Хозяева океана

Глава 3 На краю света

Из сладких снов, в которых фигурировали одновременно Туземный городок с его злачными заведениями, жена его друга Сашки Загайнова и молодые туземки с Нука-Хива, Митю вырвал громкий голос Сарапула:

— Вижу парус!

При всем своем тугодумстве матрос был глазастым и внимательным. Его зрение не было испорчено чтением учебников при свечах, наблюдением за звёздами, планетами или Солнцем. Занимаясь работой на палубе или следя за леской, он не забывал осматривать горизонт. И всё подмечал.

Митя не без труда выбрался из койки. Из-за того, что шхуна шла круто к ветру, койка далеко отклонялась от вертикали. На другом галсе тело по крайней мере упиралась в перегородку, а теперь висело в пространстве и покачивалось точно маятник башенных часов. Сравнение направило мысль в нужное русло. Ступив босыми ногами на прохладные доски, Митя взглянул на карманные часы, что в такт койке покачивались на гвоздике (это была копия хронометра Арнольда, производимая мастерской господина Соболева). До смены вахты оставалось еще часа три, но он вполне выспался.

Сполоснув лицо Митя набросил куртку на голое тело, взял хронометр, зрительную трубу и вышел на палубу.

Ветер остался прежним, может быть лишь немного стих, зато дождя и туч больше не было. А вышедшее, наконец, солнце позволило провести обсервацию, что пришлось кстати, потому что два предыдущих полдня они пропустили.

— Наше положение? — спросил Чеснишин у помощника.

— Половина градуса южной широты, — ответил Барахсанов. — Долгота примерно двести семьдесят, восточная.

В Виктории традиционно считали все меридианы по единой нумерации к востоку сперва от Петербурга, потом от Гринвича, сколько бы их не вышло. Первопроходцы двигались встречь солнцу и цифры ползли вместе с ними. На некоторых европейских картах местные долготы числилась западными, оно и не мудрено, если плыть вокруг Горна. Но вообще какого-то единого подхода среди мореходов не имелось.

— Идем норд-ост-тень-ост, — закончил доклад Барахсанов. — Думаю Галапагосские острова мы увидим не сегодня, так завтра.

— Отлично.

Митя сверил хронометр с палубными часами и убрал в кармашек. Время, как и меридианы, пришло вместе с первопроходцами, поэтому календарный день начинался в Виктории раньше всех на Земле. И год, кстати, тоже. Митя мимоходом подумал, что совсем рядом лежит огромная страна, в которой новый год ещё даже не наступил.

— В какой стороне парус? — спросил он у Сарапула.

Тот показал рукой на юго-запад. Сколько шкипер не всматривался вдаль, он смог увидеть лишь малое пятнышко на горизонте. Митя уже собрался вытащить зрительную трубу, но передумал, перебросил через голову ремешок футляра и полез по вантам на верхушку грот мачты. Стеньгу они убрали две недели назад, поэтому он обхватил ванту, закрепился, как следует, и только тогда достал трубу.

Да это был парус. Причем знакомый парус. С высоты Митя увидел его целиком, хотя корпус судна всё ещё скрывался в волнах. Будь парусники чуть ближе, шкипер, наверное, смог бы опознать серию шхуны, но то, что она спущена с верфей Эскимальта, он уже сейчас мог сказать наверняка.

Каждые два-три года верфи Эскимальта обновляли проект, изменяя или добавляя иногда незаметные глазу детали, но сохраняя прежнюю основу. От серии к серии шхуны становились лучше, быстрее, ходили круче к ветру, приближаясь к некоему идеалу. Менялся раскрой парусов, высота и наклон мачт, рулевая система, ставились лебедки. Всё больше появлялось стальных элементов, даже киль и шпангоут теперь собирали из пропитанного особыми смолами дерева и стальных полос. Но силуэт оставался прежним, не считая чуть более узкой кормы и всё более острого носа — две почти одинаковые по высоте мачты, гафельная оснастка, граненый корпус, чуть скошенная транцевая корма, длинный бушприт, лежащий почти параллельный воде. И замечательный фока-стаксель. Только у шхун, рожденных на верфях Эскимальта и оснащенных в Виктории, ставили перекрывающий стаксель. То есть, если его развернуть вдоль оси корабля, он своим шкотовым углом заходил на пять-семь, а то и больше футов за фок мачту, тем самым забирая при работе каждую частичку ветра.

Курс незнакомого парусника пересекал курс «Незевая». До встречи по первой прикидке оставалось ещё несколько часов, и Мите не терпелось узнать, откуда здесь появилась шхуна из Виктории? Какой-нибудь китобой?

На китобой судно не походило. Китобои устраивали так называемое воронье гнездо на грот-мачте, чтобы день напролет наблюдать за горизонтом, высматривая стада китов. На убогом пятачке салинга или на вантах, так как сейчас стоял Митя, целый день не выдержать. В вороньем же гнезде, похожем на большую кадку или корзину, можно было расположиться с комфортом. Стенки защищали от ветра, а места имелось достаточно, чтобы иметь под рукой не только зрительную трубу но и кусок мяса с хлебом и баклажку воды, а то и чего покрепче. Многие, как говорят, и нужду справляют не спускаясь на палубу.

Ничего похожего на воронье гнездо на паруснике Митя не увидел, привычного для китобоя дыма не увидел тоже, а значит тот занимался каким-то иным промыслом. Скорее всего был таким же трудягой-торговцем, как «Незевай».

Митю распирало от счастья, когда он получил из рук Чихотки корабельную крепость. Он пребывал на вершине счастья аж несколько дней, пока не осознал, какие трудности его ожидали. Перед ним встали три серьезные задачи: набор команды при полном отсутствии репутации; ремонт шхуны, требующий дополнительных средств, которых у юного шкипера не имелось; и последнее по очереди, но не по значению — поиск фрахта.

Он не мог нанять одних неучей вроде Сарапула или знакомых индейцев из Туземного городка, вроде Малыша Тека. Шхуна нуждалась в помощнике шкипера, способном нести вахту, в паре умелых матросов, знающих море. Привлечь таких мог только опытный мореход, а как ему набраться опыта, не совершив ни одного рейса? Получался замкнутый круг.

Поначалу приходилось брать кого попало. Случайные люди плохо сбивались в команду и уходили после каждого плавания, некоторые сбегали на первой же стоянке. Постоянно с Чеснишиным оставался только Сарапул — сухопутный неумеха, легендарный человек в Виктории и предмет для постоянных насмешек. Он не понимал навигацию, не читал карту, не помнил созвездия. Он путался в терминологии и боялся лазить на мачту. С другой стороны, он был исполнительным во всем, что удавалось втолковать. Пользуясь природной силушкой Сарапул легко ставил нижние паруса, брал рифы, выбирал шкоты, сидел на веслах в шлюпке. Но такого не оставишь на вахте, не поставишь за штурвал.

«Незевай» сделал несколько рейсов вдоль Острова, заходил в прибрежные проливы, возил торговцев к квакиутлям в Навитти, к хайда в Киустье; несколько раз сходил по Внутреннему морю, углубляясь в опасные южные фьорды. Плавать вдоль скалистых берегов то ещё развлечение. Риска много, а доход невелик. Это работа для баркасов и барж, для извергающих дым пароходов, которым нипочем ветер. Митя почти ничего не заработал для себя и питался целый год остатками корабельных припасов, но хотя бы оплатил все счета и постепенно доработал оснастку шхуны, поправил корпус, покрасил борта и днища особой краской, что предотвращает обрастание. Понемногу собралась и надежная команда. И только после этого «Незевай» был готов к дальнему переходу.

Оставалась самая малость — найти груз. Некоторые независимые шкиперы сами вкладывались в товар и торговали на дальних берегах, островах, в Кантоне. Но Митя не располагал начальным капиталом для подобных операций. Он мог рассчитывать только на фрахт и в Виктории имелось несколько способов его получить. Выгоднее всего было обзавестись постоянным клиентом, например, сесть на перевозку грузов какой-нибудь небольшой компании (большие предпочитали иметь собственный флот). Правда такой контракт обычно получали по знакомству, а у Мити со связями не сложилось. Более реальным, хотя и хлопотным считалось найти клиента на один рейс. На бирже в Торговом порту ежедневно выставлялось несколько предложений. Однако почти все заявки сопровождались требованиями или оговорками, которые Мите не подходили: владельцы грузов или запрашивали опытную команду или требовали страховку, а молодому шкиперу страховая премия обошлась бы слишком дорого. Репутация и тут играла главную роль.

К счастью страхование грузов ещё не вошло в привычку, тем более не являлось обязательным. Без страховки выходило дешевле, и риск часто оправдывал себя. Кроме обычных заявок проводились аукционы на доставку срочного груза, которые выигрывал любой, кто предложит меньшую цену. Но основную надежду Митя возлагал на пассажиров и небольшие грузы, которые разные люди пытались пристроить в качестве попутных. Чтобы окупить такой рейс приходилось составлять сборную партию, а это вызывало напряжение душевных сил, сильнейшую головную боль, постоянную беготню и хлопоты с согласованием. Одни клиенты требовали быстрой отправки, пока другие раздумывали, не найти ли более дешевый вариант, а третьи вдруг вспоминали, что их груз нужно дополнить или переупаковать, пассажиры роптали, дети плакали, скотина мычала и блеяла.

В сущности Чеснишину приходилось подбирать крошки со стола более удачливых и опытных мореходов.

«Ты не расстраивайся, — утешал его Сашка Загайнов, друг детства, который сразу решил, что лучше пойти в матросы, а голова от тригонометрии и астрономии пусть болит у особо умных. — Вся торговля держится на таких как ты. Вы смазка торгового флота, заполняете мелкие неровности собственным жирком, ставя на кон судьбу. Но такова жизнь. Походишь лет пять, обрастешь клиентурой, тебя будут знать, доверять».

Сам Сашка давно пристроился на корабль Компании южных морей. Обзавелся семейством и, что называется, в ус не дул. Пока Митя учился, зарабатывал на содержание больной матери, младшего брата, на покупку дома и шхуны, Загайнов уже числился среди умелых матросов, которые всегда нарасхват. Хорошо зарабатывал, приторговывал тем, что привозил из плавания. На скромную жизнь хватало, а к звездам он не тянулся.

И вот полгода назад Чеснишину улыбнулась удача. Он получил ордер на доставку партии новых бочек для Гавайской сахарной компании. Хотя бочки и считались пустыми, шхуна осела, как при полном грузе. Дело в том, что бочки, предназначенные под ром, заливали смесью пресной воды и дешевого спирта. Это позволяло выиграть время на подготовку — на Оаху бочки почти сразу пускали в дело, заполняя их ромом. Работа команды заключалась помимо прочего в ежедневном осмотре груза и выявлении протечек. Именно дополнительная работа позволила «Незеваю» обойти конкурентов. Даже дешевый спирт от первой перегонки, причем сильно разбавленный, мог соблазнить иных матросов, а поэтому заказчик выбрал самый непьющий экипаж. Даром, что шхуна называлась в честь виски.

На Оаху найти груз было сложнее, но Мите вновь повезло. Одна из компанейских шхун напоролась на коралловый риф при входе в Жемчужную гавань и потребовала длительного ремонта, а доставку её груза и пассажиров для колоний на островах Рождества и Нука-Хива, местный приказчик выставил на торги. Претендентов оказалось немного, Чеснишин запросил меньшую цену и выиграл. Правда меньшая сумма означала, что хотя команда и получит за рейс зарплату, без обратного груза прибыль опять не появится. А где взять обратный груз?

Вот почему Митя решил идти на Галапагос, вступая в область неизведанного, как в географическом, так и в экономическом смысле.

Он уже собирался спуститься вниз, как вдруг разглядел то, что с палубы станет видно ещё не скоро. За шхуной, примерно в миле, гнался чуть более крупный корабль с оснасткой брига. В пользу того, что он именно гнался, а не просто плыл в том же направлении (что вообще говоря для этих мест стало бы редчайшим событием), намекало напряжение на обоих кораблях. Движения людей Митя разглядеть бы не смог — паруса закрывали от взора всё, что происходило на палубах, да и дистанция все ещё оставалась большой. Но детали говорили за себя сами. Несмотря на довольно крепкий ветер, обе команды до максимума увеличили парусность и теперь пытались выиграть несколько футов скорости, манипулируя шкотами: то чуть ослабляли, то натягивали их, точно настраивали гитарные струны. Митя представил, как дрожит палуба под ногами, трещит от напряжения дерево, поднимается гул от такелажа.

И шхуна и бриг шли галфвинд, и боковой ветер в некотором смысле уравнивал шансы конструкций. Зайди он в корму, бриг легко бы догнал шхуну, а зайди к носу, шхуна бы оторвалась от преследования. При равенстве навигационных условий на скорость влияли высота мачт и площадь парусов, а также водоизмещение, от которого зависели остойчивость и снос. По всем трём показателям бриг превосходил шхуну и понемногу нагонял её.

Разглядеть кормовые флаги за парусами Митя так же не мог. Не факт, что их вообще поднимали. Шхуна могла быть чьей угодно, включая китайских пиратов. Бриг мог оказаться бостонским, британским или испанским. В принципе даже французским или русским. Расклад мог быть любым.

Пока Митя размышлял бриг выстрелил. Скорее предупреждая, чем стараясь нанести ущерб. Ядро отрикошетило от воды и выпустило пенистый султан в сотне саженей от кормы шхуны.

Тем временем там похоже заметили «Незевая», во всяком случае на гафеле грот мачты вспыхнул синим пламенем флаг с золотыми звездами, образующими знакомое всем (даже Сарапулу) созвездие.

— Наши, — прошептал Митя.

Преследовать их шхуну в этих водах могли только испанцы. У бостонских американцев с англичанами не имелось причин гоняться за кораблями Виктории, а все прочие нации вряд ли отправили бы на край света одинокий бриг ради подобной охоты. Конечно, всякое могло случиться, мало ли какой конфликт мог произойти в море? Промысел не поделили или пиратскую добычу. Но все же Митя был практически уверен, с кем им пришлось столкнуться. В конце концов, именно испанцы считают эти воды своими.

— Сарапул, Пулька, поднимайте орудия! — крикнул он с мачты. — Малыш, готовь Большую Медведицу!

Их сигнальный и салютный полуторадюймовый фальконет не годился для боя. Но внизу вместе с балластом лежали несколько превосходных двенадцатифунтовых карронад. Каждая весила по десять пудов, поэтому для подъёма потребовалось наладить таль.

— Шхуну под нашим флагом преследует бриг, скорее всего испанский, — сказал Митя помощнику, когда спустился на палубу.

— Мы собираемся вступить в бой? — поинтересовался Барахсанов.

— Вот именно.

— Как скажешь, шкипер. Позволю себе только напомнить, что мы не военный корабль.

Митя посмотрел на помощника. И пожал плечами. Его язвительность вероятно и стала причиной разлада с кланом Рытовых. Но Мите было наплевать. Лишь бы подшкипер выполнял свой долг и его приказы.

Сам он даже не сомневался, как поступить. Он помнил речь Тропинина на выпускном вечере Морского училища. Запомнил слово в слово.

«Мы не просто торговцы или шкиперы, мы хозяева Тихого океана! Мы не станем ползать перед азиатскими сатрапами подобно португальцам или голландцам. Мы и перед европейскими сатрапами ползать не будем. Торговля для нас инструмент созидания, процветания общества, а деньги не являются мерилом всего. У нас собственная гордость. И мы своих не бросаем. Это вбили в нас с детства. Об этом знает каждый шкипер или купец, каждый моряк или представитель Острова на чужбине. На преданность мы отвечаем преданностью. На вероломство — ответным ударом. Если кого-то из вас захватят, пленят, мы приложим все усилия для вызволения из плена. А если убьют, мы отомстим. Если надо мы даже начнем войну!»

Эти слова запали Мите в душу. Сейчас они звали его в бой.

На всякий случай он окинул взглядом команду.

До Сарапула, кажется, ещё не дошло. Пулька навидался на своем веку всяких битв и сейчас был спокоен. Малыш Тек волновался, но самую малость. Помощник взирал на все, словно сидел на заборе и схватка его не касалась.

— Корвет небольшой, — сказал Митя. — Вряд ли там серьезное вооружение. Скорее всего испанские шестифунтовки. Паруса прямые. Значит большая часть команды будет при пушках и парусах. На абордаж у них не останется сил. А о наших возможностях они не знают.

— Наши возможности это пять человек команды и пара карронад, — ухмыльнулся Семён.

Чёртово Рытовское семя!

— Не забывай о тех, кому мы идем на выручку, — напомнил Митя. — А у нас есть пушки, дробовики и гранаты. Для одной ошеломляющей атаки более чем достаточно.

Он развернулся и направился в казёнку.

— Для одной атаки? — донеслось в спину. — А дальше-то что?

Митя достал из тайника ключ и открыл несгораемый шкаф. Внутри находились три шестизарядных дробовика, патронташ со снаряженными картонными гильзами. Ещё двадцать зарядов уместилось в коробке. Рядом лежала связка фитилей. В коробке побольше в ячейках помещались девять гранат, размером и формой похожие на бутылки из-под виски. В горлышко требовалось вставить фитиль, а прямоугольная форма не позволяла гранате укатиться по палубе от места падения.

Митя решил использовать весь арсенал без остатка.

— И ещё сигнальные ракеты! — буркнул он под нос. — Не забыть про сигнальные ракеты.