Хаски и его учитель белый кот. Том III

Глава 310. Пик Сышэн. Финальная фишка маджонга

Яркий свет.

Когда Мо Жань открыл глаза, то обнаружил, что лежит на пурпурном облаке. Очень медленно он моргнул, повернул шею, а потом встал… и понял, что оказался вовсе не на небесах, а в построенном из аметиста дворце. Зал, в котором он очутился, был настолько огромным, что один кирпич в его стене был размером с большую повозку. Именно поэтому ему показалось, что он лежит среди облаков.

Вдалеке он заметил стройный силуэт прислонившегося к окну высокого мужчины, который стоял к нему спиной и смотрел куда-то вдаль.

На плечи босого мужчины был наброшен халат из неизвестного материала, в руках он рассеянно вертел кубок из светящегося стекла, в котором плескалась жидкость янтарного цвета. За окном виднелось пышно цветущее дерево. На нем были странные красные цветы с почти белыми пестиками и тычинками, которые сочились серебристым сиянием.

В человеческом мире не было ни таких вещей, ни таких цветов.

Так что Мо Жань был уверен, что и дворца такого в мире людей быть не могло.

— Где я? — спросил он.

Движение пальцев мужчины остановилось. Он слегка повернул голову в его сторону, но из-за того, что этот человек стоял против света, Мо Жаню не удавалось рассмотреть черты его лица.

— А ты удивительно хладнокровен, герой.

— …

Мужчина залпом выпил вино, поставил бокал на подоконник и подошел к нему.

Теперь-то Мо Жань смог его рассмотреть. Лицом этот мужчина был немного похож на Гоучэнь Шангуна, под уголком глаза у него была похожая на паука ярко-алая родинка, губы — очень тонкие, да и характер, судя по всему, не из легких.

— Я — Владыка Демонов во втором поколении, — пристально наблюдая за реакцией Мо Жаня, неспешно представился мужчина. — Сейчас ты находишься в моем дворце.

Помолчав немного, Мо Жань ответил:

— Если бы не твои слова, я подумал бы, что ты — сам Верховный Владыка Яма.

Мужчина усмехнулся:

— Ты так уверен, что уже мертв?

— Нет, — Мо Жань посмотрел ему в глаза, — я так не думаю, но и живым себя не чувствую.

Улыбка, прячущаяся в уголках губ Владыки Демонов, стала еще заметнее:

— Это ты хорошо сказал.

Владыка Демонов вытянул руку в черной перчатке из драконьей чешуи и кончиком пальца пронзил грудь Мо Жаня, но тот не почувствовал ни капли боли.

— На самом деле ты не живой человек, — сказал Владыка Демонов, — а собранные воедино души[310.1].

Мо Жань не проронил ни слова.

Владыка Демонов лениво продолжил:

— Мои предки установили непреложное правило: пока прекрасные костяные бабочки не выступят против богов и не нарушат вето Фуси на использование запретных техник, они не смогут вернуться в Царство Демонов... От Вэйци Чжэньлун до Пространственно-временных Врат Жизни и Смерти, ты сделал это для них, мой герой.

— Разве я хотел это делать? — хмуро ответил Мо Жань. — Это Хуа Биньань…

— Он ублюдок, рожденный от божества, не демон и не злой дух, грязная полукровка, — взгляд Владыки Демонов наполнился презрением. — Когда-то он поклялся, что не навредит никому из своего материнского клана, но даже это обещание не смог сдержать.

— Ты говоришь о том, что он погубил Сун Цютун?

— Нет, — в паре рубиново-алых глазах отразилась духовная оболочка Мо Жаня. Владыка Демонов поднял руку и нежно погладил призрачное лицо Мо Жаня. — Ты знаешь, о ком я говорю.

— …

— В тот момент, когда врата в Царство Демонов распахнулись, ты ведь сразу это почувствовал, — взгляд Владыки Демонов был острее кинжала. — Иначе в конце ты бы не дал обещание своему маленькому небожителю. В глубине сердца ты ведь еще тогда все понял.

Мо Жань ничего не ответил, лишь опустил ресницы.

Владыка Демонов неспешно выпрямился. Теперь его высокая фигура отбрасывала на землю густую черную тень.

— Мо Вэйюй, тебе должно быть известно, что в этом мире существует особая разновидность прекрасных костяных бабочек, — сказал он. — Они не проливают золотых слез и не имеют демонической ауры, так что, если не знать их родословную, даже заключивший кровный контракт с прекрасными костяными бабочками демонический дух горы Хуан не сможет их опознать. Бывает и так, что некоторые из них не могут узнать свой истинный статус до тех пор, пока не умрут…

— Ну и что с того? — очень сухо обронил Мо Жань.

Владыка Демонов рассмеялся:

— И что с того?.. Ты ведь должен понимать, что такой представитель демонической расы может унаследовать неудержимую духовную мощь древнейших демонов и встать в один ряд с жившим сотни лет назад величайшим досточтимым хуаби Сун Синъи.

При этих словах на кончиках его пальцев вспыхнул пурпурно-черный свет, который он направил прямо в духовное тело Мо Жаня. Как только это сияние проникло в него, Мо Жань тут же почувствовал прилив сил: внутри него забурлила невероятная мощь, которую он поглотил без остатка.

Наблюдавший за ним Владыка Демонов с улыбкой сказал:

— Вот видишь, ты в самом деле способен впитать духовную энергию моего рода.

— …

— Я говорю о тебе, — продолжил Владыка Демонов. — Ты еще одна особенная прекрасная костяная бабочка, преемник Сун Синъи. Просто сам ты этого так и не осознал, да и Хуа Биньань тоже ничего не заметил.

Мо Жань поднял глаза.

Заложив руки за спину, Владыка Демонов снова смотрел на парящие за окном лепестки цветов:

— Это жалкое ничтожество. Он ведь принес нерушимую клятву, что не причинит вреда ни одному из своих сородичей и сделает все возможное, чтобы спасти каждую прекрасную костяную бабочку, но при этом вредил тебе всю жизнь.

Мо Жань медленно поднялся на ноги. На самом деле он не был настроен слушать все эти россказни. Навредил — и ладно, воспользовался — и что теперь? Что было, то было, — все уже в прошлом. Сейчас его волновало лишь одно:

— Я могу вернуться?

— Вернуться куда? — Владыка Демонов повернул голову и окинул его испытующим взглядом. — В мир людей?

— В мир людей.

— Что хорошего в этом сборище ничтожных насекомых? Ты обладаешь невероятной мощью и энергией, еще и мой соплеменник и дальний родственник, — холодно сказал Владыка Демонов. — Поскольку ты демон, я смог призвать твои души и вернуть их в мой дворец. Оставшись здесь, ты будешь жить вечно. Ты уже на деле показал свою силу и доказал, что можешь послужить нашему роду.

Мо Жань улыбнулся:

— Прошу прощения, но, хотя до сих пор я лишь позволял другим пользоваться моей силой, сам я никому не служу.

Какое-то время Владыка Демонов вглядывался в его лицо своими красными зрачками. Он ничего не сказал, но в его испытующем взгляде ясно читалось осуждение.

— Ну ладно, — помолчав, добавил Мо Жань, — есть одно исключение. Я готов служить ему.

Владыка Демонов ядовито усмехнулся:

— Ты готов служить бревну?

— Он не бревно[310.2].

Владыка Демонов в гневе закатил глаза:

— До этого я назвал его маленьким небожителем исключительно из вежливости. Он даже не божество, а просто гнилой саженец, посаженный стариком Шэньнуном, — видя, что его слова злят Мо Жаня, Владыка Демонов замолк и, повернувшись к нему боком, прислонился тонкой талией к подоконнику. — У тебя точно все в порядке с головой?

Не дождавшись ответа, Владыка Демонов продолжил свои увещевания:

— Тебе нужно уяснить одну вещь: если ты в самом деле собираешься вернуться туда, тебе не удастся получить доступ к наследию расы демонов. Ты сможешь прожить лишь несколько десятилетий, самое большее — сто лет.

Услышав это, напряженный до предела Мо Жань неожиданно широко улыбнулся:

— Так долго?

— …

— В мире людей это считается долгой жизнью.

Владыка Демонов, казалось, был совсем сбит с толку и даже немного рассержен:

— Жизнь человека не длиннее жизни муравья, что можно сделать за несколько десятков лет? А что можно сделать за сто? Разорвав пространство и время, ты открыл Врата Жизни и Смерти, и даже сам освоил Вэйци Чжэньлун. После того, что ты устроил, старика Фуси в Небесной Обители, вероятно, от злости хватил удар. При таком таланте ты по доброй воле собираешься, как черепаха, волочить свой хвост по грязи[310.3], прожив свой ублюдочный век в безвестности, — чем больше он говорил, тем сильнее раздражался, а под конец высказался без обиняков. — Дурень.

Мо Жань опустил веки, его длинные ресницы дрожали. Сначала демону показалось, что он кипит от гнева, но стоило ему присмотреться, и стало понятно, что Мо Жань изо всех сил пытается сдержать смех.

Владыка Демонов: — …

Мо Жань поднял голову и широко улыбнулся:

— Откуда ты знаешь?

— …

— В мире людей слишком многие говорили мне, что я глупый.

Владыка Демонов выглядел так, словно у него внезапно зверски разболелась голова. Потерев лоб, он почти простонал:

— Как вышло, что демон настолько потерял достоинство…

— А я никогда и не считал себя демоном, — напомнил Мо Жань, — и смутно почувствовал что-то, лишь когда открылись демонические врата.

Владыка Демонов молча уставился на него.

Какое-то время Мо Жань еще улыбался, но затем улыбка сошла с его лица и он серьезно взглянул на Владыку Демонов:

— В любом случае спасибо тебе за то, что защитили мое духовное начало[310.1].

— Я пожалел твой талант.

Мо Жань лишь покачал головой. Ему не хотелось продолжать этот разговор, поэтому он просто серьезно и искренне взглянул на этого демона черными глазами, что смогли тронуть сердца множества людей, и сказал:

— Мне очень жаль, но тем не менее я все равно хочу вернуться в мир людей.

— …

Какое-то время оба молчали.

— Нужна причина, — в конце концов жестко сказал Владыка Демонов. — Дай мне вескую причину.

— Потому что я обещал одному человеку, — ответил Мо Жань. — Я обещал, что вернусь к нему.

Куньлуньский Дворец Тасюэ.

К этому времени снегопад на божественной горе почти закончился. Пространственно-временной разлом окончательно закрылся, и смертоносный Великий Потоп из другого мира сразу же показался лишь каким-то абсурдным сном.

Занималась заря, и огромный мир под небесами постепенно наполнялся благостью и спокойствием.

— Образцовый наставник Чу!

— Образцовый наставник! Наставник!

Он услышал, что кто-то громко зовет его. Сознание медленно возвращалось.

Когда Чу Ваньнин открыл глаза, какое-то время его взгляд был совершенно пуст. Казалось, внутри его глаз медленно оседали дым и пыль двух прожитых жизней. На короткий миг ему показалось, что он вернулся на Пик Сышэн, в один из коротких зимних дней, и его разбудил послеобеденный галдеж учеников. Но потом в его сердце закралось сомнение, а не оказался ли он снова в темном и холодном Дворце Ушань и это стоящий рядом с кроватью Лю Гун вздыхает и зовет его вновь вернуться в мир людей.

Прошло довольно много времени, прежде чем его взгляд прояснился. Когда карие глаза обрели фокус, он окинул взглядом окруживших его заклинателей. С небес на землю медленно падал снег. Затянувшаяся ночь почти испустила последний вздох, и в глубине облаков уже можно было разглядеть первые проблески зари.

Чуть прикрыв глаза, он хрипло позвал:

— Мо Жань…

Казалось, тот дорогой его сердцу мертвый юноша откликнулся на его тоску, а может, его одержимость им была так глубока, что Чу Ваньнин начал бредить… Но внезапно он заметил несколько искрящихся золотисто-алых нитей, которые, просочившись сквозь щель во Вратах Жизни и Смерти, взмыли в залившиеся румянцем небеса и умчались куда-то вдаль…

Что это?!

Чу Ваньнин резко распахнул глаза, но не из-за криков стоящих вокруг людей, а из-за этих золото-алых нитей.

Что… что это могло быть?!

Эти странные лучи зажгли в его сердце почти угасшую надежду, и он, собрав остатки сил, без чьей-либо помощи молча поднялся на ноги. Спотыкаясь, Чу Ваньнин бросился следом за ускользающими нитями света. За его спиной послышались встревоженные голоса людей:

— Образцовый наставник Чу…

К этому моменту грязь и песок были полностью смыты, и все признали, что Мо Вэйюй не был преступником. Вот только цена этого посмертного очищения была слишком высока, да и был ли теперь в нем хоть какой-то смысл?

Впрочем, Мо Жань и раньше никогда не заботился о том, что будут думать о нем люди, очистит ли он себя или испачкает в грязи, сойдет с ума или станет жертвой собственной одержимости. То же касалось и Чу Ваньнина. Эти двое стремились лишь к тому, чтобы в их собственных сердцах не осталось места для сожалений.

— Учитель!

Сюэ Мэн хотел последовать за ним, но не успел сделать и пары шагов, как услышал за спиной взволнованный ропот.

Там, где стояли целители Гуюэе началась суматоха и послышались испуганные крики:

— Глава! Глава, что с вами?!

Ошеломленный Сюэ Мэн резко развернулся и, растолкав толпу, увидел, что Цзян Си в изнеможении рухнул на заснеженную землю. Под его телом тут же образовалась целая лужа крови.

— В чем дело?! — послышался гневный рев старейшины из Гуюэе. — Только что ведь все было хорошо?! Как же так?!

Один из учеников робко указал на ужасный рубец на животе Цзян Си.

— Это… до этого его ведь ударило водное острие Великого Потока? Глава опасался, что ситуация может выйти из-под контроля, поэтому никому ничего не сказал…

В воздухе витал слабый запах крови. В предрассветной дымке вновь вернувшегося к равновесию смертного мира Цзян Си рухнул на землю и в этом обновленном мире со спокойной душой закрыл глаза.

— Скорее, лечите его рану!

— Что вы застыли?! Спасайте его!

Разум Сюэ Мэна пребывал в смятении, в голове царил хаос. Пошатываясь, он с трудом стоял на ногах, все еще сжимая в руке Сюэхуан, который дал ему Цзян Си. Повернув голову, он увидел стремительно удаляющийся силуэт Чу Ваньнина. Ему так хотелось догнать его, но он не смог сдвинуться и на шаг, а просто как подкошенный упал на колени и зарыдал.

Он не знал, как отыскать свое место в этом бескрайнем мире, где больше не было любви и ненависти, дружбы и вражды. В этом воспрявшем мире больше не было старых друзей, готовых идти с ним вместе по жизни. Остались в прошлом времена юности, когда, упиваясь гордыней и руководствуясь лишь собственными желаниями, они стремились стать героями, опираясь лишь на силу своего меча. Теперь он обречен в одиночку странствовать по дорогам этого бренного мира и не может вернуться назад.

А на заснеженных просторах горы Цюншань[310.4] Чу Ваньнин наблюдал, как золотисто-алые сияющие нити пронеслись по небосклону и устремились к отдаленным горным вершинам…

«Поверь, я сделаю все возможное, чтобы вновь увидеть тебя.

Я буду ждать тебя в другом мире».

Внезапная дрожь прошила все его тело. Чу Ваньнин все еще не осмеливался давать волю своим мыслям и питать слишком большие надежды до тех пор, пока он своими глазами не увидит правду.

В этот момент утреннее солнце пронзило мрак Великой Бездны и восстало из холода прошлой ночи. Прорвавшись сквозь линию горизонта, золотое сияние брызнуло во все стороны и затопило равнины и кручи, спуски, подъемы и крутые изгибы горной дороги.

Взошло солнце, первые малиновые лучи озарили бескрайнее людское море. Огненное ярило спешило одарить золотом всех выживших после великого бедствия.

Наблюдая за восходом солнца, Чу Ваньнин крутил между пальцев талисман призыва.

— Заклятие Парящего Дракона! Шэнлун… я призываю тебя!

Вспыхнул золотой свет. Горы огласил протяжный рев. Светоносный бумажный дракон прорвался сквозь метель и вьюгу, чтобы явиться пред очами своего хозяина. Его огромное тело легло вокруг него кольцами, а голос был подобен звуку колокола.

Когда этот шаловливый дракончик увидел, что мир смертных прекрасно сохранился, то на радостях не смог удержаться от того, чтобы снова подшутить над своим хозяином:

— Снова тишь да гладь?

— Хм.

— Все закончилось?

— Хм.

Бумажный дракон стал еще счастливее. Стремительно воспарив в небо, он сделал пару сальто в воздухе, прежде чем опуститься на землю и, уставившись на хозяина, привычно подначить его:

— Да, кстати, Чу Ваньнин, а почему ты, как всегда, один?

Чу Ваньнин спокойно стоял на холодном ветру. Снежная крупа с шорохом падала с небес на его длинные ресницы. Он не мог отбросить мысли о том, что Мо Жань сказал ему при расставании, и чувствовал, что сердце его стучит, как боевой барабан. После долгого молчания он поднял голову и сказал улегшемуся кольцами бумажному дракону:

— Отнеси меня в одно место.

— Куда?

Когда Чу Ваньнин вскочил ему на спину, огромный дракон тут же взмыл навстречу метели, оставив позади укрытую снегом заледеневшую землю. Исполненное величия восходящее солнце сияло все ярче. На рассвете, который наконец наступил, он сказал дракону:

— Летим на гору Наньпин. Я хочу увидеть его.

Зловредный дракон[310.5], который настроился нести всякую чушь, вскинул голову и растопырил усы, но в итоге так больше ничего и не сказал.

На самом деле он прекрасно понимал, куда собирался вернуться его хозяин и кого хотел там найти. Прежде чем они совершили рывок в небеса, под грозный рык дракона Чу Ваньнин оглянулся и окинул взглядом раскинувшиеся под ними горы и реки.

По бескрайнему небу плыло множество облаков. В погоне за золотисто-алым светом с заснеженной дороги Куньлунь он наконец примчался сюда… в этот далекий край, где только что прошел моросящий дождь[310.6].

Мо Жань пообещал, что сможет вернуться. Поэтому он поверил ему и отправился в то место, где они расстались, чтобы встретиться с ним вновь.

— Как думаешь… те золотые лучи могут быть его вернувшимися душами?

Заложив вираж в пелене облаков, светоносный дракон проворчал себе под нос:

— Ты меня спрашиваешь? А у кого тогда мне спросить?

— Как думаешь, эти души смогут вернуться в его тело?

Дракон неохотно ответил:

— Возможно…

Вскоре на горизонте показалась гора Наньпин. Казалось, Чу Ваньнин был точно уверен, что эти золотисто-алые лучи непременно вернутся именно сюда, поэтому без колебаний приказал оседлавшему ветер дракону принести его в это место. Они приземлились на опушке бамбуковой рощи в самом сердце горы Наньпин.

— Человек, которого ты ищешь, здесь?

Чу Ваньнин не ответил. Спустившись с дракона на землю, он почувствовал себя так, словно на его сердце упал тяжелый камень, из-за которого он не может даже дышать.

— В этом месте я оставил нетленное тело Мо Жаня, — его пальцы невольно задрожали, — значит, если его душа сможет вернуться, тогда…

Сначала он хотел сказать, что тогда он обязательно встретит его здесь, но хотя эти слова вертелись у него на языке, он так и не смог произнести их вслух.

А что если его здесь не будет?

Он все еще хотел сохранить этот лучик надежды, но не мог твердо озвучить свое заветное желание.

Вот только сердце бумажного дракона было создано из травы и дерева, поэтому, покачав головой, он спросил:

— А если он не вернется?

— …

— А если те золотые лучи рассеются, прежде чем достигнут этого места?

— …

— А если…

Чу Ваньнин резко обернулся. Хотя его взгляд был очень злым, но глаза предательски покраснели:

— Тогда я сожгу тебя и похороню вместе с ним.

— Ой-ой, страшно-то как! — заскулил светоносный дракон, и его огромное тело превратилось в крохотную змейку, усевшуюся на плечо Чу Ваньнина. Своей головой он игриво боднул хозяина в щеку.

Прекрасно зная характер Чу Ваньнина, дракончик, естественно, и не думал воспринимать его угрозу всерьез.

— Судя по выражению твоего лица, мне почему-то кажется, что это ты хочешь быть похороненным вместе с ним, — со вздохом посетовал он и погладил затылок Чу Ваньнина кончиком хвоста.

— Что ты делаешь?

— Боюсь, если я не почешу[310.7] тебя, ты прямо сейчас упадешь замертво, — маленький дракон снова вздохнул и хлопнул лапками по своему хвосту. — Не нравится мне выражение твоего лица.

— …

— Сейчас ты похож на игрока, который заходит в казино, чтобы поставить на кон все заработанные за жизнь сбережения.

В кои-то веки Чу Ваньнин не стал спорить с ним и просто закрыл глаза.

Маленький светоносный дракон сказал, что это все, что он накопил за свою жизнь, но на самом деле это были не его сбережения.

Все это принадлежало юноше, что был его учеником в двух жизнях, его возлюбленным в двух жизнях. Тому, кто в обеих жизнях использовал свою кровь и плоть и опустился на самое дно ради того, чтобы сохранить необъятную чистоту души одного невинного дурака.

На всю его оставшуюся жизнь.

Горная тропа казалась бесконечной, снег скрипел под ногами.

Вдали показалась полуразрушенная хижина. Когда Чу Ваньнин остановился перед этой ветхой лачугой, кончики его пальцев дрожали. Ведь было очевидно, что перед ним лишь ведущие в заброшенный двор небольшие деревянные ворота, но сейчас они казались совершенно недостижимой целью и открыть их было тяжелее, чем врата в Царство Демонов. Его кадык судорожно дернулся, кровь забурлила в жилах.

Чу Ваньнин чувствовал себя закаменевшим деревом. Несколько раз он поднимал руку, но каждый раз, едва коснувшись ворот, опускал ее.

— Ох, если не толкнешь эту дверь, — сказал дракончик, — тогда давай я сам, я…

Ворота распахнулись.

Вот только открыл их не Чу Ваньнин и не маленький дракон.

Одна из створок изначально была слегка приоткрыта, и, вероятно, свежий горный ветерок настолько проникся сочувствием к разлученным влюбленным, что не стерпел печали господина и со скрипом распахнул деревянную дверцу.

Чу Ваньнин застыл перед домом.

Тростниковая хижина была перед ним как на ладони. В это время года деревья еще не очнулись от зимней спячки и их ветки все еще были укрыты тонким снежным покрывалом. Когда дул ветер, подхваченные им снежинки парили в воздухе, словно лепестки яблони. Рассеиваясь в золотых лучах утреннего солнца, они ложились на землю и укрывали плечи Чу Ваньнина тонким кисейным покрывалом.

Услышав движение за спиной, Чу Ваньнин на мгновение замер, а затем медленно обернулся.

Свет и тень двигались, тесня друг друга. На мгновение показалась, что весна вернулась на землю и мир наполнился ярким светом и красками, словно в разгар самого жаркого лета.

Все, что Чу Ваньнин до этого не слышал: свист ветра, шорох падающего снега, ласкающий звук шелеста ветвей, — все это в ту же минуту обрушилось на него. Словно бурлящий прилив, все сущее человеческого мира хлынуло назад, возвращаясь в его сердце, разум и душу.

Он хотел броситься вперед, но продолжал стоять на месте. Все его тело словно налилось свинцом и было сковано льдом, так что он не мог даже пошевелиться. В этот момент, совсем как много лет назад, уши Чу Ваньнина, казалось, вновь наполнил громкий стрекот цикад под Пагодой Тунтянь.

Само собой, это ведь было лучшее время в жизни Мо Жаня.

Этот чистый и прекрасный юноша подошел к прислонившемуся к дереву старейшине Юйхену: к истоку всего, к той самой изначальной точке, где по воле судьбы жизни этих двух людей переплелись.

— Чу Ваньнин…

Маленький дракон ткнул его в бок.

Чу Ваньнин с трудом пришел в себя, но в горле все еще стоял ком, так что он не мог произнести ни слова.

Очень медленно он пошел к человеку, стоящему под сухим деревом: к своему последнему пристанищу[310.8], к завершению боли и страданий двух жизней, к их финалу[310.9].

Холодный ветер запутался в уныло шелестящих ветвях. Пройдя сквозь дым бесчисленных пожаров войны и сигнальных костров, Чу Ваньнин наконец остановился перед этим человеком.

Совсем как много лет назад, в расцвете юности, Мо Вэйюй вновь застыл перед Чу Ваньнином. Вскинув голову, он смотрел на него и улыбался.

— Господин бессмертный, господин бессмертный!

Голос из прошлого до сих пор звучал в его ушах, хотя прошло две жизни, прежде чем судьба даровала им эту новую встречу.

— Я так долго наблюдаю за вами, почему вы меня не замечаете?

В уединенной горной долине свет зари был чист и прозрачен. Казалось, в этом мире остались лишь они, а все остальное исчезло.

На плечи Мо Жаня была наброшена теплая мантия. Лицо все еще казалось слишком бледным, как у выздоравливающего после тяжелой болезни.

Он смотрел, как на фоне утренней зари Чу Ваньнин приближается к нему, и чем ближе он подходил, тем большей нежностью сияли его черные как смоль глаза.

— Учитель…

Ветер стих. Сквозь прореху в облаках выглянуло утреннее солнце и осветило этот залитый кровью мир.

— Я видел странного демона, а потом со мной случилось кое-что интересное. И еще я хочу сказать тебе…

Судный день, с его смутой и тревогами, остался в прошлом.

Много лет спустя там, где сегодня утром лилась кровь… возможно, распустятся новые цветы сливы.