Хозяева океана

Глава 22 Пушки Виктории

Митя не желал пускаться в дальнее плавание без испытаний и хотел посмотреть, как повлиял на шхуну ремонт, а в особенности кормовые постройки. Поэтому для начала «Незевай» совершил кроткий выход во Внутреннее море. Они прошли до мыса Флэттери и вернулись обратно. Его опасения развеялись. Несмотря на неприятную погоду (течения и ветры создавали в проливе хаотичное волнение), шхуна показала себя неплохо. Шла быстро, во многом благодаря чистой обшивке, не уваливалась, не кренилась. За почти полные сутки плавания Митя постарался изучить новый норов «Незевая». Команда по его слову меняла паруса, переливала воду из одних балластных бочек, в другие, а он определял на глазок лучший дифферент. Тяжелая корма вызывала у Мити особое беспокойство, пока опытным путем он не установил, как расположить балласт, чтобы компенсировать лишний вес.

После испытаний шхуну вновь поставили у Главной набережной, напротив Адмиралтейства. Со всеми приобретенными украшениями она выглядела здесь уместно. Не какой-нибудь задрипанный китобой или грязный угольщик. Благородный зверь, готовый вновь отправиться на край света.

На протяжении следующих нескольких дней, пока шла погрузка, к шхуне стекалось всё больше и больше людей, как участников экспедиции, так и лиц, заинтересованных в её успехе, а также провожающих, родственников и любопытных. Личные вещи, припасы, грузы, оружие складывались на набережной и понемногу размещались в корабельном чреве.

Кроме шести незевайцев в путь собиралось посольство. Возглавляла его Галина Ивановна Эмонтай, которая отвечала в Складчине за связь с иностранными державами и морскую торговлю. Её молодой секретарь Андрей Ильичёв относился к новому поколению уроженцев Виктории. Как и Митя он считал Остров своей родиной и не признавал никаких других флагов или монархов. Два помощника, Мамун и Вэнь, напротив, относились к старому поколению и мало того являлись выходцами из Азии. Оба они пусть и не числились сотрудниками Складчины, отправились с посольством благодаря своему опыту. Они хорошо знали архипелаг и соседние страны, знали китайский и малайский языки. Мамун по слухам принадлежал к воинственному племени буги, а Вэнь был в прошлм кантонским китайцем и кузеном Шэня, что ходил шкипером в компаниях Якова Семеновича Рытова.

Ещё двоих следовало отнести скорее к прислуге. Мало кто в Виктории постоянно держал слуг. В основном в этом качестве использовали только что выкупленных или полученных в дар от индейцев рабов, которых требовалось ввести в общество, обучить языку и какому-нибудь делу. Галина Ивановна, однако, рассудила, что на корабле и при посольстве повар (то есть кок) и стюард будут кстати. Она решила задачу просто — перевела двух человек из персонала своего клуба «Олимп». Шимона назначила стюардом, а клубного повара Льва Янгаева соответственно коком.

К экспедиции присоединились и представители промышленных кругов. Первым был колоритный купец Афанасий Титыч с типичной русской бородой и предпочитающий всем одеждам длиннополый кафтан. Второй выглядел полной противоположностью Афанасия и относился к тому же юному поколению, что Митя Чеснишин или секретарь Андрей Ильичёв. Разве что поприщем выбрал коммерцию. Макар Гостинцев работал приказчиком у крупного промышленника Игоря Павловича Кондратьева. Поскольку тот не мог отправиться в путь сам, то решил испытать в деле Макара.

Из провожающих чаще всего появлялся на набережной Алексей Петрович Тропинин со своим секретарем Гришей, который как оказалось, был сыном директора сельскохозяйственного института в Сосалито. Тропинин следил за погрузкой пушек, припасов, многие из которых выделывались на его заводах. Внимательно следили за погрузкой и Митя с Барахсановым. От правильного распределения груза в трюме во многом зависел успех перехода через океан.

На самое дно поместили новинку — несколько запаянных железных бочек с водой. Каждая вмещала пятьдесят британских винных галлона и Тропинин утверждал, что вода в них не испортится в течение года. Бочки считались неприкосновенным запасом. Учитывая большое число пассажиров такая страховка не выглядела лишней.

Вместе с бочками вниз поместили орудия, предназначенные в подарок местным властителям или на продажу. И бочки с водой и орудия выполняли роль балласта. Это пришлось кстати, потому что бесполезный балласт из камней уменьшил бы и без того небольшую грузоподъемность шхуны.

Погрузкой руководил Пулька, большой знаток правильного размещения грузов.

На набережной орудийные стволы и бочки смазывали густым китовым жиром и оборачивали холстом. Затем опускали на самое дно трюма и крепили деревянными распорками. Бочки с водой весили около тонны. Дюжина орудий тянула на шесть тонн. Запас ядер к ним весил немногим меньше. И ещё столько же приходилось на полевые лафеты. До прибытия на Риау эти орудия не собирались поднимать из трюма, всё равно стрелять с палубы небольшой шхуны они не годились, для обороны предназначались куда более легкие карронады «Незевая» и сверхлегкие четырехфунтовые пушки гвардейцев.

— Хотите вооружить артиллерией дикарей? — с сомнением спросил Митя у Тропинина.

— Не такие уж они и дикари, — пожал тот плечами. — Голландцы противились передаче пушек туземным вождям. Этим можно воспользоваться.

— Англичане уже воспользовались, — заметил Мамун. — Продавали и дарили пушки султанам, точно обычные мушкеты. Потом и французы предлагали орудия союзникам. И султаны перепродавали друг другу. Голландские запреты приносили им пользу только на больших островах, внутрь которых иностранцы не проникали. А на Бинтане, допустим, пушками только что на прилавках не выкладывали.

— Но наши пушки легче, мощнее, а наш порох лучше, — усмехнулся Алексей Петрович. — Вы им это продемонстрируете.

Двенадцатифунтовые пушки весили почти по полтонны каждая, четрехфунтовые были в половину легче. По весу получалось куда меньше английских образцов того же калибра. Потому что пушки на заводах Тропинина, во-первых, выделывались из кованной стали, а во вторых, имели стволы короче на треть, приближаясь в размерности к карронадам. Однако, карронадами они не являлись, а за счет более мощного пороха и тщательного соблюдения всех размеров, стреляли как нормальные орудия своего калибра.

На одни только орудия посольство не рассчитывало. Связки мехов, обернутые холстом, нефритовые безделушки (четки, браслеты, фигурки зверей и даже нефритовый фалос), золотые украшения и прочие ценности грузили в казёнку, в несгораемый шкаф Галины Ивановны.

— Возможно нам придется одаривать десятки людей, прежде чем мы доберемся до тех, кто принимает решения, — пояснила она.

Монетой тоже не пренебрегали. Ларец с казной занял свое почетное место в хранилище. В основном его содержимое составляли пиастры, как наиболее ходовая и известная в Азии монета, а также золотые гинеи.

Тоже в глубине трюма, но в большей доступности, укладывали бочки с водой. Они служили не только в качестве запаса, но и для регулировки дифферента. Перекачать воду с помощью помпы было легче, чем перетаскивать ядра и перемещать пушки. Ящики с виски, бренди и ромом, напротив, старались уложить так, чтобы добраться до них оказалось сложнее.

— Боятся, что мы доберемся до выпивки, — предположил Пулька с усмешкой.

Любое начальство он воспринимал как стихийное бедствие, к которому легче приспособиться, чем вставать на пути.

— Меха и бутылки с бренди всегда держат отдельно, — сказал ему Барахсанов. — Их даже в одой упряжке никогда не возят.

— Почему? Боятся испортить пушнину?

— Нет. От трения меха о стекло вырабатывается электричество, и если его будет много оно может поджечь корабль, тем более если бутылка разобьется.

Сарапул с опаской посмотрел на ящики, исчезающие в трюме.

— А рядом с порохом? — спросил он.

— От пороха электричества не бывает, — со знанием дела заявил помощник.

Митя, как часто случалось, не смог понять, шутит ли помощник или действительно рассказывает о научном факте, вычитанном в книжке. Но как и раньше уточнять не стал, чтобы не ронять репутацию.

Выше прочих грузов укладывали корзины, бочки и ящики с продовольствием. Консервы, лимоны, связки лука, бочки с картофелем, пересыпанным песчано-меловой смесью. На этот раз на борт не взяли никакой солонины. Хотя дежурная бочка соли на корабле имелась всегда. Солонину в отличие от консервов можно было приготовить самим, нашлась бы подходящая дичь.

С посольством отправлялась рота гвардейцев, составляющая большую часть пассажиров. Рота была неполной — двадцать четыре человека, — обычное дело для Виктории. Даже в Северном патруле часто обходились дюжиной солдат на борту. Слишком уж затратным оказалось содержание войска для Складчины, а считать деньги Правление умело. Но тут дело другое — посольство. Ему требовалось придать лоск.

Командовал ротой лично полковник Раш. Хотя командующему гвардией вроде бы не пристало отправляться на другой край океана с неполным взводом, Раш являлся одним из немногих людей, кто уже бывал на нужных им островах. Он мог дать совет, а также придать посольству дополнительный вес.

Сейчас трудно было узнать в полковнике представителя народности кхаси (о которой Митя слышал лишь краем уха). Его смуглая кожа, широкий нос, азиатские черты лица сами по себе не говорили ни о чем. Чукчи, гавайцы и даже калифорнийские креолы имели те или иные похожие признаки, а глаза Раша скорее походили на европейские. Если добавить к этому аккуратную седину, офицерский мундир, пышные усы, чистую английскую и русскую речь, то образ полковника становился и вовсе неуловимым. Раш был типичным продуктом плавильного котла под названием Виктория, как называл это господин Тропинин.

Митю, однако, озаботила проблема иерархии.

— Полковник будет руководить своими людьми. Но на борту главный вы, Чеснишин! — заверила Галина Ивановна. — В случае боя или шторма, смело ставьте гвардейцев к орудиям и шкотам.

— Я ещё даже не получил патент лейтенанта, — со вздохом поведал ей Митя. — И вряд ли успею сдать все экзамены перед отплытием.

— Я знаю, — улыбнулась Галина Ивановна. — Вам придется подучить военно-морское дело в дороге, а ваш патент будет у меня. Вы получите его как только возникнет необходимость.

— Необходимость?

— Нам возможно придется встречаться с большими людьми и ваш статус лучше поднять. Для этого вам даже заказали мундир. Кстати… — она задумалась. — Андрей, будьте так добры сходить на Английскую улицу в мастерскую мистера и миссис Робинсонов. Передайте им, что господин Чеснишин явится на примерку завтра, а если до отплытия мундир не будет готов, пусть отдадут как есть, я в дороге поправлю.

Помощник умчался на Ярмарку. А Митя вздохнул. Вот ещё новость, мундир.

— Надеюсь, вы найдете завтра время для визита к портному? — спросила Галина Ивановна у Мити.

Он кивнул. А куда деваться? Коготок увяз, всей птичке пропасть.

— Отлично. Так же я имею полномочия вручить вам патент и в том случае если мы вступим в бой. Чтобы нас всех не повесили, как пиратов. Вы главный, но если вдруг придется вести бой, лучше прислушивайтесь к советам Раша.

— Но если европейцы не признают наши патенты, какой в них смысл? — спросил Митя. — Нас всё равно могут повесить как пиратов.

— Не мне вам напоминать, но Складчина своих не бросает, — заверила Галина Ивановна. — Если нас не удастся выручить, то будьте уверены, за нас отомстят. Хоть англичанам, хоть кому угодно.

Гвардейцы явились, что называется, во всеоружии. Каждый имел винтовку, дробовик, а также кроткую, но массивную абордажную саблю. Всё это аккуратно сложили в носовом кубрике. Однако, основная огневая мощь гвардии заключалась в пушках. В отличие от подарочных, их не убрали в трюм, а поставили в казёнке. По одному орудию в каждой каюте.

Если пушки, предназначенные для дарения туземцам, являлись просто улучшенными орудиями системы Грибоваля, то четырехфунтовки гвардейцев предполагали совершенно иную философию ведения огня. Их основным выстрелом являлась оперенная граната с готовым метательным зарядом и капсюлем, который накалывался подпружиненной иглой. Иным был и пороховой заряд и сам состав пороха. Благодаря новшествам лёгкие пушки стреляли быстрее, дальше, используя меньшее количество пороха. При этом ни могли наносить ущерб куда больший, чем, крупные калибры морской артиллерии.

Правда долго вести огонь они не могли. Раскаляясь стволы резко теряли в точности и дальности стрельбы падала. Но стратегическая философия Острова и не предусматривала кровопролитных сражений. Если противник оказывался слишком сильным, войска отступали, чтобы бить его из засад.

Каждое из орудий могло использоваться как с палубы так и на суше. Стоило лишь заменить скользящий лафет на полевой с большими колесами. Полевые лафеты тоже погрузили на шхуну.

Отдельно и с большой осторожностью на борт занесли ящики с боеприпасами. Их уложили в помещения под казёнкой, где расположились сержанты, помощники и приказчики.

Наблюдая за погрузкой Митя поежился.

— Не волнуйтесь, Чеснишин, — сказал Раш. — Гранаты разобраны, взрывчатые вещества залиты воском и надежно упакованы. Детонаторы мы храним отдельно.

На патрульных шхунах гвардейцы выполняли роль канониров. Благодаря продуманной конструкции, каждое орудие обслуживало всего четверо, хотя в крайнем случае могло хватить и двоих. Пушку не требовалось прочищать и банить после каждого выстрела, следовало просто вложить в жерло следующую гранату и догнать её специальным прибойником. Не требовалось прокалывать заряд, вставлять в запальное отверстие фитиль, поджигать его. Порох не занимался даже от раскаленного ствола, так как обычный заряд помещался внутри хвостовой трубки, а усиленный обматывался колбаской вокруг неё.

— Мы отправляемся в опасные воды, — сказал Раш, похлопав ладонью по стальному стволу. — Но с такими орудиями нам не страшны даже англичане.

Утверждение было, на взгляд Мити, слишком оптимистичным.

— Однако вы должны запомнить вот что, — добавил Тропиин. — И пушки, и снаряды к ним, ни в коем случае не должны попасть в чужие руки. Если вы кажетесь в безвыходной ситуации на большой глубине — смело бросайте их за борт. Если на мелководье или на суше, то у каждой имеется специальный заряд, которым можно разнести орудие на куски. Это обязанность полковника и его гвардейцев, но мало ли что…

Митя со вздохом кивнул.

Помимо прочих вещей так или иначе связанных с плаванием и дипломатической миссией, на борт погрузили несколько ящиков с пустыми бутылками. Не совсем с пустыми. В каждой был насыпан песок, положена медная монетка и записка с просьбой переслать записку в Викторию с указанием даты и места находки. Монетку клали не для оплаты отправления, на честность никто не рассчитывал, но чтобы приохотить жителей берегов и моряков к поискам. Среди моряков утвердилось поверье, что такая монетка приносит счастье и оберегает от гибели в пучине. Правда мнения расходились, нужно ли её бросить в море, после изъятия из бутылки, или проделав дырочку повесить на шею. Барахсанов считал, что эти слухи распространяет Университет, дабы получить больше сообщений. Но даже если кто и подозревал хитрость, отказываться от лишнего оберега не рисковал. Мало ли что?

— Сто штук из ящиков помеченных красным, нужно выпустить в середине моря, возле Коралловых островов [Спартли], — напомнила Варвара Ивановна, директор Университета. — А другие сто штук у входа в Малаккский пролив.

Университет и Морское училище занимались этим уже много лет, хотя отзывов приходило немного. Тем не менее, основные течения Тихого океана им удалось установить. Насколько понимал Митя, потребуются еще годы и годы, чтобы определить как они меняются в зависимости от сезона. Но вот Южно-Китайское море оставалось абсолютно неизученным. Что уж говорить о течениях, если даже сотни островов не были толком нанесены на карты, хотя европейцы регулярно пересекали это море вот уже несколько веков. И если на севере возле Кантона бутылки выпускались регулярно, так как туда плавали многие из Виктории, то в середине моря и на юге их бросали всего раз или два.

Провожать шхуну в плавание пришли лучшие люди города и начальники решили устроить нечто вроде банкета. На полуюте установили большой стол с креслами, позаимствованными в Адмиралтействе. Над столом от солнца и возможного дождя натянули брезент. Обслуживали банкет сотрудники «Олимпа», а готовые блюда поставляли из «Императрицы».

— Вы неплохо потратились, Галина Ивановна. — сказал Тропинин.

— У клуба нашлись свободные средства на угощение, — ответила она.

— Я имею в виду не банкет, а экспедицию вообще.

— Ах это! — на улыбнулась. — Да, я собираюсь использовать кубышку до донышка. Дело прежде всего. Вы могли бы сэкономить, предоставив нам «Елену», но увы…

— Ахах, прекратите меня попрекать. Дело сделано. Чего уж там. — Тропинин поднял стеклянный бокал с калифорнийским хересом. — Я хочу поднять тост за наше будущее, за молодых людей, за тех, кто родились уже здесь. Чем бы ни сейчас не занимались, промыслами, ремеслом, наукой, управлением. Им придется продолжать наше дело.

Молодые люди, которыми восхищался Тропиинн сидели здесь же, за общим столом. Секретари, приказчики, помощники. Все получили образование в Университете и Митя чувствовал себя среди них как деревенщина. Вот Барахсанов легко стал бы для умников своим, он мог ввернуть что-нибудь из латыни, упомянуть недавно прочитанную книгу. Мите же ближе казались гвардейские сержанты Аляпа и Хиггинс, хотя и тот и другой даже не родились в Америке. Аляпу привезла Чукотская компания, которая время от времени пополняла колонии молодыми чукчами и коряками желающими «стать на путь Ворона». Они поступали на флот или в гвардию, в мушкетеры или в компанию Шелопухина. Аляпа едва выучил русский, наук не знал вовсе, но зато оружием и военным делом владел лучше многих. Хиггинс и вовсе когда-то был браконьером, но попался и был отправлен матросом на Королевский флот. Он прослужил три с лишним года, пока в Галифаксе ему не представилась возможность сбежать. А там он уже на торговом бриге попал на северо-западное побережье.

Митя задумался и не успел опустошить кружку вместе с остальными. Тем временем Алексей Петрович точно хищник, что остался без обеда, начал высматривать новую жертву и остановил взгляд на нём.

— Вы не допили? — делано удивился он. — Не хочу совать свой нос, куда не просят, но насколько вы готовы к такому плаванию, господин Чеснишин? Я ничуть не сомневаюсь в вашей отваге и храбрости вашего экипажа. Но что на счёт опыта? Вам приходилось бывать в Южно-китайском море?

— Нет, — спокойно признал Митя. — Но мы с помощником изучили все карты и записи, что смогли достать в морском архиве.

— Это море полно опасностей, — заверил Тропинин. — Оно опасно в плане навигации, так как там много не нанесенных на карту рифов и островов. А также по причине войн и пиратства.

Кажется, вопрос о компетенции стал всего лишь подводкой для истории, которую Тропинин им с удовольствием поведал.

— Всего каких-то двадцать лет назад, когда мы впервые прибыли туда, остров Бинтан в архипелаге Риау считался благословенной азиатской Тортугой. Тортуга, кто не знает, это в прошлом пиратский островом в Карибском море. Не то, чтобы именно в архипелаге водилось особенно много пиратов, но там можно было продать и купить что угодно, от опиума и олова, до корабельных пушек и рабов. Нанять людей, оснастить корабль, обменять испанское серебро на португальское золото, даже оформить вексель на Кантон.

Тропинин прикрыл глаза как бы вспоминая молодость.

— Но вскоре после нашего визита… — продолжил он и запнулся. — Когда пришли голландцы, Мамун?

— В восемьдесят четвертом, — ответил тот.

— Да. В восемьдесят четвертом голландцы решили покончить с пиратством в водах, которые они считали своими.

— У них получилось? — с недоверием спросил Митя.

Насколько он знал искоренить пиратство в китайских морях не удавалось пока никому.

— Ну, нет. Голландцы ничего не смогли противопоставить тамошним проа. Охотиться за ними на фрегатах было все равно что бить комаров чугунным ядром. Даже корветы с медной обшивкой мало что могли сделать. Проа обгоняли самые легкие и быстрые патрульные корабли, уводя из-под носа голландцев контрабанду, нападая на торговые суда, на поставщиков продуктов. Тем самым вредя интересам Ост-индийской компании.

— И что же голландцы? — спросил Андрей.

— Они сделали ставку на скорострельные легкие пушки и гаубицы с разрывными снарядами.

— Флотские не любят разрывные снаряды, — заметил Чихотка. — Да и гаубицы тоже.

— Это так. Но в Голландской Индии властвовала компания. Её руководители имели более гибкий ум.

— Однако фальконеты и гаубицы им не слишком помогли, — добавил Мамун. — Всякую мелочь они истребили, тут спору нет, но остальные просто стали сбиваться в крупные армии и использовать более крупные корабли. Легкие проа вели разведку, а джонки наносили главный удар.

— Это так, — согласился Тропиин. — Кстати, наши разрывные снаряды не чета голландским или британским. Мы разнесем даже корвет при удачном выстреле. И это станет хорошим предложением, если деньги не заинтересуют султана Махмуда.

— Мы же не собираемся предлагать ему оперенные гранаты? — обеспокоился Раш.

— Нет. Но продемонстрировать их мощь будет можно. А султану мы предложим не гранаты, но защиту.

Все согласно кивнули.

— Голландцы вновь изменили тактику, — продолжил рассказ Тропинин. — Они попытались выжигать пиратские гнёзда, то есть нападать на их береговые базы. Проа обычно вытаскивали на берег и там они становились столь же уязвимы как выброшенные на сушу киты. Далеко не всегда операции заканчивались удачно. Проа стали оттаскивать подальше от воды, выводя за пределы действия корабельной артиллерии. Поэтому голландцам приходилось устраивать десанты.

— Бинтан, на который мы отплываем, как раз находился в руках воинов буги, когда его штурмовала голландская эскадра ван Браама — вновь добавил Мамун. — Успех ему обеспечили скорострельные двухфунтовые пушки и плоскодонные десантные лодки, с которых отряды пехоты быстро выгружались на берег. А также шпион по имени Даин, который выдал удобные проходы среди островов и расположение укреплений.

Имя шпиона прозвучало с явным презрением. Мамун словно вновь стал воином буги, а не торговцем, и пожелал поквитаться за предательство.

— Голландцы ушли оттуда из-за Французской революции? — спросил Барахсанов.

— Не сразу, — сказал Мамун. — Махмуд Риаят Шах нанял пиратов с Калимантана и они вышибли голландцев. Однако и самого султана тоже отправили в изгнание. Но их власть продлилась недолго.

— Да, голландцы вернулись, поставили крепость и связали султана Махмуда кабальными обязательствами, — подхватил Тропинин. — Вот тут подоспели европейские события. Французская революция перевернула шахматную доску. Перемены произошли в самой Голландии. Она стала Батавской республикой. Компания утратила влияние. А колонии лишились покровительства метрополии.

— Несколько лет назад Махмуд Риаят Шах восстановил свою власть, — сказала Галина Ивановна. — И теперь появилась возможность вступить в партию нам.

— К сожалению мы перестали отправлять корабли в Индию, а только они заходили в Таджунг Пинанг. Поэтому самых свежих сведений у нас нет. И это заставило беспокоиться уважаемую Галину Ивановну. Потому что англичане не дремлют и обязательно попытаются откусить кусок от голландской Ост-индии.

— Но вы не считаете это опасным? — спросил Митя.

— Я считаю, что они будут заняты более жирными целями — Явой, Суматрой, Калимантаном, а также Малаккой. На мелкие острова они обратят взор нескоро.

— Но я так не считаю, — возразила Галина Ивановна. — Потому что интересующий нас архипелаг запирает Малаккский пролив. Так что создание базы на одном из островов вполне логично и может стать первоочередной задачей.

Начальствующие поспорили. Митя не мог принять ни одну из сторон, потому что не обладал полнотой знаний, а звучащие аргументы были убедительны у обоих. Хотя на самом деле разногласий между ними оказалось не так много.

На прощанье Тропинин сказал Мите:

— Чтобы вы не услышали от меня ранее, господин Чеснишин, помните, что это очень важная миссия. Нас не пускают на рынки других стран. А внутренний рынок слишком мал. И мы видим выход в том, чтобы создать в Азии порто-франко. Это иностранное слово означает порт свободной торговли. Никаких ограничений, пошлин, монополий, таможни. Пусть все желающие приезжают туда торговать. Для этого нам нужен один из островов архипелага Риау. И хотя почти каждый остров на глобусе входит в чью-то сферу влияния, сейчас Европа втянулась в эпоху войн. Сферы будут перекраивать. Мы должны урвать свой кусок, пока есть возможность. Тем более, что мы не европейцы, мы не зависимы от их договоров и можем напрямую договариваться с местными властителями.

Отправление вышло шумным. Провожающих собралось наверное несколько сотен, всем хотелось посмотреть на красивую шхуну под парусами. Береговая команда отдала швартовы, а буксирный пароход компании Аткинсонов потащил «Незевая» к открытому морю. Гвардейцы выстроились на палубе, члены посольства стояли на полуюте, шкипер у штурвала, помощник у сигнальной пушки, остальная команда возле мачт и парусов.

Впервые «Незевай» поднял кроме «Большой медведицы» синий со звездой вымпел Морского резерва. Это придало действию особенную торжественность.

Гвардейцы нацепили красные плащи и выглядели на один манер, хотя все они вышли из разных народов трёх частей света. В одном строю стояли чукчи, салиши, русские, англичане — все рослые, как на подбор. Впрочем не как, а именно на подбор. И подбирал их лично полковник Раш. Он не желал ударить лицом в грязь.

А вот команда «Незевая» ещё не прониклась строевым духом, разве что ради праздника повязала синие шейные платки. В остальном оделись кто во что горазд. Куртки на голое тело, рубашки, футболки. Штаны у кого по колено, у кого до лодыжек; из парусины, из шерсти, из замши. Лишь шкипер и помощник носили чулки с башмаками, остальные шлепали по палубе босыми ногами. На голове шкипера красовалась потертая фетровая шляпа с загнутыми полями, Барахсанов предпочитал такого же фасона соломенную. Малыш Тек одевал азиатскую нон ла в виде правильного конуса, а Сарапул с Пулькой носили сшитые из войлока рыбацкие шапки и такую же нацепили на юнгу.

Со Старого форта ударила пушка, ей вторила пушка форта Сонги. Барахсанов ответил обеим салютом из фальконета. Наконец, порт остался позади, буксир отвалил, и шхуна оказалась полностью во власти океана и шкипера.