Хозяева океана

Глава 8 Русские в Ярмуте

Моряки с «Паллады», что не пожелали остаться в Виктории, получили от Ивана Американца, помимо платы за полгода плавания, двухмачтовую шхуну и немного мехов. На шхуне они отправились в Кантон. Предполагалось, что парни продадут там шхуну и купят проезд до Британии на каком-нибудь из кораблей Ости-индийской компании. Однако, моряки из Ярмута поступили умнее. Зачем платить за дорогу жадной компании, если опытный моряк и сам может заработать? В Кантоне у европейских кораблей обычно недоставало людей. Кто-то умирал в дороге, кто-то сбегал, кого-то насильно забирал королевский флот, а Китайский император своим подданным наниматься к иностранцам запрещал.

Так что они поступили матросами на самых лучших условиях. А помимо платы получили возможность провезти товар — чай, фарфор, шелк, безделушки. В него и вложили средства от шхуны и мехов.

В Ярмут они вернулись богачами.

Не всем богатство пошло впрок, те же Билли Адамс и Сэм Рид вскоре остались на мели, что и позволило Ясютину нанять обоих на службу. Другие же обзавелись собственным делом или вошли в долю к знакомым. К этому времени Ярмут из второстепенной базы флота стал одной из основных, тем более когда началась кампания против Голландии. Снабжение кораблей, войск, разнообразные услуги морякам и многочисленным проезжим, чиновникам эмигрантам приносили хорошую прибыль.

Поход на «Палладе» сослужил парням ещё одну службу, когда в Ярмут стали заходить корабли эскадр Ханыкова и Макарова. Знание языка (а Иван Эмонтай обучил ему всю команду, независимо от того, собирались они оставаться в Америке или нет) открыло дрогу к русским корабельным казначеям и секретарям. Те были рады вести дела со знающими язык людьми, так что практически все контракты на снабжение оказались в руках палладовцев. Моряки тоже зачастили. Вообще-то нижние чины на берег не отпускали. Но офицеры, как только освоились и узнали, в каких тавернах и лавках говорят по-русски, все чаще стали посылать вестовых. Не бегать же самому за бутылкой кларета? От вестовых и денщиков о необычном английском городе узнала и все остальные.

К Ярмуту у Ясютина, как и у других русских американцев, было особе отношение. Многие англичане, что осели в Виктории вышли из Ярмута, из Ярмута пришел их единственный фрегат. Город Ясютину нравился и сам по себе. Он находил очаровательными тесную застройку, большое число таверн, постоялых дворов, пабов. Ему нравились людские потоки — множество приезжих со всех концов Британии, толпы моряков с огромного числа кораблей и судов, иностранцы… голландские рыбаки, торговцы, эмигранты, в том числе высокородные беглецы из европейских княжеств и королевств, охваченных Французской революцией. Всё это создавало лоскутное одеяло одежд, мельтешение разнообразных по форме и цвету лиц, вавилонское столпотворение языков. С постоянным населением в пятнадцать тысяч человек, город уже вмещал в себя вдвое больше. И мало того, рос так быстро, что горожане решили сносить старые стены, веками сдерживающие его развитие. Как раз во время нынешнего приезда рабочие разбирали несколько башен, что мешали проезду, не забывая прибрать к рукам древние камни, чтобы использовать их под собственные нужды. Оживлением Ярмут походил на Лондон, но без лондонского угольного смога и преступности, если конечно, не гулять по самым узким и темным роу, где можно найти в изобилии и вонь, и злодеев. И всё же здесь чаще ловили смуглеров, чем душегубов.

Подобно Нельсону и другим важным людям, Ясютин остановился в таверне «Звезда», возле которой останавливалась карета из Нориджа. Так сказать, положение обязывало. Однако на встречу с друзьями палладовцами они с Билли отправились в трактир «Белый Лев», что на Королевской улице.

Дело в том, что прежний хозяин этого заведения господин Нильсон был старым знакомым Слэйтера, большого друга Ивана Американца. И когда часть моряком с «Паллады» вернулась из Виктории, один из них, Кеннет Хейл, выкупил бизнес, а остальные негласно избрали таверну своеобразным «клубом». И неизменно стекались сюда по всякому поводу, несмотря даже, что некоторые вложились в другие подобные заведения.

Именно сюда на имя Хейла приходила часть писем из Виктории. Именно здесь Ясютин иногда встречался со своей лучшей в Англии агентурой. Жаль что они были не министрами и депутатами, а обычными моряками.

К их с Билли приходу здесь уже сидело трое палладовцев. Как всегда они занимали стол подальше от входа и в полусумраке узнать их оказалось непросто.

— Что нового парни? — спросил Билли с порога и, получив первую кружку пива, присел к остальным.

— Джошуа забрали на флот, — сообщил парень по имени Рой. — Попался вербовщикам…

— Он всегда был непутевым, — Билли сделал первый глоток и вытер рот рукавом.

— Что за срочное дело? — решил сразу же выяснить Ясютин.

— Подождем Тима Эванса, он расскажет, — уклончиво произнёс Кеннет Хейли.

Хозяин что-то темнил.

— Надеюсь речь не о продаже призов? — забеспокоился Ясютин. — В Норидже мы видели объявление.

— Стоят у набережной, как китайские шкатулки на полке, — усмехнулся Кен. — Американец — вполне годный кораблик. Но… нет, сэр.

Моряки болтали о своем и на Ясютина не обращали внимания, что было даже немного обидно. Всё же он ехал сюда целый день.

— А я вам говорю, что Коротышка Том видел Джона Роджерса с «Лютина», когда того взяли на борт «Арроу». А потом с «Арроу» его отправили на «Изиду», а потом ещё куда-то. И Коротышка успел перекинуться с ним парой слов. И знаете что? Никакой монеты на фрегате не было, а погода стояла отличная.

— Здесь сейчас все только об этом и говорят, сэр, — пояснил Мартин, заметив хмурый взгляд Ясютина.

— Что за история? — спросил тот.

— Фрегат «Лютин» вышел из Ярмута осенью прошлого года в Куксхафен с монетой на более чем миллион фунтов стерлингов. Предназначалась монета то ли для для снабжения англо-русского корпуса, то ли для подкупа европейских политиков, то ли для оплаты займов банкирам Гамбурга. Точно не знает никто, а слухи разные ходят. Так или иначе фрегат потонул где-то на мелях к северу от Текселя. Там сплошные пески и в шторм запросто может разбить любой корабль. Утверждали, что все потонули и капитан, и команда, и джентльмены, что отправились с ним, а там и лягушатники роялисты были, и банкиры. Не простой рейс, доложу я вам.

Так вот. Тела капитана Скиннера и его офицеров выловили и похоронили, хотя свидетелей этому нет. А потом с затонувшего корабля много чего сняли, пока его совсем песком не занесло. Но бочки с деньгами так и не нашли. И пошел слушок, что на самом деле никаких денег там не было, а крушение просто подстроили. И Джон Роджерс, единственный моряк, который выжил, куда-то пропал. Его достали из воды переправили на «Арроу», а потом переводили с корабля на корабль. Но парни-то наши тоже знают друг друга, так что весточку передали. Кое-кто успел перекинуться словом с Роджерсом, передал дальше.

Ясютин вспомнил слухи, статьи в газетах о финансовом крахе этой осенью многочисленных банкирских домов и торговых компаний Гамбурга. Пожар разорений и банкротств быстро перекинулся на другие города и банки. И многие сравнивали нынешний случай со знаменитым крахом Компании Южных морей. Не пришло ли кому-нибудь в голову, что монета уже не поможет спасти положение, а раз так, то не лучше ли её прибрать к рукам?

— Морские крушения удобное средство, чтобы замести следы, — произнес он вслух.

— Вот и я о том же, сэр, — оживился Мартин. — И я о том же. В наших краях надуть казну всегда считалось удалью.

— Вот как?

— Да. Мальчишками, помню, мы зарабатывали на воробьях.

— На воробьях?

— Ха-ха, именно! Фермеры и приходские священники платили по фартингу за каждого убитого воробья, потому что они, знаете ли, поедают урожай. Но воробьев не хватало и мы выдавали за них других птиц. Были среди нас и настоящие мастера, которые подтачивали клювы и красили птичьи головы, делая их похожими на воробьиные. Парням бы банковские бумаги подделывать. Другие, бесталанные, выкапывали по ночам ранее сданных птиц. Эх…

Моряк вспомнил старые времена и чуть слезу не пустил. Пришел Тим.

— Я уже утомился ждать, — сказал Ясютин.

— Дело касается русского госпиталя, что у нас здесь завелся.

— Вот как? Это из-за него сюда направился Воронцов?

— Кто?

— Это русский министр в Лондоне. Мы встретили его по дороге, в Норидже.

— А! Да. Ему было бы неплохо наведаться у своим и снабдить бедолаг деньгами.

— Наверное этим он и собирается заняться. Так что не так с госпиталем?

— Пойдемте, покажу, — предложил Тим.

Ясютин про себя чертыхнулся, но отправился следом. Билли Адамс отправился с ним. Парни интриговали. А Ясютину было не до веселья.

Причин для веселья стало ещё меньше, когда Тим провел его по тесному роу, что начинался от «Якоря», и впустил в крохотный домик. Комната на втором этаже больше напоминала орудийную палубу корабля, чем городское жилище. Большая кровать с балдахином выглядела чуждым элементом обстановки. Узкий из двух досок стол занимал середину, всюду висели морские гамаки, в которых покачивались тела.

— Кто это? — спросил изумленный Ясютин.

— Русские гренадеры, — ответил с Тим и скорчил довольную победную рожу.

С прибытием хозяина и гостей, тела спустились на палубу. То есть, конечно, на пол. Гамаки свернули. Стало просторнее в воздухе и теснее внизу. Обитатели комнаты были одеты в исподнее, парусиновые рубахи и вязанные серые фуфайки, состоящие казалось из одних дыр. Босые ноги, остриженные головы. Две дюжины глаз смотрели на Ясютина отчасти со страхом, отчасти с вызовом, отчасти с надеждой.

— Что ни говорите, мистер Ясютин, а голодный солдат совсем не то, что солдат сытый, — философски заметил Тим. — Вот даже те сухопутные неумехи, которых насильно забрали на королевский флот, не спешат бежать с корабля. А почему?

— Потому что их повесят на рее за дезертирство, — предположил Ясютин, хотя не имел ни малейшего желания рассуждать на отвлеченные темы.

— Есть такое. Но не только это. И не только незнание чужой страны.

— И что же тогда?

— Камбуз! — Тим торжествующе поднял указательный палец. — Камбуз привязывает людей к кораблю куда крепче строгих морских уложений. Ты оторван от дома, но три раза в день получаешь там пищу, а вдобавок тебе дают ром и табак.

— И?

— Однако, в госпитале бедолаг почти не кормят… ну и вот…

— Вы устроили им побег? — догадался Ясютин.

— У офицеров ваших дела обстоят ещё хуже, — сказал Тим. — Им приходилось питаться из солдатского котла не имея ни пенни на личные расходы. Но сманивать офицеров, мы, понятно не могли.

Да, не все желали пережить еще один ужас вроде сражений в Голландии. Многие с удовольствием бы променяли солдатскую жизнь на вольную. Но возможные проблемы со стороны русских или англичан заставили Ясютина похолодеть. И как назло он накануне встретился с Воронцовым. Теперь не откажешься, что посещал Ярмут.

— Назовись, — сказал Кен ткнув пальцем в мужичка, который был ниже ростом и старше годами, чем все остальные.

— Иванов. Фурлейт гренадерского Эмме полка, — ответил тот.

— Эмме? — переспросил Ясютин.

— Павловский гренадерский, но по шефу зовут теперь Эмме, — пояснил один из молодых рослых парней.

— Все кроме одного из госпиталя, — добавил на английском Кен. — Моряк, вон тот, сиганул за борт с «Европы», когда та стояла на рейде. Она чаще других русских кораблей сюда заходила, все лето эти воды крейсировала. И наши, конечно, поставляли на борт продукты и воду. Так что прослышали на корабле о «русских» в городе. Не один этот сбежал, но нас найти смог только он. Второй матрос вместе с армейскими в госпиталь попал. Уже оттуда вместе бежали.

Тут были гренадеры, но больше мушкетеры, один барабанщик, совсем ещё мальчишка и два матроса.

— И что мне прикажете с ними делать? — спросил Ясютин у Кена.

— Думаю, их надо как-то переправить в Викторию.

Предложение имело смысл. Негласно Тропинин отдавал преимущество выходцам из России. Он говорил, что для плавильного котла доля русских должна быть значительной. И хотя сам всегда утверждал, что любого индейца можно сделать русским, воспитывая с младых лет, но также говорил и то, что с индейцем в Европе никто на равных говорить не станет. Да, туземных вождей могут обхаживать и вылизывать, но частью своего мира не сделают. А тихоокеанцам жуть как хотелось стать равными именно европейскому миру.

Самого Ясютина направили дипломатическим агентом в Лондон не в последнюю очередь из-за белой кожи. Хотя этот цвет пока мало ему помог.

Очевидно местные парни подумали, что Складчине люди из России будут интересны. Ясютин и сам был не прочь пристроить беглецов и дать им возможность послужить на благо Виктории.

— Но как? — спросил он вслух.

— Вы же переправляете всяких умельцев, — сказал Тимоти Эванс.

— Да, я покупаю им место на судне ост-индийской компании. И они едут как пассажиры. И проезд стоит денег. Но эти даже не знают английского языка и выглядят как дезертиры. Полагаете, их не разоблачат?

— Чего не знаю, того не знаю, — Тим почесал бакенбарды. — Боюсь, если флотские вербовщики нагрянут на борт, ваших птенчиков мигом оформят матросами его величества. А нагрянуть могут запросто.

— Ну вот.

— Не были бы они такими рослыми и глупыми на вид, — добавил с сомнением в голосе Тим.

— В гренадеры других не берут, — буркнул Ясютин и вздохнул. — Ладно, братцы, — перешел он на русский. — Рассказывайте.

В общем-то, всю историю неудачной высадки в Голландии он и так знал из газет. Знал, пожалуй, даже лучше, чем беглецы. Потому что рядовые газет не читали, офицеры им о ходе кампании не докладывали. Простой люд в основном питался слухами. А Ясютин десантными операциями вообще интересовался особо.

Союзникам в Голландии крепко досталось. Всё пошло не по плану еще до прибытия павловских гренадеров в Тексель. Как и многие десантные операции эта началась с ярких побед. Взятием Бергена, многочисленными трофеями и пленными. Но преимущество первого удара вскоре иссякло, а снабжение войск штабы продумали плохо. Лошадей привезли мало, и вскоре полки остались без оружейного пороха и пушечных зарядов. Уставшие, без провианта, потеряв несколько генералов, полки побежали. Бросив трофеи, пушки, обозы.

Впрочем, свою главную задачу британцы выполнили, пленив остатки голландского (то есть уже батавского) флота. Армия же продолжила воевать за капустные грядки. Павловским гренадерам пришлось всё начитать сначала. Они взялись за дело храбро, вновь взяли Берген и погнали неприятеля дальше. Однако снабжение, вот же незадача, не заладилось и у них. Начались безобразия, за что у некоторых гренадерских рот «отобрали бои» (то есть, как понял Ясютин, лишили заслуг в сражениях). В конце концов, англичане заключили перемирие, выживших солдат погрузили в Текселе на корабли и транспорты и отправили в Англию. Выпускать их на берег не хотели ни англичане, боясь беспорядков, ни русские генералы, боясь дезертирства. В конце концов почти всех отправили на Гернси и Джерси под присмотр французского роялиста на русской службе. А раненных привезли сюда, в Ярмут.

Русский фрегат «Рафаил» выгрузив раненных гренадеров ушел на север, потому что в Нор и Спитхед пробиться уже не мог из-за противных ветров.

В Ярмуте имелся госпиталь только для рыбаков. Он представлял собой богадельню для семей немощных стариков, уже не способных выходить в море. Ярмут вообще был городом рыбаков, сюда свозили сельдь с всей Доггер-банки и даже мэры сплошь были Фишерами.

А для привезенных из Голландии раненных русских военных организовали госпиталь на месте винных складов на северной стороне улицы св. Николая на самой окраине города. Одно время тут размещался какой-то резервный полк, а теперь устроили госпиталь.

И опять начались нелады со снабжением. Город на себя расходы не брал, военный офис, похоже, даже не знал о существовании госпиталя. Рядовых ещё как-то кормили, но офицеры остались совсем без жалования. Это возможно и стало причиной визита Воронцова с компанией.

В общем, местные парни хотели как лучше. Как оказалось бывшие винные склады имели тайные лазейки, которые раньше использовали контрабандисты. А поскольку из моряков «Паллады» каждый второй промышлял контрабандой, они быстро наладили связь с обитателями госпиталя. Сперва подкормили бедолаг, втерлись в доверие, потом расписали им про русских, что живут в Америке как у Христа за пазухой, соблазнили прельстивыми речами, и в конце концов, устроили побег. Тесные роу позволяли на время укрыть беглецов. Особенно если они никому не нужны. Вот только не подумали морячки, что разгребать дерьмо за ними придется Ясютину.

Что же с ними делать? Нет, конечно, палладовцы где-то правы, в Виктории для беглецов нашлось бы занятие. Почти все рядовые в русских войсках были в прошлом крестьянами, поэтому мысль о собственной земле, отсутствию барщины, оброка и даже налогов, многим из них пришлась бы по душе. Тем более, что Северная Калифорния с её плодородными долинами не шла ни в какое сравнение с Поволжьем и северными губерниями, откуда в основном и происходили рекруты. И в любом случае работа на пашне привлекала больше, чем смерть на войне или изнурительная маршировка облическим шагом.

Но как их переправить в Викторию? Его возможности были ограничены, как в финансовом отношении, так и в смысле полезных связей. А единственная возможность добраться до Виктории из Англии заключалась в том, чтобы купить пассажирское место на «индийце». Это стоило недешево и устроить было не так-то просто. Мест продавалось мало. Наверняка было бы проще организовать побег через всю Сибирь.

Но и оставаться здесь надолго бедолаги не могли. Даже по меркам ярмутских роу получалось слишком много людей на небольшой дом. И как объяснил Тим, соседям вовсе не понравится, если он будет и дальше сливать в канаву дерьмо от целой дюжины жильцов. Средневековая канализация справлялась с возросшим населением только во время дождей. Не удивительно, что чума трижды опустошала этот город.

Сами беглецы, хоть и привыкли к тесноте казарм и палуб, долго здесь тоже не протянут. Крохотный задний дворик напоминал колодец. Прямой солнечный свет сюда не попадал никогда. А они едва оправились после ранений и болезней.

— И что с ними делать? — в очередной раз повторил Ясютин.

Тим не ответил.

Пожалуй Иванова можно будет пристроить слугой на первое время. Ему как раз не хватало ещё одного человека. А этот выглядит тертым калачом. Не то что молодые.

— Кто такой фурлейт? — спросил он Иванова.

— Обозник по старому-то, — сказал тот. — Возница то исть. Присматриваю там за телегой, управляю лошадьми.

— Допустим Иванова я возьму с собой. И мальчишку-барабанщика, он подозрений не вызовет. Им только одежду нужно получше найти. Но что с остальными? Как их вообще вытащить из города?

— Стена не проблема, — заверил Тим. — Мы выведем.

— А дальше?

Тим молчал. Парни проявили инициативу, но всех последствий своего человеколюбивого порыва не просчитали. А Ясютин рисковал не только собственной головой, но и всей миссией. Конечно, если переправить их в Лондон, тот любого поглотит. И переварит, не подавится. Только в Лондоне Ясютин мог их где-то пристроить, только из Лондона мог найти способ переправить в Викторию.

— В общем поступим так, — сказал Ясютин. — Ты, Билли, останешься с Тимом. Я забираю двоих. А остальных… как хотите, нарядите в селян, в женщин, в ярмарочных шутов, но проведите в Лондон. Там я уже что-нибудь придумаю. Расходы возьму на себя, но на многое не рассчитывайте.

«Звезда» на голову превосходила все до сих пор виденные Ясютиным таверны и постоялые дворы. Обставленные мебелью комнаты, обеденный зал с камином и креслами. Столы не общие, за каким собирались все, а рассчитанные на несколько человек. Можно сесть и поговорить, не ловя чужих взглядов.

Воронцов пододвинул кресло к камину и грел ноги. Пойти зимой в Ярмуте особо было некуда. В общественном городском зале проводили иногда балы и концерты, но не в эту неделю. Театр зимой не работал, торговля тоже расцветала ближе к весне. На набережной прохладно, на пляжах тем более. К купанию погода и вовсе не располагала. Хотя имелись особые купальни, где морскую воду подогревали и пускали в ванны, но это развлечение на охотника. Даже война как-то притихла с отступлением из Голландии и большая часть офицеров предпочла Лондон или уютные имения. А знакомцев у Воронцова в Ярмуте, похоже, не оказалось. Не с раненными же русскими сидеть на винных складах?

Камин и тишина располагали к неформальному общению. Тем более, что рядом с Воронцовым не оказалось ни Смирнова, ни слуг.

— Вас так и не приняли в Форин-офисе, — произнёс дипломат. — Не пойму на что вы рассчитывайте?

— Времена меняются, Семен Романович. Идет большая война. Союзы складываются и распадаются. И в какой-то момент карты лягут в нашу пользу. Нам ведь нужно одно-единственное решение любой из крупных держав. А там само пойдет. — Он подумал и добавил, забросив наживку: — Мы даже готовы выкупить наши земли у любой из претендующих на неё корон. И у нас есть что им предложить даже помимо звонкой монеты.

— Например?

— Испания нуждается в кораблях и пушках, а наши верфи и заводы способны выпускать их в больших количествах. Британские меховые компании хотят опередить французов и американцев, чтобы распространить торговлю на северо-западный берег. И мы можем в этом помочь.

— А Россия?

— А Россия по-прежнему нуждается в поставках продовольствия и материалов в Восточную Сибирь.

— Об этом аргументе мне рассказывал господин Колычев, — кивнул Воронцов. — Это ваш единственный козырь?

— Есть ещё один. Контролировать столь удаленные земли империя все равно не сможет. Морские пути от балтийских до аляскинских портов, самые продолжительные из всех существующих окажутся дороги и уязвимы в случае войны. Империя ведь не владеет даже крохотным островком на этом пути, чтобы поправить оснастку, запастись водой и припасами. А союзники — дело неверное.

Ясютин подумал, что две любви Воронцова — Англия и Россия вполне сосуществовали в Виктории. Потому что там говорили хоть и на измененном, но русском языке и потому, что царили порядки близкие английским. На это в свое время Ясютин пытался давить. Но тщетно. Конечно, дипломату, вовлеченному в дела всей Европы (а значит и всего мира), спорные американские колонии казались мелочью, которую он спокойно разменял бы на добрые отношения с Англией. Однако, даже при таком размене Воронцов не собирался продешевить. Только поэтому у Ясютина еще оставались шансы на успех и пространство для маневра. Ясютин решил, что темнить смысла нет:

— Даже Британия не смогла одолеть американские колонии, а между ними всего лишь Атлантический океан. До нас же от Петербурга кроме океана лежит огромная Сибирь. Туда невозможно перебросить достаточно войск, тем более снабжать их. Это первое. Второе. Империя могла бы заручиться поддержкой туземцев, как это делала Британия в Индии. Но и тут незадача. Промышленные Шелехова и камчатские казаки испортили отношения с кем только могли. Чукчи, коряки, алеуты, конягмиуты, тлинкиты — все натерпелись от них. С другой стороны, мы заключили со многими племенами выгодные договора и не нарушаем мир.

Он, разумеется не сказал всего. Туземцы на Оаху являлись союзниками Виктории лишь постольку, поскольку колонисты помогали им отбиться от других туземных князьков. Но они запросто променяют одних европейцев на других, если те предложат большую помощь. Не сказал он и много чего ещё.

Разговор вновь закончился без результата. Но капля камень долбит, не так ли?