Мама!!!
Пронзительный вопль разорвал воспоминание Измы на лоскуты, словно когтистая лапа листок бумаги. Меня буквально вытолкнуло из сознания мекта, швырнув на пол с такой силой, что разом выбило из легких весь воздух.
– Что случилось?
Сквозь слезы я увидел нависшее над собой взбудораженное лицо Эйтн. Я не ответил, а все прокручивал в голове страшную сцену падения мамы, одновременно пытаясь убедить себя, что на самом деле все произошло совсем не так, что все это неправда, пока отвратительный холодный голосок где-то в глубине сознания язвительно твердил обратное.
За десять лет своей жизни я не привык – привыкнуть к такому невозможно, – но смирился с мыслью о том, что мамы больше нет. Однако увиденный в воспоминании момент ее смерти – убийства! – прорвал так долго и тщательно возводимую плотину равнодушного цинизма, что давно забытое горе хлынуло через нее неудержимым потоком лавы, едва не обуглив мозг ни в чем неповинного мекта.
Оторвав голову от пола и, утерев со щек слезы, я взглянул на Изму. Тот лежал ничком и не шевелился. Эйтн, отодвинувшись от меня, пробовала перевернуть его на спину. Я вдруг ощутил доселе практически неведомое чувство вины, а следом за ним осознание: если Изма умрет, это будет преследовать меня до конца дней.
– Изма! – тормошила его Эйтн. – Изма, приди в себя! Ну же! – Потом быстро оглянулась: – Он холодеет! Что ты с ним сделал? Что там такого увидел?
– Убийцу, – безжизненным голосом отозвался я, подползая к ним на коленках.
Бесцеремонно оттеснив Эйтн в сторону, я все-таки перевернул мекта на спину, после чего попробовал нащупать у него пульс. Тот был слабый, но ровный. Это заставило меня облегченно выдохнуть, а потом снова вклиниться в разум Измы и силой своей воли вырвать его из забытья.
Он изогнулся всем телом, будто из него вытягивали душу, и с тихим стоном, наконец, распахнул глаза.
– Поднимайся, – приказал я.
Выпучив глаза, Изма узнал меня и часто-часто задышал. Скорчив непонятную гримасу, он попытался отползти в угол, но не успел. Его обильно стошнило на пол.
Не рискуя приближаться и не доводить до сердечного припадка, я спросил:
– Как ты уцелел?
– Я н-не знаю, – с трудом выговорил он в слезах, давясь собственной рвотой. – Я, правда, не зна…
Я распахнул дверь, чтобы впустить немного свежего воздуха. Собственные слезы уже успели высохнуть. Дыхание пришло в норму. Только тугой узел, скрутивший нутро, никак не желал ослабевать, хотя так, наверное, и должно быть. Застаревшая боль, загнанная глубоко и заново растревоженная не могла отпустить легко.
Эйтн, выражая поддержку, оставалась возле Измы. Смотрела она при этом на меня, и, хоть убейте, не понимаю, почему, но мне почудилось в ее взгляде сочувствие.
– Что ты увидел?
Я помолчал. Но вовсе не потому, что не хотел говорить. Просто не знал, какими словами объяснить то, что только что навсегда перевернуло мою жизнь.
Я сказал:
– Я постоянно слышу, как кто-то называет лейров чудовищами. И ты, в том числе. Но вы представить себе не можете, на что бывают способны некоторые из нас. Твой дядя – великолепный притворщик. Мне даже думать противно о том, как легко ему удавалось управлять всеми нами, и с какой простотой мы покупались на его слова. Я раньше считал его идеалом лейра. А в итоге? Но так, наверное, бывает постоянно?.. Это просто я такой наивный идиот. – Я отвернулся и подошел к окну. Меня трясло как в лихорадке.
Эйтн долго продолжения ждать не стала.
– Что ты увидел?
– Правду о том, к чему приводит слепая вера. Ведь он просто играл со всеми. Всегда и везде играл. Чужими руками добивался поставленной цели, а если не получалось, то хладнокровно уничтожал тех, кто ему доверял. – Я оглянулся, чтобы пояснить: – Как моя мать.
Объяснение вышло скомканное. Впрочем, Эйтн уловила главное и выпалила:
– Я тебе не верю!
«А как же иначе?» – подумал я, совсем не удивившись, кивнул и снова посмотрел на нее. Лицо племянницы Аверре стало бледнее обычного.
– Всего лишь за то, что раскрыла его планы и, как ты выразилась, отказалась плясать под его дудку. Теперь-то я понимаю, отчего он так испугался в тот раз, когда я ненароком прорвался к воспоминаниям Измы…
– Неправда, – все-таки возразила она. – Этого быть не может.
Я запрокинул голову и громко рассмеялся.
– Думаешь, мне не все равно? Я сам все это видел. Изма все это видел. Четырнадцать лет назад Сол Эпине не просто исчезла в джунглях. Она была убита… убита другом, которому доверяла. Батул убил ее!
Эйтн вернула взгляд Изме и тот, собрав остатки сил, кивком подтвердил мои слова. Впервые на своей памяти мне удалось увидеть, как маска сдержанности леди Аверре дала трещину, приоткрыв чувства. Сказанное сильно потрясло Эйтн. Впрочем, справилась с собой она значительно быстрее, чем я ожидал.
– А расследование? Неужели никто из ваших людей не попытался пролить свет на ее исчезновение?
Я усмехнулся, поразившись ее внезапной наивности.
– Думаешь, сопляку, вроде меня, кто-то что-то потрудился объяснить? Даже став старше, я так и не услышал ни одной правдоподобной версии. Самый надежный свидетель утверждал, что не видел Сол с момента, как вернулся из джунглей. А кто бы стал сомневаться в репутации великого Аверре? Мне никто ничего не сказал. Никто. Я даже не знал, что мама когда-то была здесь, пока Занди не проговорился. Технически дело об исчезновении Сол Эпине до сих пор остается открытым, но фактически... никому нет до него дела.
Эйтн как будто хотела что-то сказать, но передумала и, обхватив себя руками, едва заметно задрожала.
– Что ты намерен делать? – спросила она.
Я молчал, потому что не думал над этим вопросом. Я знал, что бросить открытый вызов Аверре будет слишком опрометчиво. У меня ни за что не достанет сил сразиться с ним один на один. Да что там сил. Храбрости! Единственный путь – действовать аккуратно и исподтишка. Но для этого надо…
– Освободить Занди.
Оба: девушка и мект уставились на меня:
– Каким образом?
Признаться, я и сам еще этого не понимал. Сама идея казалась расплывчатой, словно мираж, и такой же недостижимой. Взгляд мой упал на руки, а потом перетек на цветок минна, подаренный аборигенкой… И тут меня осенило.
– Батул сам дал мне в руки ключ! – оживился я мигом. – Он поступил глупо, сделав мне укол сыворотки. Я могу обмануть аборигенов, так же, как это в прошлом сделал он. Например, пробраться в темницы, оглушить стражу и помочь графу сбежать – все до неприличия просто. Не знаю, правда, сколько времени еще продлится его действие, так что придется поторопиться.
– А как же Игла? – спросила Эйтн.
Довольный своей сообразительностью, я уставился на нее:
– Тебя больше ничего не волнует, верно?
– Кто бы говорил…
Я закатил глаза и тут же задумался над тем, что еще услышал от мамы.
– Изма, напомни, сколько лет назад жил первый предок нашего драгоценного графа?
– Примерно полторы тысячи лет, мастер, – ответил мект, наконец, справившись с желудочной слабостью и кое-как встав с пола.
– И Рех’им жил тогда же.
– Что за Рех’им? – удивилась Эйтн.
– Первый махдийский жрец, госпожа, – отозвался Изма. – Во время его правления на Боиджию прилетели люди. Они заключили с ним договор, после которого великий махдийский жрец скоропостижно скончался.
– И что с того?
– А то, что после смерти, головы жрецов принято мумифицировать, что аборигены и сделали, – ответил я. – Моей матери попала в руки парочка таких экспонатов. Помнишь те головы, что мы видели в лавке? Она говорила, что застывший мозг образует нечто вроде кокона, непроницаемого ни для одного сканера, даже ментально его было не прощупать, – не лучшее ли место, чтобы спрятать Иглу?
– Ты серьезно? – осторожно осведомилась Эйтн.
– Более чем, – сказал я, возбудившись сверх меры. – И Батул об этом узнал, только… нужная голова ему в руки так и не попалась! Ведь Занди совершил кражу, когда был еще ребенком задолго до того, как Аверре впервые посетил Боиджию. Значит, он не мог знать о том, что Игла все время находилась так близко…
– Считаешь, она по-прежнему внутри этой головы?
Я пожал плечами:
– По крайней мере, это единственное, что кажется мне логичным.
Вновь отвернувшись к окну, я попытался прислушаться к себе, осторожно приоткрыв дымную завесу, под которой приберег полученное от Измы видение убийства матери. Подстрекаемая гневом и неспособностью как-то изменить увиденное, пламенная буря вернулась, как и ожидалось с той же легкостью, с которой мертвый штиль внезапно оборачивается штормом.
– Как мы ее достанем?
Вопрос Эйтн заставил меня быстро упрятать мысли о маме подальше и повернуться к ней:
– Понятия не имею. Если только…
– Если только, что?
Мой взгляд снова упал на маленький столик, где оставался лежать неувядающий подарочек Сай’и. Я подошел к нему и взял в руки.
– Если только, – вновь заговорил я, – кое-кто нам не поможет.
Пока Эйтн и Изма пытались постичь смысл сказанных мною слов, я аккуратно отщепил два сросшихся семечка от нижнего края соцветия и спрятал их в своей маленькой склянке. То, что пришло на ум, вовсе не было откровением, лишь догадкой, проверить которую я счел необходимым по одной простой причине – Сай’я была единственной, кто проявил ко мне столь неожиданный интерес, а я не из тех, кто считает такие вещи совпадениями.
– Что ты задумал? – спросила Эйтн.
Но ответил ей уже не я:
– Что бы он ни задумал, это не имеет сейчас значения.
Все трое, как по команде обернулись к двери и воззрились на возвышавшегося в открытом проеме Аверре, с улыбкой самой дружелюбной, застывшей на хитром лице.
– Сет, будь добр, отойди от стола.
Сердце опустилось в пятки, но лишь для того, чтобы освободить место для кое-чего пострашнее. Наши с ним взгляды скрестились, как древние шпаги со звоном, который был слышен всем восприимчивым к токам Теней. Только что притихший зверь заворочался в груди с новой энергией. Хоть я и постарался, чтобы внешне это никак не отразилось, Аверре заметил перемену:
– Ну что ты так на меня смотришь? – с мягким укором сделал он выговор, словно маленькому ребенку. – Я вижу, как ты пытаешься задушить гнев внутри себя, и все думаю – зачем? Прикидываешь, как поступить правильно? Думаешь, стоит ли попытаться наброситься на меня прямо сейчас или подождать более подходящего момента? Как всегда прислушиваешься к своим инстинктам? И что они говорят тебе на этот раз, могу я спросить?
– Вы слишком много говорите, мастер, – прошипел я.
Аверре печально вздохнул, сцепив перед собой руки, а затем переступил порог и вышел на середину комнаты. Эйтн и Изма при этом стояли, словно изваяния из камня – ни слова, ни движения.
– Моя ошибка – рассказать тебе о сыворотке, – подмигнул он. – А знаешь, в чем твоя? Верней, это даже не ошибка, а недостаток. В тебе нет твердости характера, Сет. Нет стержня. В тебе есть достоинства, я не спорю: сильная личность, ум, но ты чересчур гибок. Ты прогибаешься, даже когда важно непросто не сломаться, а стоять скалой. Вот в чем твоя проблема. Ах, дорогая, – вдруг точно опомнившись, Аверре повернулся к Эйтн, – отдай-ка мне эту штучку. – Он протянул ладонь, в которую тут же перекочевало оружие племянницы. – Пусть пока у меня побудет, – и спрятал бластер в карман. – Кстати, я ушам своим не поверил, когда понял, что вы планируете заговор, даже не потрудившись спрятаться. Неужто ни одному из вас не пришло в голову, что здесь у всего есть уши? Но, спорить не стану, мне понравился ход ваших мыслей, особенно после того, как ты вскрыл его память…
Я посмотрел на Эйтн, ожидая от нее какой-то реакции, но естественная невозмутимость и холодность вернулись к девушке, и теперь прочесть что-либо по ее лицу было невозможно. Хотя, как мне казалось, я понимал, что она чувствовала в этот момент: мы словно кучка недорослей, школяров-неудачников, обдумывали дело на виду у тех, против кого собрались выступить. Мы были идиотами. Эйтн и Изма – потому что обратились ко мне за помощью, а я – потому что думал, будто смогу что-то сделать. Однако еще большим глупцом я стал бы, если б вот так молча с поникшей головой продолжил выслушивать насмешки человека, в один миг из друга и наставника превратившегося в убийцу и смертельного врага.
Благодаря эффекту антидота моя концентрация на внешних потоках Теней оставалась столь же высокой, как прежде, и я не мог не воспользоваться этим еще раз в попытке не просто отомстить, но спасти наши жизни. Однако предыдущий урок был усвоен и теперь я не торопился бить в лоб. Разделив сознание напополам, я отправил часть его по комнате в поисках подходящей возможности, второй непрерывно наблюдая за Аверре. Я увидел возможность в бластере, покоившемся в кармане наставника, и просто нажал на курок.
Выстрел был почти беззвучный, только ярко-алая вспышка света на мгновение окрасила подол Батуловой накидки, а затем вырвала болезненный вопль из его рта. Луч плазмы прошел сквозь ткань прямо в пол, по касательной задев бедро наставника.
Схватившись за рану, Аверре затанцевал по полу, не обращая внимания на нас.
Взбудораженный и перепуганный Изма воспринял происходящее возможностью наконец-то сбежать и, не дожидаясь никого, рванул на выход. Я даже крикнуть ничего не успел. Стоило ему только пересечь порог, как что-то призрачное пронеслось сквозь него и скрылось. Всего пару секунд мект стоял неподвижно, а потом его голова соскочила с плеч и, ударившись об пол, укатилась прочь. Разбрызгивая кровь, тело, сотрясаемое судорогами, перемахнуло через ограждение и полетело вниз.
Эйтн собралась бежать следом, но громовой возглас Аверре огласил комнатенку:
– Стоять!
А затем меня, словно листик, припечатало к противоположной стене.
– Дурак! – завопил Аверре, с озверевшим лицом приближаясь ко мне. – Что это тебе дало, а?!
– Удовольствие, – через силу процедил я с ухмылкой и пообещал: – Но это только начало.
Размахнувшись, Аверре собрался ударить меня по лицу, но тут Эйтн, схватив его за запястье с удивительной силой, удержала руку своего дяди на месте.
– Не вмешивайся, Эйтн, – посоветовал он, еле сдерживаясь. – Тебя это не касается.
– Отпусти его, – сказала она. – Зачем ты убил Сол?
Аверре посмотрел на меня так, словно больше всего на свете желал, чтобы на месте моей матери оказался я. Сила его невидимых тисков ослабла, и я съехал на пол, а сам он отошел в сторону и куском ткани от накидки перевязал обожженную рану.
– Зачем? – потребовала Эйтн. – Объясни ему.
– Он, конечно, имеет право знать, – проговорил Аверре сухо. – Но мы не на суде, и я не обязан отвечать.
– Она любила вас, – сказал я, в который раз поднимаясь с пола.
– И я ее любил, – парировал он.
– Лжец!
– Еще одна такая выходка, парень, и я обещаю, что ты пожалеешь о том, что появился на свет, – предупредил наставник, тяжело распрямляясь. – Что ты можешь знать о наших с ней взаимоотношениях? Считаешь себя умным, но это еще не означает, что ты разбираешься во всех вещах, которые происходят на этом свете.
– Я знаю одно – если кого-то любят, его не стремятся использовать, а потом убрать с дороги за ненадобностью. Особенно так по-скотски.
Я, если честно, очень хотел, чтобы Аверре еще раз вышел из себя, но он, лишь оглянулся на лужи крови, оставленные Измой на террасе, и с легкой грустью сказал:
– Все-таки надо было послушать свой внутренний голос и потрудиться над ним лучше.
– Ты сумасшедший! – с отвращением выплюнула Эйтн.
– Наоборот, – парировал Аверре. – Сейчас я даже в более здравом уме, чем когда-либо. Потому что больше не позволяю глупым привязанностям становиться у себя на пути, дружеским или родственным, неважно. Главное сейчас – Игла, и если ради нее мне придется пожертвовать всем остальным, то так тому и быть!
– Можно подумать, вас раньше что-то останавливало, – вставил я.
Прежде чем дать ответ, Аверре ожег меня взглядом:
– Ты представить себе не можешь, что я чувствую из-за ее смерти до сих пор!
– Я представить себе не могу, какая вы бездушная скотина, а остальное меня не слишком заботит. Вы – предатель. Трус!
– Тебе-то откуда об этом знать? – неожиданно рявкнул наставник. – И ты не имеешь права упрекать меня в предательстве! Только не ты, только не раб порядка, проповедующего любое предательство во имя блага Адис Лейр. Думаешь, я не знал, что эта старая тварь отпустила тебя со мной лишь потому, что ей до жути интересно, чем я занимаюсь на самом деле? Она приставила тебя шпионить за мной, и ты охотно исполнял свою роль, передавая ей те сведения, которые я позволял тебе услышать. Догадаться об этом было более чем просто. А теперь подумай, к чему бы это в итоге привело: да ты бы первый всадил мне в спину нож, как только Игла оказалась в твоей досягаемости.
– Учитывая обстоятельства, я сделал бы это с большим удовольствием.
Аверре прикрыл глаза, будто смакуя мои слова.
– А я и не сомневаюсь, – проговорил он. – И это предопределяет твою дальнейшую судьбу.
– И что? – удержаться от еще одной усмешки было трудно. – Убьете меня?
Он улыбнулся в ответ:
– Я не настолько расточителен и глуп, чтобы превращать вас обоих в расходный материал. – Тут наставник повернулся к племяннице: – В частности, тебе, дорогая, я позволю сделать выбор: вернуться на Риомм ни с чем, либо присоединиться ко мне в моей работе. И заметь, во втором случае, возможность изучать Иглу будет гарантирована.
Эйтн отвечать не спешила, а мне не терпелось услышать ответ на свой вопрос:
– Ну а я?
– Так ты еще не догадался? – Аверре гадко ухмыльнулся и проговорил: – Неужели ты думаешь, что после того, как вымолил у Навигатора дать мне элийра, я бы вот так уничтожил тебя? Я вроде говорил, что ты умен? Беру свои слова обратно. Достать и активировать Иглу способен только элийр и, насколько я могу судить, процесс этот таит в себе определенную опасность. Первый Занди каким-то образом тоже знал об этом и потому умно использовал похищенного адепта. Я собираюсь последовать его примеру, и ты, мой юный друг, превосходно для этого подойдешь. Особенно, учитывая твою ярко выраженную склонность, элийр.
– Так ты с самого начала это планировал? – влезла Эйтн.
Аверре спокойно пожал плечами:
– Естественно. И все прошло так, как я и задумал.
Он сотворил еще один таинственный жест и два махдийских воина обозначились в дверях, каждый с деревянной саблей наперевес – конвоиры для пары пленников.
– У вас еще есть время подумать над своей участью и смириться, – улыбнулся наставник, – пока мы наслаждаемся наилюбимейшим из зрелищ древности. Казнь его светлости вот-вот начнется. Я не сказал, что убедил Иши перенести ее на более раннее время? Будет невежливо с нашей стороны опоздать. Идемте, пожалуйста.