Хроники новуса II

Глава 2

Мы медленно поднимались по лестнице. Эдмер еле ноги волочил, и мне с Ренаром пришлось тащить его на себе, как и после пожара. Фалдос громко рассказывал, что это испытание выеденного яйца не стоит, разве что живот от голода свело, а так подземелья в замке его отца пострашнее будут, оттуда на своих ногах еще никто не выходил.

Я тихо спросил у Ренара:

— Тебе с того кубка дурно не было?

— Нет, — ответил он.

Эдмер сказал то же самое.

— А тебе как? — покосился Ренар.

— Да так, живот прихватило. Устал враскоряку над дырой сидеть.

Отрава. Всё-таки отрава. Я глянул на пятно света, что плыло по ступеням выше. Брат Арнос… Какими же глазами отныне смотреть на тебя?

После нескольких подъемов и поворотов мы оказались перед большой двойной дверью, у нас в деревне бывали ворота поменьше. Створки распахнулись, и мы вошли вслед за братом Арносом в огромную залу. Не просто огромную, а прямо громаднющую. Потолок был так высок — хоть яблони сажай. Стены сплошь глухие, без единого окошка, зато свечей наставили видимо-невидимо, от густого запаха воска аж голова закружилась. Или это от столь яркого света? Или от почти забытых просторов? Я уж привык, что куда ни глянь взгляд упирается в камень, а тут было где разгуляться!

Новусы возле меня утирали слезы, да я и сам нет-нет да и проходился рукавом по лицу. От одного лишь тусклого фонаря нам глаза резало, а от стольких свечей и вовсе дурно становилось. Сквозь пелену я видел очертания людей, какие-то яркие пятна по стенам и что-то большое в глубине залы.

Брат Арнос неумолимо шел вперед, а мы следовали за ним, как утята за уткой. Были слышны чьи-то шепотки, короткие смешки. Ну да, мы же только что из подземной темницы вышли, сами не особо чисты, и одежда вся замялась, волосы всклокочены, еще и слезы…

Когда мы добрели до нужного места, брат Арнос велел встать нам в один ряд. Кое-как я разглядел перед собой ступени, ведущие к помосту, а на нем стоял магистр культа в окружении богато одетых мужчин. На стене за ними был высечен огромный — от потолка до пола — герб культа, его выступающие грани горели золотом и слепили даже привычный глаз.

— Новусы, преклонить колено! — рявкнул брат Арнос.

Мы все опустились наземь.

— Испытание прошло восемнадцать новусов. Найден один предатель.

— Кто? — послышалось с помоста.

— Милик из рода Ротенвальд.

— Отозвать новусов из земель Ротенвальдов и не посылать им подмоги в течение пяти лет. Увеличить подать. Если есть спорные земли, передать их другим. Запретить продавать на их землях наши товары! — и едва слышно: — Лурик, смотри, на сей раз не ошибись.

— Не извольте сомневаться.

Лурик… знакомое имя. Я прищурился и разглядел среди магистрова окружения командора. Это ведь его имя! Любопытно, каково ему видеть меня живым и здоровым? Удивлен ли он? Зол? Или огорчен? Теперь надо смотреть в оба, чтоб вновь не попасть в его капкан.

— Новусы, повторяйте за мной! — вновь провозгласил магистр. — Перед великим древом Сфирры клянусь!

— Перед великим древом Сфирры клянусь! — рявкнули мы.

'Кровью своей, что отныне принадлежит культу!

Болью своей, что очистит плоть для откровений!

Волей своей, что не дрогнет перед испытаниями!

Отрекаюсь от рода и наследства, от личных обид, от страха смерти!

Клянусь хранить слова, что даруют силу, тайны, что отделяют избранных, закон, что стоит выше королей!

Если нарушу клятву — плоть моя да сгниет, уста онемеют, душа да останется во тьме вечной!

Revelatio veritatis illuminat animam!'

И на всю залу или, может быть, даже на весь замок прогремело:

— Revelatio veritatis illuminat animam!

— Встаньте, братья мои! — магистр широко раскинул руки. — Отныне мы все братья! Заботьтесь друг о друге, помогайте друг другу, сражайтесь бок о бок!

И на меня вдруг нахлынуло… Впервые со дня смерти матери я ощутил тепло в груди, от чувств сдавило горло. Я теперь не сирота беспризорный, а новус, член культа Revelatio, и у меня много братьев, а магистр заместо отца. Любовь, забота и безмолвная ласка магистра окутали меня, как толстое овечье одеяло. Я невольно всхлипнул и зажал рот рукой, испугавшись, что могу разозлить его своей неотесанностью и глупостью, но рядом захлюпали носами братья-новусы. По щекам Ренара текли взаправдашние слезы и уже не от яркого света, Эдмер что-то забормотал себе под нос, то и дело вытирая рукавом лицо.

У меня такое было всего пару раз. К примеру, когда после выволочки из-за глупой оплошности отец усадил за самое скучное дело на свете — перебирать крупу, и вдруг подошла мать, взъерошила волосы и украдкой сунула кусок теплого пирога. И от жалости к себе, от несправедливости, от мимолетной материнской ласки к горлу подступило желание упасть на колени перед мамкой, схватить за передник, прижаться к ее ногам и зареветь во все горло. А нельзя! Уже большой, чтобы реветь и за мамкину юбку держаться!

К нам подошли старшие новусы в красивых сюрко с вышитом гербом культа и преподнесли по свертку. Судя по цветам и ткани — точно такое же сюрко. Если я его надену, никто меня не отличит от настоящего новуса!

Я поднял глаза, чтобы поблагодарить своего, и вмиг отрезвел.Это ведь он приезжал к нам в деревню тогда, я хорошо разглядел шрам на подбородке. Он сказал, что тупая чернь перепутала псину с кровавым волком, а потом пожаловался, что его с бабы сняли ради эдакой глупости. А что у меня отчим погиб, сражаясь со зверем, ему было наплевать!

— Ну что, брат, бери, надевай, — сказал новус со шрамом, глядя прямо на меня и не узнавая. — Теперь ты наш.

Да и как ему узнать? Я ведь тогда был всего лишь очередным пацаненком в очередной деревне. Сколько он таких повидал?

— Благодарю, — сумел ответить я.

Взял сюрко, натянул прямо поверх одежды. Гладкое, приятное на ощупь, богатое. И герб красивый, вышит ниточка к ниточке, у нас в деревне никто так вышивать не умел, или нитки были похуже и погрубее.

Новус со шрамом отступил на шаг. Я глянул на своих собратьев — все, как один, разнюнились после слов магистра, глаза у всех чудные, будто осоловевшие. Они с поклонами принимали новую одежку, будто никогда в жизни хорошей ткани в руках не держали, а ведь все из благородных родов, там, поди, в колючей шерсти на голое тело не бегали. Только один человек остался при своем разуме, и, как ни чудно, это был Фалдос. Мы пересеклись взглядами, и он едва заметно кивнул мне, чуть ухмыльнувшись, как будто принял меня или худо-бедно зауважал за то, что я не обливался горючими слезами.

— А это мой брат Лиор! — неожиданно обхватил меня за плечи Ренар. — Он достоин уважения, хоть вышел из простого люда.

— Простолюдин?

Перед Ренаром стоял худой усатый мужчина, чем-то похожий на него, то ли глаза такие же, то ли нос. Наверное, это и был знаменитый ренаровский дядя, который много чего поведал своему племяннику о культе.

Дядя глянул на меня и тут же забыл, вернувшись к Ренару:

— Теперь мы иногда сможем видеться. Я потом сам к тебе загляну. Учи истинный язык, тренируйся с мечом и копьем и поскорее становись адептусом. Новус — это…

— Братья новусы! — окликнул нас Арнос. — Следуйте за мной.

Дядя хлопнул Ренара по плечу и отошел в сторону вслед за другими. Мы же гуськом поплелись за нашим наседкой. После всего пережитого хотелось вернуться в свою келью, подпереть дверь и выдохнуть, но Арнос повел нас в иное место.

Короткий переход. Распахнутая дверь. И мы очутились во дворе замка. Впервые за полтора или даже два месяца надо мной не нависал каменный потолок, а широко раскинулось голубое небо.

Я смотрел и не мог насмотреться на белые рваные облака, на подпорченный высокими стенами простор, на зелень, упрямо пробивающуюся меж булыжниками… В деревне зелени было полным-полно, сплошные хлопоты с ней — возле дома убери, скотине брось, курицам надергай, а сейчас мне хотелось размять в пальцах эти чахлые травинки и почуять резкий запах, который напрочь забивает нос во время сенокоса. А ветер, чудом запрыгнувший в каменный колодец? А теплота солнечных лучей на щеке? А щебет случайной пичуги на древе Сфирры? Ради такого стоило просидеть в темноте несколько дней.

— Брат Арнос, — обратился я к нашему наставнику, — сколько мы пробыли взаперти?

— Три дня, — ответил он. — Сегодня четвертый пошел.

А казалось, что дольше.

— Новусы! — вновь крикнул Арнос. — Отныне вам дозволяется свободно передвигаться по замку и двору в часы, какие сочтете удобными. Однако, прошу помнить, что некоторые покои остаются недоступными: кельи других братьев, алхимические мастерские, а также личные покои магистра и прочих высокопоставленных членов культа.

— А когда нам позволят выходить в город? — спросил Фалдос. — Что-то в замке я баб пока не приметил. Или их где-то прячут?

Прежде приятели Фалдоса бы поддержали его остроту смехом, но сейчас они промолчали. Более того, они вместе с ренаровыми подопечными глянули на него так, будто Фалдос предложил срубить древо Сфирры, разжечь из его веток костерок и зажарить поросенка.

Брат Арнос отвечал со спокойной учтивостью:

— В город вам пока выход заказан. Два испытания выдержали вы достойно, но впереди ждут иные. Знайте: каждое из них несёт не одни лишь тяготы, но и достойные награды за рвение ваше. А посему счастлив сообщить, что отныне занятия ваши станут многообразнее: не только трапеза, сон, фехтовальные упражнения и постижение истинного языка, но и служение во благо культа. Новусам с единственным ядром обыкновенно вверяется попечение о конюшнях, уход за лошадьми да караульная служба на стенах — под началом братьев более искушённых. А сейчас я укажу вам путь до трапезной, и на сим мы распрощаемся до утра. Завтра жду вас в оружейной зале, как и всегда.

Со двора внутрь замка вело немало дверей, причем всяческих — от широких в две створки до узеньких и неприметных. Наша была как раз из последних. Мы протиснулись в проем, прошли пару поворотов и оказались перед нашей трапезной. И стоило нам только усесться за столами, как показались слуги. Один споро расставлял меж нами миски, а второй накладывал черпаком кашу. Мы будто вернулись в самые первые дни в культе, где пища была столь же скудной.

— Снова жрать этот корм для свиней! Мы неделю просидели без куска хлеба, на одной лишь воде. И вот чем нас потчуют? — взревел Фалдос.

Брат Арнос, который уже собирался уйти, остановился:

— После долгого воздержания грубая пища лишь во вред. Кашу подали не от скупости, а по милосердию.

Но я видел, что Фалдос вовсе не зол или, скорее, зол вовсе не из-за каши, слишком уж внимательно он вглядывался в лица братьев, пока кричал. Не похоже на него.

Быстро проглотил кашу, я поспешил в свою келью, и Фалдос вышел сразу за мной. Когда мы поднялись по лестнице, он окликнул меня:

— Эй ты!

Я повернулся, сжав кулаки.

— Почему ты не стал овцой, как другие?

Чего?

— Их будто подменили в застенках. Видал, как они смотрели на магистра? Будто тот из древа Сфирры вышел! Один ты при своем уме остался.

И это дурно. Если даже Фалдос приметил, что я не такой, как остальные новусы, то Арнос наверняка тоже. Одно дело — стоять против командора и совсем иное — против магистра. А что в том магистр виновен, я не сомневался. Слишком уж крепко меня пробрала его речь! Если бы не тот новус со шрамом, я бы до сих пор ходил, как по голове стукнутый.

— Не ведаю, о чем ты говоришь, — ответил я и прошмыгнул в свою келью.

Там уже привычно подпер дверь лавкой, невольно смахнув то, что на нее было положено. Раздался громкий стук — Фалдос, поди, пуще прежнего разозлился, а потом всё затихло.