Хозяин теней. 3 (СИ)

Глава 23

Ты талан ли мой, талан худой,

Уж ты участь моя горькая!

У отца были у матери,

Были три сына любимые,

Что любимые, родимые…

Как из трех из них в солдаты хотят брать [1].

Жалельная песня

Михаил прикрыл глаза и начал раскачиваться, тихонечко так, влево-вправо, влево-вправо. Теперь он прижал к Танькиным вискам ладони, а пальцы обхватили голову, почти смыкаясь на макушке. У меня так руки вывернуть не получится.

Смотрю.

И рассказываю заодно уж. Не всё, далеко не всё. Мы пока не настолько хорошо знакомы, чтобы сильно откровенничать. Но помощь его нам нужна. Поэтому и рассказываю.

Про Воротынцева.

Помощника его.

Газ ядовитый.

И мертвецов в доме.

Про тварь, которая героически погибла в сражении с Варфоломеем. Точнее, наоборот. Про артефакт вспыхнувший.

Взрыв.

А боги и прочее… это потом. Если придётся. Он вроде и слушает. И раскачивается. А над руками будто туман клубится, тёмный такой. И туман этот окутывает Татьяну. В какой-то момент она даже глаза открывает.

— Держи. Я вытащил её оттуда, сейчас усыплю…

И я держу. За плечи, стараясь не прикасаться к запястьям, а с другой стороны на ноги так же наваливается Метелька. Сестрица же бьётся, норовя вывернуться, и воет. Крик этот нечеловеческий режет уши.

— Тихо, тихо… — Михаил наклоняется и, отпустив её голову, проводит пальцами по лицу, от лба до подбородка. — Сейчас пройдёт. Всё пройдёт…

И Татьяна затихает. Теперь она лежит, открыв глаза, но взгляд сонный, осоловелый. А потом и веки смыкаются.

— Вот так… продержится пару часов. Потом снова. Но долго так нельзя. Да и у меня сил не хватит. Я ведь не шаман.

Он выдыхает.

И теперь я вижу, что это качание с туманом дались Михаилу непросто. Вон, лицо блестит от пота.

— Она очнулась?

— Не совсем. Сознание затуманено, но в целом она слышит и понимает, что происходит вокруг. Раньше она на границе была, там, где душа от тела отделяется. Душу я вернул. А чтоб больно не было, в сон отправил. Теперь боли не чувствует. Сейчас надо её вынести.

— Зачем?

— У тела свои потребности. И я не думаю, что здесь есть во что её переодеть.

Вообще-то есть, хотя одежда и не женская, но он прав. А я идиот.

— Я помогу…

Михаил покачал головой и поднялся, а потом подхватил Татьяну на руки. Заботливый какой… с другой стороны да, лучше на руках, чем как мы, по ступенькам.

— Ты ему веришь? — поинтересовался Метелька, нож, впрочем, не убирая.

— Скажем так, пока не понятно, но выбора у нас особо нет. Вдвоём мы всех не вытащим. Да и он… какой-никакой, а свидетель, что это не Тимоха всех положил.

Вернулся Михаил уже ведя Татьяну. Шла она как в тумане, полусонная, но ногами шевелила сама. А Михаил крепко поддерживал.

Он и уложил сестрицу, велев:

— Спи.

Одно прикосновение, и Татьяна послушно отключается.

— Там, снаружи, очень… неприятно, — он потёр шею. — Я думал.

— Поздравляю, — вот не удержался, честно. Нервное, пожалуй. И Михаил обижаться не стал, усмехнулся криво:

— Если б раньше начал, было бы ещё лучше. Скорее всего вину действительно возложат на Громовых. Затевая такую игру, правильного козла отпущения готовят загодя. Я не силён в интригах, но…

Но кандидат у нас есть.

Отличный.

— Посмотришь его?

— Чуть позже, — Михаил покачал головой. — Сейчас сил не хватит, а начать и бросать — сделаю только хуже. Мир духов не стоит тревожить без причины. Был бы я шаманом… а так ни рыба, ни мясо. Охотник так себе, а шаман и того хуже…

— А если ты скажешь, что Тимоха не виноват? — я скрестил ноги. И в животе заурчало.

— Я б тоже пожрал чего, — сказал Метелька, похлопав себя по брюху. — А то сидим-сидим, и никакого обеда.

— Доставай, — велел я. — Там…

Не знаю, как надолго мы тут застряли, но голодать и вправду смысла нет.

— Со мной сложно. Поверь, если дело дойдёт до суда, я не буду молчать или лгать. Но… скорее всего я до суда просто не доживу. Сергей был наследником. Формально, я был вторым наследником. Дед не пошёл против воли сына и принял мать в род. Он признал её своей дочерью, но…

— Крови Воротынцевых в тебе нет.

— Именно.

И если с папенькой не наврали, то получалось, что во главе клана Воротынцевых должен был встать бастард Громовых? Да и ещё и матушка у него своеобразная, судя по внешности. Весьма сомневаюсь, что её приняли как равную. Признать — одно. Женщины всё одно не наследуют, да и род с одного приёмыша не обеднеет. А вот сына этой принятой и в наследники…

— Почему тебя просто… не знаю, не убрали из числа наследников? Ну там… в перечне каком. Или волею деда… или ещё как.

— Вы не возражаете, если я пиджак сниму? Всё равно грязный, а бесит… галстук тоже.

— Да сымай, — разрешил Метелька, вытаскивая шмат сала и хлеб, завернутый в промасленную бумагу. — Туточки все свои. Почитай, родня он…

— Среди своей родни, той родни, я не рискну нарушать правила приличия. Не рискнул бы. А с наследованием сложно. Когда-то достаточно было воли главы клана. Он видел, кто из наследников чего стоит. Да и сейчас в основном на эту волю опираются. Романовы, если и вмешиваются, то в исключительных случаях. А так нормально, когда глава оставляет духовную. Распорядителей. У деда они давно назначены. И в духовной будет не моё имя. Но чаще всего, чувствуя приближение болезни или просто когда годы своё берут, он отступает, передавая право распоряжаться и печати наследникам. Сперва малые, а там и большую. Так и роду проще, люди понимают, что да как, меньше шансов, что кто-то мятеж подымет или ещё что.

— У Сергея печать была?

— Как и у меня. Дед… всё довольно сложно. Наше с матушкой поместье было в Тульской губернии. Хороший крепкий дом. Прислуга. У меня — учителя и тоже не из последних. Ты можешь считать моего деда врагом…

Могу. И считаю.

Не знаю, правда, насколько он в теме, если его убрали. Точнее планировали. Не факт, что вышло, ибо думается, что старший Воротынцев всяко не слабее сыночка.

— Но по отношению к маме он исполнил свой долг.

Пожалуй, это многого стоит.

И… нет, я не сомневаюсь. Не в своём отношении к Воротынцевым. Я спрошу за каждого, кто погиб сегодня. И не только сегодня.

— Я получил неплохое образование. Когда открылся дар, ко мне приставили наставника из числа охотников. Пару раз выводили на ту сторону. Я тень вот добыл. Но на том и застопорилось. Сила у меня имелась. Способности тоже. А вот пользоваться не выходило. Я мягкотелый.

— На, мягкотелый… — Метелька сунул шмат хлеба с полупрозрачными ломтиками сала.

И заработал затрещину, лёгкую, скорее обозначившую, что у любой фамильярности есть пределы.

— Да чего…

— Метелька, тихо, — хлеб и я взял. Поглядел на Татьяну.

— Ей бы надо что-то помягче. Тело будет вялым, твёрдой пищей может подавиться.

М-да, задачка.

— Чуть позже, если поделишься силой, я попробую ещё кое-что. Тогда, возможно, получится обезболить руки, не лишая сознания. Но ты понимаешь, что для женщины это всё… очень тяжело будет принять?

Для женщины? Да у меня самого крыша то ли уже, то ли вот-вот.

— Рано или поздно придётся. Да и недооцениваешь ты Татьяну. Так что там дальше было-то?

— Дальше… я думал поступать в университет, но дед запретил.

— А… почему?

— Понятия не имею. Просто запретил. Меня отправили к охотникам. Приглядывать за добытчиками. Организовывать новые дороги. Приёмку, разделку добычи. Перевозку. И прочее. Сперва близ одной полыньи, потом — рядом с другой… ну и получалось. Я кое-что переменил, потому что работали большей частью по старинке, отчего потери были серьёзные. Многое выкидывалось, кое-что портилось. В общем, не всё, конечно, одобрили, но в целом выход стал больше. Как процесс наладился, меня перекинули в Петербург. Там, рядом, и мастерские наши…

— Воротынцевские.

— Ну да. Извини… вот. И фабрики тоже.

— А чем отличается?

— На фабриках делают то, что проще. Что можно изготовить на машинах. Скажем, кости обтачивают. Заготовки отливают. Металл плавят, мешают с серебром или травами, по стандартной рецептуре. Или вот наносят резьбу по узору, но это уже требует более-менее крепких мастеров. А вот, скажем, заготовки под медальоны для Церкви мы делаем. А потом в церковных мастерских на них уже лики святых малюют и освящают. Опять же простенькие амулетики теневые. В мастерских уже всё куда сложнее. Из заготовок делают артефакты более сложные…

И дорогие, как полагаю.

— Там уже и камни используют, и травы, и кровь тварей кромешных. В общем, чего только не используют. В каталоге три дюжины позиций. Но можно сделать заказ на индивидуальную разработку, есть такие мастера, хотя и мало.

И работа их приносит, полагаю, очень неплохой доход.

— Я там пять лет ковырялся, пока до ума довёл. Управляющие были, конечно, но… кто-то подворовывает, кто-то заказы в обход берет. Рабочим платят мало. Те и не спешат выкладываться. Станки дрянные, устаревшие, а по бумагам как новые.

В общем, обычный производственный бардак, который со временем возникает на любом предприятии, если работает оно само собой, без чуткой хозяйской руки на холке.

— В мастерских тоже не всё гладко было. Работать работали, но ничего нового за последний десяток лет не сотворили. Почему? А потому что старые мастера тащили свою родню, даже если у тех способностей мизер, а кого талантливого, но чужого, в подмастерьях годами держали.

Тоже знакомо.

— Разобрался?

— С большего — да. Тогда-то дед и стал поручать другие дела. Извини, но… сказать не могу. Всё же я пока ещё Воротынцевым числюсь. Да и потом, неправильно это.

Как там покойный ныне наследник выразился? Наивный благородный дурак? В точку.

Может, не наивный, но…

— Дай угадаю, чем дальше, тем больше всего тебе поручали. И Сергею это не нравилось? Кстати… тот, кого я допрашивал, говорил, что вы с ним с малых лет дружите.

— Знаком, — поправился Михаил. Ел он, к слову, очень аккуратно, у меня так точно не вышло бы. — Его отправляли на тепло в деревню. То есть, к нам. Я был старше. Но и не в возрасте дело. У него характер сложный.

То есть и в годы юные Сергей Воротынцев был тем ещё дерьмецом. Если перевести с благородного на русский.

— Кстати, а чего он тебя кузеном-то называл? Если так, то ты ему племянником приходишься.

Михаил поморщился. Неприятная тема? Может, конечно, и не важно.

— Ему… не нравилось родство с нами. В принципе. Он его не признавал.

— Это как?

Тут же ж нет демократии и о личной свободе, если и слыхали, то как о ерунде полной. Коль старший линию партии проложил, то всем прочим остаётся лишь её придерживаться.

— Прямо не отрицал. Но всегда давал понять, что не считает матушку равной себе. И тем более меня… о нас сперва в принципе мало кто знал. Отослали. Поместье уединённое. Гостей мы не принимали. Здешняя жизнь матушке и без того сложно давалась. Вот… а там уже, когда я выбрался за пределы поместья, Сергей всем знакомым стал представлять, как своего кузена. Дальнего родственника. Как-то оно и прижилось. Свои-то знали. Да и не свои, кому это было интересно. Но внимания на близости родства не заостряли. Тем паче, что мой отец… тот, кого я знал, как своего отца, приходился дальним родичем матери Сергея.

Как-то у них тут всё заморочено. Ладно. Кузен так кузен.

— Сергеем мы общались. Приходилось. Он всё-таки наследник. И дед очень хотел, чтобы он занимался делами рода. Я должен был… передать их.

Запинку я уловил. Как и лёгкое изменение тона. Ну да, тут пашешь-пашешь, строишь свою маленькую империю в родовой песочнице, пусть даже вроде как не совсем свою, но об этом быстро забываешь. Не спишь, не ешь, вкалываешь. А потом, когда всё начинает работать нормально, вместо благодарности — родственничек дорогой, которому выстраданное производство надобно передать. И ладно бы в добрые руки. Руки те, подозреваю, прямиком из жопы росли, без дополнительных переключателей.

— Подозреваю, он меня ненавидел.

— А ты?

— Скажем так… и у меня были некоторые сложности с принятием ситуации. Но пойти против желания главы рода я не мог. Точнее мог бы, но… это бы сказалось на матушке. Она привыкла к определенному уровню жизни. К положению. И была благодарна деду за всё, что он для нас сделал. Она полагала, что мне также нужно быть благодарным роду, который… в общем, сложно.

Ну-ну.

— Но в конечном итоге мне намекнули, что всё можно разрешить к обоюдной выгоде.

— Серега?

Какой взгляд выразительный. Ну да. Как это я панибратствовать вздумал. Там, хоть и покойный ныне, а почти цельный Воротынцев. И я вот.

— Извини, — спохватился Михаил, явно сообразив, что ситуация и вправду переменилась. И уже принимать надобно нынешнюю. — Не совсем… что ты вообще знаешь о Воротынцевых?

— Ничего.

Ну, кроме того, что нынешний «несчастный случай» я точно не забуду. А уж с кого спрошу… с кого-нибудь спрошу всенепременно.

— Дед… точнее отец Сергея был старшим в роду. После него должен был наследовать Илья, а когда того не стало, то наследником стал Сергей.

Это понятно. Даже логично.

— Затем…

— Ты?

— Формально. Дед мог бы вычеркнуть меня из перечня…

— Но не сделал? Почему?

— Потому что управлять так удобнее.

— Кем?

— Всеми. Мной… одно дело знать, что тебя не примут в качестве главы рода. И совсем другое… это сложная игра. Намёки. Обещания. И надежда теплится. Там, внутри, — Мишка положил руку на грудь. — В то же время Сергей. Его эти намёки злили. Одно время он даже начал доказывать, что не хуже…

Только не вышло.

Из дерьма, как ни старайся, пулю не слепишь.

— Как дарник он сильнее, да и сила у него Воротынцевская. После Сергея и меня наследником выступал Изяслав.

Новое лицо. Обожаю новые лица, новые знакомства. Мне даже визитницу для этаких случаев подарили, чтоб карточки собирать, раскладывать и не забывать полезных людей. Жаль, в доме осталась. Сгорела, верно.

— Это сын двоюродного брата моего деда, — пояснил Михаил.

— Погоди, в голове уложу.

Для местных родство, полагаю, довольно близкое, но я ещё не настолько обжился, чтоб сходу въехать.

— У самого деда родных братьев не было, — Михаил мои затруднения понял. — Однако у его отца имелся младший брат, у которого родился сын Мстислав, а у того в свою очередь сын Изяслав. В то время род как раз начал возвышение, и Мстиславу достались земли на юге. Хорошая вотчина. Большая. Он её и преумножил, а Изяслав уже занялся обустройством. Он хороший хозяин. Сильный. А ещё у него четверо сыновей.

И в большой вотчине, подозреваю, стало немного тесновато.

— Старший примерно моих лет. Младший — твоих.

Разброс хороший. И запас наследников имеется.

— Изяслав давно уже перебрался в Петербург. Он вёл дела со мной, с Сергеем… он и с Татьяной меня познакомил. Случайно, как мне тогда казалось.

Мишка задумался и потёр подбородок. Глаза его стали ещё уже.

— И где?

— Знакомство — это громко сказано. Мы не были представлены. Сомневаюсь, что она вообще меня запомнила.

Это он зря. Такую рожу забыть непросто.

— Выставка была. Научных достижений и артефакторного искусства. Как понимаешь, у нашего… извини, я пока не уверен, что это больше не мой род.

Настаивать не буду.

Настаивать вообще лучше на ореховых скорлупках, чем вот так. Метелька тоже кивнул и очередной ломать сунул, что мне, что Мишке. А и правильно. От всех этих переживаний так тошно, что прям жрать охота со страшною силой.

— Она интересовалась кое-чем… мы и поговорили пару минут всего.

— И ты решил жениться? Кстати. А почему ты вообще не женат-то?

— Дед не позволял.

Почему? Хотя не тот вопрос, который стоит озвучивать. Или… понятно? Матушка его чужой крови, папенька вообще по ходу из Громовых, а номинально получается, что Мишка из старшей ветви Воротынцевых. И оно надо, усугублять проблему? Или дело в том, что женитьба упрочила бы позиции? Род ведь Воротынцевский куда побольше нашего. Там народу тьма. И многих, полагаю, куда более устроил бы пусть чужой, но адекватный Михаил, а не правильный по происхождению, но на всю голову шибанутый Серега. Женись Мишка на ком из своих, пусть чином поменьше, глядишь и поддержали бы его на переделе власти. Мог старик понимать?

Мог.

А чужих… а вот чужим он Мишку отдавать не хотел. Управленец из того, похоже, отличный. А такая корова нужна самому.

Была.

— А если бы у Сергея появился ребенок? — уточняю, впиваясь зубами в чуть твердоватый хлеб. И Михаил кивает.

— Законный? Правильно мыслишь. Его позиции укрепились бы. И да, вскоре должны были объявить о помолвке.

— А раньше?

— Раньше… тут свои сложности. Дед надеялся найти сыну невесту из хорошего рода, но… пошли нехорошие слухи.

— И хорошие рода не захотели с ним связываться?

— Именно. Даже предварительный договор был расторгнут, а это породило новые слухи. Сергея даже пришлось отослать из Петербурга, хотя на тот момент он был представлен ко двору. Дед пытался и чин ему выправить, но… не вышло.

И не выйдет.

Чую, супруг из покойного тоже так себе получился бы.

— А если допустить мысль, что вот ты помрёшь и дед помрёт, и Серега тоже помрет, кто тогда возглавит род?

Спрашиваю, и знаю ответ:

— Изяслав.

[1] Песни заводских крестьян Оренбургской губернии, Верхнеуральского уезда.