Хроники новуса II

Глава 23

Когда я вышел из дома Элианны и взглянул на спину брата Гракса, то внезапно снова ощутил, что всё это из-за меня. Из-за моей лжи. Колтай был не самым лучшим человеком в Сентиморе, но он заботился о своей жене. А сейчас он мертв. Как и Воробей. Да и мне, может, недолго осталось. Вот доведу Гракса до деревни, покажу схрон с мечом и книжицей, в той яме он меня и закопает. Если, конечно, удосужится вообще хоть как-то похоронить, а то, может, и просто бросит на съедение волкам.

Мелькнула мысль: а не сбежать ли? Город я всяко лучше него знаю, скроюсь где-нибудь, тихо выберусь за стены и пойду куда подальше. Как Гракс отыщет одного из множества беспризорных мальчишек? Мало ли их живет на белом свете?

— Жди здесь! — бросил брат Гракс и ушел к заднему двору.

Вот прямо сейчас и уйти. Побегу к трущобам, укроюсь в одном из домов… или лучше сразу побежать к воротам? У Гракса в Сентиморе приятелей мало, и он не сможет выставить на всех входах в город соглядатаев. Деньги у меня есть, пусть и немного.

Я собрался, посмотрел за ограду: нет ли кого, куда лучше бежать, а потом вспомнил рассказы Ренара о Граксе. Тот выследил и поймал немало народу, причем большей частью не из культа, а вроде осквернителей кладбища, то есть людей, которые как-то навредили культу. Порой Гракс не знал ни их имен, ни возраста, ни особых примет, но всё равно как-то находил. А что говорить про меня? Обо мне он знает почти всё.

За оградой послышался смутно знакомый голосочек, писклявый, жалобный и мерзкий:

— Дяденька! Добренький! Пусти меня, я ничего дурного не делала. Я не воровка. Дяденька! Миленький! Зачем я тебе? Пусти!

Я видел лишь плечи и голову Гракса, а когда тот вошел в калитку, то углядел и его добычу — мелкую тощую девчонку в потрепанном платье служанки, волосы ее были неумело заплетены в косу. Девчонка упиралась, неискренне хныкала, оглядывалась в поисках подмоги, но горожане проходили мимо и даже не пытались вмешаться.

Гракс вытащил ее на середину дворика и, не отпуская, спросил:

— Зачем следила за нами?

— Я? Нет, дяденька, ты что-то напутал. Ни за кем я не следила!

Я был и рад, и не рад ее видеть. Рад, потому что она жива, а не рад, потому что попалась в руки Гракса.

— От дома торговца. А до того за нами следил твой приятель. От ворот за нами шли. Кто ты? — Гракс тряханул ее для острастки.

Она громко клацнула зубами, чуть язык себе не прикусила.

Я Граксу про Пятку не рассказывал, даже прозвища ее не упоминал, обронил лишь, что из города мне помогли выйти подопечные Воробья.

— Да нет же, дяденька, я в лавку шла, мед хотела купить. Моя хозяйка жуть как мед любит.

— Что скажешь, Лиор? — Гракс холодно посмотрел на меня. — Знаешь девчонку?

Всякий раз, когда я пытался обмануть культ, ложь выходила мне боком. Но что, если он и ее прирежет? Я пока не понимал, как Гракс решал, умереть кому-то или жить. Он убил Воробья! Но я всё еще был жив, хотя намного хуже Воробья. Ах да, пока я ему нужен.

— Знаю. Здешняя попрошайка. Безобидная, только верещит громко.

— Попрошайка, не воровка?

— Нет, не воровка.

— Тогда пусть идет.

Гракс разжал руку. Пятка отскочила от него, потирая запястье.

— Ладно, поехали, — спокойно сказал культист. — Надо успеть выехать из города. Попрощайся со знакомой, вряд ли ты вернешься в Сентимор.

Пятка сделала два шажочка в сторону:

— Ну, я пойду, дяденька?

Гракс кивнул.

Она сделала еще два шажочка, а потом вдруг кинулась ко мне. В ее руке что-то блеснуло, я бездумно перехватил ее руку и едва не врезал, кое-как сумев остановить замах.

— Мразь подзаборная! Сопля крысиная! — завизжала она, выкручиваясь из моей хватки. — Что ж ты не сгнил в канаве? Чтобы ты сдох, чтоб твои зубы посыпались, как гнилые грибы, чтобы кишки повывернулись и через горло вылезли. Чтоб дерево на твоей могиле сгнило, чтоб его черви сожрали! Чтоб даже плешивые собаки твое мясо сожрали и выблевали!

Она извивалась всем телом, лягалась во все стороны, даже попыталась подтянуться, чтоб зубами вцепиться мне в руку. Я приподнял ее повыше, так, чтоб ее ступни не доставали до земли, но она никак не успокаивалась, бранила меня во все горло:

— Почему? Почему ты жив? Лучше б тебя Колтай тогда поймал и порезал на сто кусочков! Лучше бы я себе ногу сломала, чем помогала! Лучше б глаз себе выколола! Почему ты не сдох? Почему?

— Угомонись! — я слегка тряханул ее.

На ее вопли уже соседи вышли. Близко к ограде они подходить боялись, прислушивались издалека.

— Крыса ты помойная! Как есть крыса! Всем подгадил и сбег! Угорь сдох, Колтай сдох, а ты в вычепурной одежке да верхом, как барин!

— Да чего ты орешь? Умолкни уже, — одернул я грубее.

Я боялся, что Гракс разозлится и убьет дуру.

— Чего ору? Чего ору⁈ — заверещала Пятка еще громче. — Вот этот Воробья почикал! Ты знал? Голову ему отрезал! А знаешь почему? Из-за тебя! Он пытал о тебе! А теперь ты с ним в обнимку ходишь, ноги лижешь и в задницу целуешь! Даже крысы честнее тебя! Просто пусти меня!

— Да заткнись ты! — не выдержал я и тоже закричал: — Знаю я, знаю! Видел! А если не заткнешься, то и сама останешься без головы!

Пятка вдруг обмякла, разжала пальцы, и оттуда выпал коротенький ножик с треугольным лезвием. Даже если бы я не перехватил ее удар, вряд ли бы она сильно порезала меня этим.

— Храбрая девочка, — сказал негромко Гракс, и мы оба вздрогнули.

— Прошу, пощади ее, — проговорил я, сглотнув слюну. — Она ничего не сделала. Всего лишь уличная попрошайка. Я ей никогда не нравился, а тут еще Воробей…

— Мне незачем ее убивать. Разве что только за попытку убить новуса культа Revelatio. Обычно мы караем это преступление смертью и вывешиваем тело на городских воротах, чтоб другим неповадно было.

— Она не хотела! Да этим ножом только мышей потрошить!

Пятка шарахнулась было от меня, да только руку ее я не отпускал.

— Ты новус? Правдашный? Вот, значит, куда ты сбежал! А чем культу мешал Воробей?

Но я ее не слушал, смотрел только на брата Гракса и боялся увидеть в его глазах приговор глупой девчонке.

— Брат Гракс! Она бросилась не на новуса Revelatio, а на бывшего знакомца, окаянника, подручного Угря. Она не знала, иначе бы никогда…

— Если бы незнания хватало для оправдания, разве бы в мире существовали палачи?

Я в отчаянии оглянулся. Если вышвырнуть Пятку за ограду, успеет ли она убежать? Вряд ли Гракс погонится за какой-то попрошайкой! А если и так, я смогу его ненадолго задержать. Не станет же он меня убивать! Я ему еще нужен.

Потом глянул на девчонку. Нет, эта дура, поди, вместо побега снова на меня кинется.

— Пусти ее, — с легкой усмешкой сказал Гракс. — Просить милостыню — грех, но не преступление.

Я выпустил руку Пятки, та отбежала на несколько шагов назад. Взгляд ее был полон ненависти, словно она и сейчас хотела наброситься на меня с ножом.

Гракс прошел меж нами, снял поводья лошади с ограды, запрыгнул в седло и неторопливо тронулся. Я тоже вскарабкался на своего скакуна, посмотрел на Пятку сверху вниз, та как раз подбирала нож с земли, и сказал:

— Прощай, Пятка. И прости. Я… я не хотел, чтобы так…

— Да чтоб ты навернулся и шею сломал! — донеслось мне вслед.

Мы молча проехали через весь город, я всю дорогу пялился на спину Гракса и пытался понять, как он вообще мыслит. А когда городские ворота остались позади, я всё же задал мучавший меня вопрос:

— Почему? За что ты убил Воробья? Я думал, что ты просто убиваешь всех подряд, но ведь это не так! Тогда почему Воробья? Он же ничего такого не делал. Он мне жизнь спас! Выходил после плетей. Все отвернулись, а он — нет. И не только меня! Он и другим помогал. Воробей никого не убивал, он и драться-то не умел.

Гракс резко остановился, дождался, пока я с ним поравняюсь, глянул на меня:

— Разве я должен объясняться перед новусом?

— Нет, но…

— Он был вором. Вором без одного уха. Обокрал тебя. И после тоже крал. А три кражи — смерть. Это закон!

— Он меня спас!

— Он спас окаянника, что должен был сдохнуть под плетьми. И сделал это ради денег!

— Неправда, — выпалил я. — Ты убил его, чтоб запугать меня. И потому, что он никто, бродяжка без отца и матери. Торговец обкрадывает таких, как я, госпожа Бриэль лжет судье. Из-за них я чуть не умер, но их ты не убил. Потому что они другие. Потому что у них есть дома, есть деньги и высокопоставленные знакомые.

Гракс молчал. И я тоже закрыл рот, чтобы не наговорить лишнего.

А чего я хотел? Справедливости? Честности? Да с чего бы! Он такой же, как и все остальные.

— Я привез из Сентимора не два мешка, — вдруг сказал Гракс, не глядя на меня. — Помимо Колтая и Воробья, там были и другие головы. Они обманывали наместника и культ, утаивали подати и сговаривались с окаянниками. Я не могу вычистить всю гниль с земель Ревелацио, но когда нахожу ее, то отрезаю испорченные куски.

— А я? Я тоже испорченный кусок?

— Был. Теперь ты часть культа. И пока ты не вредишь Ревелацио, я тебя не трону.

Дальше мы ехали без разговоров. Что бы там ни говорил Гракс, Воробья он убил ни за что. И только поэтому я не мог простить его. Ха, простить! Как будто ему нужно мое прощение. И как будто у меня есть право кого-то прощать. Я всё еще не знал, вернусь ли в замок, а разговаривал с Граксом так, будто и впрямь могу судить о его поступках. Слишком быстро я забыл о муках, перенесенных из-за его спиритуса, о допросах и о небрежных словах магистра: «Решай сам».

Даже если вернусь в культ, ничего хорошего меня там не ждет. Тот же командор с беспричинной ненавистью, магистр, которому наплевать на мою жизнь, собратья, что отворачивались от меня при малейших трудностях. Вряд ли мне позволят дорасти до адептуса. Вот сейчас, к примеру, я должен изо всех сил истязать свое тело непосильным трудом и упражнениями, чтобы впитать третье ядро, а сам разъезжаю на лошади и трачу время на ненужную поездку.

Тряской неровной рысью мы быстро домчались до моей деревни, где я не был с прошлой осени. Едва мы проехали первые дома, как отовсюду повылазили дети и с восхищением разглядывали мой красивый гамбезон, дорогих верховых лошадей, ножны на поясе Гракса.

Я вдруг понял, что некоторые мои чаяния уже сбылись. Как мне и мечталось когда-то, я въехал в свою деревню верхом, в дорогой одежде и новусом, а значит, уже непростым человеком. Теперь староста должен стелиться передо мной, как когда-то перед теми четырьмя. Вот только радости почему-то я не ощущал.

— Веди к старосте, — бросил брат Гракс.

Но старика Сарена уже предупредили о появлении всадников, и тот сам спешил к нам навстречу.

— Милости просим, господа! — кланялся он, не осмеливаясь поднять на нас взгляда. — Уж простите, мы не ждали столь уважаемых гостей и не подготовили достойное угощение.

— Дай лопату и топор, — резко сказал Гракс.

— А? — растерялся староста и даже поднял голову. — Ло-лопату?

— Оглох? Живо!

— Да-да, сейчас-сейчас, не извольте сердиться!

Вмиг нам принесли требуемое. Гракс спешился, кинул поводья сыну старосты, сказал позаботиться о лошадях, я тоже слез, взял лопату с топором и ждал, чего он выкинет еще.

— Приготовьте нам на ночь стол и кров, — велел Гракс старосте. — И сам будь готов, поговорить с тобой надобно.

— Как господин скажет, так и сделаем. А как величать господина? — вкрадчиво поинтересовался Сарен.

— Мы из культа Ревелацио по делам культа. Более тебе знать не должно.

— Да, госпо…

Староста бросил косой взгляд на меня и застыл с раззявленным ртом. Я не смог удержаться и подмигнул ему. Старик схватился за грудь, второй рукой оперся на рядом стоящего сына и тяжело задышал.

— Лиор! Где тут кладбище?

Брат Гракс уже успел пройти дальше, и я поспешил за ним вместе с лопатой и топором, а потом повел его узенькой тропкой в сторону от домов, к старой роще, разросшейся на месте могил. Там я, забывшись, пошел прямиком к отцовскому дубку да маминой яблоньке, хотел погладить тоненькие стволы, да руки были заняты.

— Где могила твоего отчима?

— Да вот она, с ясенем, — кивнул я в нужную сторону.

Ясеневый росток почти не изменился за год, если и подрос, то самую малость, но хоть прижился.

— Копай! — велел Гракс.

— Где? — не понял я.

— Копай отчимову могилу! Мне нужна его голова!