Игла Дживана

Глава 25 Уважай не уважай

Без суда и следствия, не имея никакой возможности хоть как-то оправдать себя, граф Меройский Занди должен был быть казнен пять часов спустя после нашего с ним короткого разговора, и, что ничуть не лучше, мне предназначалось наблюдать за этим самому. Способ, которым надлежало умертвить совершившего непростительное святотатство последнего правителя Боиджии, от чужаков по понятным причинам держали в тайне, хотя предчувствие нашептывало мне, что это будет нечто совсем нетривиальное. В Мероэ о случившемся никто не узнает, а когда и если все-таки поймут, я сомневался, что решаться что-то предпринять. Коренного населения планеты там боялись даже сильнее, чем лейров. Вот так полимиф о таинственных аборигенах обрастет еще одной легендой.

Но это все пустяки, поскольку сам Занди почему-то возомнил, будто я просто обязан ему помочь. Особой любви друг к другу мы никогда не питали, да и помощи я обязан был лишь его нескрываемому неравнодушию к Эйтн. Но ее он, почему-то, просить выручить себя не стал.

В этот раз Аверре меня не провожал и отлучился вместе с Иши Кхем’са. Куда идти, я старался не задумываться, иначе это грозило блужданием среди бесконечных пересечений висячих дорожек – ноги сами вели по верному пути, а разум решал загадку совести. Неожиданно я стал ловить себя на ощущении, что за мной кто-то очень пристально наблюдает, ненавязчиво следя из отдаления. Конечно, подобное нельзя было назвать необычным для здешних мест, но пока шагал, никто из аборигенов на меня взгляда не поднял. Мужчины четко соблюдали дистанцию, словно боялись, как бы я кого не испепелил, а женщины вообще практически не попадались на пути, разве что группками по нескольку штук, при этом обязательно принимались шушукаться, стоило мне только пройти мимо. Дискомфорт я вполне мог списать и на них, но мягкие и ненавязчивые колебания Теней подсказывали, что причина иная.

Добравшись до той хижины, где пришел в себя, я, наконец, остановился у самого входа и, не оборачиваясь, произнес в пустоту:

– Надоело. Покажись.

Почувствовав легкое движение воздуха позади и мягкую кошачью, поступь по доскам, я повернулся и, не сказать что удивился, увидев перед собой остролицую ученицу Иши Кхем’са. Без каких-либо признаков смущения она взирала на меня с любопытством неопытной школьницы. Сай’я, так сказал старейшина, ее звали.

– Ты интересный мне, – произнесла она тоненьким и невероятно хрупким голоском по-риоммски с сильным акцентом.

– Что-то больно многие в последнее время проявляют ко мне интерес. Чего тебе надо?

Сай’я не ответила. Только сказала:

– Ты не мог меня услышать. И учуять – тоже. Как ты знал, что я слежу?

Размечталась, так и выложил.

– Догадался. Это все? – Я вовсе не горел желанием разводить задушевные беседы с кем-либо из местных и потому рассчитывал отделаться от нее как можно быстрее.

Однако не тут-то было.

– Ты не уважаешь своего учителя. Почему? – Большие синие глаза, как две блестящие пуговки, уставились на меня в ожидании. Это было настолько наивно и неожиданно, что я поневоле прищурился. С чего вообще она взяла, что я стану раскрывать свои душевные порывы?

– Тебя это не касается. – Слова на языке вертелись куда более грубые, но это было бы слишком, даже для меня.

– Знаю, – ни капли не смутившись, ответила Сай’я. – И, все-таки, мне надо знать. Ты же пришел сюда из-за него? Я знаю много, о чем говорит Иши и твой… Батул. Но если у тебя нет к нему любви, зачем ты пришел?

Вздохнув, я сложил руки на груди. Отвязаться от нее, похоже, так просто не удастся. Пришлось ответить:

– Есть причины.

Она тут же вцепилась в это:

– Расскажи.

Тут я едва не расхохотался.

– Да с чего бы это? Тебя Аверре прислал?

– Нет, – ответила Сай’я. – Я сама захотела знать. Мне интересный ты.

Вдруг кое-что мне и самому стало любопытно, и я спросил:

– Сколько тебе лет?

– Двадцать шесть циклов, – улыбнулась она. – По-вашему – двадцать лет. Как и тебе.

Вот уж не сказал бы. На вид ей едва стукнуло пятнадцать. Зато это позволило мне задать еще вопрос. Да, а почему бы и нет?..

– Значит, ты можешь помнить?..

– Чего помнить?

Я пояснил:

– Мастер Аверре бывал у вас и раньше. Ты знала об этом?

– Конечно, – усмехнулась она совсем как человек. – Все знают. Сначала был Занди, а потом он. А что?

– Нет, ничего, – я тут же сник.

А Сай’я выдала:

– Ты мне нравишься гораздо больше, чем твой учитель. Есть ограничения, но ты хочешь, чтобы их не было. Это очень… интересно.

– Что за казнь они приготовили для Занди? – спросил я просто ради того, чтобы заполнить паузу, не рассчитывая особо на ответ.

Но Сай’я сказала и даже с явной охотой:

– Правосудие минна. Его привяжут к деревянному столу и сделают несколько маленьких надрезов в разных частях тела, а потом высадят на них пророщенные семена растения.

Дальше объяснять не было нужды, я хорошо представлял, чем все это закончится. Минн – растение плотоядное. Стоит только его росткам коснуться горячей крови, они в бешенном темпе разрастутся и внедрятся корнями в вены и артерии казнимого. Жертва при этом еще жива и испытывает невыносимые страдания, до тех пор, пока растение полностью не завладеет телом. Вспомнилась Аманра, в чьем старом нутре схожим образом обитал живой минн. Но тут разница заключалась лишь в том, что ведьма была заражена по-иному и каким-то образом сумела купировать порабощение своего организма, в то время как Занди такой возможности будет лишен.

– Это самый древний ритуал. Его редко использовали и всегда только для самых нечестивых, – пояснила она в конце.

Разговор о минне привлек мое внимание к необычному венку, вплетенному в косы Сай’и. Я спросил:

– Можно мне один цветок?

Махдийка не удивилась и тут же без колебаний сорвала алый бутон и часть стебелька, в котором попались два шипа.

– Осторожно, – предупредила она. – Не поранься – ядовитый.

– Я знаю. – Я аккуратно взял цветок в руки. – Красиво. А тебя не пугает такая казнь? Ты будешь за ней наблюдать?

Сай’я гордо выпятила маленькую грудь:

– Я буду ее проводить. Иши Кхем’са научил меня, как делать это.

Я от растерянности открыл рот и выпучил глаза:

– Он научил тебя убивать?

– Мы – махди, а это значит – стражи леса, – совершенно спокойно ответила девочка. – Есть законы, и мы живем по ним. Нет ничего плохого в убийстве того, кто осквернил наше святое место. Это наоборот – благо.

Вспоминая свой «подвиг» в Си-Джо я мог найти тысячу аргументов, чтобы оспорить ее слова, но сказал только:

– Любое убийство – преступление.

– У тебя своя вера, – заявила Сай’я, нахмурившись. – Она нечиста и опорочена звездами. Не навязывай ее нам, ибо это – грех.

В ее, хоть и наполненных страстью, словах не хватало истинной убежденности, так что меня они не задели, в отличие от вертевшегося на языке вопроса о том, сколько раз ей уже доводилось лишать кого-то жизни. Кажущаяся безобидность и хрупкость этой девочки предстали теперь столь же обманчивыми и коварными, как колючие топи Паракса.

– Почему именно эта голова так для вас важна? – спросил я.

– Останки Рех’има чужакам нельзя трогать! Он – великий жрец! Его ниспослали к нам боги много веков назад, когда Чужаки стали угрожать завоеванием. Рех’им обладал силой, заставившей наших врагов бежать.

– Вашими врагами, я так понимаю, являлись предки Занди?

– Рех’им выгнал их с наших земель на холмы и навсегда запретил пересекать границы джунглей.

– Тогда кто его убил?

– Его никто не убивал! – мигом ощерилась маленькая аборигенка. – Он умер от времени, и затем мы со всеми почестями предали его тело минну, а голову сохранили, как говорится в Законах. Для нас Рех’им стал святым, и потеря его головы нанесла тяжелый удар. Сейчас он на своем положенном месте в Святилище и его дух ожидает, когда свершится правосудие и скверна, которая его коснулась, будет уничтожена…

– Напитав своими жизненными соками ваш любимый цветочек? – закончил я. – Интересная история. Значит, ты готова стать убийцей ради того, чтобы вернуть честь Святыне?

– Конечно, – произнесла Сай’я, но, как и прежде, недостаточно убедительно, – ведь в этом цель всей моей жизни – служить своему учителю.

Аборигенка резко оглянулась через плечо, словно что-то учуяла. Юное и довольно миленькое личико неожиданно исказила злобная гримаса и Сай’я, не проронив больше ни слова, бесшумно ускакала прочь.