Хозяева океана

Глава 12 Конские широты

Тоска отступила не сразу. Митя и раньше не отличался особой разговорчивостью, а теперь вовсе молчал. Смерть Сашки Загайнова не выходила у него из головы. Сперва он даже не хотел верить этому. Мало ли, Кристиан мог напутать. Что для него матросы? Но постепенно пришло осознание, что друга детства среди живых больше нет.

В первые дни Митю одолевали порывы развернуть шхуну, догнать испанский бриг, атаковать его, потопить, сжечь! Он, конечно, понимал бессмысленность такого желания. Новая драка ничего уже изменить не могла. И от этого злость ещё больше кипела в нём, копилась, не находя выхода. Пока однажды, качаясь в койке после вахты, он не наткнулся взглядом на ларец. Его содержимое, вся эта чертова миссия, как бы воплощали в себе причину всего дурного, что произошло в последние дни. Из-за них погиб Сашка, из-за них «Незевай» вступил в бой и потерял кучу оснастки; из-за них Мите пришлось отказаться от плана заработать на гуано, сере или ценных животных.

И тогда злость вдруг превратилась в стремление. Стремление, как можно быстрее доставить ценный груз в Сосалито. Чтобы не зря.

Эта простая мысль заставила его вскочить с койки, словно движение человека могло помочь шхуне. Потом Митя немного успокоился и стал размышлять, как им ускорить ход?

Хода от Галапагос до Сан-Франциско чуть больше месяца. Но это если у вас в порядке оснастка и задувает хотя бы какой-то ветер. «Незеваю» не повезло ни с тем, ни с другим.

Паруса шхуны представляли собой обноски, каким побрезгует нищий. Грот порвался окончательно, на его место поставили фок с искалеченной мачты, на место фока приладили один из кливеров, а на место кливера топсель. Это выглядело нелепо, как если нарядить человека в шляпу с перьями, обуть сапоги, нацепить сбрую с саблей и пистолетами. Но при этом оставить без штанов и исподнего. Лишь стаксель оставался на своем месте и выполнял большую часть работы, с риском окончательно сломать мачту.

Запасной парусины оставалось впритык. Если какой-то парус порвет, они худо-бедно его залатают, а вот если унесет ветром, то нового уже не выкроят. Митя в очередной раз зарекся выходить в море без должных запасов. Как бы не поджимал бюджет, об оснастке следовало заботиться лучше. Он привык плавать вдоль знакомых и отчасти обжитых берегов, где всегда можно было найти помощь или по крайней мере добраться до ближайшего порта на остатках парусов. Но здесь, у испанских берегов, скорее получишь ядро в борт, чем какую-то помощь.

Что до ветра, то сколько Митя себя помнил, в такой продолжительный штиль он попал впервые. Корабельный журнал теперь заполняли однообразные записи. Дата, обсервация, указание прежних широты с долготой, упоминание штиля. На горизонте ни паруса, ни китов, ни суши, ни облачка.

Игуана сдохла через пару недель. Её пришлось выбросить за борт на радость плывущим рядом дельфинам. Наверное не стоило кормить её рыбой, но кактусами незевайцы не запаслись. Черепаха ещё держалась, хотя целыми днями не высовывала голову из-под панциря. Даже когда перед ней выкладывали тарелку с водой или орехи. К сожалению свежей зелени на борту не осталось тоже. Траву, что Сарапул успел собрать на острове, черепаха сожрала, а что не успела сожрать засохло. Митя запоздало подумал, что им, наверное, следовало заквасить побольше зелени в трюме, как делают в ямах землепашцы, готовя запас кормов на зиму. Но никто из них не был фермером и заранее о корме не позаботился. По крайней мере солнце черепахе не мешало. Она грелась часами, а если слишком пекло переползла в тень.

Шли дни. К Мите пришло если не успокоение, то умиротворение. Он всё равно не мог оказаться в Сосалито или Виктории быстрее, чем позволит ветер и состояние парусов. Все ухищрения уже были задействованы, все молитвы прочитаны, а все суеверные обряды совершены. Постепенно боль от потери друга ушла, Митя начал думать о вещах более отстраненных.

Многие особенно молодые капитаны мечтали найти следы двух кораблей Лаперуза. И не только они. Монархи европейские и те участие в поисках принимали. Многие страны снаряжали экспедиции, а простые купцы и компании, занимаясь привычной торговлей, попутно обшаривали острова Южных морей, мимо которых шли их корабли. В надежде, а вдруг французы спаслись где-то там? Двенадцать лет прошло. Срок небольшой, хотя и не малый. И почти сразу следом случилась та история с мятежом на «Баунти». Корабль вместе с частью команды тоже найти не могли. Но по правде говоря, помимо самих англичан мятежников никто особо и не искал. Невелика честь отправить бедолаг на виселицу. А вот Лаперуза искали.

Митя Чеснишин, когда ещё бегал подростком смотреть на шхуны, мечтал найти Ивана Американца. Действительно, было даже обидно, что столь легендарную личнсть никто даже не пытался искать. Подождали пять лет, вскрыли завещание. Конечно, расспрашивали и в Лондоне, и в Калькутте, и в Кантоне, у всех капитанов, шкиперов. Но специально искать не искали. Океан-то большой, а Иван Американец не только в Тихом океане плавал.

Возле испанских берегов Америки никто тем более не ищет. А ведь тут в основном необитаемые острова. Да и островов-то не слишком много. Позади остались Галапагосы, ещё дальше к югу тот островок, на котором жил Робинзон. В смысле, тот другой моряк, но с похожей судьбой. А впереди лежал почти бесплодный Сокорро и ещё несколько подобных клочков суши. Зайти на один из них? Поискать следы человека, кораблекрушения? Если бы не внезапная миссия, Митя возможно так бы и сделал. Ведь не мог такой человек, как Иван Американец, просто взять и пропасть. Про него столько всего рассказывали. И как он Бичевина из пыточного подвала вытащил, с крюка снял, и как коряков пленных с семьями у казаков отбил, и как Беньовскому помогал с Камчатки уйти, и Каха Хану на Оаху помог от претендентов отбиться, и мужиков из самой России в Калифорнию хитростью переправил. И всегда он выходил сухим из воды. А тут пропал.

Митя на миг представил, как шхуна подходит к островку, не обозначенному на картах, как команда спускает лодку, он исследует берег и находит хижину. А там Иван Американец сидит среди своих книг и его молодая жена готовит какую-нибудь снедь.

Чеснишин вздохнул. Учителя остерегали его от пустых мечтаний. Но что, как не мечты приводят людей на край земли?

Известие о войне Российской империи с Испанией он воспринимал куда спокойнее, нежели крушение «Бланки» и гибель товарища. На самом деле война не затронула в его душе ни единой струнки. Хотя немало озадачила. Россию Митя воспринимал далёкой страной, находящейся «где-то за Сибирью», откуда скорее всего вышел родом его отец зверобой Чеснишин. Но отца он совсем не знал. Только фамилию унаследовал. Так что с империей его ничего не связывало. А Испанская Америка находилась совсем рядом, можно сказать под боком. Она и сейчас, скрытая горизонтом, бесконечно тянулась по правому борту. Баха Калифорния, Альта Калифорния… вообще весь берег от южных пределов, от Горна до самого Сан-Франциско.

Как испанские, так и российские корабли уже захаживали в Викторию. Они даже устроили битву в проливе Нутка. И тогда флот Острова сражался против испанцев. С другой стороны, империю, хоть та и говорила на одном с тихоокеанцами языке, своей считать Митя тоже не мог. Отношения колоний с российскими чиновниками, ясачными казаками, промысловыми компаниями портились от года к году всё больше. Так что в войне двух претендентов на его родину, Митя не желал победы никому. Он лишь хотел, чтобы эта странная война прошла от них стороной. Однако, война могла прийти в Викторию, даже если её там не ждали и не желали.

В любом случае своих требовалось предупредить своих, как можно быстрее. А ветер как назло опять стих. На этот раз штиль застал их совсем рядом от цели плавания.

Если бы не война, Митя постарался бы подойти поближе к берегу, поймать бриз. Но испанцы воспринимали русские колонии, как занозу в прекрасной испанской заднице. Они могли воспользоваться войной, чтобы решить вопрос с незаконными на их взгляд поселениями. И если они вздумают всё же ударить, то рандеву кораблям почти наверняка назначат у Калифорнийского полуострова, или даже немного севернее, у Сан-Диего или Монтерея. Израненный вражеский корабль они воспримут как отличную цель для практических занятий.

Поэтому Митя держался подальше от берега.

До Золотых ворот оставалось несколько сотен миль и отсутствие хода особенно раздражало. Восемь дней почти полного штиля так близко к родной земле их чуть не добили. Настроение у людей падало с каждым днем. Появилась раздражительность. Когда Малыш Тек попытался вновь настроить гитару его обругали. Впрочем, особой злобы, Митя не заметил. Хорошо, что на шхуне небольшая команда. Как бы не измотало их плавание, они продолжали держаться вместе, даже если подшучивали друг над другом или ругались. Он знал, что на промысловых судах, где в тесноте обитало много случайных людей, нередко случались бунты. Однообразные дни доводили людей до исступления. Иногда убивали шкиперов, передовщиков, приказчиков, а потом и сами тонули, не имея возможности грамотно проложить курс. Или добирались дикого берега, где попадали в рабство к индейцам, чтобы влачить годами жалкое существование.

Лучшим средством от исступления и злобы являлась работа.

Так что Сарапула, пользуясь вынужденной стоянкой, опустили на беседке к ватерлинии, чтобы он почистил борта от наростов. Несмотря на безветренную погоду, волны вокруг ходили порядочные. Какие-то невидимые шторма разгоняли их по всему океану. Матрос то погружался по грудь, то полностью оказывался в воздухе. Прицепленным к футштоку скребком он пытался достать, как можно дальше, доV-образного днища шхуны. Получалось у него не очень. Живность южных широт накрепко цеплялась к обшивке, скрадывая и без того небольшую скорость.

— Твари сожрут кораблик раньше, чем мы выберемся отсюда, — мрачно заметил Барахсанов.

Пулька тем временем прокручивал через мясорубку ненавистную солонину. Консервы кончились ещё на Галапагосах. Солонины, впрочем, тоже осталось немного. Вскоре они перейдут на пустые каши. Благо запасов воды ещё хватало.

— Поэтому широты и называются конскими, — сказал Барахсанов. — Приходится пить воду ведрами и кушать одно зерно.

— Тогда бы их назвали птичьими, — возразил Малыш Тек.

Сарапул дотянулся до края борта и выложил на палубу несколько крупных раковин.

— В Средиземном море такие едят, — сказал Пулька и почесал волосатую грудь.

— Здесь они едят нас, — ответил Барахсанов, и ногой отправил подозрительные ракушки обратно в воду. — Помните как от раковин померли промышленники Лебедева?

— Они сожрали их летом, в месяц без буквы «р», — возразил Пулька.

— Здесь лето круглый год, — сказал Барахсанов.

Митя в разговоры не вмешивался, только вздыхал. После почти годового плавания некоторые владельцы шхун возвращаются богачами. С трюмами полными китайским или индийским товаром, с сундуком серебра или золота. Чеснишин возвращался, если можно так сказать, налегке. Трюмы пусты. Команда злая и голодная. Сквозь паруса можно читать газету, а от дерева легко отколупать ногтем щепку. Шхуна явно доживала свой век. Год-два без капитального ремонта и её придется списать. Тогда уже и на дрова её, пожалуй, никто не купит. Пропитанное смолами и ядовитой краской корабельное дерево и без того брали только для отопления фабрик и паровых машин.

— Лишь бы черепаха не сдохла, — заметил Митя. — Иначе мне нечем будет вам заплатить.

— Мудрые люди не зря разделяют купцов и моряков, — произнес Барахсанов. — Одни должны торговать, другие пересекать моря. У каждого своя работа.

— Твой дядя прекрасно справлялся с обоими.

— Он ещё и промыслами занимался, — осклабился Барахсанов. — Но он не ходил проторенными путями. Поэтому мог получать огромную прибыль.

— А мы что, сильно проторенным пошли? — возмутился Митя. — Много ли судов на Галапагос заходит?

— Достаточно. Всякий бостонец, что через Горн к нам на меховые торги идёт, на Галапагосах остановку делает.

Кажется Барахсанов задался целью вывести шкипера из себя.

— Где же теперь взять непроторенные пути? — спросил его Митя.

— На то они и непроторенные.

В интонациях Барахсанова слышалось, что уж он-то справился бы с задачей легко. Удивительно, что сам до сих пор в помощниках ходит.

— Ветер, кажись, — произнёс Малыш Тек и тем прервал напряженный разговор начальников.

Команда оживилась.

— Доставайте Сарапула! — распорядился Митя.

Они проскочили Фаралонские камни, где имелась станция Складчины. И в принципе могли передать весточку смотрителю, который передал бы её дальше с заходящими кораблями. Но остановка задержала бы «Незевай» не меньше чем на сутки, так как подобраться к скалистому острову было непросто. А Митя не хотел терять время. В городе он скорее сможет исполнить долг, а заодно и найти попутный груз до Виктории. Так что они повернули прямиком к Золотым Воротам.

Когда шхуна появилась у набережной Сосалито, на неё мало кто обратил внимание. Бедность независимых шкиперов давно стала поводом для острот. Ещё один пополнил ряды неудачников. Только и всего.

Город выглядел необычно. Только вдоль набережной дома выстроились в какое-то подобие линии — фасад к фасаду. С витринами, вывесками, рекламными надписями и рисунками. Здесь стояли капитальные дома из белого камня или побеленного кирпича. На склоне же никаких линий или террас организованно не было. Дома располагались хаотично, тут и там. Что важно, будучи по большей части деревянными, они стояли далеко друг от друга, вразнобой по всему склону. Возникни в каким-то из них пожар, он вряд ли перекинется на соседей. Лестницы всевозможных конструкций спускались по склону от домов к набережной. Всё стальное пространство заполняла зелень. Сосны, кипарисы, кедры, кусты. Березы, ивы, фруктовые деревья тоже начали зеленеть. Начинали цвести вишни и яблоки, готовясь наполнить ароматом весь город. Впрочем для моряков, что недавно парились в тропиках, погода казалась прохладной.

Они попали в Сосалито в самое неудачное время. Когда урожай прежнего сезона уже вывезен без остатка, а новый еще не подошел. Мало того, как раз в это время сюда начинают прибывать шхуны с промышленными товарами из Виктории и Эскимальта, с углем из Нанаймо, а их шкиперы ищут попутный груз на обратный путь. Обветшалый кораблик Чеснишина им конкуренцию составить не мог. Им даже заплатить за место у пирса было нечем, так что якорь бросили посреди залива Онисима.

Первым делом Митя собирался передать весть о войне и крушении «Бланки» какому-либо казенному лицу и тем самым избавить себя хотя бы от одного из двух обязательств. Складчина имела агентов в каждом крупном селении. Они распоряжались выделенными средствами, следили за соблюдением договоров, собирали и распространяли информацию, в общем держали руку на пульсе. В Сосалито агентом служил некто Волков. Его адрес знал в городе каждый и Мите сразу указали на красивый дом из белого камня.

Однако, агента на месте не оказалось. Соседи ничего толком сказать не могли, но заметили, что раз на окнах ставни, то Волков ушел надолго. Не оказалось в городе и капитана местной роты конных мушкетеров, который мог бы подсказать, к кому обратиться. Не нашлось ни офицера гвардии, ни моряков с Берегового Патруля. Ближайший начальник, способный принимать хоть какие-то решения, находился аж в Сан-Франциско.

Остальных горожан и заезжих торговцев новости о войне, казалось, вовсе не волновали. Они отмахивались, говорили, что через неделю-две кто-то да появится, а пока незачем попусту гнать волну. Всё равно война их не касается и сделать они ничего не могут. Сонное царство.

Беспечность людей немного раздражала Митю. Он только что выдержал непростое плавание, потерял друга детства, привез важный груз, а обществу хоть бы что. Никто не бьет в набат, готовясь к возможному нападению; никто не спешит на помощь попавшему в беду кораблю, никто даже не считает нужным подсказать молодому шкиперу, что следует делать?

Единственное что Митя мог выполнить сам, это доставить груз с «Бланки» по назначению. Где находится институт ему уже рассказали, подсказали и кого там нужно спросить. Но так как уже стемнело, визит пришлось отложить.

— Пулька, завтра пойдешь с мной, — сказал шкипер.