Гонки олегархов

Глава 26

Двадцать пятого июня мы снова встретились с Петром Мироновичем, и у меня уже было подготовлено к этому разговору гораздо больше, чем я даже предположить могла. В том числе и потому, что Лена узнала, что западные немцы готовы поставить новейшую типографию практически сразу: там какая-то газетная компания внезапно разоряться стала и денонсировала контракт на поставку примерно такой типографии, какая нам нужна была. Так что заказ ушел не во Францию, а в Германию, и немцы обещали типографию у нас запустить уже в конце августа. А для начала мы решили (то есть специалисты нового отдела КПТ, из которых я сформировала нужную для такой работы группу, решили) «пробные» журналы напечатать в Чехове. Правда Чеховский полиграфический и без того работой был перегружен, но они пообещали уж на «пробный» номер свое оборудование предоставить.

Для выпуска журналов было организовано специальное издательство под названием «Сделано в СССР», а в качестве первого издания за прошедший месяц был подготовлен журнал-каталог «Советская кухня-79». Я особо заморачиваться не стала, в качестве «образца» предложила использовать зарубежные каталоги разных торговых сетей, а единственная разница «нашего» от «иностранных» заключалась в том, что если какая-то отечественная продукция еще и экспортировалась, то в описании приводились и небольшие фотографии этого же товара в иностранных магазинах, причем с указанием «зарубежной» цены. И отдельно указывалось, в каких наших магазинах (и почем) этот товар можно было купить, а так же расписывалось, как его можно было заказать «по почте» туда, где нужных магазинов просто не было.

А еще в этом каталоге и импортные кухонные предметы тоже были представлены, ведь та же китайская (и очень недорогая) посуда людям была интересна, да и нам ее было выгодно продавать как можно больше, ведь таким образом мы возвращали в казну деньги, потраченные на ее приобретение. Да и Китай за такую рекламу все же немного доплачивал (не деньгами, которых у него не было, а той же самой продукцией). Но главное заключалось в том, что теперь каталог не выглядел как «навязывание исключительно советских товаров», людям предоставлялась возможность самим выбирать то, что им больше нравится — и вот это стимулировало советских производителей делать свою продукцию качественнее. Должно было стимулировать…

Первый каталог вышел довольно ограниченным тиражом, но не из-за того, что в Чехове отказались печатать больше. Просто на большее бумаги не хватило. Я ведь не просто так «порекомендовала» использовать зарубежный опыт: буржуи научились в довольно небольшом «по весу» каталоге очень много информации людям втюхивать — а для этого они просто бумагу очень тонкую использовали. Но выяснилось, что такую тонкую бумагу, допускающую полноцветную печать с двух сторон так, чтобы картинки и текст не проявлялись на другой стороне листа, в СССР никто не делает. И бумагу пришлось покупать в Финляндии — но ведь и там почти вся продукция поставлялась по контрактам, так что нам удалось ее довольно немного приобрести. Со следующего года финны пообещали поставлять ее куда как больше, да и в Кондопоге поклялись, что к следующему лету они производство нужной бумаги наладят — а пока наши рекламщики выкручивались как могли, используя все же очень скудные ресурсы. И вот тут впервые проявилась «польза» от нашей африканской экспансии: для производства требуемой бумаги нужно было довольно много хлопка, а этот хлопок парни из экономического отдела КПТ завезли (аж в Пермь) как раз из Африки и там как раз под выпуск второго нашего каталога (под названием «Детский мир») наладили выпуск подходящей бумаги. Не такой, как у буржуев была, но уже терпимой, а в Пермь хлопок из Африки потащили просто потому, что именно в Перми как раз завершалась наладка новой бумагоделательной машины и «попробовать новую технологию» там оказалось проще и быстрее всего. И результат всех порадовал, настолько порадовал, что на следующий год изрядную часть хлопка уже узбекского именно на выпуск бумаги и запланировали отправить: он был какой-то «коротковолокнистый», сам по себе для текстильной промышленности годный весьма условно, а текстильщикам со следующего года было решено сырье из Африки поставлять.

И в целом «процесс пошел», вот только я заметила, что меня начали постепенно, но очень настойчиво от работы по развитию промышленности отодвигать. Все же Николай Семенович вышел летом на очень заслуженную пенсию, Предсовмина назначили товарища Бахирева. Тому, что именно Вячеслава Васильевича на эту должность назначили, я очень обрадовалась: все же он в очень многих отраслях промышленности разбирался прекрасно — а особенно дружен был и с производством обычных вооружений, и со Средмашем. В конце-то концов именно под его руководством газовые центрифуги в стране начали производиться — но вот мои «методы руководства» ему очень не нравились, он их искренне считал «слишком капиталистическими». А объяснить ему, что экономика промышленного предприятия не зависит от того, работает оно при капитализме или при социализме, у меня не получилось, да и времени на это не было. Совсем не было: с одной стороны «культура и реклама» на мне висели, с другой — все ракетно-космические программы.

Кстати, по поводу космоса у Вячеслава Васильевича ко мне претензий вообще не было: он на самом деле считал меня «крупным специалистом в области ракетостроения» (я же «ракетный факультет» в МВТУ закончила) и был убежден, что уж лучше меня с этим никто не справится. Потому что был убежден, что руководить любой отраслью может только тот, кто ее «с низов постиг». Ну а на то, что я ракетостроение постигала «вообще сбоку», он внимания не обращал — вероятно потому, что наши успехи в космосе почему-то все в руководстве страны удивительным образом связывали именно со мной. И в какой-то степени они были правы, но я же не от глубоких знаний деньги добывала лишь тем, что наверняка успеха достигнет, это все «работа послезнания». Но результат-то каждый мог увидеть, так что вот так…

Но в личном плане то, что «космос» теперь полностью на меня перекинули, мне определенную пользу все же принесло: врачи из ЦПК, еще раз внимательно изучив мою обвисшую рожу, решили, что периодические полеты на невесомость организму «подскажут», что такое состояние — дело временное и этот саамы организм больше на последствия невесомости внимания обращать уже не будет. А будет спокойно и планомерно морду мою возвращать в «естествнное состояние». Ну, не знаю, сильно ли это поможет, но теперь я минимум три раза в неделю к тренировкам космонавтов присоединялась: самолету-то практически безразлично, сколько в нем тушек летает, так что стране это точно не в убыток будет. А народ к космическим полетам готовился постоянно: у нас орбитальные станции (пока две, но третья тоже очень быстро готовилась) перешли на непрерывны пилотируемый режим работы, а в связи с «исчерпанием запасов» старых «семерок» полеты проводились только на четырехместных «Союзах» и в космосе минимум по восемь человек постоянно болталось. А ведь еще на станции и «экспедиции посещения» стали часто летать, так что космонавтов требовалось много.

Сережа тоже «приобщился к космосу»: его институт всерьез занялся работой по разработке управляющих программ для космических автоматов. Потому что «Звезды» — уже третьего поколения — теперь должны были отслеживать куда как больше всякого, творящегося у супостата, и на них различной аппаратуры ставилось все больше и больше. Автоматической аппаратуры, которую требовалось при необходимости перенацеливать на новые, заранее непредвиденные задачи, то есть быстро перепрограммировать — а для этого и средства программирования требовались принципиально новые. Он мне дома рассказывал, какие при этом интересные математически проблемы решать приходилось, но я лишь общую канву воспринимала — и часто из-за этого муж сильно обижался. Но так как времени свободного у меня теперь было достаточно, то я решила и в эту, чисто математическую, проблематику вникнуть: все же взаимопонимание в семье важнее всего в наше жизни…

Михаил Георгиевич в последний день своего пребывания на посту министра в очень торжественной обстановке перерезал ленточку у входа в здание новой Новоишимской АЭС. Станция (точнее, ее первая очередь) была выстроена с двумя реакторами ВВЭР-500 (изготовленными почти полностью в Социалистической Корее) и от всего ранее запущенного отличалась разве что тем, что оба реактора станции были запущены одновременно. Почти одновременно: все же первый как раз в день официального открытия вышел на полную мощность, а второму еще почти месяц предстояло «обкатываться» — но, что было еще более уникальным, все вырабатываемое электричество сразу же «нашло потребителя». Это было уникальным, но совсем не удивительным, все же сама эта станция по стоимости составляла лишь крошечную часть общего проекта, который тоже близился к завершению. А вот работа самого товарища Первухина уже закончилась: все же, несмотря на усилия врачей, чувствовал он себя не лучшим образом и последние полгода почти и от дел отстранился, переложив всю работу на заместителей. Строго говоря, он еще полтора года назад собрался на пенсию, но Светлана Владимировна все же уговорила его еще некоторое время… нет, даже не поработать, а «позанимать должность», чтобы своим авторитетом подбадривать работников отрасли.

Ну, подбодрил, что уж там, Новоишимскую станцию вообще меньше чем за три года выстроили и запустили. И вот сегодня электричество с этой станции привело в движение могучие насосы, перекачивающие воду Ишима в Западноишимский канал, который должен был направить эту воду в сторону стремительно мелеющий Арал. Конечно, воды Ишима не хватит, чтобы восстановить пересыхающее море, но уж в следующем году должно было закончиться строительство Североишимского канала, который, по сути, был «обращением вспять» Ишима от устья и до Новоишимского, откуда брал зачало канал Западноишимский. Самый удивительный канал, который только в своей жизни видел Михаил Георгиевич: первые шестьдесят пять километров он протекал в огромных, семиметрового диаметра, трубах.

Жаль, что не придется ему так же открывать вдвое более мощную Петропавловскую АЭС, и даже вторую очередь этой — но домой он отправился с глубоким осознанием «хорошо выполненной работы» и с удовлетворением от того, что все же удалось ему, как довольно ехидно заметила Светлана Владимировна, себе памятник при жизни воздвигнуть, причем совершенно рукотворный. Когда он перерезал ленточку, на землю упала закрывающая вывеску входом в реакторный корпус ткань. А на ней золотыми буквами сияло название станции: «Новоишимская АЭС имени М. Г. Первухина»…

К концу лета потихоньку стало заметно влияние «новой культуры», а точнее, нового подхода к развитию культуры в стране, на развитие промышленности, и в первую очередь, на развитие промышленности «легкой». Несколько странным образом это влияние проявилось: в редакцию «Сделано в СССР» в огромном количестве стали поступать материалы, подготовленные самыми разными фабриками, выпускающими «товары народного потребления». В том числе и такими товарами, о которых я даже не подозревала — правда, не подозревала я о них просто потому, что они раньше вообще нигде в мире не производились. Или производились где-то за границей, но в Союзе оставались практически неизвестными (главным образом «за ненадобностью»). Но это у нас они почти никому нужны не были, а вот как раз за границей могли очень даже пригодиться. И даже пригождались, например в КНДР очень пригождались относительно небольшие установки по получению жидкого моторного топлива из всякого дерьма. То есть не из дерьма все же, а, допустим, из отработанного моторного масла или из масла уже растительного. Там такое топливо уже довольно широко использовалось на судах, перевозящих грунт к польдерам: все же поставки из СССР товарищ Ким очень старался максимально сократить. И не потому, что считал, что «это слишком дорого», просто у него идеи чучхе (в части полной опоры на собственные силы') из головы еще не выветрились и он очень старался вообще всю страну перевести на самообеспечение. Теоретически вариант был возможен, особенно учитывая то, что и потребности тамошнего населения (под влиянием в том числе и очень грамотной пропаганды) было, на мой взгляд, излишне скромными, но все же настолько выворачиваться наизнанку, когда то же топливо модно получать проще и дешевле, я считала излишним. Впрочем, это было пока что лишь моим личным мнением, которое я ни деду, ни уж тем более товарищу Киму, не навязывала.

К тому же Ильсен и вам прекрасно понимал границы «возможного самообеспечения» и, скажем, в самостоятельное производство топлива для АЭС не вкладывался. Да, у него население страны уже приближалось в двадцати пяти миллионам, и уже из «нового поколения» несколько миллионов человек приступили к работе — но по моим расчетам, которые я все же деду предоставила, самостоятельно такое производство могла потянуть страна с населением не меньше сотни тысяч человек. И дело даже не в том, что при меньшей численности прокормить нужных работников будет некому, хотя и этот фактор со счетов сбрасывать все же не стоило, а в том, что для выполнения полного цикла всех необходимых в таком случае работ численность работников атомпрома (включая и горняков, руду добывающих, и химиков на многочисленных необходимых в этом случае химпредприятий, и разработчиков и изготовителей всего нужного оборудования) должна быть в районе миллиона человек. Миллиона взрослых людей трудоспособного возраста, ничем иным не занимающихся — а в таком случае даже сама атомная энергетика становилась для экономики неподъемной. Поэтому в КНДР уран все же добывали — но весь просто отправляли в Союз, откуда им уже готовое топливо поставлялось, и идеология чучхе в этом случае просто помалкивала. Совсем помалкивала, ведь у страну уже четыре реактора работало (два «маленьких» и два «пятисотника»), а теперь еще и новая АЭС строилась, на два гигаваттных агрегата, и дед запланировал еще одну такую же лет через пять-семь поставить. И ведь поставит, то есть все же не сам дед, а корейский народ поставит: там уже почти все взрослые люди усвоили, что один киловатт-час электричества — это один килограмм зерна…

А киловаттов не в одной Корее не хватало, так что и в Китае под руководством товарища Хуа электростанции бросились со страшной силой, и у нас в СССР заводы, производящие энергетической оборудование, работали круглосуточно и даже без выходных. То есть у людей-то выходные, конечно же, были, но на этих предприятиях графики работы так составлялись, что даже обеденные перерывы рабочих на общий темп работы не влияли. И не сказать, что из-за этого рабочие были особо счастливы, ведь выходные дни там для каждого постоянно менялись — но вот текучки кадров именно на этих заводах практически не наблюдалось: предприятия-то были отнесены к первой категории, а значит там и зарплаты были заметно выше, чем на других заводах, и прочих благ им побольше отсыпалось. Заметно побольше: Виктор Васильевич Кротов для своего министерства сумел санатории выстроить не только в Болгарии, но даже до Греции дотянулся. Несколько через задницу, точнее, с помощью сеньоры Марии Эстрады — но теперь у Энергомаша на островах Эгейского моря было уже четыре собственных шикарных дома отдыха.

Вообще-то моя несостоявшаяся тетка настолько удивила греков тем, что она учинила на ранее арендованном ею на полвека острове, что эти греки просто с радостью ей еще несколько в аренду сдали, причем по «льготной ставке». Парочку целиком сдали, а довольно большой остров Халки — примерно наполовину, и вот там уже три больших санатория поднялось. Правда, по документам эти санатории были собственностью мексиканской миллионерши (субаренда греческими законами не дозволялась), но все места на ближайшие двадцать лет были забронированы русским министерством, так что никто там особо и возразить не мог против отдыха «русо туристо». А отдыхали там исключительно простые рабочие, по бесплатным путевкам отдыхали (инженерный состав все же за границу старались не пускать во избежание утечки служебной информации), и народ на предприятиях Энергомаша был счастлив.

Местное население тоже было счастливо: Во-первых, у них появилась неплохо оплачиваемая работа, а во-вторых, на основе появилось «нормальное электричество»: для санаториев там и новую дизельную электростанцию выстроили. Ну а в СССР как грибы вырастали новые электростанции, и пока большей частью угольные, хотя и газовых все больше строилось…

И атомных, особенно много таких ставилось по маршруту будущих каналов, предназначенных для «поворота сибирских рек». Программа по повороту уже вовсю воплощалась, однако она в кругах московской интеллигенции начала вызывать довольно быстро нарастающее возмущение. И меня это удивляло — но удивляло лишь до тез пор, пока изучением причин этого возмущения не занялась генерал Уткина. Причем отчасти по собственной инициативе занялась (я с ней в разговоре своим недоумением поделилась), а отчасти по распоряжению товарища Журавлева, который самостоятельно вопросом заинтересовался. И оказалось, что весьма уважаемые люди, волну интеллигентских протестов поднимающие, получали для анализа информацию, скажем, несколько недостоверную. Тот же академик Яншин (между прочим, великолепный геолог) свои возражения строил на «ущербе экологическому равновесию» — вот только сам он экологом был вообще никаким и пользовался в оценке «потенциального ущерба» аккуратно подсунутыми ему «исследованиями», первоисточником которых оказалась всего-навсего служба МИ-6 Великобритании. А великолепный математик Портнягин — тоже в экологии никак не относящийся — после того, как я ему популярно рассказала, откуда и через кого к нему поступала информация, на основании которой он делал свои заключения, высказался очень кратко:

— А я предупреждал, что жидов к руководству институтов подпускать даже на пушечный выстрел нельзя!

Но это ему все же так только показалось, просто в конкретном случае янки других «переносчиком идеологической заразы» быстро подыскать не смогли, так что я с ним спорить хотя и не стала, мнения своего не изменила. Сволочи и предатели любой национальности бывают, так что мне на их национальность вообще было… безразлично. И товарищу Журавлеву, кстати, тоже: Семену Ариевичу он вообще выбил очередной орден Ленина. Правда он его выбил за двигатель к новому легкому носителю, который (разработанный в КБ Янгеля) вообще с мобильной установки мог разведывательный спутник запустить в течение десяти минут после поступления приказа на пуск. А я ему выцыганила третью Звезду Героя труда ха двигатели в ракетным комплексам товарища Мишина. Два интересных комплекса получилось, и я — как «главная по космосу» им и названия соответствующие придумала. Долго, конечно, думала — и комплекс с первой ступенью от Янгеля получил у меня название «Энергия», а с Челомеевской — «Вулкан».

И оба комплекса к зиме семьдесят девятого были уже испытаны. На «Энергии» на орбиту в октябре подняли новую орбитальную станцию, в принципе рассчитанную на одновременную работу экипажей аж до двенадцати человек. А в конце ноября «Вулкан» отправил уже на Луну новую (и совершенно автоматическую) станцию. Откровенно говоря, все время ее полета не я одна места себе не находила, ведь на спускаемом аппарате размещалась атомная плутониевая электростанцию мощностью в мегаватт с небольшим — но вся автоматика отработала просто на отлично и станция аккуратно прилунилась «в заданном районе». Примерно в семи километрах от того места, где Светлана Савицкая первой из людей Земли ступила на поверхность нашего спутника.

Восьмидесятый год наступил в заранее предсказанный момент, и в праздник я впервые оставила дома детей одних. То есть без Сережи: его я тоже с собой захватила на полигон Тюратам. Или он меня туда захватил: сразу после Нового года намечался запуск нового очень интересного аппарата, где вся система управления (точнее, весь программный комплекс этой системы) у него в институте и был разработан. Сам аппарат тоже был по нынешним временам необычным: весил он сто десять тонн и чисто теоретически являлся «орбитальной станцией». Правда, при своих размерах то, что максимальный экипаж станции не превышал двух человек, поначалу выглядело странно. Но это если не учитывать, что на этой станции еще и атомная электростанция имелась (не очень мощная, киловатт так на двести), и фигова туча солнечных батарей, и очень непростые (и очень тяжелые) накопители электричества. И лазер мощностью под полтораста киловатт, который в случае необходимости мог просто сжечь любой аппарат, летающий на высоте больше сотни километров над землей — а еще система спуска всего этого «богатства» обратно за Землю. Так что и два члена экипажа станции будут там себя чувствовать в тесноте и в обиде — но когда речь идет о защите страны, на такие мелочи русский человек как правило вообще внимания не обращает.

На Сережу пуск огромного ракетного комплекса произвел воистину неизгладимое впечатление, даже не взирая на то, что пуск «Энергии» он вообще из подземного бункера наблюдал. Но вот случившийся через два дня пуск «Союза» с экипажем он повидал с обычной смотровой площадки, которая располагалась чуть менее чем в километра от стартовой позиции — и по дороге домой все восхищался моим мужеством:

— Свет, я даже представить себе не мог, что же ты на самом-то деле выдерживала. Ведь даже в километре от ракеты за пуском смотреть и то страшно, я, честно говоря, едва не обделался — а ты же верхом на ней сидела!

— Как раз наверху-то и не страшно, там все же шумоизоляция очень неплохая, да и рев двигателей в основном вниз идет. А вот если бы мы приняли идею запусков людей на Луну без пересадки — вот тогда, я думаю, космонавты на орбиту бы выходили полностью обделавшись. И не со страху: врачи говорят, что при такой акустической нагрузке организм автоматически все сфинктеры расслабляет…

— А кто такое предлагал?

— Тебе это неинтересно, мало ли кто какую глупость ляпнуть может. И не потому что дурак, а потому что нужной информацией просто не обладает: вон, твой любимый Портнягин такую пургу по поводу перекачки воды на юг нес — так что, его из-за этого нужно идиотом считать? А ведь теперь довольно многие его глупцом и считают — потому что сами дураки.

— Действительно… неинтересно. А когда можно будет еще раз на космодром съездить? Я имею в виду Васе такое показать или Зое… если, конечно, это в принципе разрешается. Им же тоже очень интересно, чем мать занимается.

— Мать занимается финансированием всей этой бодяки, пусть в бухгалтерию КПТ придут, я им покажу…

Впрочем, человек предполагает, а Бог располагает — и в мае восьмидесятого я в Тюратам взяла уже (именно я взяла) почти всю семью, только близняшки дома остались, им там пока ничего интересного нет. А вот старшим было очень интересно поглядеть на очередные пуски, причем пусков-то намечалось сразу несколько, да еще каких! Правда, не сразу, а с небольшими перерывами, так что мы там задержались аж до июня. Но дети были в полном восторге: сначала на «Вулкане» в небо поднялась еще одна автоматическая лунная станция, спустя неделю УР-600 взлетел с очень полезным грузом, а еще через пять дней (то есть после того, как ранее запущенный лунник благополучно сел, где намечалось и автоматика сообщила, что на нем все работает отлично, с интервалом в два дня в космос свои грузы доставили еще один «Вулкан» и одна «Энергия». И оставался последний, самый важный, с моей точки зрения, запуск — и самый простой. Но, видимо, «простота»-то и подвела: через примерно сорок секунд после пуска отработала система аварийного спасения корабля и экипаж вместо орбиты оказался в жаркой степи.

Крайне неприятной ситуация оказалась: после отработки САС с ее почти двадцатикратными перегрузками спасенный экипаж нужно было минимум три месяца реабилитировать, а наверху космонавтов ждала очень непростая машина. Очень-очень непростая, и самой страшной проблемой было то, что гарантия на систему управления заканчивалась уже менее чем через неделю. А если «гарантийный срок» пропустить, то на повторное тестирование всех систем (причем тестирование в реальном полете, что само по себе проблемой было) должно было уйти больше двух недель. В принципе, проблема была решаемой, тут же, на космодроме, в готовности номер один сидел экипаж дублеров, а запасной корабль можно было подготовить к пуску буквально за сутки. Вот только единственным оператором, сдавшем мне все экзамены на «отлично», была Света Шиховцева — а ее при предполетном осмотре медики внезапно забраковали. Я уж не знаю, как они сумели определить трехнедельную беременность, но врачам я давно уже верила практически безоговорочно, и на мольбы Светы о том, что «это же ненадолго» внимания даже обращать не собиралась.

Ситуация выглядела отвратительно, тем более отвратительно, что еще у Семена Ариевича возникли подозрения в том, что через несколько недель могут с орбитальным двигателем какие-то проблемы возникнуть, а в программу-то уже вбухано несколько миллиардов. И я просто сидела тупо пялясь в стену нашего номера, не зная, как с проблемой вообще можно справиться. Но их этой «ментальной ямы» меня вытащил любимый муж:

— Свет, ведь на станции прекрасно работает телеоператорный режим, а ты ведь не хуже этой Шиховцевой работу оператора знаешь. Даже лучше, ведь ее ты и учила…

Хорошо, когда в семье люди друг друга с полуслова и даже с полувзгляда понимают: намеченную программу нам все же получилось не сорвать. Все, абсолютно все прошло в полном соответствии с ранее составленными планами, и даже не пришлось использовать «резервное время», заложенное на случай почти неизбежный внезапных проблем. Так что спустя всего десять дней, после того, как запустила в работу последний прибор на станции, я оделась, села в маленький автомобильчик и поехала «просто прогуляться». Ехать-то недалеко было, всего-то за семь километров.

Подъехав к стартовой платформе, я аккуратно достала засунутый на перила лестницы маленький «алюминиевый конвертик», сделанный, судя по всему, их алюминиевой тубы от борща. Аккуратно его развернула (отверткой, все же резать руки острыми краями алюминиевой фольги у меня ни малейшего желания не было) и достала небольшую алюминиевую пластинку — похоже, кто-то шильдик с какого-то прибора оторвал. И прочитала нацарапанные на пластинке два слова:

— С приехалом!