Ларец был тяжелым, а сельскохозяйственный институт располагался, в конце длинной набережной между городом и болотом, в которое превращалась северная часть залива Онисима. Так что подойти ближе на шлюпке не получилось и Пульке пришлось тащить тяжелый ларец от пристани по дороге и вверх по склону.
Институт занимал обширное пространство, застроенное длинными складами, скотными дворами и оранжереями. Между ними располагались опытные грядки, а само здание института как бы замыкало городскую улицу. Дальше она превращалась в дорогу, ведущую к долинам и деревням.
К счастью, институтское начальство оказалось на месте. Распоряжался здесь всем Михаил Николаевич Смородин.
— Каучо? — переспросил он, осматривая выставленный на стол ларец. — Да вы садитесь. Хотите кофе?
— С удовольствием, — кивнул Митя.
— Я бы лучше чаю, — сказал Пулька.
— Отлично.
Смородин зажёг спиртовку. И поставил сверху небольшой медный чайник. Кофе и чай он засыпал прям в глиняные чашки.
— Всегда так делаю, — пояснил он. — Господин Монтеро передавал что-нибудь на словах? Состав почвы, температуру, влажность?
— Насколько я знаю внутри есть запечатанная бутылка с образцом почвы. И путевые заметки. Важно взращивать побеги в тепле и влажности, вот что сказал Монтеро.
— Не знаете, как высоко вырастают эти деревья? Боюсь, наши оранжереи не рассчитаны на тропические виды.
— Не имею понятия, Михаил Николаевич.
— Ладно, — махнул тот рукой. — Разберемся. В любом случае, огромное спасибо. Если могу чем-то отплатить…
— На самом деле можете, — чуть покраснев признался Митя. — Мы малость поиздержались в пути. Нет ли у вас какого фрахта в Викторию?
Смородин некоторое время всматривался в лицо шкипера. Тут как раз закипел чайник и он разлил кипяток по чашкам.
— К сожалению, прямо сейчас фрахта у меня нет, — сказал он, выдвигая вперед сахарницу. — Сами мы торговлей не занимаемся, но… я могу замолвить словечко на фабрике кормов и удобрений. В конце мая, начале июня они обычно отправляют грузы на Оаху и в Викторию.
— Вряд ли мы пробудем здесь так долго.
Директор явно почувствовал себя неловко, не имея возможности отплатить добром за добро. Его взгляд метался во кабинету, словно надеясь отыскать кошель с серебром.
— Что ж, — нашелся он, наконец. — Если вы испытываете затруднение с продуктами питания, могу вам помочь.
— Был бы весьма признателен, — вежливо ответил Митя.
Не то, чтобы еда могла спасти его пложение, но во всяком случае она позволяла отложить неизбежное. А там, глядишь, они доберутся до Виктории, продадут черепаху, если проклятая не сдохнет…
— А нет ли у вас корма и для черепахи? — спросил он директора.
— Какая именно у вас черепаха? — оживился Смородин.
— С Галапагос. Большая. Фунтов сто пятьдесят весом. Трава, что мы нарвали на острове, высохла через неделю и с тех пор бедолага ничего не ела.
Он не стал упоминать, что приготовил «бедолагу» на заклание поварам «Императрицы», а Смородин не поинтересовался, что за блажь напала на команду завести столь крупного питомца.
— Ну, полагаю, ей можно давать любые сочные овощи, траву, кактусы, — сказал он. — Понятно, что в море их не достать. Но вы, в таком случае, могли бы кормить её водорослями.
— Черепахи едят водоросли?
— Ещё как!
— Чёрт. Знать бы заранее.
— Не всякие водоросли, — уточнил Смородин. — Некоторыми животное можно запросто отравить.
Митя почесал макушку.
— Хорошо, — Михаил Николаевич хлопнул в ладоши, как бы показывая, что разгвор окончен. — Мне нужно собрать вам еду, а вам… бывали раньше в Сосалито?
— Нет.
— Тогда советую прогуляться и посмотреть на наши гигантские красные сосны. Их называют секвойи, но откуда такое название взялось, я не знаю. Лес расположен совсем рядом, сразу за болотами. Пройти нужно не больше пары вёрст. Главная дорога поворачивает на мост и идет к Лунной долине. А вам поворачивать не нужно, пойдёте дальше по тропе через индейскую деревню. Такое чудо не проглядите, увидите издалека.
— А что индейцы?
— У нас они мирные.
Смородин проводил их через территорию института, вдоль длинных навесов с рядами бочек и надписями: «Удобрение для глинистых почв. Образец 320» или «Зимний корм для дойных коров. Образец 11». По дороге он рассказывал о работе. Сельскохозяйственная лаборатория (как многие называли её до сих пор) выводила новые сорта растений и породы птицы или скотины, разрабатывала составы удобрений, грунтов, кормов. Всё здесь поставили на научную основу. Для каждой почвы требовались свои удобрения, а для каждого животного свой тип корма. Поэтому каждый новый состав долгое время испытывался.
— Производство и разведение посевного материала, племенных животных, удобрений, кормов на продажу у нас происходит на фабрике в Лунной Долине. А здесь мы проводим только исследования.
В сараях лежало в кучах, бочках, корзинах всевозможное сырьё.
— Мы поставили целью использовать как можно больше отходов других производств. В дело идёт меласса, кокосовая мякоть, древесный уголь, дробина от пивного производства, жмых. Пробуем кости с консервных фабрик, мясо пушного зверя, остатки от рыбных заводов. Всё это сушим, перемалываем в муку и пускаем как для кормов, так и на удобрения. Куры охотно едят даже сырые потроха. Растут как на дрожжах. Дрожжи, кстати, тоже добавляем в корма.
Смородин говорил увлеченно всю дорогу, пока провожал их. Они пересекли крупный ручей по мостику и вновь вышли на дорогу, ведущую вдоль залива. Здесь, наконец, расстались. Митя с Пулькой отправились на север и на протяжении пары вёрст до самой индейской деревни не встретили ни единой живой души. Жители долин, как уже понял Митя, предпочитали передвигаться и перевозить грузы на лодках. Болотистые берега и дельты рек делали сухопутные дороги слишком длинными и неудобными, к тому же баркасы и лодки могли перевезти куда больше груза, чем мулы или лошади. Только в ненастье, когда Залив штормило, люди выбирали путь по суше, да и то лишь для срочных дел. Зато дорогой часто пользовались индейцы и все, кто вел с ними торговлю, а также лесорубы, охотники и прочий бродячий люд.
Сойдя с основного пути перед длинным, но низким дощатым мостом, что шел через болота, они увидели лес. Деревья и правда оказались огромными, хотя поначалу высокие горы скрадывали их высоту. Но вблизи подлинные масштабы стали заметнее. Кроны заслоняли небо и внизу царил сумрак.
Наверное они были не первые, кому пришла в голову мысль распилить гигантов на доски и построить корабль.
— А мачта! Если сделать из такого дерева мачту, то она подойдет очень большой шхуне, — заметил Пулька, похлопав ладонью по одному из стволов.
— Вряд ли кто-то сможет построить такую шхуну. И вряд ли такая мачта окажется прочной.
Через пару часов они вернулись к институту.
— Понравился лес? — встретил их Михаил Николаевич.
— Да, на Острове я видел высокие деревья, но таких у нас нет, — отдал должное Митя. — Насколько прочна их древесина?
— Она хороша для строительства, — сказал Смородин. — На счет кораблей не знаю. Но дело в том, что деревья запретили рубить ещё при Иване Американце.
— Вот как?
В колониях мало что запрещали. Однако Складчина, а до неё Компания заключали множество договоров. С индейцами, колонистами, иностранцами, что желали вести торговлю. И вот в договоре об организации Сосалито, оказывается, прописали, что город не просто обязуется не рубить, иначе как для научных целей, но берет на себя обязанность охранять эти красивые гигантские деревья.
— Чем богаты, как говорится, — улыбнулся Смродин и показал на то, что успел собрать.
Две полные корзины с фруктами, зеленью, различными клубнями, мешок муки грубого помола, бутылку масла, большой окорок.
— Большое спасибо! — поблагодарил Митя.
— Ну что вы. Нам это ничего не стоит. Не выбрасывать же готовый продукт.
Как пояснил Смородин, оранжереи круглый год выдавали продукцию, причем она не предназначалась на продажу. Образцы подвергали научным изысканиям. Плоды взвешивали, измеряли, изучалось количество сахара, воды, других веществ, а потом распределялось среди своих.
— Свинок тоже изучаете? — спросил Пулька, намекая на окорок.
— Конечно, — улыбнулся Смородин. — Мы замеряем не только прибавку в весе поросят от использования тех или иных кормов, но и пробуем мясо на вкус, смотрим на качество, на количество сала. Вам повезло, что не пришлось попробовать свинину откормленную на рыбе, она источает весьма неприятный запах.
Пулька пожал плечами. Он кажется готов был съесть и такую, причем целиком.
— А это для черепахи, — протянул Смородин ещё один мешок.
— Спасибо, — поблагодарил Митя. — Вы случаем не знаете, где сейчас агент Складчины? Мы заходили к нему, но дом заперт, а соседи даже не знают, куда он отправился? Ну или хотя бы скажите, где найти капитана мушкетеров?
— Насколько я знаю, господин Волков отправился вверх по Сакраменто на Американскую реку. С ним ушел и капитан.
— Вот как? Это далеко? Когда они могут вернуться?
— Боюсь, до конца лета мы их не увидим. Лучше напишите сразу в Викторию.
— Но ведь письмо будет идти долго… да мы и сами туда скоро отправимся…
— А вы отправьте голубиной почтой.
Они вернулись на шхуну так и не добыв ни астры. Но по крайней мере команде было чем разнообразить рацион. Исполнение долга, однако, требовало расходов. На следующий день Митя открыл несгораемый шкаф и достал последние несколько монет.
Голубятня располагалась на другом берегу узкого залива. Добирались туда или в обход, через болота по деревянному мосту, или на лодке, что получалось раз в десять быстрее. Ну, а поскольку шхуна и так стояла на якоре, выбор был очевиден.
Высокий холм на мысу, откуда открывался вид на город, на залив Сан-Франциско, остров Ангелов и Алькатрас, идеально подходил для устройства голубятни.
— Птицы не любят горы, теряются в них, если выпускать рядом со склонами. Открытое пространство дает им уверенность и они сразу ложатся на курс, — поведал голубятник, провожая посетителя в небольшой домик, где он жил и где принимал послания.
Там он указал Мите на небольшую конторку со стопкой бланков, чернильницей и перьями.
— Пишите так, чтобы в каждой клетке была одна буква. Между словами оставляете пустую клетку. Куда собираетесь отправлять?
— В Викторию.
— По тарифу одна астра за слово. Включая адрес и подпись.
— Одна астра за слово? — ахнул Митя.
— Голуби дело недешевое. А клиентов кот наплакал.
Митя действительно не заметил, чтобы к мысу спешили толпы приказчиков, моряков или военных с почтовыми отправлениями.
— Ближе к зерновой гонке наверное больше бывает?
— Это так. Грех жаловаться. Летом и осенью основной оборот у нас. Но голубя-то весь год кормить нужно и ухаживать за ним. Отсюда он допустим улетит, а обратно его нужно будет везти на почтовой шхуне, а дома еще и выпустить несколько раз, чтобы родные края вспомнил. По дороге может хищник сожрать. Так что мы отправим послание дважды. С ближайшим голубем и со следующим. Поэтому по одной астре за слово.
— Понятно.
У Мити осталось лишь восемь астр. Из них половину придется потратить на адрес «Виктория. Компания Южных Морей». Что можно сообщить в оставшиеся четыре слова? Он прикинул так и эдак. Выходило, что может сообщить либо о Бланке либо о войне. Ему в очередной раз захотелось плюнуть на это дело.
А что если направить послание Складчине? Алексей Петрович Тропинин занимает там пост председателя Правления. Он же владелец компании. так что не велика разница.
Митя прикинул: «Виктория. Складчина. Бланка. Крушение. Галапагос. Испания. Россия. Война». Как раз восемь слов.
Он макнул перо в чернильницу провел пару линий на пробной бумаге и аккуратно вывел слова.
— Подписывать не будете? — спросил голубятник, осторожно помахивая бланком.
Митя ошпарил его взглядом, выложил восемь монет и вышел.
— Завтра придумаем что-нибудь, — попытался успокоить он команду получасом позже.
Однако фрахта не нашлось ни завтра, ни послезавтра, ни через день. Не то, чтобы здесь совсем не имелось товаров, предназначенных для Виктории. Напротив, основной товарный поток колоний не прерывался, а портовые пакгаузы были полны. Но большинство торговцев работали на долгосрочных контрактах. А те из мелких торгвцев, что искали возможность пристроить попутный груз, отказывали, едва взглянув на потрепанную шхуну.
— Она не доберется даже до выхода из Залива, — говорили они.
В друге время он обязательно бы дал команде отдых. Сосалито, вообще располагал к отдыху, но как только полученные в институте продукты закончатся им даже нечего будет есть. Лучше уж добраться пока есть возможность до дома.
— Продам в Виктории шхуну расплачусь со всеми, — пообещал Митя
Он, однако, решил испробовать ещё один вариант. Ведь помимо сонного Сосалито в Заливе имелся форпост колоний — Сан Франциско. А там должны стоять мушкетеры, у которых водились деньги и часто возникала надобность в небольших перевозках. Работа как раз для «Незевая». И повод имелся — предупредить гарнизон о войне.
— Пулька, Сарапул, приготовьте лодку, надо будет сплавать до Сан-Франциско и предупредить ребят о войне. Заодно может быть найдем какой-нибудь груз.
— Почему бы не отправиться туда прямо на шхуне? — спросил Барахсанов.
Помощнику явно не хотелось оставаться на рейде.
— Чтобы они увидели, в каком мы состоянии? — возразил Митя.
— Ну, они могут пожалеть нас.
— Жалостью мы ничего не добьемся.
— Это была шутка, капитан.
Южный форпост оказался меньше, чем Митя себе представлял. Возле мостков качались на волнах баркас и шлюпка, а выше по склону стояла небольшая бревенчатая крепость. Под её стенами были видны запущенные грядки. Судя по всему на них давно ничего не сажали, а использовали лишь для выпаса скотины. Вокруг стояло несколько сараев, внутри крепости казарма, офицерский дом, конюшня и единственное каменное здание — пороховой склад. Пожалуй, некоторые торговые станции меховой компании выглядели богаче.
В Сан-Франциско всем заправлял лейтенант Егор Кытманов. Был он старше Чеснишина на несколько лет, но Митя хорошо его помнил по мальчишеским ватагам на улицах Виктории. Несмотря на то, что отец Егора слыл богатеем, как-никак служил приказчиком в компании Бичевина, Егорка с детства любил вращаться среди босяков, как он называл выходцев из бедных слоев. Он любил драться, а потому считал улицу более полезной, чем школа.
Возможно, именно такой подход к жизни привел его в конце концов, в мушкетерский полк. Уличные драки закалили в нем бойца, а домашнее обучение добавило задиристому характеру немного ума. Так что Егора быстро произвели в офицеры.
Как ни странно Митю Кытманов признал, хотя Чеснишин в драках участвовал редко и держался портовых мальчишек, которые имели несколько иные интересы. Пока Пулька и Сарапул общались с бойцами, Митя одни на один поведал лейтенанту о войне России с Испанией.
— Спасибо, что предупредил, шкипер, — сказал Егор, доставая из шкафчика бутылку рома «Капелька». — Мы ведь тут фактически сидим в западне. С испанцами у нас граница по суше, и не то, чтобы имелась хоть какая-то определяющая её бумага. А помощи ждать особенно не откуда. И отступить мы не можем, потому что форт запирает путь к береговой батарее, а она защищает Золотые ворота. Благо, что испанцев здесь тоже немного. Однако, раз началась война, могут прислать войска.
Он налил ром по стаканам. Митя ром не любил, но из вежливости сделал маленький глоток.
— Разошлю наших индейцев, чтобы узнали, не умышляют ли испанцы что-то против нас?
— В городе никому нет дела до этого, — посетовал Митя.
— Люди привыкли к соседству, — лейтенант пожал плечами. — И пока что обходилось без стычек. Но вообще на той стороне испанцев, солдат я имею в виду, не больше роты. И они знают, что нас здесь тоже не больше. Вряд ли кто-то захочет изменить положение дел. Война не нужна никому.
Последнее замечание Егор сделал с некоторым сожалением.
Они посидели ещё немного, вспомнили старые деньки. Прозвучало имя Сашки Загайнова, который в отличие от Мити уличных драк не избегал и Кытманов его помнил даже лучше чем шкипера. Тогда Митю точно прорвало. Он рассказал о гибели друга, о стычке с испанским корветом, о крушении «Бланки», промолчав лишь о ларце с тайным грузом. А раз уж они настолько сошлись с лейтенантом, то пожаловался на состояние «Незевая» и спросил, нет ли у мушкетеров какого фрахта в Викторию?
— Денег у меня в обрез, — развел Егор руками. — А если, как ты говоришь, пахнет войной, то тем паче поберегу ротную казну. По той же причине и фрахта у меня не будет. Если бы не война, пристроил бы к тебе пару парней пассажирами. Но теперь никаких отпусков!
Он улыбнулся, увидев Митину грусть, добавил в свой стакан пойла.
— Однако, помогу с деревом и парусиной. Пошли.
Ром на лейтенанта кажется совсем не действовал. Шагал он уверенно, говорил много и язык не заплетался при разговоре. Они миновали амбар с воинскими запасами, возле которого стоял часовой, а затем к удивлению Мити и вовсе покинули крепость.
— Есть старая большая палатка из парусины, — пояснил Кытманов. — Если отпороть от неё торцовые стороны, то останется ровный квадрат примерно двадцать на двадцать футов.
Выйдя за пределы крепости ни подошли одному из старых сараев. Покосившемуся, посеревшему от ветров и солнца и никем не охраняемому. Егор с трудом опер ржавый замок и они вошли внутрь. Хотя на них пахнуло затхлостью, сыростью и грибами, снятый с полки сверток оказался чистым. Ни пятнышка плесени, ни истлевших нитей. Палатка явно хранилась в достойных условиях. Большой парус из неё не выкроить, но если пустить на латки или смастерить кливер…
— Палатку просушивали и проветривали каждое лето, но на солнце долго не держали. Так что ткань сохранила прочность и плотность.
— Тебе не дадут по шее за казенное добро? — поинтересовался Митя из вежливости.
— Добро не наше, — отмахнулся Кытманов. — Раньше сюда присылали колонистов для обучения всяким новым методам земледелия. Но теперь от этого отказались. А палатки, в которых обычно размещали переселенцев, лежат без дела. Ещё что-то нужно? Говори, не стесняйся. Мы тут гостей редко видим.
— Мачта у нас треснула. Страшно паруса ставить.
— С деревом помогу, — кивнул Кытманов. — Отсюда и до самых Золотых ворот выбирайте любое, что помечено белой краской. Мы давно уже выкупили у индейцев часть леса, но пока в древесине нет надобности, предпочитаем держать дерево на корню, так оно меньше гниет.
Чуть позже вместе с матросами Митя выбрал небольшое деревце, которое хоть и не являлось идеальным для починки мачты, имело то преимущество, что росло на склоне и его легко можно было скатить к воде. На то, чтобы срубить дерево и очистить от веток, у них ушел весь следующий день. А уже вечером, привязав очищенный ствол к лодке, они отправились к шхуне.
— С долгами дома разберемся, — объявил Митя команде. — А пока нужно привести в порядок шхуну.
Он вздохнул. Шансы на удачное завершение плавания убывали с каждым днем. Даже если они благополучно доберутся до Виктории, ему придется продать шхуну и пойти работать по найму. Причём вряд ли его сразу возьмут шкипером, скорее предложат походить несколько лет помощником. А значит он вылетит из клуба капитанов, его не будут приглашать на ежегодный бал в Адмиралтейство, он потеряет место в Морском совете. Кроме того, лишившись своего дела он также вылетит из Складчины, ибо она состоит из владельцев доходных предприятий, а не из наемных моряков. Потеря важных должностей и мест будет унизительной. И саму его судьбу долгие годы станут приводить, как пример скороспелого выскочки, который не справился с обузой взрослого человека. И все это терзало Митю чуть ли не больше, чем мысль, что придется расстаться с мечтой детства — собственным кораблем.
— Давайте возьмемся за дело, — сказал он.
Наладив тали и используя грот мачту в качестве опоры, они выдернули сломанную фок мачту и поставили на её место добытое в Сан-Франциско дерево. Оно оказалось короче и тоньше прежнего и конечно не имело такой прочности, как стандартные мачты Виктории, выщелоченные в холодной пресной воде. Зато теперь она могла нести весь положенный набор парусов, которые пришлось латать с помощью палатки и скудных запасов.
Всё это занял у них ещё уйму времени. Фрахта так и не нашлось. Им предстояло вернуться в Викторию без нормальной оснастки, без денег и без товара.