Первый дневной переход многим собратьям дался нелегко. Поначалу-то все бодрились, радовались долгожданной свободе, простору вне каменных стен, ветрам, запахам трав, но после полудня восторги стихли. Настало время дневной трапезы, а о привале ничего не было слышно. Брат Краст так же размеренно покачивался в седле и даже не думал об отдыхе. До нас всё чаще доносились недовольные голоса первогодков.
Мы настолько привыкли к каждодневному распорядку, что точно знали — сейчас должен был начаться урок у брата адептуса, а теперь — бдение в молитвенной комнате. И с каждым шагом приближалось время вечерней трапезы.
— Чудно́. Весьма чудно́, — бормотал себе под нос Фалдос.
Ренар ему поддакивал:
— И впрямь чудно!
Только я один не понимал, в чем тут странность. Едем и едем. Все прохожие сходили с дороги, едва завидев нашу процессию и вымпелы с гербом. Деревни нас встречали пустыми улицами, крестьяне даже кур с собаками запирали в сараях.
Лишь однажды какая-то брехливая псина бросилась под копыта Крастову коню и визгливо залаяла. Мы с любопытством уставились на Краста. Что он сделает? Продолжит терпеть или вытащит меч и прирежет собаку? Но прежде чем мы успели поспорить, конь вдруг резко поднял переднюю ногу, перешиб собаке хребет и неспешно проехал мимо. Какое-то время мы еще слышали вой и скулеж, а потом всё резко умолкло. Видать, кто-то не выдержал и упокоил несчастную псину.
После этого я больше ничего странного не примечал.
— Так что чудно-то? — не утерпел я.
Ренар с Фалдосом переглянулись так, словно я спросил нечто очевидное.
— Когда благородные идут в долгий поход, после полудня обозники должны поехать вперед, чтобы до приезда господ устроить лагерь: поставить шатры, приготовить ужин, нагреть воды для омовения, а то и девок из ближайшей деревни пригнать.
Я оглянулся. Повозки мерно ехали посреди отряда, и никто из возниц не собирался поспешать.
— Значит, — продолжил мысль Ренар, — либо мы остановимся в селении, либо уRevelatio уже подготовлены места для ночевок.
— Потому и торопиться с привалом незачем, — подхватил Фалдос.
Я уже и сам изрядно проголодался, со вчерашнего вечера ничего не ел. Опытные новусы кой-чего прихватили в дорогу, чтоб пожевать в пути, а у меня даже вода в бурдюке почти закончилась.
Когда закатное небо окрасилось багрянцем, Краст наконец свернул с тракта. Там, в небольшой рощице спрятался обширный постоялый двор в два яруса, похожий на небольшой город. По меньшей мере, ограда у него была, притом не самая плохая — высокий сплошной частокол из толстых бревен. Внутри хватило места всем: и всадникам, и повозкам. Здешние слуги вежливо, но быстро перехватывали поводья и отводили лошадей в конюшню, расставляли повозки так, чтобы они не мешали остальным, провожали спешившихся в главный зал, откуда уже доносились умопомрачительные ароматы жареного мяса и свежевыпеченного хлеба. Я едва успевал сглатывать слюну.
Внутри постоялого двора было очень чисто: сияли добела выскобленные столы и лавки, присыпанный свежей соломой пол делал зал еще уютнее, вечерний мягкий свет лился через распахнутые окна, но я заметил множество расставленных незажженных свечей. Едва стемнеет, как зал вмиг озарится иными огнями. На второй ярус вела добротная деревянная лестница с толстыми надежными поручнями. Брат Краст, брат Гракс и некоторые адептусы сразу направились наверх и разошлись по покоям. Новусам отдельных комнат не полагалось, мы будем спать в одном зале, но, как успел шепнуть брат Йорван, постоялый двор приготовил нам соломенные матрасы, а обозники вытащат одеяла из повозок.
Поначалу всё шло сумбурно и шумно. Адептусы раздавали поручения подопечным: кого-то отправили охранять двор, кого-то послали за водой, чтоб поскорее напоить лошадей, кому-то велели принести одеяла. Остальные расселись за столы, соблюдая старшинство. Мы с Фалдосом и Ренаром подсели к собратьям, повезло, что Краст сразу поднялся в свои покои, и мы могли спокойно поесть, а не бегать попусту. Выбирать блюда нам не позволили, видать, здешний хозяин заранее наготовил всё, что нужно, и сейчас взмыленные слуги разносили горшки, миски да кувшины по столам. Я вытащил ложку и еле сдерживался, чтоб не урвать кусок хлеба с чужого стола.
— Кто тут Лиор?
Я оглянулся. Это спросил хозяин постоялого двора, здоровяк с длинными усами, что стоял возле входа на кухню. Я подошел к нему:
— Я Лиор.
— Это ты приставлен к господину Красту? — недоверчиво спросил он.
— Я-я, а что такое?
Толстяк скрылся на кухне, через мгновение вынырнул с большим подносом, уставленным всяческой снедью, и сунул его мне в руки:
— Вот, отнеси господину Красту в его покои! Последняя дверь от лестницы.
— А? Да, хорошо.
Я пошел к лестнице медленным шагом, чтоб не расплескать похлебку. От блюд на подносе подымались одуряющие ароматы, еда для главы отряда явно отличалась от той, что подавали остальным. Крошечные перепелячьи тушки, завернутые в тонкие полоски жира, зайчатина, политая каким-то желтым соусом… Такое не в каждой таверне готовят!
— Брат Краст! — негромко сказал я, стоя перед покоями сапиенса. — Я принес ужин. Позволь войти?
В ответ — тишина. Может, я тихо позвал? Двери тут вон какие толстые, на совесть сделаны.
— Брат Краст! Ужин!
Неужто я перепутал двери? Но как? Если идти от лестницы, это самая последняя дверь. Собственно, ей проход и заканчивался.
Я перехватил поднос одной рукой, ударил в дверь, и вдруг та резко распахнулась наружу. Вся похлебка выплеснулась на меня, посыпались перепела, зайчатина, ломти хлеба с маслом и сыром. Сначала я почувствовал обжигающие потоки жирного варева, услыхал грохот разбившихся глиняных мисок и лишь потом увидел здоровенную фигуру Краста в проеме. Он хмыкнул и захлопнул дверь, оставив меня посреди помоев, в которые вмиг превратились отличные блюда.
Постояв немного и почесав голову, я поплелся вниз. Вид у меня был не очень — вся одежда измарана, и, конечно, меня встретили насмешками и хохотом. Оставляя мокрые и жирные следы, я подошел к кухне, позвал хозяина и велел подготовить еще один поднос с едой для господина Краста.
Фалдос ржал, как конь, аж слезы на глазах проступили, но я все же обратился к нему за помощью, легонько пнув его по ноге:
— Переодеться мне надо. Вся одежда в седельной сумке, а я не уверен, что смогу узнать свое седло. Или хотя бы лошадь. Поможешь?
Я надеялся, что он не на пустом месте заливал, будто запоминает коней лучше, чем всадников. Он в своих девках путался больше, чем в лошадях.
— Идем. Неужто и впрямь не узнаешь? Она у тебя такая рыжая, белое пятно на морде, и на левой передней чулок.
Да они почти всем там рыжие и с пятнами. Вот коров своих я узнавал по одному лишь изгибу рогов посреди целого стада, а с этой лошадью я знаком всего день.
По пути к выходу Фалдос зачем-то зазвал и брата Йорвана, а когда мы вышли во двор, пояснил:
— Это всего лишь цветочки. Вот ты пошел на конюшню, все конюхи невзначай выйдут, а потом вдруг окажется, что у кого-то что-то пропало и появилось в твоей седельной сумке. Или хуже того, ничего не появилось и не пропало, но он скажет, что пропало. Кто вор? Тот, кто ходил в конюшню один. Ославят тебя вором на весь культ, припомнят и твою исполосованную спину, и окаянников из Сентимора, и станешь изгоем на весь поход. А это верная смерть, так ведь, брат Йорван?
— Так, — согласился наставник. — Только для чего это брату Красту? Он, конечно, своих новусов всегда гонял строго, но до подлости не опускался никогда.
Фалдос пожал плечами:
— Чтобы обвинить в воровстве, брат Краст не надобен.
Собрат и впрямь быстро отыскал мою лошадь, перед стойлом висело и само седло со всеми сумками. Я засунул руку внутрь, нащупал пузырьки и успокоился: мое.
— Ты отыщи ветку и засунь ее в суму, чтоб кончик торчал. Так быстрее сумеешь отыскать свое, — посоветовал Фалдос. — Или привяжи яркий лоскут ткани.
Теперь я задумался, как бы выпроводить Фалдоса и Йорвана отсюда, ведь подаренные бутыльки были завернуты в одежду, и я не смог бы вытащить замену, ни разу не звякнув или не выронив один.
— Чего возишься? Хватай и иди во двор, там у колодца ополоснешься, — поторопил брат Йорван.
Я медленно выпутывал бутыльки из ткани и тянул одежду из сумки, сначала вытащил рубаху, потом взялся за штаны. Нетерпеливый Фалдос, соскучившись, подошел и выдернул их единым махом. Что-то громко звякнуло. Йорван наклонился и поднял с соломы, устилавшей земляной пол, один выпавший бутылек.
— Vigor, — прочел он. — И откуда? Все зелья хранятся в обозе.
— Э-это брат Гримар дал.
Йорван сунул бутылек обратно в мою седельную сумку:
— Ежели что, буду знать, у кого можно взять.
Мы вышли обратно во двор, Йорван вернулся в трапезный зал. Я вытащил ведро воды из колодца, разделся и наскоро стер с себя остатки жирной похлебки, а Фалдос отыскал где-то деваху и приволок ко мне.
— Вот, — подопнул он к ней мою испачканную одежду, — до утра выстирай и просуши.
— Так ведь я ж не прачка, — отказывалась та.
Я чуть встряхнулся, натянул на себя чистое, заново переложил все узелки с монетами, повесил на пояс кошель с пузырьками, закрепил ножны с мечом. Потом вынул несколько медных монет и ссыпал их в руку девке:
— Вот плата. Успеешь сделать до отъезда, дам еще несколько.
Тогда она согласилась, взяла тряпки и убежала.
— Одежда стоит дороже, — с сомнением протянул Фалдос.
— Ты сам ее нашел, — отозвался я.
Вернувшись в зал, я взял на кухне новый поднос с едой, поднялся наверх, пнул ногой долгорову дверь и сразу отступил. Брат Краст открыл уже не так внезапно, как в первый раз. Я даже засомневался, а вдруг тогда все случилось само? Вдруг он услыхал мои крики и попросту невовремя толкнул дверь? Впрочем, какая разница?
Повинуясь его жесту, я вошел в покои и поставил поднос на большой стол, стоявший возле окна.
— Принеси мне бумагу, перо и чернила, — велел глава отряда.
— А где их взять? — растерялся я.
— Где хочешь, там и найди. Вон!
Я опрометью выскочил из его покоев, почесал затылок, в очередной раз сглотнул голодную слюну и пошел искать хозяина постоялого двора.
— Нет у меня бумаги и чернил. Перьев дам хоть сколько. Какие нужны? Куриные, петушиные, фазаньи? — говорил усач.
— Гусиные, — уныло сказал я, догадываясь, что и с этим поручением будет не все просто.
— Нари, дай господину новусу самых лучших гусиных перьев! — крикнул он кому-то.
Из глубин кухни выплыла тощая высокая женщина и положила передо мной ворох перьев. Я выбрал те, что подлиннее и покрепче, и вернулся в общий зал. Попытался поспрашивать обозников, но те лишь руками разводили.
— Где шатры — скажу. Одеяла, утварь, припасы, оружие, зелья — тоже скажу. А бумагу с чернилами не видал, — ответил старший по обозу, новус немалых лет. — Их ведь можно в маленький сундучок уложить, и где тот сундучок искать? Куда его засунули? Мне что, все повозки перебирать? У меня ведь не новусы в подчинение, а простые мужики, намаялись за весь день, вон уже и спать пошли.
— Так ведь брат Краст велел! Не я же это придумал! — воззвал я.
— Так ведь тебе же велел, ты и ищи. Обоз трогать не смей.
Если б мы остановились в городе, то я отыскал бы требуемое, но постоялый двор стоял чуть ли не посредине леса. Не всякий путник углядит.
Наверное, я мог бы прийти к Красту и сказать, что обозники отказались искать бумагу, а больше нигде ее негде взять, но тогда он наверняка придумает мне какое-нибудь наказание. Я и так до сих пор не поел, живот уже к спине прилип.
И тут я вспомнил кое о ком. Поднялся по лестнице и постучал в другую дверь.
— Кто? — сухо спросили оттуда.
— Это Лиор. Спросить хочу…
— Войди.
Я так и сделал. Брат Гракс сидел ко мне спиной и что-то читал за столом.
— Если хочешь, чтобы я вступился перед братом Крастом, зря пришел. Он — глава отряда! — сказал он, не оборачиваясь.
— Да, брат Гракс, это я сразу уразумел. Хочу попросить пару листов бумаги и немного чернил. Брат Краст велел мне принести, а в постоялом дворе ничего такого не нашлось. Только перья гусиные и дали.
Сапиенс отложил книгу, из мешка вытащил шкатулку, а оттуда — то, что я просил, и положил на стол рядом с собой.
— Бери. Но в другой раз за этим не приходи, я взял немного и лишь на себя.
— Благодарю, брат Гракс! Ввек не забуду.
Я несколько раз поклонился его спине, схватил листы с маленьким бутыльком чернил и поспешил к Красту.
Глава отряда не похвалил, не поблагодарил, а послал меня за забытой вещью в конюшню, на сей раз нужно было пошарить в его седельной сумке. Помня слова Фалдоса, я позвал пару новусов и вновь брата Йорвана, вроде как не запомнил коня Краста. Заодно пусть видаками послужат.
За стол я сел уже затемно, когда все давно уже спали, кроме караульных, поел остывшее, отыскал пустое местечко в зале, уже не надеясь на матрас или одеяло, и задремал.
Утром запыхавшаяся девка вбежала на двор и застыла, не зная, как отыскать того, кто просил прачку. Я подошел к ней, дал еще несколько медяков и получил пусть и сыроватую, но все же чистую одежду.
На вторую ночь нам повезло больше. Мы заехали в город Грейдальф и разместились в доме бургомистра. Памятуя о своей прошлой ошибке, я выпросил у здешних слуг запас бумаги, чернил и перьев. Мало ли, вдруг брат Краст запросит еще?
Но даже в богатом бургомистровом доме, полном слуг и служителей культа, брат Краст выдумал, чем меня озадачить. Близость города будто вдохновила его на всевозможные поручения, и я бегал не только по дому и двору, но и по городским улочкам, выискивая то одно, то другое. Под конец я вытаскивал людей из постелей, чтобы те сделали то, что нужно. Благо я догадался прихватить с собой одного из здешних новусов, ибо горожане вряд ли бы согласились помочь незнакомому мальчишке в простой одежде.
Потому весь третий день я дремал в седле, получая пинки от Фалдоса и Ренара, когда совсем уж начинал сползать.
Дальше мы ночевали в деревне, затем снова на постоялом дворе, откуда хозяин загодя выгнал всех постояльцев… Затем мы остановились близ города, но внутрь нас уже не пустили, зато подготовили добротный лагерь с шатрами, навесами и ужином чуть поодаль от городских стен. Из наших уроков с покойным братом Илдросом я знал, что этот город находится на землях иного культа, потому гостеприимство было оказано уже совсем иное.
А спустя дюжину ночевок вдалеке показалась голубоватая, как утренняя дымка, полоска. То был тот самый хребет.