— У диких появились свои слова, — сказал Гракс.
Я не понял, для чего он это выделил, ведь я выложил отчимову тайну еще до нашего отбытия в Сентимор, зато поняли остальные. Магистр опустил взгляд и вздохнул, двое его приближенных покачали головами, а Краст на миг потерял дар речи, а когда обрел его вновь, вскричал:
— Слова? У диких? Чьи? Кто выдал? Тот болван из Stella? Он написал verbum в своей чахлой книжонке?
— Нет. Я уже говорил, что там нет тайн культа. Брат Краст, ты не знаешь, но этот перволетка пришел в культ уже с одним ядром и словами, которые ему передал отчим, тот самый, из диких. Когда я их услышал, поначалу не поверил. Они даже не на истинном языке. Лиор, скажи их!
Мне не хотелось лишний раз трепать языком verbum отчима. Они также сокровенны, как и слова культа, и когда я говорил их прилюдно, словно выходил голым на площадь. Но выхода не было, и я хмуро пробормотал стишок про «море камней и льда» целиком.
— И это verbum? — хмыкнул Краст. — Брехня собачья! И ты в это поверил? Размяк ты на городской службе, брат Гракс, размяк. Съезди на хребет, пока совсем не отупел!
— Не суть, верю я в них или нет. Они делают ровно то же, что и наши слова.
— Даже если и так, разве это что-то меняет?
Ответил ему магистр:
— Многое. Прежде мы полагали, что дикие взращивают своих новусов на человеческих ядрах, на тех самых ядрах, ради которых они убивают людей культов. И мы могли относиться к этому спокойно, ведь они убивали слабейших.
— Слабейших? С каких это пор адептусы стали слабейшими?
— Как только погибли от рук диких, — отмахнулся магистр. — Думаешь, культы не могли собраться вместе, обыскать все подножье хребта и вырезать диких под корень? Просто это никому не было нужно. На такой поход уйдет немало серебра. Припасы, дорога, оружие, лошади… Но verbum у диких всё меняет. Брат Краст, подумай, что у диких всегда в достатке?
— Звериные ядра, — скривил морду тот.
— На одного новуса уходит от пяти до восьми ядер, и если те ядра — от культистов, много новусов ими не взрастишь. Но слова… Подумай, сколько новусов дикие вырастят теперь?
— Но ведь нет ничего такого! Сейчас на хребте умирает не больше народу, чем прежде!
Гракс покачал головой:
— Мы не знаем точно, когда у них появились слова, по меньшей мере, лет пять назад. Как раз срок, за который новус доходит до своего предела и либо становится адептом, либо нет. В любой момент может всё измениться. Владыка, надо оповестить другие культы!
— Нет, — резко отказался магистр.
— Почему? Разве не стоит предупредить их об опасности?
— Они скажут то же, что и Краст. Не поверят. Verbum не похожи на verbum. Всех доказательств — только мальчишка-простолюдин с нелепым стишком и сказка о его отчиме. Нет, лучше подождать. Вот если на хребте начнется резня, тогда и скажем.
Краст согласно кивнул:
— Вот и я о том же думаю. Не надурил ли тебя этот мальчишка, брат Гракс? Выдумал глупый стишок, сказал, что это verbum, а сам — лазутчик из другого культа? Или от тех самых диких? Первое ядро сожрал человеческое и теперь ждет возможности улизнуть! Убить его, да и дело с концом!
— Я весь его путь отследил: от деревни, где он родился, и до ворот Ревелатио. Нет там других культов.
Брат Краст подошел ко мне, положил руку на плечо, нарочно надавив с силой. Я не поддался его натиску и выстоял.
— Сырой силы полным-полно, — сказал он. — Недавно ядро сожрал? Откуда?
— Его на турнире едва не прирезали, предыдущее ядро ушло на заживление целиком, — пояснил Гракс.
— С каких пор культ дает новусам-первогодкам ядра не в свой черед?
И тут мое плечо разлетелось на куски, как сырое полено в огне — с треском, оглушающей болью и огненными искрами по всему телу. Я пошатнулся и осел на пол, с трудом удержав себя в разуме. Откуда-то издалека донесся насмешливый голос Краста:
— Говори свой verbum, давай! Хочу послушать, поможет ли твой стишок на этот раз.
Миг, и боль схлынула так же внезапно, как и пришла. Я схватился за плечо — цело, как и в прошлый раз рука. Снова долгоров спиритус!
— Если тебе в спину копье воткнуть, тоже первым делом слова припомнишь? — спросил брат Гракс.
Голоса доходили как будто из запертой бочки. В ушах все еще звенело от пережитого страха, меня всего потряхивало. В прошлый раз Гракс делал то же самое милосерднее.
— Первым делом я развернусь и убью того, кто копье воткнул.
— Сразу и внезапно слова не припомнишь. Дай ему передохнуть. А лучше я сам! Ты только убивать умеешь.
Я еще не понял, о чем они говорили, как Гракс схватил меня за руку, положил мою ладонь на стол и прижал двумя пальцами. Боль появилась вкрадчиво, медленно поползла наверх, отгрызая и проглатывая мою плоть.
— Слова, — коротко напомнил Гракс.
Я зажмурился и начал проговаривать про себя verbum культа: «Revelatio veritatis illuminat animam. Revelatio veritatis illuminat animam». Ничего. Совсем ничего. Пустота.
Боль постепенно нарастала. Я почувствовал, как стекают капли пота по лбу, стиснул зубы и попытался унять дрожь в коленях. Сейчас боль была терпимой, но я знал, что скоро станет хуже и больше страшился грядущего, чем страдал от настоящего.
— Слова!
К долгору эти пустые слова! Истинный язык, как же!
На меня хлынули ледяные волны, с плеском разбиваясь о торчащие камни, взметнулись языки пламени, ярко-красные всполохи задрожали на воде, поднялся ветер, закрутил клубы пепла, ужалил острой сталью. И пришла тишина! Пустота! Но не та, что в словах Revelatio, а доподлинная.
На сей раз я не оставил свое тело, а лишь отгородился от боли стеной. Перестала дрожать рука на столе, высох пот на лбу, больше не стучали зубы и не тряслись колени. Я поднял глаза и спокойно посмотрел на брата Гракса. Внутри меня катились и катились отчимовы слова, удерживая стену, но теперь я мог видеть что-то и кроме них.
Более того, я ощутил, как что-то чужое, мерзкое, влажное втекало в мое тело из пальцев Гракса, именно оно и терзало меня там, за стеной. Я попытался оттолкнуть это, но не сумел. Внутри себя я не нашел ничего, что могло бы остановить вторжение. В какой-то миг чужое усилило напор, доползло до плеча и даже затронуло шею, а потом разом схлынуло.
— Неплохо справился, — сказал Краст. — Но что толку? Любой новус третьего года делает то же самое. И главное — какие слова он повторял? Рта-то он так и не раскрыл. Владыка! Раз брат Гракс говорит, что знает всю подноготную мальчишки, зачем его оставлять? Пустой риск.
Магистр с сомнением глянул на меня. Наверное, я должен был испугаться, но слова все еще струились внутри, потому я просто молча ждал.
— Он принес клятву верности, — напомнил брат Гракс.
— И что?
— И пока он ее не нарушил.
Краст ударил кулаком в стену:
— Что за чушь? Тирос! Мальчишка явно лазутчик. Прежде убивали и за меньшее. Не один Гракс закис в этом болоте! Вам всем надо поехать на хребет! Как закопаете с десяток таких же мальчишек, разорванных кровавыми зверями, сразу забудете о нелепой жалости. Он ведь даже не из какого-то знатного рода! Сколько таких мрет зимой?
Магистр потарабанил пальцами по столу и только хотел что-то сказать, но брат Гракс опередил его:
— Владыка, ты позволил мне самому решать, оставлять мальчишку в живых или нет. Я решил.
— Пусть так и будет! — согласился магистр.
А Краст насмешливо глянул на брата Гракса:
— Прежде я не замечал за тобой пустого сострадания.
— А я за тобой — бессмысленной жестокости, — ответил Гракс и глянул на меня: — Возвращайся в келью!
Я незамедлительно поднялся, вышел из залы и направился к своему крылу. Ни страха, ни разочарования, ни радости — только отчимовы слова. И понимание, что здесь мне оставаться нельзя. Не командор, так Краст, не Краст, так еще кто-нибудь, но рано или поздно меня убьют. Я не хотел предавать культ, культ предал меня раньше. К тому же я не собирался выдавать кому-то тайны Revelatio и врагом становиться тоже не думал. Просто, видать, мне не пути с ним.
Лишь когда добрался до своей кельи, захлопнул дверь и подпер лавкой, я остановил verbum. И вот тогда хлынули слезы. Я не хотел уходить. Если забыть о командоре, о брате Илдросе, что выдал мой секрет, о Фалдосе, что унижал меня, о Красте, что хотел меня убить просто так, о Граксе, что убил Воробья, в культе было хорошо. Я досыта ел и крепко спал, меня кормили, одевали, учили и не гробили работами. В культе я стал кем-то значимым, передо мной склонился староста деревни, в городе на меня смотрели со страхом и уважением.
Подобные мысли обуревали меня и прежде, но только теперь я окончательно понял, что жизни тут мне не будет.
Куда идти? Будто у меня есть выбор. В иные культы идти нельзя, не возьмут они новуса из Revelatio, а если сдуру и возьмут, доверия будет вряд ли больше, чем здесь. Осесть в какой-нибудь деревне? Вот уж нет. Чтобы, как отчим, сдохнуть от клыков кровавого зверя? К тому же я не хотел всю жизнь прожить новусом. Остаются только дикие. Если Гракс не ошибся, отчим был оттуда. Может, они меня примут?
Но прежде я должен взять из культа всё, до чего дотянусь: навыки, знания, языки, книги, зелья… Чем больше, тем лучше! Как стать адептусом? Чем отличается сапиенс от кустоса? Едят ли адептусы ядра? Если нет, то что же они делают?
Еще надо поскорее впитать последнее ядро. Чем сильнее я стану, тем больше надежды выжить.
Так что я подобрал сопли, переоделся и пошел в трапезную. Как раз должен был закончиться урок в молитвенной комнате.
Отбившись от расспросов собратьев, сразу после вечерней трапезы я пошел в либрокондиум. Пусть брат Илдрос не оправдал доверие и рассказал магистру о моем первом ядре, но где еще я отыщу столько книг, как не у него.
Забавно! Я только сейчас понял, что из-за меня брат Гракс забросил главное дело и не отыскал осквернителей культового кладбища. Впрочем, он же говорил, что лишь отложит их поиски ненадолго. Скорее всего, не сегодня так завтра Гракс вновь уедет из замка.
Я вошел в либрокондиум и сразу увидел согбенного старика над книгой. Тут ничего не меняется вовсе.
— Лиор?
К моему удивлению, брат Илдрос обрадовался.
— Хорошо, что вернулся. Хорошо. Хорошо, — несколько раз повторил старик.
Уж не начал ли он заговариваться?
— Пришел поблагодарить тебя, — сказал я. — И за те листы с рисунками, и за то, что вступился за меня перед магистром.
— Не́чего! Нечего! В том есть и моя вина.
— Крысы не беспокоят?
— Нет. Пока ни одной не слышал.
— А еще у меня есть просьба, — и я смиренно склонил голову. — Все мои братья — из благородных семей и знают немало того, о чем я никогда и помыслить не мог. Брат Илдрос, прошу, помоги мне стать столь же сведущим в разных науках, как и другие новусы.
Старик вдруг засипел, раскашлялся, постучал кулаком по своей впалой груди, а потом привстал со стула и сказал:
— Конечно, мальчик мой. Сие стремление похвально для благородного ума, а уж для простолюдина и вовсе чудесно. С чего бы ты хотел начать?
— Пока я сопровождал брата Гракса в поездке, осознал, что не ведаю ничего в Фалдории, кроме одной деревушки, Сентимора и замка Revelatio. Не знаю ни ближайших городов, ни под какими они культами, ни в какой стороне хребет.
— Верно-верно. Уж свое королевство надо знать.
Илдрос доковылял до шкафа, вытащил оттуда большой свиток, расстелил его на столе и поманил меня пальцем.
— Знаешь ли, что такое карта? Глянь! Видишь, нарисован замок? Это и есть Revelatio. А рядом с ним ограда с башней — это Сентимор. А теперь посмотрим, какие еще есть города поблизости…
И мы оба уткнулись в свиток.