Хозяин теней. 3 (СИ)

Глава 17

Меж тем ни одна из существующих классификаций не уделяет должного внимания так называемому «особому» списку, в лучшем случае ограничиваясь лишь упоминанием о нём. В древних свитках можно встретить и некоторое описание «чудес кромешных» и свойств оных, однако следует понимать, что они весьма далеки от правды, хотя и позволяют оценить великую силу вещей, сотворённых нечеловеческим разумом. Гребень, способный рассечь землю до «алого нутра» или же шкатулка, вместившая в себя «море с кораблями и островами», влас злотой, превращающий в золото всё, чего коснётся. Эти и многие иные предметы ныне известны благодаря сказкам, но уверяю вас, подобные вещи не только существуют, но и…

Из лекции профессора К., прочитанной студентам курса прикладной артефакторики

Тупой ещё мгновенье назад клинок проваливается в плоть почти до самой кости. И в лицо брызжет тёплым. Лилейная вонь становится почти невыносима, я пытаюсь дышать ртом. И чувствую, как проседает подо мною камень.

Так… один готов…

Не камень проседает.

Тело.

Оно будто входит в этот камень, выплавляя его, а из трещин выливается вода. Больше и больше воды. Но сейчас капли распадаются, выпуская тени. И первые же летят к покойнику. Я вижу их ясно, мелких, юрких и хищных. Они шипят и скрипят, они облепляют мертвеца. И надо бы убираться, но сил нет.

— Господин, — этот крик заставляет очнуться и повернуться на голос. По-прежнему дымно, пусть рыжий огонь, сотворённый уродом, погас. А зелёное свечение — не то, что для глаз полезно. Но я вот вижу. Человек застыл на кромке. Он тянет шею, как-то бестолково взмахивает руками. В тесном пространстве комнатушки выстрел подобен грому. И человек пятится, его самого пугает этот звук.

Правильно.

Боятся — это хорошо. Разумно.

Я встаю на четвереньки. Выход один, а значит, надо пробиваться к нему. И хорошо бы узнать, что происходит там, наверху.

— Господин…

Он всё-таки решается сделать шаг.

Замирает.

И выпускает тень. Надо же. Охотник. Сука он, а не охотник, если вот так вот… тень его довольно крупна. До Тимохиной Бучи, конечно, не дотягивает, но моей больше раза в два. Тем паче, своей я всё ещё не чувствую.

Эта узка.

Длинна.

И опирается на шесть лап. Впрочем, она тоже не спешит идти вперёд, топчется на краю, издавая низкий вибрирующий стрёкот. Этот звук заставляет остальные тени бросить покойника и повернуться.

— Господин… чтоб тебя… — человек ступает на лёд.

Или всё-таки камень?

Главное, что ступает. А я… так, обойти и наверх рвануть? Наверху наверняка будет ещё охрана. И без тени с одним клинком я точно не справлюсь. Хоть бы оружие какое-никакое.

Надо было обыскать покойника.

Обыщу.

Сразу двоих и обыщу. Может, самоуверенно, но этот слабее хозяина. А ещё он боится. Очень. Вон и спешит вроде на помощь, но не так, чтоб прям со всех ног. Тени же чуют живого. Странно, но на меня они вовсе не обращают внимания.

И хорошо.

— Чтоб тебя… мальчик? Ты меня слышишь?

Он не видит?

Не видит.

В руке револьвер. Во второй нож… повторить, что ли, фокус с броском? Нет. Рискованно. Я далековато, да и, если повезло один раз, то не факт, что второй получится.

— Мальчик, ты хоть представляешь, что натворил? На кого ты руку поднял.

На ублюдка, напавшего на мою семью.

— Его отец этого не простит…

И рывок в другую сторону. Это он меня голосом отвлечь пытается? Или и вправду думает, что я отвечать стану.

Стану.

Но не так. Я поймал ближайшую тень, ухватив её за шкирку, и та издала тонкий писк. Мужик на этот звук крутанулся.

Ему бы уйти. Позвать на помощь. Человек пять-шесть. Да даже двоих. Я бы тогда точно не справился. А он вот чего-то бродит… или боится?

Я швырнул тень ему под ноги. И она, ударившись о камень, истошно заверещала. А вот человек отпрыгнул и выстрелил. Грохот и шум заставили всех теней, а их набралось множество, подняться. Они заметались, заполняя собой всё-то пространство комнаты. Я сам прижался ко льду, чтоб не задело. Хлопали призрачные крылья. Кто-то орал. Кто-то визжал. И звук этот был подобен скрежету гвоздя по стеклу, только куда громче. Его перекрыло воем.

Скрипом.

Чтоб…

— Отстань! — человеческий голос на долю мгновенья вырвался из хаоса звуков. — Место! Место…

Бахнул ещё один выстрел.

И ещё.

Последний я уже слышал словно сквозь вату. Уши заложило? Главное, что тени, успокоившиеся было, снова заметались. Но и в мельтешении их я увидел, как огромная тварь наваливается на человека, сшибая и опрокидывая его. Следом тело её вздрагивает, глуша собой звук выстрелов. Это его что, собственная? Она ещё подёргивалась, а от человека воняло кровью. И я чувствовал этот запах, раздробленный на многие части, смешанный с лилиями, и изменённый. Как и чувствовал, насколько манит он.

— Помоги… — вой перешёл в скулёж. — Ты же человек… ты же…

Он пытался то ли спихнуть тень, то ли выползти из-под неё.

— Человек должен помогать человеку! — его вопль заставил прочих отступить.

А я…

Я подобрался ближе.

И в револьвер вцепился.

— Отдай, — сказал строго. И надо же, подчинился. Пальцы разжались, пусть и не сразу.

— Ты… ты меня вытащишь, правда? А я тебе помогу? Мы поможем друг другу… только отцепи эту погань.

Его тень была мертва. Или тени не умирают? Нет, умирают. Здесь, в круге, она была вполне материальна. Я чувствовал под руками жёсткость панциря, неровность его. И белые пятна, будто хитин начало разъедать. Пятна расползались.

И ещё тварь была тяжёлой.

Жвалы её впились в ногу, и кость не выдержала. Точно перелом, вон как завернуло в стороночку, почти прямой угол. И человек, увидев это, закатил глаза. Надо же, какие мы нежные…

— Сними…

— Терпи, идиот. Там сосуды повреждены. Если сниму, то кровью истечёшь.

И быстро. А мне быстро не надо. Мне надо поговорить.

Он моргнул.

И взгляд чуть прояснился. Так, теперь поспешаем, пока он не справился со страхом и сообразил, что я один и вовсе не так уж крут.

— Кто ты? — я сунул его револьвер в штаны. Авось не выпадет.

— Г-глухов… Алексей Глухов.

Ни о чём не говорит.

— А там кто?

— Там? — он повернул голову, но вместо трупа была лишь копошащаяся кучка теней. — Там… он нас убьёт!

— Я тебя убью раньше. Видишь? — я вытащил нож. — Один удар и отправишься к ней. Хочешь?

Он сглотнул.

— Ты не посмеешь!

Да ну?

— Людей… нельзя приносить… в жертву… Синод… категорически… запрещает.

— Мы ему не скажем.

То есть, это я того урода в жертву принёс? Я прислушался к себе. Нет. Ничего не ёкает. Ужаса тоже не испытываю. Как и глубокого раскаяния.

— Кто вы такие и какого хрена тут происходит?

Дядька Матвей говорил, что главное в допросе — правильные вопросы. Ну и стимул на них отвечать.

— Это… Сергей Воротынцев… н-наследник рода…

— Уже нет.

Покойники наследовать не могут. Хотя… другой мир. Может, и случались прецеденты.

— Тебе не простят… тебя найдут! Убьют…

— Можно подумать, вы меня собирались чаем напоить. С пряниками. Ты не отвлекайся. Какого хрена он тут делает?

— Он… приехал… в свите… кузена. Под личиной. Один из охраны.

Глухов сглотнул.

— Знал, что Мишка собирался свататься к Громовой. Давно хотел. Но старик запретил и думать. Всё кого-то из младших подыскивал, чтоб дар сохранить. Только Мишка своенравный. А Сергей его поддержал. Сказал, что поможет. Что как только договор подпишут, то и всё, не будет обратной дороги. А у Сергея есть малая родовая печать. Наследник. И его слово перебить — серьёзный повод нужен… он и вызвался ехать. Тайком, чтоб старику никто не донёс.

— Ваш Мишка идиот?

— Нет. Он… наивный. Идеалист. И наверное, идиот, если так. С Сергеем они с малых лет вместе… верил… и переживал, что старик Сергея задвигает. А так бы женился против слова старшего. Его бы наказали. И Сергей остался бы в наследниках. Там, глядишь, старик и остыл бы… и позволил выделиться в младшую ветвь.

На любую хитрую задницу, как говорится…

Что ж, основные претензии к гостю сняты.

— Дальше, — требую. И человек хнычет:

— Больно… вытащи.

Ага, я его вытащу, и обстановочка поменяется. Глядишь, и передумает делиться сокровенным.

— Дальше.

— Д-дальше… Мишка Сергею давно как кость в горле. И старик… он и решил, что случай больно удобый. Нельзя было не воспользоваться. Тут он… а там, в Петербурге, знаю, его друзья… помогут.

— С чем?

— Со старшим-Воротынцевым. Сергей станет главой рода. Стал бы.

Короче, как всегда. На бумаге план хороший, но жизнь внесла свои коррективы.

— И? Что вы сделали?

Он покосился на клинок.

— Это артефакт… «Перо архангела». Благое слово. Истинный свет. Даже крупный очаг выжечь способен. Его даже активировать не надо. Там фон такой, что ни один теневик рядом не выдержит.

— Как?

— Шкатулка. Дар невесте… подменили… после подписания первого соглашения положено дары приносить. Мишка и поднёс. Девка открыла… контур изоляции разомкнулся. Фона хватило бы, чтоб всех глушануло.

То есть, живы? Прям дышать легче стало.

— Откуда взяли? Шкатулочку.

Сомневаюсь, что из семейной сокровищницы.

— Друзья… у Сергея были друзья… он… свои пристрастия… он скрывал, но выползало. Старик поэтому и злился. И точно сменил бы наследника, если не на Мишку, то на кого другого… они и помогли. Не удивлюсь, если и придумали всё. Сам Сергей… сильный… очень сильный. Но тупой.

Я заметил.

А второй, значит, умный.

— Что за друзья?

— Не знаю. Честно, не знаю! Он просто уходил. Возвращался…

Не о Сургате ли речь?

— Я мало что знаю. Я просто… охранял. Присматривал. Привезти-отвести… здесь вот… а хочешь, тайну расскажу?

— Хочу.

Кто ж в здравом уме от тайны откажется.

— Про Мишку… Мишка — дурак на самом деле.

А они ошизеть до чего умные.

Интеллектуалы, мать их так.

— Жениться он собрался… собрался… не понимал… — человек облизал губы. — Вытащи меня! Я тебе всё расскажу! Хочешь… хочешь вместе всё представим? Мишка жив… скажем, что Сергей сошёл с ума… решил добраться до родовых артефактов Громовых. Придумал это. А ты спас. Всех спас! Мишка будет благодарен.

Значит, ещё жив.

— Он жив?

— Д-да… только придавило. Светом. Их всех просто придавило светом.

— То есть, он…

— Охотник. Как и вы… точнее совсем как вы, — он хихикнул. — Это тайна, но я знаю. Сергей выдал, когда не в себе был. А я промолчал. Никому и никак… никто-то и не знает! А я тебе скажу! Громов закрутил с Нинкой… и отказался жениться… грех прикрыли.

Вот папаша… ещё одна сука.

Наплодил родственничков, теперь не разгребешь.

— Зачем это вообще всё надо?

Не сомневаюсь, что есть куда более надёжные и менее стрёмные способы избавиться от любимого кузена и надоевшего папеньки. А отвечать мне не спешат.

— Ну?

Я прижимаю клинок к шее. И буквально чувствую его готовность эту шею перерубить.

— Жертва! — не выдерживаю. — Подробностей не знаю. Не делился. Только, что он хотел принести Громовых в жертву! Всех…

— То есть, ему можно?

А меня Синодом пугают. Обидно, право слово.

— Не знаю! Клянусь силой, не знаю! Это всё его друзья… они… про клинок, про подвал… он от них узнал! И про Мишку… жертву… — он дёрнулся и клинок распорол кожу. Запах свежей крови и свежей жертвы заставил тени отступить от тела. — А больше ничего! Мальчик… мальчик, я тебе не враг… я просто делал, что мне говорили! Он сказал, что убьёт, если не присоединюсь. А если соглашусь, стану начальником охраны.

Это вряд ли. Трусоват он и слабоват для такой должности.

— Сколько вас здесь?

— Здесь…

Тянет соврать. И теперь я прямо чувствую его желание, а потому наклоняюсь, заставив этого урода вжиматься в камень.

— Из тех, кто припёрся. Кто ещё в курсе происходящего?

— Д-двое… из моих… один Николай. Секретарь Мишкин. Второй в охране.

— И всё?

— Мы… п-подали сигнал. В городе ждут… выдвинулись уже. Но там не знают… знают, что поехали и только…

Но от города ещё добраться надо.

Значит, время есть.

— Не маловато ли?

Два плюс два — четыре.

— Что они будут делать?

— Н-ничего… их… уже нет… в расход.

Своих же людей? Нет, я всё понимаю, интриги, войны и прочая хренотень, но чтобы своих и под нож.

— Свалили бы на Г-громовых… это Мишкины люди… они бы не стали молчать. М-мало ли, кто бы и что… а так все погибли. Героически. Я бы стал свидетелем.

Он и вправду такой наивный? В подобных делах свидетелей не оставляют.

— Как?

— А-артефакт… два… сумеречных. Одно там. Снаружи. Николай подозвал бы охрану к себе. Или его человек что-то придумал бы. Или просто так… машины обычные, только Воротынцевская с артефактною защитой. Все и полегли… и наши, и Громовские. Они почти все притащились за нашими приглядывать.

Вспомнился вдруг вагон, полный мертвецов.

— А до кого не дотянуло, то господин сам. Он дарник. Он сильный.

Заметил. И да, обычному человеку, пожалуй, против такого не выстоять. А этот спешит, рассказывает.

— Имитация… прорыв… бой. Безумие… все знают, что Громовы безумны. И в доме то же.

— Дом большой.

Сердце холодеет. Сколько здесь людей? Меньше, чем когда-то, но… охрана. И слуги. Слуги-то вовсе не при чём. А не пожалели.

— Может… может, и уцелел кто. Под крышей. В подвалах… если тихо сидели. Искать было некогда. Но Громовы точно живы! И Мишка! И кто с ними был! Свет не позволил бы… свет выжег бы заразу. Они нужны были живыми! Живыми, слышишь⁈ Я точно знаю! Сергей говорил, что так надо, чтобы живые… чтобы жертва всенепременно живая. А потом он открыл бы врата. Или подчинил бы себе. Не знаю! Я не знаю подробностей! Он один раз так говорил, другой — так. И смеялся, что станет по-настоящему великим. Он был уверен, что всё получится…

— Ещё что, — жалости у меня не было.

Кого здесь жалеть.

— Всё. Знаю… старик имел дела… с твоим отцом.

И глядит с надеждой. Думает, проникнусь?

— Потом… они поссорились.

Это когда Воротынцевы вырезали почти всех Громовых? Нет, может статься, что слегка спешу с выводами, но почему-то кажется, что они здесь по самые уши.

— У него был сын. Не Сергей. Другой. Илья. Старший. Одногодка твоего отца. И он погиб. Как-то погиб так… никто не говорит об этом. Нельзя. Я понял, они куда-то ходили, Илья погиб, а Громов украл что-то…

— Книгу?

— Н-не знаю… мне не докладывали! Я даже не уверен, что крал…

Был ли мальчик.

Ну да. Не того полёта птица, чтоб перед ней кто отчитывался.

— Что ты будешь делать? — он задаёт вопрос, на который у меня пока нет ответа.

— Без понятия. Что-нибудь придумаю.

— Ты… ты можешь повернуть всё себе на пользу… господин всё равно мёртв. Михаил жив… доказательства нападения есть… я стану свидетелем. Обратимся в суд… если Старик и вправду мёртв, то Мишка — наследник, а ты его спасёшь…

Я даже не отпустил клинок. Я просто позволил ему сделать то, что должно. Правда, на сей раз подвинулся, чтобы не сильно обляпаться.

— Тебе, — это уже прозвучало громче и уверенней. — Мора…

Кровь расплескалась, и тени с воем закружились над головой. Я же, сунув клинок за пояс, — нет, ну не оставлять же его тут, обыскал мертвеца.

Пара ножей.

Ещё один револьвер.

Патроны.

Это хорошо. Это пригодится.

Теперь… и вправду, что делать? С вопросом кто виноват на ближайшее будущее разобрались. Воротынцев. И мне нужен именно Воротынцев-старший. Если, конечно, он сам жив. А вот с тем, что делать…

Я встал на четвереньки.

Руки дрожали. Ноги… думаю, что тоже дрожат. С ног до головы я в липком дерьме, причём не только крови. Тени вьются над башкой, куда там воронам. А свою до сих пор не ощущаю.

Надо… идти.

Куда?

Как минимум впереди двое, но с двумя я должен справиться… постараться до того, как прибудет помощь. А дальше посмотрим. Так что хватит соплями древние артефакты поливать. Встал и вперёд, с песней.

Я почти добрался до края, когда сзади раздался сухой и такой резкий, бьющий по ушам треск. Оглянувшись, я увидел, как в самом центре пылающего зеленью камня появляется трещина.

И из неё дымкой, флёром невесомым, расплывается тонкий аромат лилий.

Да чтоб вас всех!

Кажется, я выругался вслух. Кажется, я зашевелил конечностями, спеша добраться до лестницы. Кажется, я даже успел раньше, чем камень начал рассыпаться пылью. А та, против всех законов физики, повисла в воздухе.

Кажется…

Трещина расползалась.

Медленно так. Будто то, что находилось по другую её сторону, точно знало: спешить некуда. И сперва до меня донеслось нежное воркование, а потом и шелест.

Тихий шелест.

Знакомый шелест. Будто раскатывается, трётся друг о друга складками дорогая парча. Выходит, что я ошибся в своих теориях. Тварь всё-таки была. И пряталась в единственном месте, в котором свет был бессилен.

— Да мать же ж вашу! — я поднялся, опираясь на стену.

А потом сделал единственное, что мог: опрометью бросился наверх.