Хозяин теней. 3 (СИ)

Глава 5

…затянувшаяся забастовка рабочих на красильных фабриках купеческого товарищества Баркасовых грозила перерасти в настоящий мятеж. Однако бунт был остановлен совместными силами жандармерии и добровольцев из числа акционеров фабрики, таким образом выразивших деятельное несогласие с чрезмерными требованиями. Зачинщики выявлены и в самом скором времени предстанут перед судом.

«Полицейский вестник»

Анчутковы прибыли к полудню и на трёх машинах. Черный «Руссо-Балт», низкий и приземистый, медленно катил по дорожке, сияя лаком и хромом. Сзади держались две машины поскромней. Ага… так и есть. Из второй тяжко вздыхая, выбралась Матрёна, на лице которой издали читалась просто-таки нечеловеческая радость. А вот Серега не удержался и помахал нам рукой. Зря это он. Сухопарый тип, выбравшийся следом за Серегой, склонился к уху и что-то сказал. Наверняка, что нужно быть сдержанным.

Степенным.

И вообще вести себя прилично.

Нам вот это уже второй день кряду твердят. И Татьяна закатывает очи, всем видом своим показывая, сколь мало она верит в нашу способность вести себя прилично.

Пускай не верит.

Главное, в город взяла. И даже мнением моим, что удивительно, поинтересовалась, позволив из сотни атласных лент выбрать две на свой вкус, а ещё перчатки, платки и целую склянку бусин.

— От рода мы подарим нефритовую брошь, — сказала она тогда. — Но, думаю, ей будет приятно получить что-то и от тебя.

Ага.

Наверное.

Я бы сам до такого не додумался. И потому совершенно искренне сказал тогда:

— Спасибо.

А Татьяна кивнула, показывая, что услышала. И потом уже бодро командовала процессом упаковки, затянувшемся едва ли не на час. Ну да, шёлковая бумага, какие-то цветочки, лепесточки, коробки, банты… в общем, ну его.

А теперь вот мы стоим.

На крылечке.

Дед.

Рядом Татьяна в тёмно-синем платье с белым воротничком. За дедовым плечом — Тимоха, который ради этого случая взял-таки трость, явно решив, что лучше уж она, чем кувырок со ступеней, если нога вдруг подведёт. Ну а чуть в стороночке мы с Метелькой.

Я пытаюсь таращиться в никуда, надеясь, что вид имею в должной мере торжественный и благообразный. Жесткий воротничок рубашки сдавил шею. Накрахмалили его до состояния дерева, причём нешлифованного. Пиджак сидит хорошо, но дышу я всё одно с опаскою. Метелька за спиной едва слышно ворчит что-то про дурные игрища и про гостей…

— Доброго дня, — дед спускается навстречу генералу и жмёт протянутую руку. — А вы, как всегда, прелестны…

Генеральше руку целуют. И чего-то там ещё говорят.

Она отвечает.

Слушать это не особо нужно, но слушаем. Улыбаемся. И заслуживаем похвалу:

— Мальчики изменились чудесным образом, — генеральша даже руками всплеснула. И камешки на пальцах её заискрились. — Вот что значит обрести дом…

— Савка! — Сиси, которую Матрёна вела под руку, сумела вывернуться. И бросилась навстречу. Взметнулись кружевные юбки, ленты, что-то там ещё, хрупко-воздушное и нежное. — Ты совсем живой! А я говорила, что не помрёшь…

Сиси споткнулась и, взмахнув руками, почти рухнула на дорожку.

Тень успела.

Она вынырнула, подхватывая малышку, и та вцепилась в длинную шею. Чтоб тебя…

— Хорошая… — детские пальчики безо всякого страха вцепились в клочья тьмы. — Ох ты ж боже ж ты мой, чутка не упала…

Причём последнее она сказала до боли знакомым тоном.

— Сиси! — генеральша чуть нахмурилась. — Матрёна, мне казалось…

— Дети, — дед позволил себе улыбнуться. — Порой мы забываем, что это просто дети… пусть погуляют. Вон, в саду. Погода хорошая стоит…

Анчутков ненадолго задумывается.

А вот генеральша не рада. Визиту ли, помолвке, погоде… хрен поймёшь. Но не рада. Нет, она улыбается такой вот профессиональною светской улыбкой — в том мире я успел их повидать — но я ощущаю… что-то не то.

— И вправду, — соглашается генерал. — А то Сергей весь извёлся прямо… идите уже, пока мы там… о делах переговорим.

И рукой взмахивает. По лицу генеральши скользит тень недовольства, и я уверяюсь в своих предположениях: эта затея ей не по нраву.

Категорически.

— Деда сказал, что ты мой жених теперь, — Сиси сама берет меня за руку и заглядывает в глаза.

Чтоб вас…

Ну не укладывается такое в моей голове. Какой, на хрен, жених. Она ж ребенок. Ей бы в куклы… и Савка… Савка — ладно, по местным реалиям он почти взрослый уже. А эта пигалица… не воспринимаю.

Вот не воспринимаю и всё.

Есть в этой затее нечто глубоко ненормальное, противное моей прежней натуре. И дело даже не в том, что о нашем согласии не спрашивают, скорее просто вот…

— Жених, — отвечаю и, чуть склонив голову, говорю. — Если ты согласишься стать моей невестой.

— Соглашусь, — Сиси говорит это важно и громко. А потом добавляет. — А Матрёна сказала, что таких женихов, как собак… и что выбирать надо с толком…

Генерал, кажется, споткнулся. Всё же далеко уйти они не успели. А Матрёна краской залилась и взгляд её недобрый упёрся в спину. Ну да, кто ж ещё виноват. Я, тут и гадать нечего.

— Как вы? — Серега пытается держаться по-взрослому, подозреваю, не желая вызвать недовольство наставника, который не собирается оставлять нас наедине. — Я волновался. Мне сказали, что ты выздоравливаешь, но…

— Как видишь, — я сжимаю пальчики Сиси. — Хочешь сад покажу? Он, правда, чутка заросший…

— Ага, потому что Громовы — нищие… — Сиси явно слышала куда больше, чем хотелось бы Матрёне. — И скоро разорятся. И нужно им только приданое, но и то изведут на всякие глупости…

Громогласный хохот Тимофея несколько разрядил обстановку.

— Тогда, — отсмеявшись, сказал он, — надеюсь, юная леди, что за вами дадут приличное приданое.

— Не-а, — Сиси мотнула головой и с интересом поглядела на моего брата. — Деда сказал, что пять тысяч, а дядя Лёша сказал, что ещё дом мне отпишет и имение. Ну, когда вернётся и жениться будем. А когда жениться будем?

— Когда ты немного подрастёшь.

Тимофей медленно спустился. Ступеньки он не любил, и двигался крайне аккуратно. Татьяна держалась рядом, готовая в любой момент подставить плечо. Да и я поглядывал, но…

Обошлось.

— Я быстро подрасту, — пообещала Сиси. — А у меня тоже такая будет? Тень. Дед сказал, что если ты научишь, то будет. А ты научишь?

— Я пока сам немногое умею…

— Твоя тень тебя найдёт, — Тимофей встал между нами и Матрёной, которой явно хотелось подойти поближе, а то и вовсе вырвать подопечную из моих загребущих рук. — В своё время. Пока — рановато ещё.

— А у тебя есть?

— Есть.

— А у тебя? — Сиси требовательно посмотрела на Татьяну, и та, улыбнувшись, щёлкнула пальцами. Её Тень не была большой. Да и форма… птичья.

Сокол?

Ястреб?

В хищных птицах я мало понимаю. А эта хищная. Вон, когти черные, клюв острый и на меня косится, явно ощущая настрой хозяйки.

— Ух ты… а бабушка говорит, что девочкам тени ни к чему, что от этого один вред… а можно погладить.

— Можно, — Татьяна присела и руку вытянула. Тень её, не сводя с меня взгляда, подползла ближе и наклонилась.

— Пёрышки… мягкие…

Сиси гладила.

— А я не вижу, — произнёс Серега, стараясь говорить ровно, но обида в голосе всё одно проскользнула.

— Ну… это легко исправить. Позволишь? — Тимофей коснулся висков мальчишки. — Долго не продержится, но на пару часов…

— Что вы… — встрепенулся наставник.

— Сумеречное зрение. Его многие маги используют.

— Ух ты… — перебил Серега. — Какая она…

— Вы не имеете права… без разрешения, — наставник попытался было обойти Тимоху, но мой брат просто перехватил его и, развернув к дому, сказал:

— Думаю, вам стоит немного отдохнуть с дороги. Мы сами разберемся.

И видят боги, тон у него был такой… с намёком, что перечить брату не стоит.

А сад и вправду зарос. Верю, что когда-то он был роскошным, вон, дорожки белым камнем выложены, вьются, протискиваются меж каких-то горок. На чудом уцелевших клумбах упрямо цепляются за жизнь астры, и белые, желтые цветы их выделяются на побитой морозами зелени.

Шелестят листья.

Дерево наклонилось над тропой, и нам приходится подныривать. Что почему-то веселит несказанно. И первым начинает хохотать Метелька, совершенно без причины, следом хихикает Сиси… и кажется, я сам ощущаю себя ребенком.

Ненадолго.

Но это уже много, если даже ненадолго.

Останавливаемся в беседке. Ту обжил дикий виноград, который далее перебрасывался на каменную стену и уже по ней полз до самого дома. Беседка казалась прикрытой краем пурпурного плаща, и это было даже красиво.

— Сейчас, — Тимоха первым пробирается внутрь, чтобы вытащить из-под каменной лавки короб. — Надеюсь, не разрядились, а то ведь давно уже никто не заглядывал…

Фигурка балерины встаёт в центре стола и поворачивается, а следом я ощущаю тепло.

— Ух ты, — Серега первым тянется к артефакту. — Это же старая работа! Конечно, энергоэффективность современных выше…

Татьяна фыркает.

И не заходит.

— Сидите, — Тимоха тоже отступает. — А мы с Танюхой к пруду сходим… помнишь?

— Помню.

Она отвечает и лицо её каменеет, а я понимаю, что не стоит напрашиваться. Может, в другой раз, а может — никогда. Что этот пруд, уже больше похожий на болотце, затянутый ряской и заросший до крайности, — он только их воспоминание.

— … но старые всегда делали красивыми. И надёжными. Сейчас считается, что в дублировании рунных цепей нет особого смысла, но вот как по мне…

Тимоха приобнимает сестру за плечи, и та склоняется к нему. Я же поспешно отворачиваюсь.

— Ты совсем поправился, — говорит Серега. — Похудел только.

— Это да… ну и почти совсем. Видеть вот лучше стал.

Или правильнее будет сказать, что чётче? Зрение не стало прежним, уж не знаю, почему. В возможностях ли дело или в том, что организм, получив пинок свыше исцелился, но по своей собственной программе. В результате глаза у меня по Метелькиным уверениям, так и остались жуткими, а вот зрение выправилась. Я теперь даже цвета вижу, причём чем дальше, тем чётче. Если в первые дни они были мутными, как пылью припорошёнными, то теперь вот вполне ясные, только тёмные, будто яркости лишённые.

Но это мелочи.

Главное, что в принципе вижу.

И читать могу.

— А ты как вообще, — говорю, понимая, что надолго нас не оставят, что еще минут десять и начнут искать. Матрёна ли, наставник… или вот сам генерал, точнее супруга его.

— Нормально так-то… — Серега пожимает плечами. — В гимназию вот устроили…

— Нравится?

— Не знаю. Я… как-то… бабушка говорит, что не обязательно, что можно и дома учиться. А дед сказал, что этак и вовсе от реальности оторваться можно. И в гимназии меня никто не съест, а учат хорошо…

— А мама твоя?

— Уехала. За границу.

С Алексеем Михайловичем во исполнение давешнего плана.

— Она звонила недавно. Говорила, что скоро вернется. К Рождеству — так точно… а вы приедете? У меня каникулы будут.

— Не знаю. Если дед отпустит.

— Я своего попрошу… бабушка сказала, что нужно устроить приём. Дед, правда, не особо рад… у меня наставник новый.

— Этот? Ну, который там, — Метелька мотнул головой.

— Ага.

Содержательный детский разговор. А Сиси дёргает за руку.

— Если я буду невестой, — говорит она, когда я наклоняюсь, — то ты мне дашь тень поиграться?

— Дам. Но…

— Я знаю. Об этом никому нельзя рассказывать, — серьёзно ответила она и палец к губам прижала. — Тайна.

— Точно. Тайна…

Но сомневаюсь, что тайная, раз уж Матрёна видела. Хотя… это нас она не любит, но Сиси — дело другое.

— … он занудный, конечно, — Серега подвигает к себе танцовщицу, — но не злой. По рукам не бьёт. Только нудит, что нужно быть внимательней, собранней. Я и так стараюсь. Ещё рассказывает интересно. Всякое…

— А Матрёна сказала, что от науки мозги пухнут! — выдала Сиси. — А дед сказал, что теперь времена иные, и что мне тоже надо учителей искать… а Матрёна и бабушка — не хотят. Говорят, что я ещё маленькая и расти надо. И что это Серега пусть учится…

Как я угодил в этот детский сад?

И главное, почему мне нравится сидеть вот и слушать эти разговоры про Матрёну, нового Серегиного наставника, его гимназию, куда его определили, но пока ещё не пускают, потому что бабушка не уверена, что он полностью пережил ужасное потрясение.

Про Алексея Михайловича и его письма.

Посылки…

Хороший он человек всё-таки. По местным меркам никто б и не осудил, оставь он детей Анчутковым, а то и вовсе сдай мужниной родне. Но видишь, не забывает.

— А у тебя как? — Серега осёкся. — Всё хорошо?

— Лучше, чем можно представить. Вон, у Метельки спроси. Спим на перинах, под одеялами пуховыми, едим с фарфора да вилками серебряными…

— Ага, — Метельку аж передёрнуло. — Только нормально ни поспать, ни пожрать не выходит… Еремей гоняет вон… тебя ж, кстати, с нами должны были оставить. Чего не оставили?

— Не знаю.

— Потому что у Громовых — не безопасно, — важно ответила Сиси. — Матрёна говорит, что один уже свихнулся и всех поубивал.

— Сиси!

— Чего? — она поглядела на брата с удивлением. — Это она говорит. А дед вот сказал, что она сама дура…

Но детей здесь не оставил.

Чтоб вас всех…

Сам обряд прошёл до отвращения обыкновенно.

Холл.

Стол.

Дед и генерал за столом, оба весьма довольные, чего нельзя сказать о генеральше, которая вымученно улыбалась, но так, что всем становилось ясно, чего она на самом деле думает. Огромная книга.

Тимоха.

Татьяна.

Сиси, которую переодели в новое платье, наверное, чем-то отличавшееся от прежнего, но чем именно, я так и не понял. Она держала перо обеими руками и старательно вывела крестик. А потом Анчутков обмакнул руку в чернила и оставил на странице отпечаток ладошки.

Я расписаться сумел, но палец всё одно откатали.

Затем расписались дед и сам Анчутков.

А там и свидетели — Тимофей, Татьяна, Еремей, для этакого случая обрядившийся в костюм, наставник Сереги… в общем, две страницы и написали.

Затем такие же подписи, кроме нашей с Сиси, были оставлены на двух грамотах. Первую вручили Анчутковым. Вторую — деду. И ляжет она, думаю, в сейф… и всё бы ничего, только и книга, и грамоты слабо светились, как и чернила, которыми я подпись оставлял. И что-то подсказывало, что легко спрыгнуть не получится…

Разберемся.