Хозяева океана

Глава 1 Новый год

Рождество и Новый год в Виктории отмечали с размахом. Люди готовились загодя. Ребятишки писали письма святому Николаю, а родители или учителя готовили подарки. Посреди Поляны ставили рождественское дерево — обычно подбирали не слишком высокую, зато пушистую сосну, ель или пихту. Его венчала вифлеемская звезда, а ветви украшались зеркальными шарами, фигурками из поливной керамики, разноцветного стекла, игрушками из шёлка и атласа, шелковыми же лентами. Фонари на рождественское дерево не вешали, не столько опасаясь пожара, сколько по причине неудобства с заменой масла или свечей. Но небольшими прожекторами (фонарями с зеркалами и линзами Буффона) подсвечивали украшенное дерево со всех сторон.

В рождественскую неделю светился весь город.

Вечерами включалось газовое освещение набережных. Оно стало уже привычным явлением и поражало великолепием только гостей. На праздник же к газовому пламени добавлялась иллюминация всех прочих видов. Лавки, трактиры, большие и малые компании, простые горожане выставляли в окнах и витринах масляные лампы, сальные, восковые и спермацетовые свечи, особые светильники на угольном дистилляте, спиртовки и даже высушенных местных рыбок, которые горели не хуже всего прочего, хотя и источали не слишком приятный запах.

Бумажные и стеклянные фонари разных цветов, форм и размеров вешали на ветви деревьев, под арками, на двери, ворота. На воду спускали, а в воздух запускали фонарики, сделанные на китайский манер. На углах домов горели факелы, на перекрёстках и площадях — большие чаши-светильники. Тут и там, где позволяла местность, горели костры, возле которых при необходимости грелись прохожие. Топовые и боковые огни на шхунах покачивались на небольших волнах, вызванных пароходиком компании Аткинсонов, который бегал по фьорду Камосак со всей иллюминацией и заодно подсвечивал водную гладь прожектором.

Фонари всевозможных типов люди носили с собой, вешали на кареты, повозки; расцвеченная огнями конка катала людей по городу, украшенный светильниками дилижанс стоял возле гостиницы «Императрица», а с главной станции, что на правом берегу у моста через фьорд, отправлялся время от времени в Эскимальт сверкающий иллюминацией паровик. По ночам на Правом берегу, на пустырях запускались сигнальные ракеты, шипели фейерверки, со свистом метались шутихи, гремели петарды, вращались огненные колеса, горели звезды, бенгальские свечи, струились потоки огня разных очертаний и расцветок. Только на набережных возле порта пиротехнику запретили, чтобы случайно не запалить корабли.

Наверное горожане сжигали за эту неделю трехмесячный запас свечей, лампового масла, пороха, угля и дров, но выглядело всё просто здорово. По вечерам иногда выпадало немного снега, который искрился, придавая городу совсем уж сказочный вид. Снег нарочно не убирали, только скользкие дорожки посыпали черным песком. Частенько вместе с снегом или вместо него шёл дождь и сияние города вновь преображалось, а праздничные огни отражались не только в воде фьорда и гаваней, но и на мокрых мостовых.

Для выходца из сонного южного Сосалито зимний праздник в Виктории казался волшебной сказкой. И Гриша Смородин наслаждался каждой минутой этого чуда вот уже четвертое Рождество подряд. Столица есть столица. Тут всё иначе. Иногда жестче, циничнее, иногда веселее, умнее. Всё здесь на пределе — работа, учёба, отдых, отношения между людьми. Всё кипит и бурлит. А тот, кто желает покоя, может поселиться за городом, спокойно пасти овец, выращивать виноград или держать пасеку.

Хотя Рождество происходило от конкретного и однозначного библейского события, во время его празднования смешались традиции многих народов. Плавильный котел, как называл это явление глава правления Складчины, выдавал странный сплав, в котором ещё угадывались первоначальные составляющие. Немногочисленные в Виктории христианские группы славили Спасителя, сами наряжались в волхвов, а детей наряжали ангелочками; устраивали разнообразные вертепы (выставлялись ящики с панорамой, игрались прямо на улицах сценки людьми или с помощью кукол). Дети и подростки ходили от дома к дому со звездой и колядками, наряжаясь в козлов и прочих ряженных. Последователи учения Расстриги ходили по городу в ярких нарядах со своими оригинальными песнопениями. Местные и пришлые индейцы добавляли праздничной симфонии свои оригинальные нотки. Они украшали лентами деревья, а вечерами зажигали костры на Поляне, наряжались в накидки с изображением ворона, курили трубки, надевали маски и устраивали пляски. От них не отставали выходцы с Камчатки и Чукотки, с Алеутских островов и Аляски, чьи обряды походили на индейские. Китайский вклад в общее дело заключался в громких барабанах и разнообразных драконах, которых проносили по городу. Все следующие дни европейцы, азиаты, островитяне Южных морей, природные американцы и городские индейцы дарили друг другу подарки. Это был как бы дополнительный потлач, хотя здесь не возникало той соревновательности в щедрости, что отличает традиционные потлачи. Подарки не дарили прилюдно, напоказ, заворачивая их в бумагу, ткани, укладывая в коробочки, а внимание оказывали прежде всего детям и членам семьи.

Гриша Смородин получил свой неожиданный подарок незадолго до Рождества.

Варвара Ивановна Емонтаева, директор Университета и преподаватель естествознания, отправила его на собеседование в контору Складчины чуть ли не силой.

— Твоя скромность, Гриша, тебя погубит, — сказала она. — Но я стараюсь не допустить, чтобы ты зарывал в землю таланты.

— Но я ещё не закончил работу и статью не дописал.

— Ничего страшного, — улыбнулась креолка. — Я собрала внеочередной ученый совет и мы присвоили тебе степень бакалавра.

В Университете Виктории, в отличие от школы или того же Морского училища, не требовалось проходить определенный курс и сдавать определенные испытания. Здесь имелся большой выбор дисциплин, а обучение могло продолжаться и четыре года, и пять лет, и больше. Как только преподаватели находили студенту подходящее дело, или такое дело находил он сам, его отпускали. Дирекция очень трепетно относилась к устройству учеников. Тем более лучших учеников.

Несмотря на высокое мнение менторов о его способностях, Гриша и представить не мог, что собеседование будет проводить сам Алексей Петрович Тропинин, председатель правления Складчины и вообще личность легендарная не только в Виктории и на Острове, но и на дальних берегах Тихого океана.

Однако именно к Тропинину дворецкий провел студента, когда тот появился у ворот особняка Ивана Американца, служившего Складчине главной конторой.

Алексей Петрович сидел за столом скромного кабинета в простом сюртуке. Его волосы уже побелила седина, а лоб и уголки глаз покрыли морщины. Во всем остальном он выглядел здоровым и полным сил.

Жестом предложив посетителю устроиться в кресле, Тропинин перешёл сразу к делу.

— Варвара Ивановна говорила, что у вас есть склонность к рефлексии, анализу и синтезу, умение вычленять из текста или лекции главное и вдобавок хорошая память, — сказал он, рассматривая Гришу с умеренным интересом. — Что немаловажно, она так же отметила вашу честность. Добавим к этому знание языков, умение красиво и быстро писать и отличные физические кондиции. Говорят, вы неплохой наездник, хорошо фехтуете и стреляете?

— В Сосалито все умеют ездить на лошадях, а что до фехтования, то некоторое время я подумывал стать офицером и взял несколько уроков. Но думаю, что в конце концов, остановился бы на профессии учителя.

— Офицеров у нас и так хватает, да и с учителями проблема решаема, — сказал Тропинин. — А мне требуется личный секретарь, который знал бы всё о моих делах, держал в голове расписание встреч и помогал бы более эффективно распорядиться временем. У меня есть, разумеется, помощники в правлении Складчины, есть и доверенные люди на каждом из моих предприятий. У них своё поле деятельности, а мне нужен человек, который держал бы в уме всё вместе.

И вот в семнадцать неполных лет вместо работы в одной из компаний, вербовки в качестве агента на пограничный форт или на дальний остров, работы учителем или гувернёром, Григорий Михайлович Смородин стал тенью самого влиятельного человека на половине земного шара, пусть эта половина и была сплошь покрыта водой. Просто дух захватывало от перспектив. Он будет посвящён в самые сокровенные тайны Складчины. Будет держать руку на пульсе городской жизни и наблюдать из первого ряда за развитием обширных колоний Тихого океана.

Так ему по крайней мере казалось.

По всему городу, а особенно на Поляне днем и ночью работали карусели, со столов и лотков продавали уличную еду и напитки. Особенно расходилась горячая и жирная пища — фаршированные блины, хот-доги, шашлыки, тако, эчпочмаки, корнуэльские пироги, пельмени в берестяных коробочках. Но у штруделей и шарлоток тоже имелись почитатели. Продавались и сладости: леденцовые петушки, пастила, длинные карамельные конфеты в виде тросточки, мармелад, рахат лукум. Прямо под открытым небом стояли самовары и водогрейные котлы. Люди пили горячий шоколад, кофе, чай, травяные и ягодные отвары. Пили глинтвейн, пунш, сбитень и подогретое пиво.

Любители более крепких напитков сидели по кабакам. Злачные заведения работали круглосуточно всю неделю. Многие из них арендовались целиком какой-нибудь компанией. Хотя многие члены высшего общества предпочитали праздновать в клубе «Олимп» на краине города, патио «Императрицы» (самого престижного ресторана в городе, да и во всей стране) собирало свою долю богатых и важных персон. Сквозь застекленную крышу заведения его огни подсвечивали даже хмурое небо. Атриум наполняла атмосфера изысканных блюд, а исполнители на струнных инструментах и пианино меняя друг друга, играли почти без перерыва. Музыка временами добиралась до Поляны. Но здесь играл настоящий оркестр, духовой, и витали запахи более простой еды. А по улицам тут и там звенели колокольчики и играли шарманки.

Разгул чревоугодия сбивал с толку многочисленных русских гостей из Сибири и с Камчатки, у которых Рождество ещё не наступило, а на это время приходился Филиппов пост. Некоторые крепились, но большинство быстро вовлекались в разгул. Сюда, за край земли приезжали люди отчаянные, прагматичные и не особо религиозные. Они приезжали за богатством. А те, кто хранил старую веру, предпочитали более глухие места, а не самый греховный город на обеих берегах океана.

Постепенно и язычники, и христиане вливались в общее светское течение. Программа была насыщенной и не только развлекательной. В один из дней проходил благотворительный футбольный матч между двумя старейшими командами «Арсеналом» и «Гвардией». Все сборы от него шли в госпиталь. Благотворительное представление в пользу сиротского дома давали и в городском театре. Обычно какую-нибудь легкую комедию, вроде «Алхимика» или «Слуги двух господ». В поддержу обитателей богадельни проходил аукцион, куда люди жертвовали различные вещи от украшений до предметов мебели и искусства.

Алексея Петровича Тропинина Гриша увидел возле каруселей, на которых катались и взрослые и дети, несмотря на то, что было уже далеко за полночь.

Начальник гулял со всем своим большим семейством. Его супруга Елена, сноха Лиза, четырехлетняя внучка Виктория. Вместе с ними гулял и шурин Тропинина Дмитрий Чекмазов со своей женой, детьми и внуками. Правда младшего Тропинина в городе не было. Петр Алексеевич служил капитаном «Новой Колумбии» в Северном патруле, а на севере было жарко даже лютой зимой. Индейцы хайда на островах Королевы Шарлотты схлестнулись с европейскими и бостонскими торговцами пушниной, на побережье Аляски лебедевцы воевали с шелеховцами за промыслы и фактории; и те и другие часто сталкивались с местными жителями; а что до тлинкитов, то от них доставалось всем понемногу. Так что у Северного патруля всегда находилась работа.

Но остальное семейство всё было в сборе и гуляло здесь на Поляне. Вместе они составляли один из богатейших и влиятельных кланов Виктории и всего побережья. А ведь даже не подумаешь, глядя на рассевшихся по деревянным лошадкам и слонам весёлых людей.

Заметив Гришу, Тропинин отделился от семейства и направился к секретарю. Для своих пятидесяти пяти лет он выглядел бодрым и полным сил. И лишь немного прихрамывал из-за давней раны, полученной во время битвы в проливе Нутка.

— Я бы предпочел, чтобы зима длилась ровно Рождественскую неделю, — сказал Тропинин молодому человеку. — Чтобы снег выпадал в канун Рождества и исчезал сразу же после Нового года. Порадовать детишек, поиграть в снежки и довольно… А кому нужно, то снега сколько угодно всего в трёх верстах от города.

Рождество и Новый год не уступали по бесшабашному веселью Большому Потлачу, который проходил на полтора-два месяца раньше. А ещё была Масленица и праздник цветения вишни. И единственный летний праздник — День Высадки (город основали летом 1767 года).

Виктория умела гулять. Но умела она и работать. Рождественские святки, которые в других странах продолжались до Крещения, в Виктории укорачивались до недели. Второго января празднования прекращались. Веселье как обрезало и начинались будни.

— Вы все еще живете в кампусе? — спросил Тропинин.

— Да. Варвара Ивановна сказала, что я могу жить в кампусе до конца января, — счёл нужным пояснить Гриша. — Новых студентов всё равно пока нет.

— Тем не менее рекомендую потратить оставшийся выходной на поиски жилья. С началом работы у вас может не остаться времени на такие мелочи. Сходите в трактир, почитайте последнюю «Викторию» с объявлениями.

— Так и сделаю, — пообещал Гриша.

— Я бы рекомендовал снять флигель или квартиру в доходном доме. Обязательно с кабинетом. С вашей зарплаты вы легко сможете платить пять астр в месяц за пару комнат, да еще приплачивать горничной, чтобы наводила порядок. Имейте в виду, времени на ведение хозяйства самому у вас вряд ли будет. Если хотите поселиться в меблирашках, то лучше снимать квартиру у Бочкарева. Скромно, но чисто и главное тихо. У Ясютина проживает много студентов и комнаты слишком маленькие для нормальной работы. У Кривова шумно и суетно, как в порту. Всякий проходящий люд снимает там угол на короткое время.

Легендарные в Виктории имена звучали из уст Тропинина обыденно. Шкиперы и приказчики старой Компании давно уже взяли за привычку вкладывать накопления в доходные дома. По работе они знали, что морская торговля отрасль беспокойная и не отличается постоянством, чтобы надежно обеспечить старость. Комнаты же с квартирами в условиях бурно растущего города имели устойчивый спрос, а управление домами не требовало от стариков особых усилий. Поэтому к выходу на покой многие из ветеранов обзаводились домом или двумя под сдачу жильцам. И только обеспечив таким образом тыл, решались вкладывать средства в более рисковые предприятия.

Новый год длился уже несколько часов. Цифры «1800» на Поляне догорели и погасли. Народ расходился по домам, отсыпаться и готовиться к свершениям. Все поздравляли друг друга с новым годом и новым веком, что вызывало у Алексея Петровича раздражение.

— Я даже статью в газете поместил с разъяснением, что век начинается с концом тысяча восьмисотого года, а не с его началом. Но куда там! Два нолика на конце заворожили их как глаза филина… хотя… быть может, им всем просто захотелось большого праздника.

— Думаю через год они наконец согласятся с вами и отпразднуют новый век ещё раз, — сказал секретарь.

— Не сомневаюсь, — усмехнулся Тропинин.

Смешок заставил Гришу поёжиться. Он старался, чтобы его слова не звучали подобострастно. Молодой человек пока еще не определился, как можно разговаривать с начальством, и не желал выглядеть жополизом. Даже если рядом не имелось никого, кто бы мог ему предъявить подобное обвинение.

— А ведь в этом году мы уйдем от России вперед ещё на одни сутки, — задумчиво произнёс Тропинин. — У нас год будет обычным, не високосным, а Россия проживет лишний день в феврале. Хотя, в некотором смысле, мы ушли вперед уже на добрую сотню лет.