Не сказать, чтоб отель был сильно высок, но ветер, что огибал его карнизы, заставлял поволноваться. И как только гокки не боялись забираться сюда? А ведь у этих мелких пушистиков не было такой страховки, как Тени. Используя силу, что струилась мимо, я заставил свое тело в каком-то смысле привязаться к камню, точно тросами и, коротко вскрикнув, ухнул вниз на флагшток, удобно торчащий из стены двумя этажами ниже.
Прыжок получился славный, а главное – своевременный. Плазменные сгустки, выпущенные мне в след разумниками Гетта, выбили из стены каменную крошку, а следом послышался разгневанный вопль капитана.
– Я сказал, мне он живым нужен! Отправьте группу вниз на перехват. Старику однажды удалось обвести меня вокруг пальца. Но этот не уйдет!
Я сидел на флагштоке, будто параксанская кислотная лягушка на ветке, ища глазами цель для следующего прыжка. Новый выстрел, просвистевший над ухом, ускорил выбор. Я сиганул на соседний выступ, а с него на макушку одной из вычурных скульптур, украшавших балкон.
Еще несколько залпов пролетели мимо, ударившись о мостовую, едва не задев ни в чем неповинных прохожих.
Я выругался. Еще не хватало, чтобы из-за меня пострадал кто-то из посторонних.
Не став дожидаться еще одной бластерной очереди, я просто взял и спрыгнул прямо на крышу одного из пролетавших мимо флаеров – трюк, на какой бы даже Аверре не отважился. Но получилось отменно. Серьезно. Не ожидал от себя такой меткости и прыти.
Чтобы не сдуло на поворотах, я клещом вцепился в аэрокар, позволив себе немного перевести дыхание. Дождавшись, когда сердце передумает выскакивать из глотки, я осмотрелся. Удивленные лица пролетавших мимо меройцев дали понять, что я выбрал не самые тривиальный способ передвижения по городу. А тут и пилот наконец сообразил, что подцепил безбилетника – машина сбросила скорость и начала прижиматься к обочине.
Я снова выругался и соскочил на тротуар. Вышло, может быть, и не очень грациозно, зато ни обо что не ударился. И на том спасибо.
– Эй, ты чего творишь?! – треугольноголовый рунн высунулся из бокового окна флаера, потрясая длинными трехпалыми руками. Первый представитель системы Танниим Руны, которого я видел живьем. Но как бы мне ни хотелось с ним пообщаться, время убегало катастрофически – уже были слышны звуки полицейских сирен.
Облава!
Вот так оно, как правило, и бывает. Еще вчера ты никому не нужный ученик и, вроде бы, помощник, но всего пара проступков, и вот тебя уже разыскивают всем полицейским управлением.
– Тебя полиция ищет! – дошло до извозчика. – Стой!
Но куда там. Я уже несся вперед по узким переулкам полутемного Мероэ, наугад бросаясь в каждый наименее приметный поворот. Сбить полицию со следа это не помогло, зато позволило выиграть несколько минут, чтобы подумать, куда двигаться дальше. Единственным безопасным местом, которое напрашивалось само собой, был батуловский «Шепот». Теоретически, Гетт мог выставить у корабля оцепление, но даже так, для меня это не стало бы препятствием. Капитан знал, кто такие лейры, но как играть с ними вряд ли имел хоть малейшее представление.
Обратившись к встроенному навигатору напульсника, куда еще во время полета загрузил карту Мероэ со всеми окрестностями, я вычислил наиболее короткий путь до посадочных площадок и помчался в нужном направлении. Не надо думать, будто дорога стоила мне огромных усилий. Постоянный контакт с Тенями поддерживал мышцы в тонусе. Я не бежал, а, фактически, летел, точно призрак, неслышимый и незаметный для посторонних.
Очень быстро я оказался у здания таможни, таком же безлюдном, как и в день нашего прилета. Вспомнив предупреждение Аверре о вездесущих глазах и ушах, я не стал сбрасывать ментальную маскировку и все тем же сумрачным сгустком перебрался через забор.
Оказалось, что я переоценил умственные способности капитана, поскольку никакой охраны вокруг корабля наставника даже близко не было. Некоторые трудности доставили камеры слежения, рассованные по периметру взлетно-посадочного полотна, но и это затруднение удалось преодолеть. Правда, не без помощи Теней и одинокого охранника космопорта, без лишних слов (кто бы сомневался!), устроившего так, чтобы в системе видеонаблюдения произошел кратковременный сбой. Этого хватило, чтобы, добраться до корабля никем незамеченным.
Оказаться внутри судна, принадлежащего наставнику, было не так драматично, как это представлялось вначале. Чутье подсказывало, Аверре ни за что не оставил бы драгоценный «Шепот», полагаясь только на защиту одних кодов, которые я, кстати говоря, еще во время полета на Боиджию тайно скачал с бортового компьютера. Тут могло обнаружиться немало неприятных сюрпризов, предназначенных как раз для грамотеев, вроде меня. Я, бывало, слышал рассказы о том, что некоторые пилоты, чья любовь к собственному звездолету достигает маниакальности, обзаводятся ловушками, некоторые из которых выстреливают ядовитыми дротиками, а иные так и вовсе детонируют, отрывая руку или ногу, в зависимости от того, куда неудачного взломщика занесло. Попасться на таких вот уловках, рискуя собственным здоровьем, мне не улыбалось, однако другого выхода я просто не видел. Конечно, лейры отличались чувствительностью к электронике, но когда вокруг сплошные компьютеры, как понять: датчик системы жизнеобеспеченья перед тобой или замаскированная взрывчатка?
Пришлось рискнуть.
Затаив дыхание и прищурившись, словно что-то вот-вот должно рвануть, я осторожно ступил в рубку. Не торопясь садиться в кресло пилота, ввел через консоль управления еще один пароль. Огоньки на панели из красных превратились в зеленые. И ничего больше.
Подождав несколько секунд с тем же результатом, я повторил ввод. На дисплее появилась надпись: «Нужна проверка ДНК. Пожалуйста, подставьте указательный палец к отверстию. Будет взята проба крови».
Ну, вот и приехали. И где взять кровь Аверре? Я сомневался, что у него здесь где-нибудь завалялась лишняя капсула с образцом… Что делать, было неясно. К Занди отправиться? Я постучал пальцами по подбородку. Идея не казалась ни разумной, ни выполнимой. Даже если меня пропустят в замок, Гетт наверняка наводнил его предместья своими людьми. Нет, надежней всего отсидеться на «Шепоте». И, может быть, дать ИскИну собственное ДНК?
Меня нельзя было назвать рисковым разумником, но иногда даже я не мог придумать рационального решения и шел на крайние меры. Глупо, конечно, но все же лучше, чем бесцельно сидеть, уставившись в пустой монитор, и ждать с моря погоды. Я не планировал пропускать путешествие в джунгли, но перед этим был обязана проверить инфочип. Иначе смерть мадам Бабор оказалась бы напрасной.
Приложив палец к овальному пятну света на панели, я почувствовал легкий укол и, вдохнув поглубже, уставился в монитор, ожидая сообщения о том, что ДНК не соответствует владельцу корабля и меня распылят на атомы.
Прошла секунда. Другая. Я приготовился вскочить на ноги и бежать прочь…
Как вдруг по экрану забегали мелкие строчки. Прочитав их в первый раз, я моргнул, подумав, что, вероятно, нервное перенапряжение все же сыграло со мной злую шутку, но перепроверив данные, удостоверился, что вовсе не ошибся. Защитная система корабля оказалась полностью снята, а надпись гласила: «ДНК тест пройден. Совпадение 100%. Личность подтверждена как Сет Эпине».
Вот так сюрприз. Не сказать, что приятный, но интригующий без сомнения.
Никогда бы не подумал, что Аверре станет оставлять для меня лазейку в системе защиты собственного корабля. Я считал, он мне не доверяет. Но, с другой стороны, и инфочип не мог остаться сам у недобитого аборигена, так что некоторая и довольно своеобразная закономерность прослеживалась. Выходило, что все подстроено нарочно моим собственным наставником. А для чего? Чтобы я отправился к махди вооруженным информацией. Но отсюда вытекает, что он-то и убил госпожу Бабор, положившую глаз на чип… А разве это логично? Зачем Аверре предпринимать столько усилий и все ради того, чтобы подкинуть мне чип, который он сам же всеми силами не желал отдавать?
Голова пошла кругом. Я откинулся на спинку кресла и сжал виски пальцами. Ясно же, что чего-то в этой цепочке не хватает. Знать бы еще чего…
Достав инфочип, я вставил его в считывающее устройство. Шла загрузка данных. Предчувствие чего-то необычного заставило ерзать на сидении. Казалось, будто в животе медленно разворачивается скомканный листок фольги. Что-то сейчас будет…
И действительно: загудел, разогреваясь, проектор. Я даже на секунду решил, что он принимает от кого-то сообщение, и лишь позднее понял, что инфочип инициировал голограмму. Программа активировала виртуального проводника, но каково же было мое удивление, когда в лице спроецированной в воздухе оболочки, я узнал собственную мать.
Сначала голограмма оказалась размытой, но довольно быстро настроилась, добавив резкости и явив до скребущей боли в сердце знакомое с самого детства лицо молодой и красивой женщины с копной темных волос и такими же темными и большими, но добрыми глазами.
Сердцебиение зашкаливало, в висках застучали молотки. Вдохнуть удавалось через раз и в глазах предательски щипало.
– Мама? – голос дрожал вместе с телом.
Изображение мамы улыбалось, не реагируя на вопрос. Она молчала, глядя прямо на меня ничего не выражающим взглядом и отзываясь щемящей болью в груди. Я даже не заметил, как слезы покатились по щекам.
– Инициация программы, – откликнулась голограмма. – Проверка совместимости кодов. Совпадение сто процентов. Доступ открыт.
Я какое-то время не понимал, что происходит, и потому повторил вопрос:
– Мама? Что это?
Изображение мигнуло, как будто обдумывало ответ.
– Это блок памяти, который я создала специально для тебя, – голос уже не был холодно-электронным, а наполнился родной и ужасно близкой теплотой, что жила в потаенном уголке моей памяти. – Здесь мои письма, заметки и воспоминания об экспедиции на Боиджию. Если ты их сейчас слушаешь, значит, ты уже достаточно повзрослел, чтобы понять, а я… – тут голограмма запнулась, – …а меня, скорей всего, уже нет среди живых.
Странные слова, заставили внутренности сжаться, словно их все перетянули невидимые жгуты, но слушать я не переставал, впитывая каждое слово как губка.
– Если это так, то Батул потерпел поражение, – продолжала тем временем голограмма. – Но это не означает, что он больше не будет пытаться. Я достаточно хорошо его знаю, чтобы понимать: в следующий раз он возьмет с собой тебя, и поэтому я хочу, чтобы отправившись с ним, ты был готов к тому, к чему не была готова я. Допустить твоей смерти я не могу даже в воображении. Потому-то никогда ему о тебе не говорила. И все-таки… – последние слова мама произнесла как будто себе. – Что если она расскажет?.. Но даже если и нет, то лучше уж я перестрахуюсь… на всякий случай…
Изображение немного задрожало и заговорило дальше:
– …Конечно, есть вероятность, что он не сумеет тебя убедить отправиться с ним, даже если и все узнает… Хотя, я уверена, что сам ты на месте усидеть не сможешь и сделаешь все, чтобы оказаться подальше от Бавкиды, – в этом месте смешок голограммы был почти как настоящий. Мое сердце тихонько ёкнуло. – Я постараюсь сделать так, чтобы эти записи попали к тебе до того, как ты окажешься втянут во все это и… смог трезво оценить ситуацию, принимая верные решения, как я тебя всегда учила, обдумав все варианты и не доверяясь слепо суждениям человека, которого никто из нас по-настоящему не знает. Своих ошибок я до этого не видела, но ты их, пожалуйста, не повторяй. Прослушай мои письма целиком, и… я люблю тебя, сынок.
Голограмма замерла.
Жгуты грозили порваться, вместе с сердцем и легкими. Отвернувшись от панели, я резко вскочил и выбежал из рубки – не хватало воздуха. Опустившийся трап позволил боиджийской ночной прохладе наполнить корабль. Я простоял, прислонившись спиной к краю переборки, с закрытыми глазами вдыхая воздух, продолжая не замечать слез. Раньше-то я по глупости считал, что вовсе не способен плакать.
Маму я знал очень мало. Те первые десять лет своей жизни, что мы провели вместе, казались далеким смутным сном, постепенно тонувшим в глубине туманного океана памяти. У меня больше ничего не было, кроме чувства вины за собственный эгоизм и того теплого чувства, оставленного ею перед тем, как навсегда исчезнуть.
Возвращение в рубку было сродни подвигу, но с этим я справился. Сжимая в руках стаканчик со стимулирующим коктейлем, производимым пищевой автоматикой корабля, я уселся обратно в кресло и снова уставился на мать. Она смотрела на меня неизменная, точно живая, и ждала.
– Активируй первое письмо, – судорожно вздохнув, сказал я.
Снова рассеявшись на секунду, голограмма вернула четкость и заговорила спокойным размеренным тоном записавшей ее Сол Эпине:
– Сет, милый, прости, что узнаешь обо всем таким вот образом. Ты, должно быть, думаешь: что я за мать, раз не взяла тебя с собой? Мне действительно ужасно жаль, но, кажется, иного выхода просто не было. Знаю, слова звучат банально, но я хочу, чтобы ты понял: все, что я сделала, я сделала ради тебя. Прости меня, если можешь. А если не можешь, то, хотя бы, просто послушай то, что я хочу тебе рассказать.
Я согласилась на эту поездку не просто ради любопытства, хотя, признаюсь, Батул здорово сыграл на моем интересе к новой, никем неизученной расе аборигенов, обитаемых в густых джунглях Боиджии. Планета была малоисследованной, а история ее полна древних легенд. Все это безумно интриговало, но, тем не менее, я не видела по-настоящему веских причин, по которым мне стоило бы составить ему компанию. Никакого особенного интереса эти махди не представляли, к тому же, у меня рос ты, а за тобой нужен был глаз да глаз: твое неуемное любопытство уже создавало немало проблем. Мне было страшно оставлять тебя на попечение чужих, ведь на тот момент мало кто мог с тобою справиться.
Батула мои слова, конечно же, не убедили. Он продолжал уговаривать, пока я, наконец, не сдалась. Ты можешь подумать, что я не очень-то и протестовала, но, поверь, мастер Аверре всегда умел убеждать… В итоге мы все-таки отправились в эту странную экспедицию, а кусочек моего сердца остался в Цитадели…
Батул снабдил нас самым передовым оборудованием, которое только можно было достать. Он с упоением рисовал картины открытий, которые меня ждут по прибытии, вот только умалчивал о собственном интересе. Как ни старалась, я не могла из него и слова на эту тему выжать. Ни антрополог, ни ксенобиолог, Батул, по сути, не имел оснований так интересоваться Боиджией, однако свои мотивы у него, несомненно, существовали. И я о них непременно узнаю. Люблю тебя.
Конец записи.
– Активируй второе.
– Прибытие на Боиджию оказалось не совсем обычным. Планета производила мощное впечатление, но не своими красотами или хиреющим стилем жизни, а какой-то неотвратимой аурой. Не знаю, как описать точнее. Я пробовала получить хоть какое-то объяснение ментально, но ничего не получилось. Я спрашивала его, но он все делает вид, что не понимает о чем речь. Атмосфера здесь загнивающая. Что-то давит на меня извне, как если бы на грудь положили десятикилограммовый камень. Даже вдохнуть поначалу оказалось невыносимо больно, и много времени понадобилось, чтобы привыкнуть…
Ты не поверишь, но город, который колонисты тут выстроили, меня очаровал. Ничего прекраснее я в жизни своей не встречала. Столько тонкости и изящества в каменных стенах и золотых шпилях, сочетаемых с дикой растительностью, было трудно ожидать от столь удаленного уголка, как Боиджия. Мероэ вырос из снов, как будто ожившая сказка.
Мы разместились в гостинице, и здешняя хозяйка, была как будто рада нашему появлению, но… что-то в ее взгляде настораживало, хотя лезть в ее мысли мне даже в голову не приходило. Батул заранее предупредил о более чем отрицательном отношении местных жителей к лейрам, так что нам приходилось соблюдать инкогнито, прикидываясь имперскими учеными.
Но не от всех.
Как оказалось, правитель Боиджии, был в курсе происходящего. Ты не представляешь, насколько меня поразила наша первая с ним встреча: граф Занди оказался чересчур молод. Во всяком случае, моложе, чем я ожидала от правителя – ему едва исполнилось двадцать семь. Две тетки непрестанно кудахтали вокруг, и, все-таки, планетой он управлял самостоятельно. Выяснилось, что граф сам связался с Батулом, прося у него помощи в решении «вопроса аборигенов». Так он сказал, что бы это ни означало. От прямого ответа Аверре, конечно же, уклонился.
Я предполагала, что вскоре мы посетим поселения аборигенов, но я ошибалась. Выяснилось, что эти махди не терпят на своей территории посторонних, так что все исследования придется проводить дистанционно. Это не то, на что рассчитывала я, когда соглашалась на поездку, о чем и сказала Батулу, но тот снова выкрутился, сославшись на то, что всем необходимым для изучения материалом меня обеспечит Занди.
Тут он не солгал. Почти мгновенно в мое распоряжение была предоставлена лаборатория, устроенная в недрах небольшой сувенирной лавки под названием Си-Джо. Дело оставалось за малым – дождаться, когда мне дадут рабочие материалы. Оказалось, что с этим могут возникнуть некоторые осложнения. Но все решаемо, успокоил меня граф.
Он выделил мне помощника – своего лакея. Изма оказался весьма неразговорчив, но я поняла, что он душой и сердцем предан своему хозяину, а потому выполнит все, что тот пожелает.
Именно он доставил мне первые образцы для анализа. Предполагалось, что мои исследования будут проводиться над живыми махди. Я не планировала препарировать кого бы то ни было, однако получила труп. И не один, а почти десяток. Откуда Изма сумел их достать, я не знала. Меня просили поторопиться. Я не сторонница бессмысленной спешки, о чем и сказала Батулу. Но тот лишь глупо отшутился, сказал, что я зря беспокоюсь и предложил списать все на горячность молодого графа. Я сделала вид, что поверила, но что-то подсказывало, что его светлость тут совсем ни при чем.
Изображение остановилось, и я перевел дух. Так вот почему Аверре рвался в Си-Джо! Заметал следы! Он уже тогда темнил, скрывая истинные мотивы от женщины, которую называл ближайшим другом. Радовало хотя бы то, что и мама не спешила верить ему полностью.
Немедля, я запустил третью запись.
– Даже мертвыми махди оказались куда интереснее большинства изученных мною рас. Проведя поверхностный осмотр, я выявила несколько весьма любопытных моментов.
Первое и, пожалуй, самое главное, – они не поддавались ментальному воздействию. Сама понимаю как, должно быть, глупо это звучит для тебя, но так и есть. Как бы я ни старалась, не могла мысленно проникнуть сквозь их оболочку, чтобы осмотреть внутренности без аутопсии. Тени как будто натыкались на невидимый барьер и отказывались прорываться, постоянно соскальзывая.
Второе: я обнаружила образования в затылочной доле их мозга. Сначала решила, что так и должно быть, но потом, обследовав еще несколько тел разного возраста, поняла их искусственную природу. Оказалось, что махди вживляют себе в затылок и шею острые как иглы семена какого-то растения. Я отложила несколько образцов, чтобы изучить их чуть позже.
Третье: вскрытие показало, что внутренние органы аборигенов буквально напичканы растительными клетками. Сравнительный анализ подтвердил – растение внутри и семена в затылке – одного и того же вида.
Я не хочу говорить об этом кому-то, пока не проверю, как следует. Надо сказать Изме, что мне нужны еще несколько образцов.
Батула нигде не видно уже двое суток.
Следующее письмо:
– Сегодня застукала Изму в лаборатории. Вытолкала его взашей. Думаю, стоит ли сообщить графу? Если он шпионил, то не по своей инициативе, а если это так, то и сообщать ни к чему. В конце концов, ничего важного он узнать не мог. Результаты исследований я держу тщательно зашифрованными и… хотя об этом, думаю, пока не стоит…
Анализ растения подтвердил стопроцентное совпадение. Значит, махди не только едят его, но и вонзают себе в голову. Может быть, в качестве нейростимулятора или иного наркотического вещества? В истории Галактики не раз встречались расы, чьи религиозные ритуалы сопровождались применением психотропных веществ, однако это не объясняет, почему я не могу просканировать их тела. Чутье подсказывает, что здесь нечто иное…
Пока Аверре продолжает заниматься неизвестно чем неизвестно где, я решила посетить местную библиотеку. Милейшая старушка госпожа Чи’Эмей без вопросов позволила ознакомиться с материалами архивов о махди. К сожалению, оказалось, что таковых крайне мало. Бегло пробежав глазами каждую из пяти книг, я поняла, что едва ли найду ответ здесь. Наудачу, я задала пару вопросов госпоже-архивариусу и она меня не разочаровала. Чи’Эмей сказала, что минн – так называется растение – для махди нечто вроде тотема, их покровитель и защитник от посланцев извне. Что это значило, я сама понимаю смутно, но думаю, что мне следует поговорить с Батулом и графом и постараться убедить их отправиться в джунгли. Мертвые махди едва ли поведают что-либо еще, а вот живые могут.
На этом письмо обрывалось. Но за ним было еще:
– Занди отказал. До сих пор не понимаю причину, но он сказал: «Чужакам путь в леса закрыт. Те, кто уходят, назад не возвращаются». Не слишком обнадеживающе, как считаешь? Я пыталась объяснить ему, что мои исследования продвигались бы быстрее, имей я возможность работать с живым махди, но он отказался наотрез. И при этом смотрел на меня как-то странно. Я никогда не встречала столько боли в глазах молодого человека. Но что еще больше меня поразило, так это страх. Да, да. Я видела жуткий, первобытный страх в его глазах. Хотелось бы мне знать, какие мысли скрываются в его голове... В такие моменты я почти жалею, что не элийр.
Батула я так и не увидела. Занди сказал, что не знает, где тот может быть. Так я ему и поверила…
Вернулась в лабораторию, где снова обложилась книжками о культуре и истории боиджийских аборигенов. Читать о них оказалось несравненно интересно. Мне хотелось знать, кто был автором всех этих исследований, но обложки такового не называли.
Изма, думаю, понимал мой интерес и предложил проверить экспонаты, хранящиеся в лавке наверху. До этого я практически не уделяла внимания отвратительному шоу уродцев, выставленному в старых пыльных витринах. Зато, каких только безделушек я там не увидела, и все принадлежали культуре махди, включая мумифицированные головы некоторых их жрецов. Я взяла одну из голов в лабораторию. Мне было любопытно, отличалась ли она чем-нибудь от тех, кто был просто мертв.
Вскрыв череп, я обнаружила мозг, что было странно, ведь обычно при мумифицировании, если верить обрядам большинства рас, занимавшихся примерно тем же самым, его извлекают, чтобы предотвратить разложение. Но тут о разложении не шло и речи. Мозг просто затвердел и по составу напоминал сушеную древесину.
Подвергнув фрагмент серого вещества анализу, мне стал ясен принцип обряда. Видимо, махдийские жрецы или те, кто этим делом заведовал, высаживали на клетках мозга пророщенные семена минна и как-то стимулировали их дальнейший рост. Развивающееся растение поедало клетки, перерабатывая их в некую клейкую массу, растение растворялось в этом веществе и погибало, а полученная субстанция застывала и уже не разлагалась. Получался непроницаемый кокон, сквозь который не смог бы пробиться и элийр!
Я так потрясена, однако это лишь малая толика того, что я могла бы узнать, будь у меня на руках образец живого растения и кто-нибудь из аборигенов. Я должна отправиться в лес сама.
Вероятно, это будет последнее мое письмо, пока не вернусь обратно в Мероэ. Понятия не имею, как они меня там встретят, но хочу надеяться на лучшее. Возьму с собой только минимум оборудования, сосредоточусь на работе. Думаю, так даже интересней, когда мне будет что рассказать тебе. Люблю тебя, мой малыш. Не скучай.
Здесь запись завершалась.
Я вылез из-за панели и, с трудом дойдя на ватных ногах до кесс-автомата, кое-как наполнил трясущийся в руках стаканчик горячим напитком.
Мама стремилась попасть к аборигенам. Не это ли ее погубило? Если хоть один махди виноват в ее смерти… Я позабочусь о том, чтобы от их деревни не осталось даже фундамента, неважно, сколько усилий для этого понадобится.
Из-за нахлынувшего раздражения, я непроизвольно сжал ладони в кулак, расплющив стаканчик и ошпарив ноги расплескавшимся кипятком.
Смачно выругавшись, отправился в кубрик, чтобы переодеться, но именно в этот момент хронометр напульсника дал сигнал о наступлении рассвета. А ведь еще надо успеть добраться до таверны, откуда мы условились начать путешествие в джунгли Боиджии!
Быстро переоблачившись в свежую одежду, я вернулся к панели управления и отсоединил инфочип от проектора, еще раз перепроверил склянку с семенами минна. Занди пообещал, что обо всем позаботится. Я надеялся, что снабдить нас оружием к этому тоже относится, потому что сами мы безоружные для аборигенов никакой опасности не представляли. Зато я мог поздравить себя с тем, что впервые в жизни, не беспокоюсь об этом. Желание выяснить правду наконец-то вытеснило страх смерти. Махди оказались той точкой, в которой сошлись все нити, а раз так, то пришла пора нанести им визит.