Хаски и его учитель белый кот. Том III

Глава 229. Гора Цзяо. Отныне все запутанно и грязно

Не глядя на своего мужа, Жун Янь выпрямила спину и, широко открыв похожие на абрикосовые косточки глаза, наполненные слезами, срывающимся голосом произнесла:

— Принимая во внимание нашу прежнюю привязанность, позволь мне родить этого ребенка.

— … — взгляд Сюй Шуанлиня медленно переместился вниз и остановился на нижней части живота Жун Янь. На первый взгляд в нем не было ничего необычного, но, если присмотреться, можно было заметить, что он стал немного выпуклым.

Хотя Жун Янь поклонилась ему до земли, ее лицо по-прежнему сохраняло холодное выражение, по которому было сложно что-то прочесть.

— Прошу тебя.

— …

— Бесспорно, его отец виновен. Но, Наньгун Сюй, я прошу тебя пощадить жизнь твоего племянника.

Сюй Шуанлинь некоторое время просто смотрел на эту женщину, чувствуя лишь, что все происходящее с ним до абсурда смешно.

Пощадить это семя зла в ее животе? Этот еще толком не сформировавшийся кусок гнилого мяса, будь то племянник или племянница, какое он имеет отношение к нему?

Однако между этими порочными мыслями вдруг вклинилось воспоминание о дикой боли, что он пережил этой ночью. Сюй Шуанлинь даже замер на миг, а потом вдруг осознал, что это на удивление отличная новость... Место главы Духовной школы Жуфэн может быть унаследовано только в двух случаях: после смерти старого главы или при узурпации власти. Все прочее, будь то отречение от власти или отход от мирских дел, не дало бы никакого результата.

О передаче власти Наньгун Лю не могло быть и речи, однако после смерти, лет через сто, можно будет завещать место главы его ребенку, чтобы это отродье до дна испило чашу страданий человека, занимающего этот пост. Разве это не прекрасная новость?

Долг отца вернет дитя — действительно, лучше и не придумать.

Он тут же почувствовал приятную легкость во всем теле, отчего его лицо от дуг бровей до уголков рта расцвело в яркой улыбке. Больше не обращая внимания на этих двоих, Сюй Шуанлинь отбросил меч, развернулся и, громко хохоча, покинул тюремную камеру.

Он отказался от идеи убить Наньгун Лю и Жун Янь, планируя поместить их под домашний арест в отдельно стоящем доме, а как только родится ребенок, немедленно пожаловать ему звание будущего руководителя школы и заключить с ним кровный договор.

Пожалуй, все может повернуться так, что, когда наступит это время, весь мир будет восхвалять его за щедрость и великодушие, вмиг забыв о прежней неприязни. Почему нет?

Но он не смог дождаться этого дня.

Вскоре после того как он занял пост главы, Сюй Шуанлинь совершил множество злодеяний, что вызвало глубокое недовольство как внутри, так и за пределами ордена. В итоге наместники всех семидесяти двух городов Духовной школы Жуфэн, сговорившись за его спиной, восстали и, застав его врасплох, освободили Наньгун Лю и Ло Фэнхуа.

Не знавший всех подводных камней и обстоятельств, Ло Фэнхуа полагал, что все ужасные деяния он сотворил только ради высокого положения главы. Под давлением красноречия Наньгун Лю с каждым днем он все сильнее разочаровывался в своем ученике и в итоге согласился на мятеж, целью которого было скинуть Сюй Шуанлиня с теплого места главы ордена.

В ту ночь, когда в Духовной школе Жуфэн произошел новый унесший сотни жизней кровавый переворот, Ло Фэнхуа первым нашел укрывшегося на территории учебного Полигона Сяоюэ Сюй Шуанлиня.

Так сложилось, что была как раз ночь полнолуния. Страдая от невыносимой боли, весь в крови, Сюй Шуанлинь лежал ничком на листьях, напоминая змею, с которой живьем содрали кожу, обнажив ярко-красную плоть.

Когда Ло Фэнхуа увидел его, то решил, что того поразило какое-то боевое заклятие. Пусть мысленно он не раз проклинал Наньгун Сюя, но стоило ему увидеть искаженное болью лицо прежде любимого ученика, его сердце сжалось от острой жалости.

Сюй Шуанлинь с трудом оторвал голову от усыпанной окровавленными листьями земли и мрачно усмехнулся:

— Ты все-таки пришел.

— …

— В моих с ним ссорах ты всегда встаешь на его сторону.

— На сей раз ты зашел слишком далеко, — ответил Ло Фэнхуа. — Ты убил наставника Тяньчаня?

— Верно.

— И настоятеля Линя?

— Этот проклятый монах заслужил смерти.

— …А что насчет твоего отца?..

После почти минутного молчания Сюй Шуанлинь ответил:

— Он был несправедлив ко мне. Поверил в то, что я вор. Сам напросился.

Ло Фэнхуа закрыл глаза. Его ресницы намокли от слез:

— Ты… как ты дошел до такого?..

— Ха, — смех Сюй Шуанлиня в этот момент пробирал до костей, — только другим людям позволено обижать меня, а мне их обидеть нельзя? Только другие люди могут тыкать в меня мечами, а мне даже для защиты меч обнажить нельзя? Это, по-твоему, путь благородного человека?

Глядя на выражение лица наставника, было ясно, что он совершенно сломлен этими словами. Поколебавшись, Ло Фэнхуа подошел и встал рядом с Сюй Шуанлинем, но прежде чем он успел открыть рот, слезы градом полились из его глаз.

— Что ты рыдаешь? Тут есть о чем слезы лить? — Сюй Шуанлинь вдруг разозлился безо всякой видимой на то причины. — Хочешь зарежь, хочешь четвертуй — все, что твоя душенька пожелает, но зачем притворяться передо мной и лить эти крокодильи слезы? Так или иначе, в твоих глазах, в глазах моего старика, в глазах всего мира этот ничтожный гнойник всегда важнее меня!

Не в силах вымолвить ни слова, Ло Фэнхуа покачал головой и молча поднял руку, чтобы сотворить заклинание.

— Я разрываю нашу связь. Отныне тебе запрещено следовать за мной и учиться у меня, — сказал Ло Фэнхуа. — С этого момента, Наньгун Сюй, ты и я — больше не учитель и ученик.

— …

Сюй Шуанлинь почувствовал сильную боль в груди. Похоже, проклятье Гуня и правда истязало не только тело, но и сердце. Он замер на месте, пытаясь справиться с новым приступом боли, и очень скоро без всякой жалости парировал:

— Не обольщайся на свой счет, я никогда не считал тебя своим отцом-наставником.

Впав в оцепенение, Ло Фэнхуа долго смотрел на него. Казалось, он хотел сказать что-то еще, но позади послышались звуки голосов и звон мечей подошедшей повстанческой армии.

Наньгун Лю бросился к ним:

— Учитель!

При виде того, как Сюй Шуанлинь спокойно разговаривает с Ло Фэнхуа, сердце Наньгун Лю тревожно сжалось, и он тут же начал взволнованно оправдываться:

— Учитель, что бы он тебе ни сказал, не слушай его! Он все врет!

Сюй Шуанлинь расхохотался.

Этот его старший брат, как всегда, сама невинность и очарование.

Неужели он и правда думал, что Сюй Шуанлинь, цепляясь за подол одежды Ло Фэнхуа, будет отчаянно пытаться объяснить ему всю подоплеку событий, а также причины и следствия своих поступков? Нет, не будет.

Для него жизнь словно партия вэйци — стоит пропустить один ход, и предыдущие сто удачных решений и тысячи побед теряют значение, ведь важен только результат.

Убийство человека — это убийство, испачкаться в крови — это испачкаться.

Нельзя отмыться, прыгнув в грязную воду, да и он в общем-то никогда не стремился себя обелить.

Так или иначе, Ло Фэнхуа никогда не сможет его простить.

Так что и обсуждать тут нечего.

Ухватившись за близлежащее дерево, он с трудом поднялся на ноги.

Лунный свет осветил его похожее на кровавые лохмотья лицо.

Когда Наньгун Лю и заклинатели из его окружения рассмотрели, в каком он состоянии, то невольно попятились. Кто-то, сделав неверные выводы из увиденного, в изумлении воскликнул:

— Неужели это дело рук заклинателя Ло? Вот так линчевать[229.1] человека, ох… это слишком жестоко…

Сюй Шуанлинь широко улыбнулся, обнажив ряд ровных белых зубов.

Он взглянул на лес, потом на своего старшего брата, и вдруг подумал, что не желает из-за глупого просчета вот так легко отпускать этих учителя и ученика. Повернув голову к Ло Фэнхуа, он сказал:

— Пусть все катятся куда подальше. У меня есть тайна, что перед смертью я открою лишь тебе. Я скажу тебе это только с глазу на глаз. Давай отойдем.

Держась за сосны, чтобы не упасть, он в сопровождении Ло Фэнхуа перешел в скрытое от чужих взглядов место в тени леса.

По мере того как лунный свет сменяла густая тень, состояние Сюй Шуанлиня улучшалось: потрескавшаяся кожа начала понемногу заживать и, хотя оставалось еще много мелких ран, они уже не выглядели настолько ужасно, как раньше.

Стоя спиной к Ло Фэнхуа, Сюй Шуанлинь, не оборачиваясь, для начала спросил:

— В одиночку по своей воле пришел сюда следом за мной, не боишься, что убью тебя?

— Не убьешь.

— …

— Если бы ты хотел убить меня или А-Лю, сделал бы это еще год назад.

Сюй Шуанлинь резко повернулся, в его глазах вспыхнул яркий огонь гнева:

— Это просто смешно! Ты правда думаешь, что так хорошо меня знаешь?!

Увидев его лицо, Ло Фэнхуа от изумления широко распахнул глаза:

— Твои раны…

— Не такие ужасные, как были пару минут назад, не так ли? — Сюй Шуанлинь усмехнулся. — Что это, как ты думаешь? Боевое заклинание? Плод линчи?

Он медленно поднял руку, в которой, в самом центре ладони, лежал сиявший неясным светом перстень главы. Сжав губы, не без насмешки, зло и уверенно он сказал:

— К этому перстню привязано проклятие. После того как вы вместе с Наньгун Лю свергли меня с поста главы, это кольцо само соскользнуло с большого пальца, ведь оно знает, что я больше не хозяин Духовной школы Жуфэн. Однако, так как вы вместе подняли мятеж и узурпировали власть в ордене, оно не может решить, кого из вас признать как нового владельца.

— Ты отнял этот пост у А-Лю, само собой, перстень главы должен вернуться к нему.

Сюй Шуанлинь оскалился в довольной ухмылке:

— Я, несомненно, того же мнения.

С торжественным видом он положил перстень на ладонь Ло Фэнхуа и, ободряюще похлопав его по сжатой руке, сказал:

— Возьми и держи его крепко. Как только уйдешь отсюда, сразу же лично преподнеси моему брату это сокровище. Помни, ты должен своими руками помочь ему надеть его. Ведь именно он истинный хозяин этого ордена.

Сюй Шуанлинь замер на миг, вглядываясь в полное скрытого страдания лицо Ло Фэнхуа.

А после склонился к нему и, понизив голос, на ухо прошептал:

— Но прежде я хочу открыть тебе одну тайну. Не бойся, в ней нет ничего темного, всего лишь героическое прошлое, и не более того.

Затем он тихим голосом неспешно поведал ему, как Наньгун Чанъин победил Гуня, и как этот монстр наложил проклятье на все последующие поколения руководителей Духовной школы Жуфэн. Живописуя во всех деталях мучения будущего главы, он прошипел сквозь зубы полные яда слова, что словно змеиные клыки проникли в разум и плоть Ло Фэнхуа.

Он видел, как Ло Фэнхуа меняется в лице, и как округляются его и без того круглые глаза.

Он видел, как легкая дрожь сотрясает его тело, когда, потеряв равновесие, он невольно облокотился о ближайшее дерево.

В тот момент Сюй Шуанлинь чувствовал себя очень счастливым.

Ха! Ты ведь в нем души не чаешь?

Все… и ты тоже... выбирая из нас двоих, разве не к рожденному первой женой старшему сыну Наньгун Лю вы относитесь как к истинному сокровищу?

Я хочу, чтобы ты своими руками дал ему яд, надев на его палец это кольцо.

Уголки рта Сюй Шуанлиня медленно растянулись в довольной ухмылке. С коварством играющей с пойманной жертвой рыси, он поднял руку и провел по щеке Ло Фэнхуа:

— Учитель, мой рассказ окончен. Можешь идти, — помолчав, он осклабился еще больше, — иди, отдай дань уважения главе Духовной школы Жуфэн в шестом поколении... Наньгун Лю. Иди.

В тот день весь в крови Сюй Шуанлинь бежал на мече из ордена Жуфэн. Полночи он летел над городами и весями, пока его энергия окончательно не истощилась, и совершенно вымотанный упал на окраине городка Цайде.

Там он заметил маленькую девочку, в одиночестве сидящую во дворе.

Увидев его раны и окровавленное тело, девочка побледнела от испуга, но, трясясь от страха, все равно зашла в дом, чтобы налить чашку воды и напоить его. Пока Сюй Шуанлинь пил воду, он неотрывно смотрел на нее, и вдруг, удивительное дело, понял, что эта малявка невероятно похожа на друга его сердца, наставника и заклятого врага. Ее глаза были точь-в-точь такие же, как у Ло Фэнхуа.

Заметив во дворе увешанное спелыми плодами мандариновое дерево, он вдруг почувствовал, как в его сердце родилось отчаянное желание съесть их все, но каждое слово этой мелкой девчонки воняло протухшей праведностью. Все ее заученные слова о благородстве звучали так утомительно занудно и слащаво, что перед ним как будто снова появился Ло Фэнхуа с тем его абсурдным пожеланием:

«Я надеюсь, что вы на всю жизнь сохраните в сердцах этот свет юности и в будущем будете полагаться на свои достоинства, чтобы всегда оставаться благородными людьми».

…На всю жизнь благородными людьми.

…И правда, это даже звучит смешно.

Он стряхнул с веток мандарины, срубил мандариновое дерево и ушел, не оглядываясь, оставив девчонку рыдать во дворе. Однако это не смогло погасить горящее внутри него пламя, поэтому в тот вечер он устроил резню в близлежащей деревне. Рубя людей без разбора, он чувствовал, что с каждой отнятой жизнью все дальше отходит от образа «благородного человека», отчего его сердце все больше наполнялось радостью и удовлетворением.

После этого Сюй Шуанлинь покинул те места, рассчитывая в дальнейшем под чужим именем прожить до конца жизни.

Но очень скоро в чайной он услышал новость о том, что Ло Фэнхуа узурпировал власть и сам стал уважаемым главой Духовной школы Жуфэн.

Почти все посетители чайной активно включились в обсуждение этого события:

— Ох, кто бы мог подумать, а? Правильно в народе говорят: чужая душа — потемки[229.2].

— Бедный Наньгун Лю — поднимая восстание, он точно не предполагал, что «шьет свадебный наряд для другого».

— Должно быть, теперь он люто ненавидит своего отца-наставника?

— Этот Ло Фэнхуа и правда никчемный человечишка, раз алчность так легко затмила его рассудок и вычернила сердце.

Сюй Шуанлинь сидел за маленьким засаленным столиком небольшой чайной. Держа в руках чашку чая, он поднес ее к губам, но не выпил ни глотка, ошеломленно слушая их разговор.

Сердце забилось чаще, перед глазами на миг потемнело и, казалось, земля поменялась местами с небом.

Он даже представить себе не мог, что в итоге Ло Фэнхуа сделает такой выбор.

Этот человек предпочел нести бремя непонимания и ненависти, терпеть всеобщее осуждение и презрение.

Предпочел взять на себя чужое жестокое проклятье и каждое полнолуние до конца своих дней терпеть невыносимые мучения, когда смерть казалась лучше жизни.

После того как этот обоюдоострый меч оказался в его руках, Ло Фэнхуа не смог собственноручно вонзить его в сердце своего ученика.

В самом конце этой партии вэйци Сюй Шуанлинь допустил досадную ошибку.

Раздался звук неспешных шагов.

Сюй Шуанлинь очнулся от своих воспоминаний. Когда он открыл глаза, перед его затуманенным взором появилось лицо молодого человека.

На пустой и безмолвной Платформе Призыва Души Мо Жань подошел к нему и преклонил колено, чтобы пристально всмотреться в его лицо.

В тот миг, когда их взгляды встретились, Сюй Шуанлинь подумал, что у этого молодого человека очень странные глаза: казалось, за ними скрывалось слишком много такого, что просто не дано знать юноше в двадцать с небольшим.

— …Наньгун Сюй, все это ты затеял, чтобы оживить его? — спросил Мо Жань.

— Не твое дело.

— Ты думал, что посторонние не сумеют подняться на гору, поэтому если ты сохранишь такого Наньгун Лю и оживишь Ло Фэнхуа, то вместе с ними сможешь спокойно прожить здесь остаток жизни? Я прав?

— Не твое дело! — Сюй Шуанлинь сорвался на крик.

Мо Жань подобрал с земли поврежденное духовное ядро Ло Фэнхуа, из которого до сих пор лился яркий свет, и как ни в чем не бывало продолжил:

— Ты как следует замаскировался, чтобы с новым лицом, под именем Сюй Шуанлиня втереться в доверие к Наньгун Лю, и начал подстрекать его на новое восстание. А все потому что ты не мог вынести, что Ло Фэнхуа каждую ночь мучается от проклятья и живет жизнью, которая хуже смерти.

— С какой стати ты роешься в моей душе?! — глаза Сюй Шуанлиня покраснели и увлажнились, но внутри них, как прежде, мерцал злой неукротимый огонь. — Думаешь, что все про меня знаешь?!

— Точно не знаю, могу лишь догадываться, — ответил Мо Жань, — но сейчас, глядя на выражение твоего лица, я чувствую, что не так уж и не прав в своих предположениях.

Скрипнув зубами, Сюй Шуанлинь процедил сквозь них всего два слова:

— Наглый юнец.

— Ты прав, все мы, юнцы, в чем-то похожи. Когда тебе было двадцать, разве твоя самонадеянность не была выше небес? — Мо Жань спокойно посмотрел на него. — Наньгун Сюй, в тот год ты помог своему старшему брату отвоевать орден, но и подумать не мог, что вторая попытка узурпировать трон и стремление занять положение главы так ожесточат его сердце, что ради этого поста он без колебаний[229.3] казнит Ло Фэнхуа. Ты ведь совсем не ожидал, что он погибнет… Твой разум помутился, ты не знал, как поступить, — на протяжении всей речи Мо Жань не сводил глаз с лица Сюй Шуанлиня.

Он лучше всех мог понять то чувство отчаяния и безысходности.

Сейчас он читал сердце Сюй Шуанлиня через свое собственное.

— Потеряв надежду, в порыве отчаяния как ты мог поступить?