Игла Дживана

Глава 32 На пороге

Если скажу, что оказался шокированным, то это и вполовину не отразит той гаммы чувств, что испытал я, услышав имя собственной матери. Осознание еще не успело закрепиться в мозгу и мне, кажется, даже удалось произвести на свет нечто вроде смешка. Я решил, будто ослышался. Нетерпеливый взгляд заскользил по изуродованному телу ведьмы. Аверре ошибся. Иначе никак! Но Аманра, вновь укутавшись в шали, молчаливо смотрела на меня. Эйтн и Занди, кажется, были огорошены ничуть не меньше, хоть и едва ли понимали сути начавшей вырисовываться трагедии.

Я повернулся к наставнику, с благоговением и ужасом взиравшего на одну лишь ведьму, и спросил – нет, прошептал:

– Что вы сказали?

Аверре, разумеется, не ответил, а я продолжил убежать себя в том, что все это какая-то ошибка, совершенно несмешная шутка, и правдой быть не может! Возможно, последнее я повторил вслух несколько раз, так как дрожь неприятия прошла по всему телу ведьмы.

– Сет, – прошептала Аманра и шагнула ко мне.

Я невольно отступил.

Она, заметив это, замерла.

– Сол, – снова прошептал Аверре. – Как же так?..

Если б своими глазами не увидел, ни за что бы не поверил, что он умеет плакать. Но наставник не просто пустил слезу. Он в прямом смысле разрыдался. И при этом не моргал, словно боялся, что Аманра исчезнет в сумраке вчерашним кошмаром.

– А ты не предполагал такого, верно? – Взгляд ведьмы, устремленный на Аверре, казалось, мог заморозить насмерть. – Не учел такой маленькой вероятности, и все же посмел думать, что проник в хранилище всех тайн Боиджии, в то время как на самом деле, не зашел и за порог. Ты упивался своими знаниями, считая, будто познал всю суть мироздания. Для большего тебе недоставало лишь Иглы. – Она усмехнулась. – Мой милый Батул, ведь ты был так к этому близок, но сам отошел, разрушив все. Ты считал, что разгадка в Игле, что она поможет тебе найти недостающие фрагменты головоломки. Как же ты ошибался!

Вряд ли кто ожидал, что после этих слова Аверре возьмет и грохнется на колени.

– Прости меня! – выпалил он. – Прости меня, пожалуйста, Сол! Прошу тебя! Прости!

Имя, обращенное к дряхлой старухе, в которой я абсолютно ничего не видел от своей матери, жгло нутро, точно в адовой топке, мгновенно доводя до кипения гнев. Причем не только на Аверре, но и на ведьму, посмевшую так подло издеваться над памятью о самом дорогом и близком мне человеке. Я все не мог поверить. Тело сотрясалось, так что даже языком ворочать приходилось с трудом.

– Хватит! – выпалил я. – Это неправда!

Оба: Аманра и Аверре снова повернулись ко мне.

– Моя мать умерла! – выпалил я, а затем ткнул пальцем в наставника: – Ты убил ее!

Вдруг на целую секунду в жутких иссушенных чертах ведьминого лица, полускрытого в тени старых домотканых шалей, проступило нечто до того знакомое и родное, что мое сердце едва не разорвалось напополам. Руки мои безвольно опустились, а вопрос сам вырвался из приоткрывшегося рта:

– Мам?

Кажется, она и сама была потрясена не меньше. Ее ладонь приподнялась и легла на грудь в том месте, где у живых бьется сердце. Затем Аманра проговорила:

– Хотела бы я сказать «да», но это означало бы солгать, а я не хочу поступать с тобой хуже, чем уже поступила. О, Сет, мой мальчик. От Сол во мне уже ничего не осталось… кроме воспоминаний.

– Но… – Ком, застрявший в горле, мешал говорить, но я кое-как его проглотил. – Я же видел!.. Ты падала… И удар…А ты жива!

– Нет, – печально покачала она головой. – Это не так. Я не могу тебе объяснить, потому что даже сама многого не понимаю. Это все минн. Он заменил собой все мои внутренние органы целиком. Не окажись я лейром, такого со мной, возможно, и не приключилось бы.

Несмотря на то, что я был, мягко говоря, не в состоянии адекватно воспринимать смысл сказанного, я ловил каждое ее слово, словно воздух, и когда Аманра, вдруг замолкла, начал задыхаться:

– Я… я не понимаю…

– Я сама не знаю, как во мне оказалась эта живая дрянь. Возможно, во время экспериментов по выведению сыворотки… Так или иначе, именно минн не дал мне умереть после удара Батула… – в этом месте Аверре негромко всхлипнул, но на него никто не обратил внимания. – Я пролежала без сознания на дне леса несколько бессчетных дней, и ни один хищник не попытался за это время ко мне прикоснуться. Пока я находилась в этом состоянии, с моим организмом происходили необратимые изменения, поверить в которые я, придя в себя, поначалу не могла. Думаю, все закончилось бы гораздо проще, не сумей я подчинить безостановочно разраставшийся минн своей воле и таким образом купировать его. Но лучше бы я умерла.

– Нет, – нервно выдохнул я и, не соображая больше ничего, бросился к ведьме и обнял. – Мама!

Слезы брызнули из глаз фонтаном, стоило только ее рукам сомкнуться на моей спине. Тоска по материнской любви, застаревшая боль ранней потери и ощущение вечного и темного одиночества хлынули волной наружу. И ни холод ее тела, ни прелый запах минна, ни даже чужеродная возня под шалями не могли оттолкнуть меня от того, что осталось от моей матери.

Я не возьмусь сказать, сколько времени мы простояли так, обнявшись. Может, с минуту, может, целый час, но все это время мама продолжала тихо баюкать меня в своих объятьях, шепча слова утешения.

– Сет, я так виновата. Так виновата перед тобой…

А я качал головой, уверяя, что это не так.

– Прости меня за то, что выбрала его, когда должна была остаться с тобой. Прости, что не дала тебе всего, что должен получить любой ребенок от матери. И за Бавкиду прости тоже. Но, самое главное, я очень прошу тебя простить меня за то, что по моей вине ты стал таким… Ведь я знала… знала, что ты не был, как другие дети. Я знала о той особой связи, что присутствовала между нами с самого твоего рождения, и боялась ее. Я думала, мой уход разорвет ее, но даже не предполагала, что это настолько травмирует твою душу…

Я чуть отстранился и, заглянув ей в глаза, шепнул:

– Я никогда не умел обвинять кого-то в том, что со мной происходило и теперь не собираюсь этого делать. Я понимаю, о чем ты говоришь, но тут вина только одного человека – моя. Когда ты улетела, я был слишком мал, чтобы понимать что-либо, но став взрослым, сам сделал себя таким, каким ты меня теперь видишь. Потому что так было удобно, потому что мне так было легче.

– Но если бы я не…

– Никто не знает, что было бы тогда, – оборвал я маму прежде, чем она успела взвалить на себя еще больше вины. – Возможно, сильная привязанность к тебе только все усложнила бы, так что, может быть, оно даже и к лучшему, что ты ее разорвала. Зато вот кого следовало бы обвинять в том, что ты не вернулась обратно. – Я выпутался из маминых объятий, отступил и перевел полный ненависти взгляд на наставника. – Вот, кто действительно виноват во всем, что с нами произошло!

Слезы Аверре высохли и он, успев подняться на ноги, с жадностью вслушивался в наш диалог. Наставник уже целиком держал себя в руках, встретив мое обвинение в прежней аристократически-надменной манере:

– Все было бы намного проще, не окажись ваше общее упрямство столь непрошибаемым.

– А ты не считаешь, что эти же слова можно отнести и к тебе? – спросила мама.

Аверре ненадолго задумался, а потом объявил:

– Пожалуй. Но как, скажи мне, должен я поступать, когда точно знаю, что моя судьба связана с этой Иглой? Ты, Сол, лучше, чем кто-либо понимаешь, сколь много в своей жизни я отдал за то, чтобы, наконец, найти ее. Что стоило тебе перестать противиться и сделать так, как я просил? Зачем было непременно вмешиваться в мои планы, когда я для того и хранил все это в тайне, лишь бы не навредить тебе?

Лицо мамы исказило презрение:

– Если ты этого до сих пор не понимаешь, тогда я не вижу смысла объяснять что-либо вообще. Ты живешь одной лишь мыслью о непостижимом могуществе, да только не о благе лейров думаешь, а о своем! История знает немало лейров, чьи амбиции послужили причиной ужасных трагедий. Ты не ведаешь, какие цели преследовали те, кто создал Иглу, но если даже они упрятали творение рук своих так глубоко, то не нам им пользоваться! А если уж и решаться на поиски, то только по одной причине – чтобы навсегда уничтожить!

Мы все еще стояли втроем друг напротив друга, совершенно забыв о тех, кто в эту минуту также присутствовал на прогалине. Ни на Занди, ни на Эйтн, которую он неизвестно почему не пожелал оставить в более безопасном Мероэ, я не оборачивался, только улавливал легкие эманации силы, веявшие на нас со стороны пещеры. Я и мама смотрели в лицо Аверре, следя за тем, как выражение вины за все причиненное им зло меняется на совершенно невыразительную мину.

– Значит, только поэтому ты сейчас здесь? – с некоторой долей грусти спросил он ее и, не дожидаясь ответа, перевел взгляд на Эйтн: – И ты, стало быть, теперь с нею согласна, не так ли, дорогая?

Я обернулся, только теперь увидев оружие в опущенных руках леди Аверре. Она холодно проговорила:

– Ты, как и я сама, доказал, что не достоин обладать настолько мощной вещью, дядя. Потакая своим желаниям, ты уже разрушаешь все, к чему прикасаешься. Что будет, если к тебе попадет Игла? Уж пусть лучше ее уничтожат – с этим я как-нибудь смирюсь.

– Что ж, – начал Аверре, с трудом, как мне показалось, сдерживая хитрую улыбку, – из вас вышла недурная команда, хоть и неожиданная. И, все-таки, я до сих пор задаюсь вопросом: с чего вы взяли, будто я позволю вам вот так запросто себя остановить?

В следующий миг, без предупреждения или знака с его стороны, джунгли вокруг нас наполнились странным шумом и пришли в движение. Подняв голову, я увидел, как по ветвям и стволам, из-за кустов и травы к прогалине стали стягиваться аборигены. Подобно колонии кислотных муравьев, они ползли по отвесным участкам паатов, свешиваясь вниз головой. Глаза их горели жутким синим пламенем.

Наставник усмехнулся:

– Просветите же меня, что вы будете делать с махди? Их разум свободен, но воля, благодаря действию твоей сыворотки, Сол, подчинена мне. Одно мое слово и вас мгновенно уничтожат. Пожалуй, даже быстрее, чем вы это осознаете. На что вообще вы надеялись?

Пока он говорил, кольцо махди вокруг нас становилось плотнее. Занди и его стражи, не раздумывая, заняли оборонительные позиции, готовые стрелять при малейшем признаке опасности; Эйтн также приготовилась отбиваться. Только я и мама продолжали стоять, словно это нас не касалось. И если у нее, благодаря нынешней природе, в этой схватке имелся хоть какой-то шанс, то лично я просто не представлял, чем могу ответить на угрозу. Без новой порции сыворотки против аборигенов мои силы оставались бесполезны. Дал бы кто хоть бластер что ли…

– Что ж вы все молчите? – Шок, похоже, совсем отступил и Аверре перешел на глумливые нотки. – Ну, Сол, не смотри так, а то мне, право, становится не по себе. А ты, Сети, уже не рвешься умертвить меня каким-нибудь изощренным способом? Куда ж подевался весь ваш боевой запал, а?

Махди подошли почти вплотную. В полумраке джунглей с фосфоресцирующими глазами они походили на оживших мертвецов, порабощенных темными силами. Отсутствие даже намека на какие бы то ни было эмоции на их лицах делало общее впечатление еще более пугающим.

Аверре веселился, а мы ждали неизвестно чего. В тот протяженный миг я вдруг понял, что, несмотря на переполняющий сердце и разум страх, готов биться до последнего, чем бы это все ни закончилось. Абсолютная тишина обволакивала лощину. Я перевел взгляд на маму, ожидая сигнала.

И тут она, без всякого предупреждения произведя молниеносный выпад, создала туманный вихрь, который, распространяясь во все стороны подобно урагану, разметал аборигенов, словно те были игрушечными солдатиками. С громкими воплями и неприятным треском ломающихся костей аборигены падали на землю или врезались в стволы паатов.

Ни меня, ни Эйтн вместе с Занди вихрь не коснулся, и даже Аверре лишь закачался под его напором.

Это дало несколько секунд, чтобы переиграть ситуацию в более выигрышную для нас позицию. Недолго думая стражи графа открыли огонь по тем махди, кто еще мог представлять угрозу, но таковых осталось не так уж много.

Вдруг я почувствовал, как кто-то вцепился мне в руку и, оглянувшись, увидел Эйтн, которая, не обращая внимания на пальбу, потащила меня в сторону пещеры.

– Ты что делаешь?

– А, что, по-твоему, лучше просто стоять и смотреть? – огрызнулась она.

Пока мама взяла на себя заботу об Аверре, мы побежали к входу, от которого все еще тянуло опаляющей разум мощью. Низко пригибаясь, чтобы не попасть под смешанные выстрелы бластерных разрядов и токсичные стрелки, сыпавшиеся во все стороны, я увидел, как падающих замертво аборигенов очень быстро скрывал под собою минн. Я на ходу обратился к Эйтн:

– Может, найдется еще один бластер? – и протянул ей руку, уверенный, что так и будет.

Однако вместо того, чтобы вооружить меня, леди Аверре без единого слова быстрым и хирургически точным движением воткнула что-то в мое запястье.

Я громко вскрикнул, едва не споткнувшись. Замер на мгновение и воззрился на ампулу, торчавшую из руки. Ту самую, что обронил Аверре в замке.

– Зачем это?

– Выполняю условия договора Аманры, – откликнулась Эйтн. Вход в Святилище маячил перед самым носом. – Она же хотела, чтобы я вернула ей нечто украденное Батулом. Во всяком случае, с сывороткой от тебя будет намного больше толку.

Выдернув опустевшую ампулу, я почувствовал, как холод, будто живой, распространился по венам. Смешиваясь с кровью и проникая в нервные окончания, он заполнял меня до краев. Исчезла всякая усталость. И немощь, порожденная Иглой, ушла, будто ее никогда не было.

Развернувшись всем корпусом к сражению, я с необычной легкостью струящихся меж пальцев Теней создал большой, величиной с голову, огненный шар и метнул его в самую середину группы аборигенов, засевших высоко в кронах и поливающих отряд Занди своими ядовитыми дротиками.

Яркая вспышка, сопровождаемая громким хлопком, на несколько секунд озарила лощину, и на траву посыпались тлеющие останки тех, кто совсем недавно представлял смертельную угрозу.

Удивленно обернувшись в мою сторону, Занди отрывисто кивнул.

Зато Эйтн мой поступок, кажется, совсем не понравился, но она промолчала, за что я был ей особенно благодарен.

Тем временем взрыв привлек к себе внимание наставника и мамы, до того момента не сходивших со своих мест и не сводящих друг с друга напряженных взглядов.

Аверре понадобилось мгновение, чтобы оценить ситуацию и разобраться что к чему. Он поочередно смотрел то на меня, то на Эйтн, то на дыру в лиственном шатре над нами, затем его лицо потемнело от гнева, и он ударил по собственной племяннице мощным электрическим сгустком.

Я бы нипочем не успел помешать ему убить Эйтн, но реакция мамы избавила от необходимости что-либо предпринимать. Изящно взмахнув рукой, она отвела смертоносный пучок электричества в сторону. Сгусток ушел в землю, оставив после себя выжженную прогалину.

– Все-таки ты напрасно вернулась, Сол, – прошипел Батул и повторил: – Не стоило тебе вмешиваться в мои дела.

В ответ мама лишь насмешливо покачала головой.

– Думаешь, после всего, что я пережила, твои слова меня еще пугают?

– Нет, я так не думаю. Особенно после того, что ты сотворила с госпожой Бабор, – сказал Аверре, заставив нас с Эйтн сдавленно ахнуть. – А я все гадал, и к чему какой-то провинциальной ведьме вставлять мне палки в колеса? Собирался заняться ею позже, но наудачу убийца сама явилась ко мне. Ты, ведь, теперь ни перед чем не остановишься, чтобы помешать мне, так?

В этот момент лицо ведьмы утратило все признаки Сол Эпине. Моя мать вновь превратилась в старую и сморщенную несчастьями мину Аманры.

– Надеюсь, тебя это не удивляет? После всего, что мне пришлось пережить по твоей милости, после всего того, чему ты подверг и еще собираешься подвергнуть моего единственного сына, могла ли я остаться в стороне и просто смотреть на все это?

После этого мама показала, на что способна.

Ощущение было такое, словно воздух в лощине насытили статическим электричеством и сгустили. Подчиняясь мысленному повелению Аманры, цветущие лозы минна произраставшие под ногами, взметнули цепкие, но прочные, словно проволока, побеги и опутали Аверре по рукам и ногам, одновременно выстроив вокруг него прочную растительную клеть.

– Не смеши, Сол, – выкрикнул Батул, глядя на нее сквозь зазоры между прутьями. – Ты и впрямь веришь, что этим меня остановишь?

Раздался треск, и клетка разлетелась на куски, острыми, как бритва, щепками окропив округу. Несколько осколков впились в плечо Занди, а одному стражу начисто отсекло кисть левой руки. Я лишь порадовался, что вовремя успел укрыть себя и Эйтн за стеной пещеры.

Следующий удар Аверре нанес без предупреждения, выбросив весь накопившийся гнев огненным всполохом, пронесшимся по лощине с неистовостью солнечного протуберанца. За считанные секунды вся поляна была выжжена дотла, и только моя мать осталась невредимой фигурой в ее центре. Пещеру огонь тоже не затронул, а Занди, вместе с остатками своего маленького отряда успел спрятаться на возвышенности. Выжившие аборигены в ужасе и панике метались по паатовым веткам, стеная и вопя от гнева и беспомощности, оплакивая свое священное место.

Вырвав вросший в землю жертвенный камень, наставник со злобным криком метнул его в маму, заставившую глыбу расколоться на тысячи мелких кусочков, так что Сай’я, будь она жива, осталась бы довольной.

Но, не успев даже осыпаться на землю, влекомое силой мастера-лейра крошево, соединилось в огромное, скрепленное кусками сырой земли, двуногое нечто и обрушилось на ведьму всем своим весом.

Только вцепившаяся мертвой хваткой Эйтн удержала меня от того, чтобы с воплем не броситься в самый эпицентр битвы.

– Пусти! – орал я, видя, как лишь быстрота реакции моей матери помогла избежать удара, который мог запросто ее раздавить.

– Ты там ничем не поможешь, – спокойно сказала Эйтн, упираясь ногами в каменистый пол пещеры и по-прежнему удерживая меня с неожиданной для столь хрупкой девушки силой. – Твоя мать намеренно отвлекает Батула, чтобы ты мог спокойно заняться Иглой.

– Как будто я знаю, что с ней делать! – возмутился я, не собираясь бросать чудом оказавшуюся в живых мать один на один с Аверре.

– Ты только не ной, – сказала Эйтн, упорно продолжая тащить меня вглубь пещеры. – Вдвоем мы обязательно сумеем что-нибудь придумать.

Ее слова практически не затронули моего сознания, так как сражение двух лейров перешло на новый уровень, основанный на непосредственном использовании энергии, плескавшейся в невидимых измерениях бытия. Взрывы и огненные всполохи гремели над лощиной один за другим, до того сотрясая округу, что несколько особенно старых деревьев не устояли и рухнули, похоронив под собой еще нескольких аборигенов.

Вид у мамы, чье здоровье и без того балансировало на грани, оставлял желать лучшего. Чего не скажешь об Аверре, которого эта импровизированная дуэль, казалось, только еще больше распаляла. Он скакал по поляне, как безумный, хохоча и сыпля нелепыми насмешками.

– Идем скорей! – прикрикнула Эйтн.

Чудовищным усилием я заставил себя отвернуться и броситься вслед за ней вглубь Святилища.