я сделал вывод, что в этой местности мы далеко не гости, а потому закономерно ожидал найти возле двери что-то вроде охраны, и с удивлением отметил, что ее нет. Отодвинув скрипучую створку в сторону, я осторожно выглянул на улицу, а затем, ободренный отсутствием чьего-либо внимания, вышел из хижины на узкий пандус, за которым развернулся махдийский поселок.

Оценить величину поселения с первого взгляда оказалось делом непростым, но впечатление оно производило весьма глубокое. Домишки тут хоть и были однотипные – сферообразные и без какой бы то ни было претензии на изящество, – но располагались, создавая видимость полной гармонии их обитателей с царившей вокруг природой. Словно колонии причудливых лишайников, они тут и там вырастали из кривых паатов, со всех сторон надежно укрываясь зарослями вездесущего ползучего кустарника. Аборигены явно и со знанием дела выбрали место в лесу, наиболее безопасное от посягательств со стороны хищников и иноземцев.

Кажется, темное время суток в селении сохранялось в течение всего дня, в чем винить следовало слишком густую листву деревьев, но местных это, как будто, не волновало – источниками света здесь служили цветущие розетки растений-паразитов и люминесцентные грибы. Были и искусственные осветители – над каждым домиком висел заключенный в прозрачную (опять же только похожую на стекло) сферу с отверстиями масляный фонарь.

Но это все вызывало лишь поверхностное любопытство. Куда серьезней меня интересовали сами обитатели деревни, которые, заприметив чужака, спускавшегося на подвесной мосток из отполированных досок, застревали как вкопанные и провожали кто любопытным, кто испуганным, а кто и откровенно враждебным взглядами.

Странное дело, но до сих пор я не воспринимал махди как полноценный народ. То есть я, конечно же, понимал, что они раса, обладающая собственной культурой и бытом, но в голове это укладывалось с большим трудом. Дело в том, что вся эта череда покушений и убийств заставляли меня думать об аборигенах, как о неких религиозных фанатиках, приверженцах одной секты, что, по сути, было не так уж далеко от нас, лейров.

Куда иду, я и сам не знал, однако останавливать меня никто не пытался. Стоило только приблизиться к аборигенам, большинство тут же отходили в сторону, уступая дорогу. В основном это были женщины, кутавшиеся в тонкие полупрозрачные палантины. Некоторые, позволив мне пройти, стекались в небольшие стайки и принимались оживленно обсуждать увиденное на своем стрекочущем наречии. В общем-то, их естественное любопытство я понимал, как никто другой, но не раздражаться почему-то не мог, особенно из-за детворы, с выпученными глазами шлепавшей попятам. Представители мужской части населения, которых присутствие свободно шатающегося по всей деревне чужака, очевидно, очень нервировало, вели себя значительно сдержаннее. Но исходящую от них враждебность можно было ощутить и без всяких ментальных трюков. Каждый воин-махди прекрасно знал, кто я такой, и явно презирал меня за это.

Вдруг мне до того сильно захотелось ответить им тем же, что в памяти сама собой всплыла картинка случившегося в лавке Си-Джо, нападение того аборигена и его лютая ненависть. С каким удовольствием я свернул бы ему шею еще раз!

И не только ему одному.

Кто-то сказал, что ненависть – это зверь. Покорми его гневом, и он вырастит. Ослабь поводок, и он сорвется. Отвернись от него, и он набросится на тебя со спины.

Я остановился и обвел всех тех, кто с таким негодованием пялился на меня, взглядом, заставившим их отступить. Копившееся раздражение, как тлеющий уголек в сухом лесу, позволило воспламениться гневу, а тот, в свою очередь, дал достаточно тепла, чтобы разгорелась ненависть. Мои пальцы дрожали от нетерпения, кровь пульсировала в висках барабанной дробью, внутренняя сила шептала, что сейчас я смог бы вырывать деревья с корнем одним движением пальца. Откуда что взялось, я и сам не понял. Что-то странное происходило со мной. Была только слепая ярость и желание отыграться за все сюрпризы, что происходили вокруг с момента моего прибытия на планету. Пусть их разумы оставались для меня недосягаемы, но сам лес легко мог стать жертвой неугасимого пламени, ревущего внутри моего сердца. Напряжение Теней вокруг ощущалось почти физически – затронь, и вспыхнут, а вместе с ними и вся ткань материи, что создала эти гигантские деревья.

– Сет! – резкий оклик откуда-то со стороны заставил меня поднять взгляд.

На террасе ярусом выше в просторной накидке древесного цвета стоял наставник.

– Прежде чем совершить поступок, – сказал он, – подумай об этом дважды.

Вмиг все претензии, что были у меня к махди, перетекли на Аверре и, будучи уже не в силах контролировать себя, я, к ужасу окружающих, заставил Тени сгуститься и сделать воздух вокруг горючим.

Мысль – огниво, и вот уже струя жидкого пламени несется прямо в Аверре.

Кто-то из аборигенок закричал, испугавшись доселе невиданного зрелища, вот только моя невольная цель даже не шелохнулась, без каких-либо видимых усилий погасив весь испепеляющий поток материализовавшейся злобы открытой ладонью.

– Это был неплохой трюк, – спустя секунду признал наставник. – Но недостаточно. – Он опустил ладонь и облокотился о перила. – От ошибок никто не застрахован, Сет, – добавил тоном, словно укорял за плохо выученный урок. – Однако не стоит действовать поспешно, руководствуясь лишь эмоциями. Поднимись сюда, я хочу поговорить.

Усилием воли я удержал себя от ответа, возможно, еще более мощного, чем до этого, и быстро взлетел по ступенькам на верхний ярус. Аверре был здесь один, а позади него виднелся вход в хижину.

– Заходи.

По-прежнему молча, я скользнул внутрь. Гнев все еще бурлил, но уже не выплескивался через край. Тот самовольный всплеск, мишенью которого и стал наставник, избавил меня от излишков ярости, так что к тому моменту, как оказался внутри, я был уже достаточно спокоен, чтобы понять, чем могла закончиться яростная выходка.

В домике было темно, но лишь до тех пор, пока Аверре изящным движением руки не заставил масляные лампы вспыхнуть. Окинув комнатушку беглым взглядом, я отметил, что жилище было не из тех, к которым обычно привык мой обожающий комфорт наставник, однако по уставленным экспериментальными образцами, склянками и прочей опытной ерундой ветхим шкафам, тумбочкам и столикам, становилось очевидным, что именно здесь он и обитал.

– Что со мной только что было? – спросил я даже не из любопытства, а просто, чтобы хоть что-то сказать. Меня трясло, как в самый лютый мороз.

Взгляд Аверре был долгим и внимательным.

– Не переживай, – громко фыркнул он. – Всего лишь маленький эксперимент.

Резкий поворот головы и инквизиторский взгляд в сторону Аверре заставил его засмеяться еще громче.

– Ты как риоммский еж. Что не по нраву, сразу выпускаешь иголки. Бавкида упоминала об этой твоей черте. Теперь понимаю, что она имела в виду. Твои глубины будут пострашнее Тиалийской впадины[15], где эта колючая тварь обитает.

Чтобы не отвечать, я решил сделать вид, будто не понял, о чем речь. Вместо этого лишь пристальнее пригляделся к Аверре. Возможно, мне это только показалось, но за те два дня, что прошли с момента его внезапного исчезновения, наставник очень сильно изменился. Лицо осунулось, появились мешки под глазами, некогда ухоженную щегольскую бородку никто не стриг, и даже волосы, свисавшие по обеим сторонам лица грязными сосульками, как будто не знали воды уже месяц. Незаметно поведя носом, я уловил кисловатый запах немытого тела. Что с ним стало?

Этот вопрос я задал вслух.

– Все в порядке, – ответил наставник, хлопнув себя по накидке, из-под которой выглядывал покрытый пятнами сюртук. – И даже еще лучше, чем ты себе воображаешь.

– Неужели?

– Ты, должно быть, есть хочешь? Давай я попрошу, чтобы сюда что-нибудь принесли?

– Я не голоден, – отозвался я и вовсе не соврал – несмотря на то, что ел в последний раз несколько часов назад, чувство голода совершенно не докучало. – О каком эксперименте вы говорили?

– Просто проверяю одно… вещество. Ты, должно быть, заметил, что твои силы вовсе не уменьшились? Хотя, находясь здесь, ты должен был бы испытывать определенное бессилие. Все это благодаря одному соединению, что попало ко мне не так давно.

– Что за соединение?

– Тебе-то зачем этим голову забивать? Главное, что оно работает, – усмехнулся наставник. – Жаль только побочный эффект у него несколько спонтанный…

– Поэтому мне так хотелось их всех убить?

Ему стало еще веселее:

– Очевидно.

Я перевел дыхание, хоть и не успокоился совсем. Что еще за эксперименты с неизвестными препаратами Аверре решил надо мной провести? И как это самое вещество вообще в меня попало? Тут же я вспомнил, что пока находился в отключке, у наставника была масса возможностей сделать мне инъекцию без всяких проблем.

– Где Эйтн? – спросил я.

– Еще не проснулась.

– Вы ее видели?

– Конечно. С ней все в порядке, – сказал Аверре, с любопытством посмотрев на меня. – Но я удивлен, что тебя это волнует.

– Видимо, такова моя природа – удивлять, – кисло осклабился я и тут же поморщился – припухлость, оставшаяся от иглы минна, отдала легкой болью. – Зачем им нужно было нас усыплять? Если так переживали, что мы запомним дорогу в деревню, могли бы просто завязать глаза.

– Махди весьма религиозны. Они чтят традиции и ритуалы, и следят за их тщательнейшим исполнением. Один из таких обрядов требует, чтобы чужеземцы, вознамерившиеся попасть на их территорию, были в бессознательном состоянии. Это условие они и выполнили. Единственное исключение было сделано для Занди, но на то есть свои причины. Да ты садись, – он указал на вырезанный из цельного куска древесины табурет. – Нам еще многое необходимо обсудить. У тебя, я предчувствую, накопилось немало вопросов. Думаю, что на некоторые из них я сейчас смогу ответить.

– Только на некоторые? – переспросил я, присаживаясь.

Наставник усмехнулся:

– Даже мне известно далеко не все, Сет.

Это более чем скромное преуменьшение собственных знаний натолкнуло на мысль, что со мной ведут какую-то игру. Но первый вопрос я задал в лоб:

– Вы нашли Иглу?

– Вот так значит? – Аверре вновь заулыбался. – Решил сразу с места в карьер?

– Вы только что позволили мне задавать вам любые вопросы, а теперь отказываетесь на них отвечать?

– Просто не ожидал, что ты перейдешь сразу к главному.

– А это главное?

– Безусловно, – с серьезным видом кивнул наставник. – Ведь мы за этим и прилетели на Боиджию, не так ли?

Я сделал вид, что тщательно обдумываю вопрос.

– У меня теперь отчетливое ощущение, что не так.

– Интересно. – Аверре в два шага пересек комнатку и, нависая над колбами и пробирками, распростер над ними ладонь, словно в некоем колдовском ритуале. – Иглу я не нашел, но знаю точно, что близок к ней как никогда. Мне лишь нужна небольшая помощь. Потому-то я и хотел, чтобы ты прилетел сюда.

– Вы хотели, чтобы я прилетел сюда? – переспросил я, удивленный и сбитый с толку. – Откуда вы вообще могли знать, что я сюда отправлюсь, если всего сутки назад я и сам об этом не думал?

– Иногда предсказание не такой уж и трудный предмет, – обронил наставник. – Думаешь, для чего я оставлял все эти наводки, когда отправил тебя в архив, а после заставил следить за Эйтн? Признаюсь, я не был уверен, что именно ей удастся разузнать, но все-таки не прогадал, да? Я даже знал, что ты попытаешься залезть в мой компьютер, а она станет шпионить, и потому нарочно сделал так, чтобы наговорить достаточно и привести вас туда, куда мне и было нужно.

– Си-Джо! – выдохнул я.

– О, да, – улыбнулся Аверре. – Я был уверен, что ты обязательно туда полезешь, и не ошибся. Пришлось, правда, поработать над лабораторией Сол, чтобы ты не смог узнать о ней раньше времени, но вышло все очень и очень неплохо.

– Жаль аборигена не добили, – едко произнес я, надеясь, что он смутится, но улыбка мастера стала только шире, правда наигранной теплоты в ней уже не осталось, лишь холодный расчет. – Это ваше вещество помогло вам справиться с ними?

– Думаешь, не добил? – неприятно захихикал он. – Знаешь, Сети, Бавкида и впрямь вырастила из тебя очень тонкого элийра, но как управлять людьми, пользуясь лишь словами, ты не имеешь понятия. В ином случае ты бы знал, что контролировать человека, которого гложет чувство вины, во много раз проще.

Я уставился на него как ошалелый:

– Вы?..

– Я прекрасно тебя знаю, Сет, и потому предугадать, как ты поступишь, если возникнет угроза, мне было нетрудно.

Новый взрыв плазмы, произошедший где-то в глубине души, заставил меня скрючить пальцы, но зарождение бури было прервано одной только фразой:

– Побереги свои силы, Сет. Поверь, они тебе еще понадобятся. В конце концов, ты мог и избежать убийства, так что в своем выборе виноват только сам.

– А инфочип зачем тогда подбросили? – сквозь зубы проговорил я. – Ведь вы не позволяли мне знать, что на нем.

Тут Аверре удивленно нахмурился:

– Какой инфочип?

– Тот, что я выкрал для вас из Архива! Тот, что затем оказался у того аборигена. Тот, что хранит память моей матери, адресованную мне! Это мой инфочип! Как вы посмели скрывать его от меня?!

Стены хижины жалобно застонали, а огонь в масляных лампах затрепетал, и только Аверре было все нипочем.

– Успокойся, – сказал он. – Много ли проку от твоих истерик? Я поступил так, как посчитал нужным и отчитываться не собираюсь. Нельзя было, чтобы ты прочел эти письма раньше, чем мы найдем Иглу.

– Но я их прочел! – уверил его я.

– И потому, что ты все еще пытаешься вытянуть из меня ответы, понимаю, многого они тебе не открыли. – Он ухмылялся.

А я прищурился:

– Вы издеваетесь надо мной?

– О, нет. Просто кое-что выясняю…

И тут вдруг до меня дошло:

– Вы ведь знаете, где Игла, так?

Губы Аверре растянуло в чуть озадаченной улыбке:

– Почему ты так решил?

Но вопрос я проигнорировал.

– Кажется, вы с самого начала это знали. Только не понимаю, зачем весь этот фарс? Для чего было вести меня сюда? Чего вы хотите?

– Не спеши, скоро узнаешь. – Взгляд наставника из блуждающего вдруг стал цепким. – Хотя тебя это не сильно удивило.

Я не отвернулся и никак не помешал ему проникнуть в мои мысли, поскольку знал, что любая его попытка сделать это, заранее обречена на провал. Слишком долго, слишком тщательно я выстраивал свою защиту, чтобы кто-то малоопытный в этой области мог просто прорваться сквозь нее.

Почти сразу понял это и сам наставник. Спустя пару секунд он опять улыбался:

– Меня больше интересуют области иные, нежели копание в чужих мыслях. Я всегда считал и продолжаю считать, что лейрам следует держаться подальше от посторонних разумов. То, что творится в душе у любого разумного существа, должно принадлежать лишь ему, и никому более. Ни мы, ни кто-либо другой не вправе решать это за него.

– О, да, – вот тут уже рассмеялся я. – Лучше всего манипулировать словами. Да вы и впрямь мастер, учитель!

– Не злоупотребляй своей властью, Сет, иначе, рано или поздно, она сыграет с тобой злую шутку.

– А вы всегда следуете собственным советам?

Среди Адис Лейр за Аверре давно закрепилась репутация смутьяна и отщепенца, но едва ли она образовалась на пустом месте. Мне, как разумнику, предпочитавшему иные правила, нежели общепринятые, это даже немного импонировало, но время кумиров давно прошло. Я мог сказать ему, что власть дается для того, чтобы быть использованной, но это бы ни к чему не привело. В какой-то момент я осознал, что Аверре для меня авторитетом уже не является, а это снимало всякие обязательства хранить ему верность даже несмотря на долг перед Бавкидой. Верность – не тот товар, который оплачивается в кредит. Ее необходимо завоевать. А Аверре никогда не предпринимал ни малейших попыток этого добиться. Ему было плевать, поддерживаю я его идеи или нет. Он просто шел своей дорогой, не задумываясь о последствиях. И вот теперь, благодаря его собственным усилиям, мы оказались по разные стороны.

– Кстати, тут кое-кто хотел бы встретиться с тобой, – сказал он, предпочтя сменить тему. – Иши Кхем’са, местный старейшина, ждет, что ты нанесешь ему визит вежливости.

– Почему это он вдруг ждет?

– Мне не сообщили, – ответил наставник. – Просто просили по возможности привести тебя для беседы. – Он отошел от стойки со склянками и поманил меня к выходу. – Поднимайся.

Пока мы спускались по винтовой лестнице, я не делал попыток заговорить, Аверре тоже хранил молчание, но тишина каждого отличалась. Мастер вышагивал уверенно в такт себе помахивая руками, при этом выражение его лица явственно говорило о том, что его мысли сосредоточились в точке, куда мы направлялись. Я же в который раз едва ли не лопался от переполнявших чувств, отчего мой мысленный крик мог бы огласить всю округу. Жаль, некому его было услышать.

Пока я пытался примириться с новой дозой информации, отмеренной Аверре, он уводил меня все ниже ко дну леса, туда, где даже светящиеся грибы стали встречаться реже. Я спросил:

– Он что, живет здесь?

– Отнюдь.

Я решил, что большего добиться не удастся, и во все глаза смотрел на постепенно вырисовывающиеся из затхлого мрака нижние уровни лесного массива.

Мы будто в другой мир попали. Здесь пааты выглядели иначе: черная плесень покрывала кору, а прочные лысые ветки тесно сплетались между собой и образовывали клетки, достаточно большие, чтобы в одной из них мог поместиться взрослый махди… или человек. В некоторых кто-то шевелился, но убедиться в том, что это не игра воображения мешало практически полное отсутствие хоть какого-нибудь освещения. В редких местах встречались фонари, но и их хватало лишь для того, чтобы привлекать тучи крылатых насекомых и пауков, плетущих вокруг свои ловушки.

– Добро пожаловать в темницы, – провозгласил Аверре.

– Что мы тут забыли? – подавляя неприятное предчувствие, осведомился я.

Ответом стал тихий шорох, сопровождавшийся появлением двух махдийских воинов с тонбуковыми саблями, заткнутыми за пояс. Один из них что-то проговорил наставнику и тот жестом показал направление, проследовав по которому, я очутился возле клетки, внутри которой сидел…

– Занди? – мое удивление было нешуточным, и я обернулся к Аверре: – Почему он здесь?

– Ожидает приговора за злодеяние, которое совершил.

Я озадачился:

– Какое еще злодеяние?

Невозмутимость наставника в этот момент самым неприятным образом напомнила мне Эйтн.

– За надругательство над священной реликвией по местным законам преступнику полагается смертная казнь.

Наши голоса пробудили узника и граф, зашевелившись в полутьме, припал к прутьям решетки, увидев которое, я просто ахнул: на нем живого места не осталось, все лицо оказалось разукрашено жуткими побоями.

– Эпине? Это ты там? – спросил Занди, пытаясь присмотреться через узкие щелки, в которые превратились его глаза. – За тобой должок, дружище. Я вам помог, так что теперь твоя очередь. Ты должен вытащить меня отсюда.

Я, все еще пребывая в состоянии легкого шока, непонимающе переводил взгляд с узника, на наставника, удивляясь выражению удовлетворенности на лице последнего.

– Надо ему помочь, – тихо сказал я.

– Разве? – донесся из темноты скрипучий, словно древняя ветка на ветру, голос неизвестного. – А мне так не кажется. В любом случае, его светлости надлежит оставаться здесь до рассвета, с наступлением которого, он уже не будет волноваться, о том, где и с кем находится…

Сначала мне и вправду показалось, что это заговорило дерево, но присмотревшись, я увидел, как в тени, образованной одной из паатовых ветвей, закопошилось нечто, по форме напоминающее очень объемистый куль, при близком рассмотрении оказавшийся закутанным в хламиду древним махди, шаркающей походкой направлявшимся к нам.

При его появлении оба воина синхронно преклонили колена и, даже Аверре отвесил низкий поклон. Возможно, мне тоже следовало склониться пред старейшиной, однако я продолжал глазеть, изучая его. Иши Кхем’са выглядел настолько же старым, насколько древней считалась сама Боиджия, словно он еще жил при правлении Занди Первый. Дряблая кожа истончилась и приобрела необычный для местных белесый оттенок, волосяные жгуты стали льдисто-серые, и только сверкающие синие глаза оставались по-прежнему острыми, как те сабли, что покрепче прижали к себе его воины. Поймав мой взгляд, старейшина обнажил в улыбке полусгнившие зубы и с воодушевлением прошамкал:

– Рад знакомству, юный лейр, и благодарю тебя за услугу, которую ты нам всем оказал.

Старейшина был не один. В тени рядом с ним оказалась хрупкая молодая девочка-махди с заостренным лицом, обрамленным густыми черными косами с вплетенными в них алыми цветками минна. По меркам аборигенов она, возможно, считалась красивой, но нечто хищное, проступающее в ее выражении, не позволяло мне судить о ней в том же ключе.

– Какую услугу? – спросил я, словно только что очнулся.

– Мастер Аверре, я замечаю, что ваш протеже любит говорить вопросами, – проговорил старейшина.

– Такова его натура, Иши Кхем’са, – с тенью неодобрения отозвался тот.

– Натура вольнодумца, – бросил абориген, кивнув. – Сай’я – моя ученица, – старик указал на девочку. – Даже помыслить невозможно о том, чтобы она вела себя подобным образом. В иерархии Учитель-Ученик, ученик непременно должен знать свое место и никогда не противоречить хозяину.

– У лейров нет хозяев, – тут же откликнулся я, мгновенно поменяв свое отношение к этой парочке с подозрительного на негативное.

– У нас у всех есть свои хозяева, юноша, – безобразно улыбнулся старейшина. – Но оставим этот спор. Я хотел бы сердечно поблагодарить тебя за возвращение реликвии, столь ценной для нас.

Слово «возвращение» тонкой нитью провело меня вглубь памяти, в тот самый вечер, когда мы с Эйтн просматривали видеозапись переговоров Аверре с аборигеном, напавшим на нас в Си-Джо. Фрагменты головоломки сами собой сложились во вполне читаемый кусок общей мозаики. Стало быть, речь шла о голове махдийского святого, которая так и осталась бы в Мероэ, если бы нам не приспичило во что бы то ни стало лететь в джунгли.

Похоже, понимание отразилось на моем лице слишком явно.

– А-а-а, – довольно протянул старейшина. – Я вижу, что смысл моих слов начинает доходить до тебя. И каково это чувствовать, что все время тобой только манипулировали?

– О чем это он, Эпине? – вдруг спросил Занди.

Но я не ответил, хотя, признаюсь, чувствовал себя не лучшим образом. Пусть придерживаться ярко-выраженных и общепризнанных моральных ориентиров было мне не свойственно, однако идти на подлость нарочно я никогда не умел. А ведь именно я впутал в это дело Занди и все благодаря стараниям любезного наставника.

– Из вас никудышный учитель, – проговорил я, бросив взгляд на Аверре, хотя прекрасно знал, что мои слова его не заденут.

– А я думаю иначе, – он, разумеется, улыбался. – Я лишь дал тебе наводку и позволил действовать самостоятельно. Попробуй теперь поразмыслить над этим. Все, что я сделал, это оставлял подсказки, чтобы ты не сбился с пути, и посмотри, к чему это привело: ты стоишь там, куда редко ступала нога чужака и ты на пороге открытий, которые не снились ни одному другому лейру. Нет, я великолепный учитель, Сет. Лучший из тех, что у тебя могли быть. И как в любой самостоятельной работе, я хочу, чтобы ты познал итог своих деяний. Но прежде, чем ты задашь очередной вопрос, я отвечу: любое действие влечёт за собой определённые последствия. Твои игры с сознанием графа привели его к смерти, и теперь ты обязан быть ее свидетелем, чтобы ощутить вкус вины, раз уж произошедшее в Си-Джо тебя ничему не научило. Если бы не ты, ничего этого могло не случиться.

Чудилось, будто даже стражники тайком усмехаются, до того душило меня то беспомощное состояние, в которое я оказался загнан стараниями своего драгоценного наставника. В одном Аверре был прав – я совершил поступок и теперь обязан держать за него ответ. А цену они уже назвали – жизнь Занди. Вопрос оставался лишь в том, хватит ли у меня сил стоять и смотреть, как по моей вине казнят человека?