Хозяева океана

Глава 20 Частная война

Что именно в рассказе Чеснишина задело Алексея Петровича, Гриша так и не понял, но начальник его стал сам не свой. Грише приходилось видеть людей, что намеренно ищут ссоры. Среди мальчишеских ватаг, матросов в припортовых кабаках это обычное дело. Так ведут себя и молодые индейцы, стремящиеся показать другим удаль. И тогда они готовы придраться к любому слову, неосторожному жесту, чтобы начать драку.

В отличие от уличных забияк, Алексей Петрович захотел учинить драку не с каким-то прохожим, а с целым народом, даже с империей. А Гриша не мог понять, в чём причина? То ли начальник разозлился из-за нападения испанского корвета на «Бланку», то ли припомнил какие-то старые счёты, а нападение лишь стало поводом поквитаться, то ли его как-то задела война между Испанией и Россией.

Колонии русских промышленников с самого начала граничили с испанскими владениями, даже сам Остров формально считался испанским. Но до сих пор ни у кого не возникал желания ввязываться в масштабный конфликт. Стычка в заливе Нутка показала, что каждая сторона может только потерять от войны. Да и сам Алексей Петрович еще вчера считал точно так же.

И вдруг все изменилось. Первым делом начальник решил созвать Правление. Его предложение, однако, не поддержали. Никто из коллег не желал бросать дела ради единственного вопроса. А возглавляли Складчину как правило люди занятые. Многим пришлось бы ехать в Викторию из отдаленных мест.

Существовал другой, более сложный путь принятия решений. Для этого Алексею Петровичу следовало лично нанести визиты и опросить каждого члена Правления. И с тех, кого удалось убедить, взять расписку. И вот если бы его поддержало большинство, то вопрос мог считаться решенным.

Этот путь потребовал бы много времени, которое Тропинин терять не желал, поэтому он воспользовался концертом в «Олимпе», куда собиралась прийти большая часть интересующих его людей.

На настоящий оркестр в Виктории всё ещё не находилось достаточно приличных музыкантов, но струнный квартет достойного уровня собрать все же удалось и первое его появление на публике как раз намечался на ближайшие выходные. Исполнять предполагалось русские квартеты Гайдна. И разумеется, важные люди пропустить такое событие не могли, даже если не слишком разбирались в музыке.

В другое время и Алексей Петрович и его жена Елена получили бы удовольствие от вечера. Но желание переговорить с коллегами вынудило Тропинина отступить от клубных традиций. Не посвящая подробно в планы, он попросил Галину Ивановну устроить встречу с членами Правления, что называется «за кулисами», и она нехотя согласилась помочь.

Клуб «Олимп» имел большой зал под атриумом и несколько небольших залов с хорошей акустикой по сторонам. Большой зал мог вместить сотню-полторы зрителей, а смежные помещения не больше двадцати-тридцати.

До сих пор под стеклянной крышей исполняли песни а капелла, читали стихи, главы из романов, играли на отдельных инструментах. Квартет исполнялся впервые, что придавало особое торжество вечеру. Может быть в Виктории обитали не самые лучшие исполнители, может быть, играли они не на самых лучших инструментах, однако, для столь удаленной от центра Европы территории даже такое музицирование выглядело настоящим чудом.

Гриша хотя и не умел играть ни на чём, обладал превосходным слухом. Духовой оркестр, что часто исполнял на Поляне или в парках вальсы и марши он слышал как набор инструментов, многие из которых фальшивили, играли невпопад. Сейчас же четыре партии сливались в единый поток и это звучало сказочно. Молодые люди (трое парней и одна девушка), отыграли первую часть просто отлично.

После этого Галина Ивановна объявила перерыв (или антракт, говоря концертным языком). Зрителей пригласили в соседнее помещение с напитками и легкими закусками, где они делились впечатлениями и поздравляли с дебютом учителя музыки Якоба Рауха. И вот слуги стали по одному, вежливо отзывать нужных людей в соседнюю комнату. Где их уже поджидал Тропинин.

— Прошу прощения, господа и дамы, — сообщил он. — Но дело важное. С прибытием шхуны «Незевай» мы уточнили обстановку и теперь можем быть уверены, что Российская Империя и Испания находятся в состоянии войны. Вопрос, что мы предпримем со своей стороны?

— Мы? — удивился Яков Семенович Рытов. — Российская империя воюет с Испанской, что нам до этого?

Гриша знал, что Яшка Дальнобойщик, как прозвали его в Виктории, родился в Сибири, в семье купца и охотника за пушниной. Однако в отличие от Алексея Петровича никакой тоски по прежней родине он не испытывал.

— Мы могли бы воспользоваться случаем, чтобы поддержать Россию, а заодно заявить о независимости. Ведь формально наши земли пока считают испанскими. Вот вам хороший повод.

— Хороший повод, чтобы наши земли стали считать российскими, — возразила Галина Ивановна.

— Мы могли бы отодвинуть испанцев хотя бы от залива Сан-Франциско, — предложил Тропинин. — Пусть мы контролируем пролив, хуаны умудрились выйти к Заливу по суше и теперь торчат, как заноза в заднице.

— Не преувеличивайте, — отмахнулась Галина Ивановна. — Нашей заднице ничего не угрожает. От испанского поселения и пары крепостей никакого урона.

Пег Аткинсон пожал плечами. Обычно он поддерживал любое предложение Тропинина, но тут засомневался.

Заседание пошло явно не так, как рассчитывал Алексей Петрович. Во всяком случае Гриша впервые имел возможность наблюдать, как довольный, если не сказать самодовольный, вид улетучивается с лица его начальника.

— Как сказать, — произнёс Тропинин уже без прежнего задора. — Было бы спокойнее, если бы Залив стал нашим Внутренним морем.

— В любом случае, это не повод ввергать нас в войну, — сказала Галина Ивановна. — Война пожирает деньги и людей. А у нас нет избытка ни того, ни другого. Ещё Иван завещал не ввязываться ни в какие войны, исключая лишь оборонительные.

— Но это и будет оборонительная, — заметил Тропинин.

В его глазах вновь блеснул огонек.

— Это еще почему? — Галина Ивановна уперла руки в бока.

— Они напали на наш корабль! Даже на два корабля! На «Бланку», и на «Незевай»

— Оба они, однако, ушли невредимыми, — сказала Галина Ивановна. — Насколько мы помним, все погибшие на «Бланке» скончались от желтой лихорадки.

— Это так, но огонь открыли испанцы!

— Мы так и не разобрались, что послужило причиной, — напомнил Афанасий Титыч. — Лихорадка, каучо, нарушение законов и уложений…

— Причина не отменяет факт нападения! — отстаивал точку зрения Тропинин.

— Не вы ли, Алексей Петрович, говорили, что только оставаясь в стороне от войн европейских держав, Америка сможет развиваться? — нажала на него Галина Ивановна.

— Говорил.

— Ну вот. К тому же мы как бы смирились с тем, что испанцы считают наши земли своими. Такой мы разработали стратегию, если вы помните. И её придерживается наш дипломатический агент в Лондоне. И если мы сейчас вступив в неизведанные воды, то можем пустить пузыри.

— Наша стратегия предполагает, что мы будем отвечать ударом на удар, чтобы не вводить другие страны в искушение легкой добычи. Складчина своих не бросает!

— «Незевай» вполне справился с этим, — парировала Галина Ивановна.

Во всем мире, во всяком случае во всем известном Грише мире, нашлось бы, наверное, не более полудюжины людей, которые могли спорить с Алексеем Петровичем до хрипоты, отстаивая своё видение проблемы. Несогласных имелось, конечно же, куда больше, но обычно они уклонялись от прямого столкновения, хотя и оставались при своём мнении. Они могли запросто проголосовать против предложений Тропинина. Особенно при тайном голосовании. А вот тех, кто мог драться за каждое слово, нашлось бы не больше полудюжины. И среди них Галина Ивановна Эмонтай занимала особое место.

Во-первых, она была воспитанницей Ивана Американца, а значит переняла от него понимание того, как должна развиваться молодая страна. Имея за плечами такого учителя, она не боялась, что её слова воспримут, как отсебятину или блажь. Во-вторых, она воспитывалась в довольно свободных нравах, авторитетов не признавала. Да и сама по себе, уродилась не промах. Если сравнить с Варварой, которая росла в тех же самых условиях, Галина отличалась характером бойца.

Гриша сомневался, что в какой-либо ещё стране обычная женщина, то есть если она не являлась царицей или любовницей монарха, могла иметь такое влияния на общество. Во всяком случае ничего похожего он не встречал ни в европейских газетах, ни в книгах.

— Однако, данная стратегия подразумевает также выжидание удобного момента, — не сдавался Тропинин. — И на мой взгляд этот момент настал. Войны Европы с революционной Францией ввергнут Испанию в хаос, колонии потеряют поддержку метрополии и станут легкой добычей.

— Так давайте дождемся, когда они потеряют поддержку! Зачем же бежать впереди лошади?

Одобрительный гул показал, что Правление встало на сторону Галины Ивановны. Войны не хотел никто. Все хотели торговать и получать прибыль, слушать струнный квартет, а не нести напрасные расходы. А грядущий кризис испанских колоний пока оставался лишь предположением, во многом продвигаемым всё тем же Тропининым.

— Я предлагаю голосовать, — сказала Галина Ивановна. — Нас ждёт вторая часть опуса.

— Тайно? — слегка охрипшим голосом спросил Тропинин.

— Мне всё равно. Ни к чему скрывать свое мнение.

Правление проголосовало. Тропиинна поддержал один человек. Кирилл Бичевин. Остальные отвергли любые действия против испанцев, исключая чисто оборонительные.

Алексей Петрович понял что проиграл. Он ещё мог выловить тех, кто на вечере не присутствовал, но даже если бы все они поддержали его точку зрения, голоса разделились бы пополам. Хотя Гриша сомневался, что Анчо Мухоморщик поддержит войну, как и паромщик Родионов.

Народ отправился слушать вторую часть, а Тропинин в сердцах покинул «Олимп». Разумеется, Грише пришлось отправится с начальником, так как членом клуба он не являлся, а спорить с работодателем не желал.

Несколько дней после заседания Тропинин ходил сам не свой. Забросил дела, даже вроде как постарел и хромота стала заметнее. Кафе и рестораны больше не посещал, целый день сидел в своем Присутствии и раскачивался в кресле положив ноги на журнальный столик. Гриша так и не понял из-за чего начальник переживал больше — из-за невозможности выступить против испанцев или из-за того, что получил отлуп от других членов Правления. Проигрывать споры и оставаться в меньшинстве он явно не привык.

Однако, Алексей Петрович не стал бы тем, кем стал, если бы долго находился в плену хандры и расстроенных чувств. В какой-то момент его покачивания приобрели опасную амплитуду, так что передние ножки кресла стали отрываться от пола. Работа мозга явно требовала какого-то выхода.

Как уже понял Гриша из отдельных замечаний и мыслей вслух, главный вопрос для Алексея Петровича заключался в том, от чего можно получить больше пользы, от участия в разгорающейся войне или от соблюдения нейтралитета? С одной стороны Тропинин отчего-то верил, будто Испания из-за европейских войн потеряет контроль над американскими колониями. Используя момент, Тихоокеанские штаты могли продвинуться южнее залива Сан-Франциско, присоединить почти необитаемую Верхнюю Калифорнию. «Пока на эти земли не заявили права мексиканские бродяги, которые всё равно в конце концов, уступят их Штатам» — вот так непонятно формулировал мысль Алексей Петрович.

С другой стороны, начальник с радостью обменял бы любое из возможных приобретений за признание независимости. А вступление в войну на любой стороне подвергало эту стратегическую цель немалому риску.

Виктория существовала в состоянии неопределенности. Вроде Вермонта до присоединения к США, или пресловутого Берега Москитов. В банке Виктории, насколько знал Гриша, лежали отдельным фондом одиннадцать миллионов триста шестьдесят две тысячи четыреста восемьдесят один рубль и девяносто четыре копейки серебром. Почему-то именно эту сумму Тропинин считал достойной платой за независимость. И собирался при случае всучить российским властям. Или испанским. Или британским.

— Никто не может запретить мне провести частную военную операцию, — неожиданно произнёс Тропинин, перестав раскачиваться.

— Частную?

В представлении Гриши частная военная операция означала разбой, пусть его и называют иначе. С другой стороны, Ост-Индийские компании ровно тем самым и занимались. Но они действовали с разрешения своих правительств и действовали против тех, кого обычно называли дикарями.

Тропинин же разрешения не получил даже от Складчины, а испанцы при всех их причудах, дикарями не являлись.

— Манильские галеоны! — с торжеством провозгласил Тропинин, подняв указательный палец.

Гриша вздохнул. Разбой обернулся всего навсего пиратством. Манильские галеоны являлись давним бзиком начальника. Его детской мечтой, как он утверждал. Но до сих пор это оставалось в рамках досужих размышлений и мечтаний.

— Надо выпить кофе, — сказал Алексей Петрович, поднялся и потянулся за шляпой.

Они прошли по Иркутской улице почти до самого конца и устроились в небольшой кофейне, единственным преимуществом которой являлось отсутствие в такой ранний час посетителей.

Тропиин сделал несколько глотков кофе из большой чашки и раскрыл карманный географический атлас. Этот атлас считался школьным, его издали солидным по местным меркам тиражом в пару стен экземпляров, и пользовались книжицей не только в школах, но и в обиходе. Вряд ли кто-то решился бы плавать или воевать по таким картам, зато прикинуть, показать нужное место было куда проще на развороте книжечки, чем возиться с тубусами, большими листами карт или лоций. Атлас годился для разговора в кафе, в карете, просто на улице.

— Манильские галеоны! — повторил Тропинин и что-то пробурчал под нос.

Манильские галеоны считались неуловимыми. Про них все знали, знали даже случаях захвата английскими пиратами. Но никто из шкиперов Виктории не натыкался на них в море, хотя сотни шхун единовременно резали океанские волны. Конечно, Тихий океан огромен, и даже полоса преимущественных ветров, излюбленного маршрута торговцев, простиралась на сотни миль в ширину. Достоверно известно только, что галеоны выходили к берегам Америки где-то в виду устья Колумбии. Несколько кораблей в старые времена даже разбились на камнях Орегона, их обломки время от времени ещё выбрасывало на берег, а среди индейцев гуляла легенда о небольшом испанском отряде, что прошел вверх по Колумбии, где и погиб в стычке со свирепым горным племенем.

Затем корабли спускались на юг и делали остановку в заливе Монтерей. Со временем там построили крепость. Стоянка считалась относительно удобной, хотя её преимущества первооткрыватели сильно преувеличили. Тем не менее, именно в заливе Монтерей находились последние по пути в Акапулько достойные упоминания гавани, где можно набрать воды и переждать непогоду. Далее к югу, моряки вынуждены были даже раскапывать пляжи, добираясь до подземных вод, потому что вода на поверхности если и имелась, то непригодная для питья.

— Подловить манильский галеон на стоянке в Монтерей — давняя идея Ивана Американца, — сообщил Тропинин.

Гриша кивнул. Про эту историю он уже слышал. Упомянув её, Алексей Петрович как бы разделил ответственность с легендарной личностью. Хотя как это поможет ему избежать проблем, Гриша даже не представлял.

— У нас помнится был моряк-филиппинец, — подумал начальник вслух. — Мне бы хотелось с ним встретиться.

— Осито, — припомнил Гриша. Хотя секретарем он стал недавно, все прежние, а тем более незаконченные проекты изучил досконально. — Вряд ли с ним можно поговорить, так как парень числится в команде «Бланки» и сейчас скорее всего бедует на Галапагосах.

— Чёрт, верно! Но, помнится, был ещё один парень. Галка иногда расспрашивала его о делах на Филиппинах.

— Пабло, — выудил из памяти Гриша. — Но он не моряк. Работает в кожевенной мастерской, если не ошибаюсь.

— Не важно. Поехали, навестим Пабло. Хотя нет, лучше отправлю ему записку. Найдите мне кого-нибудь.

Гриша высунул голову за дверь и жестом подозвал ближайшего мальчишку, скучающего без дела. Тем временем Тропинин уже раздобыл чернильницу и перо (письменные наборы имелись практически в каждом заведении Виктории) и написал несколько слов на клочке бумаги.

Всего через полчаса к ним присоединился смуглый филиппинец, который сбежал от испанцев лет десять назад, во время заварушки в заливе Нутка. Его лицо выглядело довольно молодым, даже юным, хотя Гриша точно знал, что Пабло никак не меньше сорока.

Алексей Петрович угостил его чаем, шарлоткой и пирожным, и сразу же приступил к расспросам.

— Я правильно понимаю, что галеон выходит из Манилы где-то в июле?

— Не из Манилы, — поправил Пабло, дожевывая кусок яблочного пирога. — Китайские корабли, как у нас их называют, выходят из Кабите. И раньше они действительно выходили в конце июня, середине июля. И шли до Акапулько около шести месяцев. Лучший товар предназначен для Рождественской ярмарки. Так что за несколько недель до Рождества галеон обычно и прибывал. Часть груза, конечно, перевозили в Веракрус и дальше, в Испанию, но главное — это ярмарка.

— Значит отплывали с запасом, чтобы не опоздать?

— Так и есть.

— Хорошо. И что изменилось?

— Ну, давайте прикинем, — обстоятельно начал Пабло, растопырив пальца для счета. — Раньше у лоцманов уходило полтора-два месяца только на то, чтобы выйти через пролив Бернардино в открытое море. Требовалось дождаться нужного ветра и довольно долго маневрировать.

Но моряки нашли другой путь, попроще, и теперь выходят при любом ветре, а добираются до открытых вод за неделю. Кроме того капитаны перестали заходить так далеко к северу, чтобы поймать ветер.

— То есть теперь они выходит к американскому берегу южнее устья Колумбии?

— Гораздо южнее. Полагаю, где-то на широте Золотых ворот.

— Но ведь галеоны всё равно везут товар к Рождественской ярмарке? — уточнил Тропинин.

— Да, примерно в конце ноября они прибывают в Акапулько.

— Значит на нашей стороне океана ничего не изменилось, — подвел итог Тропинин. — Если в конце ноября они прибывают в Акапулько, то стало быть к верхней Калифорнии подходят примерно в конце октября, ведь ходу до Акапулько месяц, не считая забора воды в Монтеррей.

— Всё зависит от того, как быстро корабль пересекает океан, — счел нужным уточнить Пабло. — Они могут прибыть и раньше, и позже.

— Это понятно. Последний вопрос. Они всегда идут через океан в одиночку?

— Всегда! — заверил Пабло. — Такова была воля кроля. Один корабль в год, не больше.

Разговор с филиппинцем воодушевил Тропинина.

— Итак, — подвел он итог. — Нам нужно быть в Верхней Калифорнии к середине октября. Или чуть раньше. Лучше перестраховаться на случай если испанцы поймают хороший ветер. Плюс нам требуется время на подготовку. Скажем в августе мы могли бы выйти из Виктории. Слишком рано выступить тоже плохо. Если слухи о нас дойдут до южных гарнизонов, в Монтерей может нагрянуть целая армия.

— Вы хотите перехватить галеон возле берега?

— Нет. В море его атаковать бессмысленно. Не с нашими шхунами. Сперва захватим сам Монтеррей. Устроим ловушку и будем ждать, когда галеон бросит якорь.

План верстался прямо на ходу. Вернее никакого плана пока не имелось вовсе, а Тропинин лишь отзывался на ту или иную посетившую его мысль. Первоначально он собирался задействовать свою яхту «Елена», но в какой-то момент решил, что этого недостаточно. Он собирался взять как можно больше людей, потому что галеоны обладали серьезной силой и большой командой.

На следующий день Тропинин встретился с несколькими шкиперами в Торговой гавани и зафрахтовал одну из шхун до конца года. Затем они посетили издательство, чтобы переговорить с владелицей.

— Ну вот что, Галина Ивановна, пулемет я вам не дам… — сообщил ей Тропинин

— Какой еще пулемет? — устало спросила креолка, оторванная от вычитки гранок.

— Это цитата или скорее метафора, — пояснил Алексей Петрович. — А вам я не дам яхту. Раз Складчина не желает участвовать в войне, мне придется действовать самостоятельно. И значит мне понадобится боевой корабль, не связанный с Складчиной. А у меня под рукой только яхта.

— Но вы обещали! — возмутилась креолка.

— Обещал, — не стал спорить Тропинин. — И предоставлю вам обещанное в следующем году. Отложите экспедицию. Как мне кажется, дело терпит.

— Может быть вы отложите на следующий год войну с испанцами? — возмутилась Галина Ивановна. — Тем более, что они даже не с нами воюют. Вы сами знаете, что ситуация в юго-восточной Азии меняется чуть ли не каждый день. Мы можем пропустить удачный момент.

— Думаю лет десять у нас еще есть. А война между Россией и Испанией не может длиться долго. Им попросту нечего делить. Вообще не понимаю, какого беса ни сцепились…

— Им есть что делить, — с большой долей яда в голосе произнесла Галина Ивановна. — Например залив Нутка и все остальные наши территории.

— Тем более я не могу упустить шанс.

— Чёрт возьми, Алексей Петрович! Архипелаг Риау — один из ключевых пунктов нашей стратегии. Вы сами горячо поддерживали проект, а теперь увлеклись какой-то книжной ерундой про испанские сокровища и пиастры.

— Это мечта детства.

— Седина в бороду, бес в ребро!

— У вас же, Галина Ивановна, казенное дело, так сказать, вот пусть казна и решает

— Чёрт с вами! Я найму «Ворон». Кажется он достаточно быстр и в хорошем состоянии. И как раз простаивает без дела.

— Извините, Галина Ивановна, но «Ворон» я уже ангажировал.

— Вам мало собственных шхун? — возмутилась та.

— Они все в разгоне. Можете нанять «Оаху».

— «Оаху» годится только возить гуано и кокосовые орехи с островов.

— Кук обошел вокруг света на угольщике.

— «Оаху» медленная и толстая шхуна, которая будет идти до Азии полгода.

— Перенесите миссию на следующий год.

И спор пошел на второй круг.

В конце концов, креолка махнула рукой, но предупредила:

— Никто не может запретить вам вести частную войну, Алексей Петрович. Однако, я полагаю, что вы не поднимете наш флаг и не станете прикрывать свою авантюру именем Виктории. И уж тем более не возьмете с сбой ни мушкетеров, ни гвардейцев, ни военных моряков.

Тропинин нахмурился. Кажется, мысль о войсках его ещё не посетила.

— Ладно. Я наберу частную армию.

— Стоит ли игра свеч? — попыталась образумить председателя креолка.

Куда там.

— Может и нет, но я так хочу.

Разговор иссяк. Они покинули здание и вышли на набережную.

— Что скажете, молодой человек? — спросил Гришу начальник.

— Честно говоря аргументы Галины Ивановны кажутся мне более убедительными.

— Да. Но Манильский галеон мечта моего детства. Это сложно учитывать при анализе.