Гонки олегархов

Глава 9

А вот не зря я никуда лететь не хотела! Естественно, мы обкакались — то есть не в прямом смысле, вся «сантехника» претензий у девочек не вызвала. У меня были мелкие замечания, но девочки говорили, что я специально выискиваю, к чему придраться. А вот по намеченной программе полета… то есть и программу мы выполнили, но был, как говориться, нюанс…

«Алмаз-3» уже полтора года летал без посещения экипажами, сам по себе. Потому что когда-то на станции сломался очень нужный военным радар, для работы которого и требовалось ручное управление, и последняя экспедиция посещения отремонтировать его не сумела — а затем и наземные спецы сказали, что «на месте» это сделать невозможно. Никто по этому поводу особо даже не расстроился, ведь станцию планировалось использовать всего два года, а она честно отработала уже пять лет. Но кроме сломавшегося радара все остальное оборудование работало как часы — в том числе и два радара других диапазонов, полностью автоматических, и прекрасная камера высокого разрешения, а на борту осталось достаточно «топлива» для электрореактивного двигателя, чтобы поддерживать нужную орбиту — и станцию в океан сбрасывать тогда не стали. А теперь как раз цезий закончился и нужно было станцию «топить». Но если есть возможность ее использовать в еще одном «эксперименте», так почему бы и нет?

Баллистики отработали на отлично, «Союз» они вывели на орбиту, всего на три километра ниже «Алмаза» и километров на пять «впереди». И дальше автоматика сработала идеально: корабль слегка разогнался и уже через пять часов мы висели на одной орбите со станцией в паре километров сзади нее. Специфика полетов именно на орбите: если кого-то нужно догнать, то требуется притормозить, а если хочется «отстать», то нужно уже разгоняться. Дальше все тоже шло вроде бы прекрасно: меньше чем за два часа автоматика подвела нас к станции и мы благополучно пристыковались — но вот после этого полезли проблемы.

Однако сначала наземные службы устроили нам прямые телефонные переговоры с домашними. Светлану отец похвалил и сказал, что «он дочерью гордится», Света обсудила с мужем какие-то сугубо домашние дела, а когда меня соединили с квартирой, трубку телефона взяла, как обычно, Ника. Уточнила, правда ли я с ней с орбиты говорю, и выдала:

— Значит вас к ужину не ждать? А я новый торт, между прочим, для вас приготовила, с бананами и этими, которые как крыжовник огромный… Светлана еще говорила, что они ей очень нравятся… жаль, что вы на ужин не придете.

А я еще услышал ехидный голос Вики, которая Нике подсказывала «дальнейшую программу разговора»:

— Скажи ей, что ты больше такой торт делать не будешь, мы его сами съедим и ей уже не достанется, пусть впредь свои расписание от нас не скрывает, а то мы тут стараемся-стараемся…

Но Ника мне этого говорить не стала, а позвала Сережу и Вовку. А после разговора с ними (меня последней с домом соединили) мы просто пошли спать. В корабле своем спать, на станцию мы переходить пока не стали: ну чего мы там не видели-то? То есть, конечно, ничего не видели, но работы предстояло много и чтобы ее правильно выполнить, сначала требовалось хорошо отдохнуть. Старая истина «хорошая работа начинается с хорошего перекура» и в космосе истинности своей не теряет: отдых нам существенно помог. Потому что именно при открытии люка и проявились эти самые «проблемы».

И проявились они еще до того, как мы этот люк открывать стали: как только мы открыли клапан выравнивания давления, в корабле чем-то очень нехорошим запахло, химическим. Света, которая как раз с клапаном и работала, его, конечно же, срочно перекрыла и сообщила на Землю, что на станции «сильно воняет фенолом». Насколько сильно, мы выяснять не стали, но если через маленькую дырочку при перепаде давления миллиметров двадцать запах не почувствовать мы не смогли уже через пятнадцать секунд, то было очевидно: воняет сильно.

На Земле почесали репы, ситуацию обсудили. Так как вся оставшаяся электроника на станции все еще работала, то в ЦУПе включили внутренние телекамеры, все внимательно осмотрели (то есть то, что осмотреть было все же можно), ничего внешне подозрительного не увидели и предложили самое простое решение: станцию «проветрить». Запас воздуха в баллонах на случай утечки и для плановых шлюзований при выходе наружу имелся достаточный, в вакууме вроде ничего сломаться не должно было — и Светлана с пульта дистанционного управления всю процедуру и провела: открыла на станции нужные клапана, а когда весь вонючий воздух вышел, их закрыла и включила наддув. Через полтора суток наддув включила, все же клапан для стравливания атмосферы был сам по себе небольшой и воздух из станции выходил сильно не спеша.

После этого мы снова воздух на станции проверили, вони не почувствовали и, наконец, открыли люк и в «Алмаз» перешли. И перешли в него практически «по графику»: мы же не двое с лишним суток на стыковку потратили, а меньше восьми часов — так что «в целом» из графика полета не выбились, хотя лично мне и было очень обидно: болтаешься черт знает где ничего не делая, а дома столько дел стоит!

Ну а затем мы три дня просто «работали». То есть и «основную задачу полета» выполнили успешно и неоднократно, и отвинтили со станции всю уже ненужную здесь, но нужную в других местах аппаратуру. И даже сняли сломанную детальку от вышедшего из строя радара: на Земле специалистам было страшно интересно узнать, что же конкретно там сломалось. А деталька-то стояла вообще снаружи!

То еще развлечение получилось: шлюз-то на небольшой станции было одноместный, маленький и тесный, так что сначала наружу вылезла я и как дура почти час просто сидела у входа и ждала, когда Светлана тоже вылезет. Воздуха-то на повторные наддувы шлюза у нас почти не осталось, так что перед выходом мы его из шлюза обратно в станцию перекачивали, а это дело не быстрое. Затем Светлана вышла, перебралась в нужное место по установленному мною в процессе ее ожидания хитрому трапу к блоку радара, его там быстренько разобрала и мы вернулись обратно. Сначала вернулась Светлана, а после нее уже я — снова бесплатно проболтавшись снаружи час времени. Ну а после этого — так как работа на «Алмазе» вроде бы закончилась ­– мы станцию запечатали и приготовились лететь в другое место. И вот тут-то случился настоящий облом: оказалось, что в процессе стравливания испорченного воздуха наш «Алмаз» прилично так с орбиты сместился…

Не знаю, как девочки, а я вот нервничать по этому поводу вообще не стала: появился шанс побыстрее на Землю вернуться. Но шанс оказался иллюзорным: наземники что-то там опять посчитали и сообщили, что на «эмку» мы перелетим вообще без проблем. Вот только перелетать придется — с нашими резервами топлива — примерно пять суток…

Не зря меня в прошлой жизни считали исключительно профессиональным управленцем: я даже мимикой не выдала слова, которые у меня в голове после этой «новости» роились, а вслух сказала лишь, что «задание партии, то есть мое же собственное, мы, безусловно, выполним». И ведь выполнили! А за пять суток (пять суток одиннадцать часов с минутами, если быть точной) лично у меня желание хоть раз еще влезть в эту консервную банку испарилось окончательно. Но к «эмке» мы все же перелетели без проблем, всю взятую со старой станции аппаратуру перетащили (и когда мы ее пропихивали через люк на новую станцию, старая уже приступила к падению «в заданный район южной части Тихого океана»). А спустя еще двое суток (с опозданием на трое против первоначального графика) мы благополучно спустились на Землю «в заданном районе».

И тут баллистики тоже блестяще с задачей справились: плюхнулись мы на родную Землю всего в сорока километрах от Тюратама. Плюхнулись и валялись в ложементах, пока спасательная бригада не примчалась нас из корабля вытаскивать: сами мы выбраться уже не могли. Конечно, в «увеличенном» орбитальном отсеке «Союза» получилось даже какой-то тренажер воткнуть, но мы возвращались именно в период, когда организм еще не привык окончательно к невесомости, а вот от гравитации отвыкнуть уже успел, то есть при самом что ни на есть хреновом самочувствии. А мне еще хреновости добавило то, что в медцентре Тюратама, куда нас доставили, еще до осмотра врачами ко мне просочился сияющий Николай Семенович и тихонько сообщил, что «всё получилось». Вот только что именно «всё» он не растолковал, и мне пришлось самой думать, с чего бы он такой довольный снова сюда примчался, причем вообще на самолете…

Понятно, что наш полет разве что по холодильникам не транслировался, и шуму вокруг него было поднято очень немало. Но если разобраться, то о нем, хотя и не в деталях, и полтора года перед этим постоянно везде говорилось, так что даже «неожиданным» его было сложно назвать. Да и перелет с одной станции на другую новинкой космонавтики не был, процесс вполне уже отработанным считался. И даже выход «в открытый космос» у нас получился далеко не первым — а вот, скажем, по той части, которую лично я считала очень крупным достижением (то есть по «основной задаче полета») в прессе вообще ни слова не появлялось. Так что вопрос «что всё» для меня остался нераскрытым и это нервировало.

Нуань Пиньлэй был знаком с товарищем Павловым еще со времен войны с японцами, и еще он был неплохим инженером. Военный инженером, капитаном саперных войск, и выйдя по возрасту в отставку, он с удовольствием записался на работы в Особый район, где, по его мнению, он мог много полезного для социалистического Китая сделать. В том числе и потому, что он, кроме всего прочего, был «потомственным горшечником»: и отец его, и дед, и прадед делали горшки. Не драгоценную фарфоровую посуду, а обычные глиняные горшки (а так же плошки, чашки и прочную нужную людям посуду) и с детства знал про глину «всё». А ведь лесс, точнее лессовый ил — это как раз очень интересная глина, и из него можно много чего полезного сделать.

И как «потомственный горшечник», он довольно быстро наладил производство очень нужных (по планам Игнатия Дмитриевича) глиняных изделий, а как инженер-сапер — объяснил, почему именно они для выполнения намеченной программы и нужны. А теперь занимался прокладкой очень непростого водопровода, ведущего на Лессовое плато — и в этой работе все его знания оказались крайне востребованы.

Все же река — она очень мутная, воду перед подачей в трубы нужно хотя бы немного отстоять чтобы муть осела, а для этого очень нужны пруды-отстойники. Но просто выкопать такие пруды в том же лессе — дело почти бессмысленное, а вот если такой пруд еще и облицевать керамическими плитами, сделанными в печах из того же лесса, то польза уже появится. А если еще и плиты эти сделать специальной формы, чтобы они лучше муть задерживали, то пользы уже будет много.

Пруды было выкопать не очень-то и трудно, а то, что копать их приходилось в местах, возвышающихся над рекой метров уже на тридцать, лишь в работе помогало: пруды даже в половодье вода не затапливала и строить их было просто. Тяжело — ведь копали пруды лопатами и кайлами, а землю отвозили в тачках — но просто. Сложно было рассчитать размеры этих прудов, чтобы в них вся нужная вода могла ил осадить перед подачей в водопровод, но тут уже помогли советские товарищи ученые. А количество народу, привлекаемого на такую грандиозную стройку, Нуань Пиньлэй и сам прекрасно посчитать мог: все же опыт в военном строительстве он набрал неплохой и прекрасно знал, сколько не особо сытый солдат может за день земли выкопать и куда-то ее перетащить.

И посчитать это было несложно, и людей на работу привлечь тоже оказалось очень просто: желающих копать землю было куда как больше, чем требовалось, ведь за эту работу и деньги (хотя и весьма скромные) платили, и довольно неплохо кормили. А когда есть много желающих поработать, то ведь из них нетрудно выбрать лучших — и стройка шла даже быстрее, чем предполагал товарищ Павлов. И особенно помогало в столь быстром строительстве то, что советские товарищи прислали на стройку много тяжелых грузовиков, которые тяжеленные глиняные трубы со стенками толщиной сантиметров по пятнадцать быстро доставляли от двух трубных заводов до трассы воздвигающегося водопровода. Ну а плиты для прудов… до районов строительства прудов их все же по рельсам возили, по новенькой, только что выстроенной железной дороге, а уж дальше… Когда грузовиков не хватает, а людей избыток, то и эту задачу решить оказывается просто. Ведь если люди работают быстрее, то и кормить их нужно будет не так долго, поэтому перерасхода выделенных на строительство продуктов не будет…

Со старым другом Игнат Дмитириевич встретился в начале мая на совещании в Харбине, где специалисты трех стран обсуждали, чем они могут помочь друг другу в выполнении планов текущего года. Обсуждение получилось довольно спокойным: китайские и корейские товарищи во время него чаще просто головой кивали, выслушивая предложения специалистов уже советских и только когда шло обсуждение вопросов, касающихся строительства ГЭС, просто кивать приходилось советским представителям. Потому что проблемы со строительством жилья, учреждений соцкультбыта и даже промышленных предприятий (речь именно о строительстве корпусов шла) в Корее практически полностью были решены, в Китае такие вопросы вообще считались самыми последними по важности — а вот с энергетикой везде было еще не особенно хорошо. А так как гидроэнергетика обещала выдавать самую дешевую энергию (хотя строительство гидростанций чаще оказывалось куда как дороже постройки станций тепловых), то в основном именно такие проблемы и волновали собравшихся. И товарищи Архипов и Павлов услышали на этом совещании очень много весьма дельных предложений от иностранных коллег.

Но существенная часть этих предложений основывалась на поставках (в Корею или, больше, в Китай) довольно дорогого оборудования, так что в осуществимости предлагаемых планов у стариков были серьезные сомнения. То есть в том, что планы все же будут выполнены, они почти и не сомневались, но вот обозначаемые сроки порождали чувство глубокого скептицизма.

После завершения совещания (когда все уже разъехались для уточнения, смогут ли они пожелания партнеров удовлетворить), дед Игнат поинтересовался у старого приятеля:

— Вась, а у тебя в Корее что, люди совсем другие? Лично я вообще не понимаю, как крестьянам объяснить, что не нужно каждый свободный клочок земли под грядки отводить. В этом году наводнениями опять четыре дамбы размыло и с десяток тысяч гектаров полей псу под хвост вылетело, а все потому, что они на этих дамбах даже свои грядки суют. При том, что даже тутошние ученые говорят, что если дамбы какими-то ихними кустами засадить, то наводнения их не смывать будут, а наоборот наращивать: кусты ил задерживают и там новый слой земли образуется, а кусты эти в новой земле быстро и новые побеги отращивают. Вокруг каналов к водозаборникам, которые в прошлом году выкопать успели, дамбы — я лично смотрел — сантиметров на пять сами подросли, китайские товарищи говорят, что через пять лет они вообще выше уровня самого высокого половодья станут, а с мужиками местными…

— Ты, Игнат, в этих же краях сколько времени-то провел? Неужели до сих пор не понял, с кем дело иметь приходится? Людям, которые искренне верят, что какой-то там будда после смерти их в новых людей превратит, объяснять такие вещи просто бессмысленно, им только приказывать можно. И за неисполнение приказов нужно жестко карать! А в Корее люди… люди-то такие же, но традиции у них совсем другие. И ты знаешь что… Все же, мне кажется, религия, хотя она и опиум, на мозги существенно влияет: в Корее-то больше христианство распространено было, не такое, как в России, но все же. И христианские добродетели у них…тоже совсем свои, однако нам понятные. Мы корейцев проще и лучше понимаем, поэтому мне, например, работать там проще, чем тебе здесь. Этот, как его, менталитет другой, вот: в Китае люди думают о себе, о Китае и только потом о чем-то еще — если мысли хоть какие-то остаются. А вот у товарища Кима — он все же политическую пропаганду очень грамотно ведет, и у нас там в Корее люди сначала думают о стране, о ее будущем и о будущем детей, причем не только своих, затем уже о том, кто им будущее детей счастливым делать помогает, и только в последнюю очередь о себе. Сам суди: сейчас у нас заканчивается изготовление двух корпусов атомных реакторов для электростанций — но все знают, что электростанции эти будут в СССР строиться, и потому стараются — изо всех сил стараются — сделать их получше. Потому что если у СССР будет больше электростанций, то там смогут сделать что-то еще очень нужное и, наверное — а тут и такой момент упускать из виду нельзя — еще сильнее помогут Корее детей счастливыми сделать. Так что пока я тебе советую просто мужикам местным строго приказать делать так, как тебе надо. Это они сейчас поймут, а то, что ты им же добра желаешь, они тоже поймут. Но не сразу, возможно, лишь дети нынешних мужиков, но поймут. Так что делай, что наша Внучь велела, и ни о чем не беспокойся. Пусть она об это беспокоиться будет, а то, видать, у нее дел маловато осталось. У тебя там телевидение-то есть уже? Выдел, что она там в космосе делала? Нет? Посмотри обязательно… и в кинотеатрах местных все обязательно покажи: для мужиков она теперь вообще небожительницей будет, и любые приказы, если ты на Светлану Владимировну ссылаться станешь, вдвое быстрее выполнят бросятся… Ах да… кинопередвижки я тебе пришлю… немного, нам в Корее они уже вроде как без нужды, а ты их еще у Светланы Владимировны попроси, она даст. Потому что пользы от них будет уж очень много…

О чем мне намекал товарищ Патоличев, я узнала, когда десятого мая вернулась в Москву. Светлана уже утром на следующий день после посадки смогла самостоятельно ходить, Света к вечеру на ноги встала. А я… Я даже не пробовала: так хорошо просто полулежать в кресле и заниматься привычной работой. Ну да, годы свое берут, ведь мне-то уже тридцать семь — не девочка уже. Или дети свое берут… хотя у матери космонавта Елисеева из моей прошлой жизни было десять детей, и она мало что доктором наук и профессором была, так еще ей даже в семьдесят мало кто больше полтинника давал. Но я-то… это я, и предпочитала просто валяться — и валялась, пока меня тюратамские врачи просто из госпиталя не выгнали. А в Москве встретивший меня Николай Семенович сказал, что почти сразу после того, как мы полетели, Конгресс США принял решение о досрочном финансировании лунной программы в размере еще двенадцати миллиардов! И это при том, что весь бюджет Заокеании был порядка двухсот сорока миллиардов.

Так что по самым скромным оценкам янки грозила минимум пятипроцентная инфляция, что лично меня очень радовало. Хотя, допустим, товарищ Пономаренко мою радость не разделял, искренне считая, что за «океаном все равно денег больше». Но он в этом довольно сильно ошибался, и мне пришлось какое-то время среди него проводить воспитательную работу, по счастью, закончившуюся успешно. То есть у него хотя бы некоторые сомнения появились в «явном превосходстве США над СССР». Но ведь если разобраться, то никакого превосходства-то и не было! По крайней мере в отношении финансов.

Да, у СССР бюджет тоже был в размере около двухсот сорока миллиардов, но не долларов, а рублей. А рубль пока «по официальному курсу» стоил гораздо дешевле доллара. Сейчас считалось, что доллар стоит пять рублей двадцать семь копеек, то есть вроде бы у американцев преимущество в пять раз — но по курсу считать было совершенно неправильно.

Хотя бы потому, что деньги — неважно, доллары или рубли — это, по сути, лишь мера того, сколько на них человек может всякого купить. Это просто циферки, чаще на бумажках напечатанные, не более того — а вот в США на доллары можно было купить заметно меньше, чем в СССР за рубли. То есть многие товары там «в циферках» вроде дешевле стоили, например простые мужские штаны у нас в магазинах продавались по двенадцать рублей, а у американцев джинсы по трояку, так что даже «по курсу» наши мало от буржуйских отличались — а ведь зарплаты-то людей «в циферках» были примерно равными. Или сигареты: в Штатах пачка тридцать пять американских копеек стоила, а у нас от полтинника и до пары рублей. Но даже люди покупают не только штаны и сигареты, а вот детская одежда у нас даже в «циферках» стоила раз в пять дешевле, чем в Буржуинии. В целом же, если брать усредненную «потребительскую корзину», то средний белый американец имел «материальное преимущество» перед средним советским рабочим процентов в двадцать. Но имел ровно до тех пор, пока не заболевал чем-то, жил в своем уже доме (а домовдладельцев там было всего около десяти процентов, если считать только тех, кто в своем доме живет и не платит банку «проценты» всю оставшуюся жизнь) и не желает дать детям высшее образование. Но и на это вообще плевать, основная разница была в другом месте. Промышленное оборудование или то же вооружение для армии даже «в циферках» у американцев' стоило уже в разы дороже, чем у нас. То есть за миллиард американских долларов американское правительство могло этого оружия купить заметно меньше, чем Советский Союз за миллиард рублей. И пока что американское население жило несколько лучше, чем советское лишь по одной причине: в слаборазвитых странах (то есть в странах со слаборазвитыми правителями) свои товары американцам продавали именно «по курсу»…

Меня еще до полета Николай Семенович спрашивал, почему я на выручку от мексиканских компов покупаю разные бананы, а не меняю доллары в советском банке на рубли — и я ему тогда объяснила это просто: в банке я за доллар получку пять рублей, а за бананы из слаборазвитых стран я получу на порядок больше. Потому что слаборазвитые на самом деле думают, что доллар гораздо дороже их собственных денег и свое продают реально за бесценок — а кто мы такие, чтобы им объяснять их же ошибки? Пока они готовы менять именно зеленые бумажки на реальные ценности, надо просто этим пользоваться и дурью не маяться. И оказалось, что в этом я была права: деньги на нашу лунную программу таким образом появились. Овеществленный труд появился, причем его было просто и невооруженным глазом заметить.

Прежде всего, на том же полигоне Тюратам. Я туда, конечно же, не поехала: все уже там повидать успела, ничего интересного не обнаружила. Да и шумно там, а вот при переводе реальной картинки на кинопленку шум все же изрядно приглушают и смотреть события на экране уже не мерзко, а даже в чем-то приятно. Особенно такое события, как пуск новой ракеты. И еще более особенно, когда эта ракеты вытаскивает на орбиту новое творение человеческого разума.

Не очень-то и новое, так, слегка обновленное: новая ракета товарища Челомея (получившая индекс УР-600) на орбиту вытащила действительно сильно доработанную станцию «Алмаз», правда, доработанную очень существенно. «В девичестве» эта станция была «наземным дублером» всех летающих «Алмазов» первой серии, и ее еще в шестидесятом году изготовили. А теперь в старый корпус (дополнительно еще несколько раз проверенный на предмет каких-нибудь проблем) запихнули много совершенно нового оборудования, систему жизнеобеспечения поставили, которая всем необходимым сможет экипаж из трех человек три месяца обеспечивать, а сзади к ней приделали интересную ракету, разработанную совместно институтом Расплетина и КБ Челомея, и эта ракета через двое суток после выхода на орбиту отправила доработанный «Алмаз» (получивший официальное название «Селена-3») именно туда. То есть на орбиту Луны отправила. Как было написано во всех советских газетах, «двенадцатого сентября к Луне отправлена новая автоматическая космическая станция», и в газетах ни слова врак не было: станция полетала автоматическая, то есть абсолютно без людей. Да и зачем на ней люди-то нужны? Люди пока на ней совершенно не нужны.

Правда, сдается мне, что супостат что-то заподозрил: разглядеть станцию с Земли в телескоп было несложно, а уж как выглядят старые «Алмазы», они наверняка знали. И знали, что «товарищ Федорова С. В.» в своем полете именно на старый «Алмаз» и летала. Но даже в телескоп кое-чего они разглядеть не могли, так как это кое-что было пока спрятано за обтекателем ракеты, а мы — молчали. Как воды в рот набрали — но молчать нам осталось очень недолго. Мне, конечно, еще предстояло с некоторыми товарищами серьезно разругаться, но морально я была к этому готова. А уж технически меня уже точно никто не мог победить…