Глава дипломатической миссии Тимофей Федорович Ясютин вставал поздно, как и та часть Лондона, что предпочитает просиживать вечера в клубах, театрах, борделях, наносить друг другу визиты или гулять по Воксхоллу.
Мария (или Мэри, если на английский лад) уже приготовила яичницу с беконом и кофе. Яйца она поджаривала отдельно от бекона, отчего последний сохранял приятную хрустящую корочку, а не вываривался, как это случалось, когда Ясютин готовил завтрак сам. Лучше него Мэри готовила и кофе. Сперва поджаривала зерна до цвета молодой сосновой коры, затем молола, а потом вновь немного поджаривала, добавив ложку бурого сахара с сильным привкусом мелассы, и только потом заливала кипящей водой и настаивала. У самого Ясютина не хватало терпения следовать по этому пути.
За одним столом с супругами завтракали два помощника Ясютина — Билли Адамс и Сэм Рид. Моряки из Грейт-Ярмута служили матросами на «Палладе», когда фрегат перегоняли через два океана в Викторию. С частью команды они решили вернуться в Британию. И стали первыми кандидатами в сотрудники миссии, когда много лет спустя в Лондоне появился Ясютин. При себе у него имелся ворох рекомендательных писем, адреса, имена полезных для дела людей, но только тем, кто прошёл с Иваном Американцем долгий путь, Тимофей мог полностью доверять.
Он не ошибся. Обоим уже стукнуло под пятьдесят, что никак не сказалось на их отменном здоровье и силе. Оба чтили мистера Эмонтая, как великого человека, сродни их капитану Куку. Впрочем, он таковым и являлся.
Ясютин вдруг поймал себя на мысли, что называет Ивана Американца на местный лад Эмонтаем. И не случайно. Всё здесь несло отпечаток его прежних визитов. Много полезных знакомств достались Ясютину по наследству. Оставалось лишь удивляться, как за столь короткое время Американец обзавелся таким числом связей? Иногда создавалось ощущение, что он жил здесь постоянно. Кстати, и дом на Флит-стрит был тем самым, где во время визитов останавливался Американец. Ясютин на деньги Складчины выкупил его у новых владельца после смерти вдовы.
Завтрак проходил своим чередом. И жена, и оба моряка молчали. Таков у них сложился порядок. Пока глава миссии завтракал, знакомясь с письмами и прессой, строя планы на день, его старались не беспокоить.
На этот раз писем не случилось и Ясютин раскрыл свежую «Лондонскую газету». Третий его помощник — мальчишка Мэтью покупал газеты утром и выкладывал на поднос вместе с почтой. Выпуск пестрил отчётами капитанов королевского флота о стычках и захватах призов, официальными решениями о выплатах призовых. Словно стая касаток корабли Его величества атаковали любую посудину противника в Канале или в открытом море, и тащили её в ближайший британский порт. Самый жирный улов у них вышел в конце прошлого года, когда четыре фрегата («Наяда», «Эталион», «Алкмена» и «Тритон») захватили два испанских корабля, перевозящих почти три миллиона пиастров, не считая такой мелочи как специи, красители и прочий колониальный товар. И вот в январе подоспело решение Адмиралтейского суда.
— Моряки всё же получат свои призовые, — произнес Ясютин и все в комнате без пояснений поняли, о каких моряках и каких призовых идет речь. Лондон не переставал говорить об этом деле весь месяц. — Матросы, наверное, смогут завести собственное дело, купить лавку или даже паб.
— Если их кто-то отпустит со службы, сэр, — заметил Билли. — Но скорее всего парни пропьют всё до последнего пени и вернутся на борт.
Поддержать разговор, начатый хозяином, ритуал не возбранял.
— Как можно пропить несколько сотен фунтов? — удивился Тимофей.
— Пропить можно любую сумму, сэр, — заверил Билли. — Так мне кажется.
Они вновь замолчали.
Следующие страницы заполняли частные и официальные объявления о банкротах, претензиях, наследствах, прекращении дел. Ничего интересного для Ясютина. Ничего полезного для Виктории. Напрасно потраченный шиллинг. О выдаче огромных призовых командам четырех фрегатов он мог бы узнать, едва выйдя на улицу от первой же торговки или соседа.
Тимофей аккуратно сложил газету и положил в коробку, стоящую подле стола. Складчина требовала пересылать в Викторию всю купленную прессу, пусть даже за время пути новости переставали быть новостями. Обычный путь почты через Калькутту или Кантон занимал почти год. Но голодная до печатного слова Виктория потребляла всё, что удавалось переправить. В конце концов, даже на основании старых новостей можно получить представление о том, в какую сторону развиваются события, а также найти информацию для энциклопедии или анализа состояния дел.
Последние дни Ясютина особенно беспокоила начавшаяся война между Российской Империей и Испанской короной. Он не имел четких инструкций на этот счет и вряд ли инструкции могли дойти до него достаточно быстро. Пока в Виктории узнают о войне, пока примут решение, пока почта дойдет до Лондона, война запросто кончится, а если не кончится, то изменятся двигающие её обстоятельства.
Положение Виктории продолжало оставаться двусмысленным. С одной стороны, Британия воевала с Испанией и значит могла поддержать молодую американскую колонию. С другой стороны, претендующая на ту же колонию Россия, являлась союзником короля Георга. Этот треугольник интересов, который удалось создать несколько лет назад, удерживал страны от окончательного решения, что одновременно снижало опасность вторжения, но и препятствовало развитию тихоокеанцев, как самостоятельной нации.
И хотя Ясютин имел полномочия действовать по своему разумению при изменении политической обстановки, ему пока не пришло в голову, как разыграть эту карту.
— Этот якорь нам с грунта пока не снять, — произнёс вслух Ясютин.
Благо забот и без того хватало. Закупка книг, инструментов, наём и приглашение людей. Реклама меховой ярмарки и продукции Виктории. Разговоры с французскими эмигрантами. Хоть они и являлись по большей части роялистами, открывающиеся в колониях возможности могли привлечь тех, кто потерял надежду на возвращение.
Прошлый год оказался не лучшим для его дипломатических усилий. Российская Империя находилась в фаворе правительства Питта Младшего. Взятие Ушаковым и Кадир-беем Корфу и всех Ионических островов произвела впечатление на англичан, как и итальянская кампания Суворова. А высадка совместного англо-русского экспедиционного корпуса в Голландии хоть и закончилась провалом, сблизила две нации. И значит время каких-либо отношений с русской колонией в Америке для королевства ещё не настало. С другой стороны, теперь-то Российская Империя вышла из коалиции, а значит можно потихоньку прощупывать лёд.
Весь прошлый год Ясютин занимался мелкими делами. Например, пытался найти писательницу Энн Рэдклиф, чтобы заключить контракт на издание её романа «Итальянец» на американском русском, но безуспешно. Ему говорили, будто она умерла или сошла с ума, но другие видели её в опере или в Гайд-парке. В конце концов, в Виктории могли издать книгу без всякого контракта. Никто в Лондоне даже не заметит этого. Но Складчина предпочитала вести дела цивилизовано. Это стало частью образа русских колоний, частью внешней политики, целью которой являлось признание независимости Тихоокеанских Штатов.
Сегодня перед Ясютиным стояли более насущные вопросы. И в первую очередь следовало нанести визит послу Соединенных Штатов Руфусу Кингу, чтобы выразить соболезнование по случаю смерти Джорджа Вашингтона. Тут имелся очень тонкий момент. Ясютин не был признан никем в качестве дипломатического агента. Его визит могли воспринять, как попытку продвинуться в признании колоний, используя смерть американского лидера в качестве повода. Что негативно скажется на репутации. С другой стороны, если подойти к делу деликатно… можно именно это и провернуть. А Соединенные Штаты и сами пока находились в зыбких отношениях с европейскими державами. Испортить дело, однако, не хотелось поэтому, в конце концов, Ясютин решил ограничиться письмом.
Составлением коего они и занялись после завтрака. Ну то есть от моряков в этом смысле пользы не было никакой, разве что следить за камином — проклятый уголь плохо горел и его приходилось все время перемешивать кочергой. А вот Мэри помогла с поиском правильных слов и выражений. Заодно правила грамматику. Она вышла из простой провинциальной семьи, но имея священника-покровителя получила образование в одной из диссентерских школ. Ясютин познакомились с будущей супругой, когда решил улучшить английский, а Мэри как раз потеряла место гувернантки в одной эмигрантской семье, где обучала детей.
Письмо составили в самых любезных, но ненавязчивых выражениях. Ясютин заверил мистера Кинга о стремлении Тихоокеанских Штатов к дружеским отношениям с США и заявил, что готов посетить посла лично, если и когда тому будет угодно.
Работа над письмом заняла всю первую половину дня до ланча. Ланч состоял из собранных на скорую руку сэндвичей и чая.
Письмо от владельца таверны «Белый лев» в Грейт-Ярмуте им доставили ближе к вечеру. Кеннет Хейл настоятельно просил приехать, чтобы решить кое-какие дела. Просьба была неожиданной. Ясютин предпочитал вести дела в Лондоне. Ему не пришло в голову ни единой причины, почему нужно лично отправляться в Ярмут, да еще посреди зимы. Но хозяин таверны даже не намекнул на суть дела. С другой стороны, Кеннет Хейл числился у Ясютина на хорошем счету. Зря нагонять волну он не станет.
Тимофей редко выбирался за пределы Лондона и теперь размышлял, как лучше поступить? Брать жену с собой в зимнее путешествие он не хотел. Пусть начало этой зимы оказалось куда теплее, чем прошлой, пусть почти не выпадал снег и Белое Рождество пришло лишь в немногие городки. Зима есть зима. В почтовой карете, на постоялых дворах легко подхватить простуду; дорогу внезапно может занести снегом, а ночью ударить мороз, и тогда простудой уже не отделаешься.
Оставлять жену без охраны Ясютин не хотел тоже. Двух охранников, которых вполне хватало на все лондонские дела, теперь оказалось мало. Придется их разделить.
— Билли, мы с тобой отправляемся в Ярмут, — сказал он. — Будь так добр, поищи завтра подходящую компанию и купи два места в почтовой карете. Внутри кареты!
— По какой дороге? — спросил Билли.
В Грейт-Ярмут добирались несколькими путями. Прямые кареты из Лондона отправлялись по вечерам от постоялого двора «Зеленый дракон». Они Ясютина не устраивали, так как шли ночью, а ночное путешествие тем более зимой выглядело опасным. Ему не хотелось повстречать ни разбойников, ни представителей власти. За светлое время суток кареты одолеть такой путь не успевали. Лучше всего было путешествовать днем с ночевкой на половине пути. Таких маршрутов имелось несколько. Дорога, что шла вдоль берега через Ипсвич считалась дурной и кареты по ней ходили реже. К тому же в это время года дыхание моря превращало её в непролазную грязь и пассажирам приходилось часто выбираться наружу, чтобы помогать лошадям. Чего Ясютин вовсе не желал делать без крайней необходимости. Второй путь хоть и получался длиннее на карте, был более оживленным и за ним лучше присматривали — мостили спуски, расчищали завалы, отгоняли разбойников.
— Поедем дорогой, что идет через Бери и Норидж, — решил Ясютин.
— Тогда нам придется заночевать в Норидже, — заявил Билли Адамс. — Карета оттуда в Ярмут уходит в полдень.
Моряку приходилось ездить в родной город гораздо чаще хозяина.
— Вот и отлично, — кивнул Ясютин. — А ты, Сэм, останешься здесь.
— Да, шеф!
Ясютин повернулся к жене.
— Душа моя, надеюсь я обернусь быстро.
Она вздохнула. Дела у мужа всегда находились на первом месте.
На следующей неделе они с Билли отправился в путь, который ничем не запомнился, кроме сквозняка и холода, проникающего в карету. В Норидж прибыли уже затемно и провели ночь в таверне «Голова Короля». Зато целое утро у них оказалось свободным, чтобы осмотреть город.
Город писался, как Норвич, что ставило Ясютина в тупик. Он понимал, что это древнее название, дошедшее с тех времен, когда в этих местах жили другие народы и другие народы их завоевывали. Но таких городов в Англии хватало, тот же Лондон, к примеру. Однако большей частью их написания со временем изменили, а вот Норидж почему-то писали по-прежнему.
Маркет Плэйс (Рыночная площадь), где располагался их постоялый двор, мало чем походила на лондонские торговые места. Главным зданием здесь являлся величественный старинный собор святого Петра, построенный в готическом стиле. Он конечно уступал одноименному собору в Вестминстере, но всё же тот стоял особняком с огромным пространством вокруг, а здесь здание возвышалось среди обычных провинциальных домов, лавок, среди бурления жизни, что придавало городу особое очарование.
Ничего похожего в Виктории не строили. Там отдавали предпочтение удобству, простоте, а не величию. Что же касается Лондона, то город этот был столь огромен, что растворял в себе любое отдельное здание. К тому же новый собор святого Павла отстроили уже в другой манере.
В тени собора располагались торговые ряды. Наиболее важным среди всех считался нижний ряд или Джентльмен Уок (то есть Господская Прогулка). Этот ряд занимал одну из сторон площади и назывался так не случайно. Он был плотно застроен постоялыми дворами, лавками, пабами и кофейнями, рассчитанными на состоятельную публику. За несколько свободных часов, они с Билли как раз успели заглянуть в каждое из заведений, прикупив разнообразные мелочи, а затем вновь осели в «Голове Короля», откуда отправлялась карета в Грейт-Ярмут. У них осталось около часа, чтобы пообедать перед дорогой.
Хотя рядом имелось еще три постоялых двора, Ясютину захотелось оказаться в центре бурлящей жизни, а именно «Голова Короля» являлась её сосредоточием. Здесь всегда было шумно, часто устраивали кулачные бои на потеху публике, давали представления бродячие актеры, выставляли на показ различные диковинки. А также проходили торги. Об очередной распродаже призов, что состоится через месяц, как раз гласило свежее объявление. Захваченный груз рижской пеньки и зерна, американский корабль, балтийские бриги, французский люгер и даже рыболовное судно. Призы дожидалось покупателей на набережной Ярмута, где до начала торгов товар их мог пощупать руками каждый желающий. Остальное хранилось на флотских складах. Соответственно посетители таверны обсуждали удачу корабля его величества «Андромеда» и делали предположения, за какую цену уйдёт пенька и полторы тысячи четвертей ржи. Учитывая постоянный рост цен на зерно, за этот лот могла произойти настоящая битва.
Поедая горячее мясо и запивая его пивом, Ясютин прислушивался к разговорам и размышлял, по какой срочной надобности его ярмутские друзья попросили о встрече, да ещё посреди зимы? Не в этих ли призах дело? Не соскучились ли они о дальнем морском походе? Из всего списка только американский бриг на двести десять тонн годился для дальнего путешествия. Да и то с большой натяжкой. Возможно его друзья обнаружили что-то любопытное среди груза этих призов.
Размышляя он не заметил, как возле постоялого двора остановилась очередная карета, но сквозь уличный шум и гомон, наполняющий зал, его слух уловил французскую речь. Он едва успел удивиться этому, как к французским словам прибавились русские. Это заставило его совсем забыть о призах.
— Мы пообедаем и поедем дальше, — донеслось от входной двери.
Ясютин повернулся на голос и его удивление достигло наивысшей точки. Можно сказать, он опешил. Потому что на пороге таверны стоял никто иной, как Семен Романович Воронцов, российский полномочный министр в Великобритании.
Следом за ним внутрь вошли камергер, двое слуг и священник Яков Иванович Смирнов.
— Доброго дня, ваше превосходительство, — произнес Ясютин привстав со стула и кивнул священнику. — Мистер, Смирнов.
— Доброго дня, господин Ясютин, — ответил Воронцов скорее машинально.
Дипломат явно смутился, узнав Ясютина. Возможно подумал, не ищет ли молодой человек какого-то покровительства, не затеял ли интригу, и не подстроил ли с этой целью внезапную встречу в таверне? Хотя, как тут подстроишь, если только на Дженльмен Уок Рыночной площади их четыре, а Рыночной площадью Норидж не исчерпывается. Карету Воронцов имел собственную, а значит мог остановиться на отдых в любом месте.
Видимо мысль русского посла совершила путь той же тропой. Он расслабился. Но тут же напрягся вновь, перед ним встала следующая загвоздка. Свободных мест в зале осталось не так уж много. Время приближалось к обеду, на улице было прохладно, вдобавок несколько почтовых карет одна за одной прибыли совсем недавно. Посольские могли подсесть к Ясютину или к совсем незнакомым людям, они могли поискать другой постоялый двор или снять комнату, чтобы пообедать отдельно. И похоже подсаживаться к Ясютину Вронцов не желал.
Их единственная встреча состоялась во время продолжения многолетних переговоров по Нуткинскому кризису. Тогда Ясютин только-только прибыл в Лондон, а российски посол принял его и с интересом слушал целых два часа. Конечно, Воронцов получил от той встречи больше, чем Ясютин. Во всяком случае, представитель Виктории до сих пор не обрел формальный дипломатический статус. С другой стороны, его мысли по ведению переговоров были восприняты дипломатом благожелательно.
Ясютин усмехнулся. Та встреча окрылила его. Он было подумал, что пошел по верному пути и вскоре станет своим в дипломатическом корпусе Лондона. Но потом всё застопорилось. Ему не удалось ни получить аудиенции короля, ни быть принятым в Форин-офисе, ни хотя бы наносить визиты к другим дипломатам. За его плечами не стояла могущественная держава, его страна вообще не была признана, и у него не имелось предшественников, который передали бы ему дела. Ясютину только предстояло обзавестись знакомыми в компаниях, парламенте, среди газетчиков и людей искусства. Всё что у него имелось — некоторые знакомые Ивана Американца и моряки из Ярмута. С них он и начал.
Единственным преимуществом Ясютина было в том, что он отлично знал английский язык, а Воронцов по какой-то прихоти, будучи англофилом, так и не удосужился его выучить. Конечно, у русского министра имелись помощники, но их не позовешь на аудиенцию с кролем. Когда-нибудь это преимущество сыграет свою роль, но пока Ясютину аудиенции не светили. Он лишь мог свободно общаться с буржуазией и низами.
— Какими судьбами, господин Ясютин? — спросил Воронцов, преодолев подозрительность.
— Вот, еду в Грейт-Ярмут, Семен Романович, к старым друзьям, — не стал скрывать Ясютин. — Карета отправляется через час. А вы что же?
Воронцов явно сомневался, продолжать ли неудобный разговор, но всё же ответил:
— Представьте себе, мы едем туда же. В Ярмут. Дела. — Он повернулся к одному из своих спутников и перешел на французский. — Месье Жоли, будьте добры купить мяса и свежего хлеба. Мы поедим в карете.
Вот это новость! Ясютин знал, что после того, как один генерал русского корпуса был ранен, а другой попал в плен, император Павел не придумал ничего лучшего, как назначить командующим действующего дипломата. Это выглядело столь необычно, что многие в Лондоне заподозрили интригу, но суть интриги понять не могли. Так или иначе теперь Воронцову приходилось выполнять две работы, которые во многом противоречили друг другу.
Но зачем он отправился в Ярмут? Проведать российские корабли? Насколько знал Ясютин, там не осталось ни одного из них. На зимовку они встали в Спитхеде и соседних портах, а кто не смог туда пробиться из-за штормов, ушел на север в порты Шотландии. Ярмутский рейд не слишком подходил для зимней стоянки.