Гонки олегархов

Глава 11

Американцы в моей «прошлой истории» для того, чтобы отправить двух человек на Луну, вывели на орбиту около ста двадцати тонн «одним куском», а мы — чтобы доставить туда троих — подняли уже почти двести тонн. Но разница была не в тоннах (и не в том, что из этих двухсот почти две тонны приходилось на стыковочные узлы), а в том, что американская программа была выполнена на пределе, малейший сбой мог привести к трагедии, а у нас было многоуровневая система страховки. Володя Крысин ведь не просто так сидел на орбите: в случае, если поднявшийся «Лунник» (именно так, без лишних затей, спускаемый аппарат и назвали) не сможет стыковаться со станцией, то он тогда сам должен будет произвести стыковку станции с «Лунником» — а кроме него, гарантированно проделать такой трюк, вряд ли бы кто-то сумел. То есть именно с гарантией такое проделать мог, по моему убеждению, только он один из всего отряда. Если бы что-то случилось с самим «Лунником» и он просто не смог бы взлететь, то за Земле уже стоял на старте запасной корабль со спускаемым аппаратом, а СОЖ «Лунника» была рассчитана на две недели. А любую (почти любую) мелкую неисправность «Лунника» мог починить Олег Макаров: он вообще лучше всех в отряде знал устройство корабля потому что сам его и проектировал.

Что же до Светланы Савицкой — я ее имела в виду первой на Луну высадить еще когда только пошел серьезный разговор об отечественной лунной программе. И обоснований у меня было достаточно. Во-первых, она была (в моем прошлом) единственной женщиной — дважды Героем Советского Союза, и она действительно была именно Героем и именно Советского Союза. После перестройки и развала страны она единственная из всего отряда космонавтов (ну, среди тех, кто дожид) даже в мелочах не предала социалистические идеалы — не того ублюдочного Советского Союза, в который прекратил страну Хрущев и который потихоньку разваливало и распродавало буржуям постхрущевское руководство страны, а настоящего Союза Советских и совершенно Социалистических Республик, который строил товарищ Сталин. Лично мне именно сталинское понимание социализма было ближе всего, причем не столько из каких-то там «идеалов» (все же жизнь меня сделала достаточно циничной, чтобы идеалам поклоняться), а глубочайшим прагматизмом и экономической эффективностью.

А еще Светлана Евгеньевна была (в «той жизни») моим кумиром потому, что она работу свою ставила превыше всего. Работу на благо страны превыше всего ставила. Мне один мой приятель, в свое время работавший на «Энергии», рассказывал (это была, конечно, из разряда «какая-то сволочь в трамвае говорила, а я случайно услышала»), что на заключительный зачет перед назначением в экипаж Светлана Евгеньевна приехала, ни слова не говоря (кроме ответов на вопросы комиссии) все зачеты сдала на «отлично» и, не попрощавшись даже с персоналом КМС (а на комплексном моделирующем стенде зачеты и сдавались) молча уехала обратно в ЦПК. И только после этого в КМС узнали, что за день перед зачетом у нее в авиакатастрофу попал муж, из всего экипажа самолета он единственный в живых остался и, как раз когда проходил зачет, находился в госпитале между жизнью и смертью. Но Светлана Евгеньевна даже не намекнула на случившееся никому, а не разговаривала, по мнению моего приятеля, чтобы в голос не расплакаться от горя, а никому о своей личной трагедии не говорила, «чтобы ненужное в данной ситуации сочувствие не повлияло на объективность оценки комиссии, проверяющей ее готовность к полету». И я была совершенно уверена, что «за непрошедшее время» ее характер и целеустремленность нисколько не поменялись — так что Светлана, с моей единственно верной точки зрения, точно была лучшей кандидатурой на топтание поверхности нашего спутника.

А Света Шиховцева — у нее тоже были веские поводы потоптать Луну. Вообще-то скорость реакции на внешние раздраджители — характеристика сугубо индивидуальная, но в среднем у женщин она выше, чем у мужчин. Чистая физиология — но это в среднем. А в частности у Светы была самая высока скорость реакции среди всех космонавтов, и она могла гораздо быстрее среагировать на возникновение любой неисправности. Во время нашего-то полета именно она почти мгновенно перекрыла клапан, едва почувствовав «неположенный» запах. Да и на зачетах, проводимых на КМС, она всегда всех опережала, так что стоять за плечом Олега Гриргорьевича, опускающего «Лунник» на Луну или проводящего стыковку его с «Селеной», предстояло именно ей.

И ребята со всем справились на отлично. Трое суток походили по Луне, натоптали там изрядно, конечно, затем сели обратно в корабль, взлетели, аккуратно (без эксцессов и в полностью автоматическом режиме) состыковались с «Селеной», передохнули немного, сели в «Союз» и на нем перелетели ко второй крутящейся по орбите станции. Которая вообще-то была всего лишь ракетой, возвращающей «Союз» обратно к Земле — и с ее помощью все на Землю благополучно и вернулись. И только после их возвращения поднялась настоящая шумиха в мировой прессе. Особенно после того, как во время награждения героев (всем было присвоены звания Героев Советского Союза, впервые, кстати, после полета Берегового) Светлана Евгеньевна заявила:

— Я горда тем, что страна именно мне оказала высокую честь, доверив первой ступить на поверхность Луны. Но я с огромным удовольствием уступила бы уступила бы это право Светлане Владимировне Федоровой, которая лично привела меня в космос и позволила осуществить юношескую мечту, — ага, а теперь Светлана стала очень взрослой, почти вообще старухой, но ведь и на этом Светлана не остановилась и продолжила:

— Светлана Владимировна из всех нас была наиболее достойна права оставить первый след на нашем вечном спутнике, и я надеюсь, что и она скоро оставит там свой след. Я ей там записку оставила, надеюсь, она ее довольно скоро сможет сама прочесть…

О содержимом записки новая героиня всей Земли молчала как рыба об лед, но про записку никто особо и не «теоретизировал», слова Светланы все восприняли так, что решение о моем грядущем посещении Луны уже принято и лишь случайность помешала именно мне там первой из людей натоптать, и теперь все обсуждения крутились вокруг того, когда именно я туда полечу. Ага, вот прям щяз все брошу и побегу куда-то лететь!

Накала страстям добавило то, что мне (как единственной непричастной к технической стороне нашей лунной программы) в прямом эфире телевидения в Кремле вручили Золотую Звезду Героя Социалистического Труда. Еще такие же получили товарищи Челомей, Мишин, Косберг, и чуть меньше тридцати человек получили по ордену Ленина (а ордена «помельче» вообще чуть ли не пригоршнями раздавали… заслуженно совершенно раздавали), но по телевизору одну меня показали, назвав «руководителем лунной программы». И показуха придала новый импульс всем таким обсуждениям — а Николай Семенович по этому поводу выразился просто:

— Светик, потерпи. Я знаю, что ты героическая женщина, еще и не такое вытерпеть можешь, а тут буквально весь мир тебя обсуждает… и нам очень интересные предложения из зарубежных стран поступают уже: бразильцы очень интересные варианты сотрудничества предлагают, я уже про Индию не говорю…

— Все в космос хотят?

— Нет, им пока еще не до космоса. Но ты была права: сейчас весь мир знает, что американцы на лунную свою программу потратили больше десяти лет и пока успеха не добились, а СССР за три года справился. И иностранцам это служит доказательством того, что мы во всем можем быстро успеха добиваться, так что с нами сотрудничать выгоднее в любой области. А Пантелеймон Кондратьевич под это дело еще и программу пропаганды преимуществ социалистического строя раскручивать начал, так что тебе еще сколько-то времени придется поработать символом нашей страны.

— Вам бы всё меня в работу запрячь. А я могу хоть раз в декрет нормально сходить? Дома посидеть, здоровье свое поберечь? С детьми позаниматься, просто ничего не делать с полгода? По закону-то ведь положено, а стало быть вынь да положь мне спокойный декрет! Всё, лунная программа закончена! Следующий полет уже всем обеспечен, я там нафиг уже не нужна!

— А я тебя вагоны разгружать и шпалы укладывать и не призываю, ты просто сиди себе спокойно и улыбайся, когда тебя кто-то фотографировать соберется. Я тебе даже больше скажу: после родов мы тебя даже в зарубежные турне посылать не будем! Несколько месяцев не будем!

— Ну, спасибо, век вам буду благодарна! Обойдетесь без меня, я ухожу в декрет! Вот прям щяз и ухожу! Уже ушла, у меня, согласно медсправке, он уже неделю как начался!

Когда товарищ Федорова вышла из кабинета, напоследок постаравшись громко хлопнуть дверью, Николай Семенович глубоко вздохнул:

— Эх, тяжела ты, бабская доля! Вот как Светика расколбасило… хорошо еще, что врачи говорят, что здоровье у нее отменное. И если она еще не задумает детишек рожать, то лет так через несколько можно будет ей и свое кресло уступить… даже нужно будет. Все же не зря именно ей товарищ Сталин доверил…

Он еще некоторое время посидел, углубившись в свои мысли и, достав из ящика стола, снова перечитал «характеристику», написанную Василием Павловичем, которую тот составил для присвоения Светику звания Героя:

«Сразу после того, как руководство лунной программой и, фактически, всей космической отраслью было передано в руки товарища Федоровой, полностью прекратились бессмысленные совещания, лишь отнимающие время у занятых реальной работой товарищей, все вопросы финансирования программ решались практически мгновенно, необходимая кооперация со смежниками организовывалась, в том числе и с использованием аппарата КПТ, без проволочек и часто, когда было невозможно заранее выбрать лучшего смежника, к работе подключалось одновременно несколько организаций на конкурсной основе, что приводило к существенному сокращению необходимого для выполнения работ времени и давало возможность выбора оптимального предложения. Так же не могу не отметить то, что Светлана Владимировна категорически пресекала любые попытки вмешаться в работу со стороны не очень компетентных товарищей как из партийного аппарата, так и со стороны Министерства обороны. Очевидно, что благодаря в том числе и тому, что сама товарищ Федорова является специалистом по ракетным системам, она глубоко вникала во все возникающие проблемы и оперативно принимала решения для их устранения. Считаю, что руководство страны должно максимально высоко оценить заслуги товарища Федоровой в успешном выполнении луной программы и, по возможности, и в дальнейшем оставить ее на посту руководителя всей советской космической отраслью».

А снизу была приписка Владимира Николаевича: «Написано коряво, но верно, подписываюсь под каждым словом».

Ну да, и вот как теперь ее «оставлять на посту руководителя космонавтики»? Ведь относительно декрета она точно не шутила, а если учесть, что по закону ей он положен будет в увеличенном размере… впрочем, подумал Николай Семенович, все же не стоит всерьез принимать все, что женщины в таком состоянии говорят, а когда у Светика мозги на место встанут, то нужно будет с ней еще очень обстоятельно поговорить, подетальнее объяснить текущую ситуацию. Она — точно поймет!

Ну да, как же, отдохнешь тут! Во время разбора полетов (то есть выявившихся в полете на Луну проблем) Олег Макаров отметил, что перестановка кресел в корабле оказалась слишком сложной. На Земле кресла человек переставлял минут за двадцать, а вот в невесомости вскрылись серьезные проблемы: там ведь человек ничего не весил и в довольно большой кабине ему было не на что упираться, чтобы открыть замки, которыми кресла крепились к основанию, и на перестановку кресла нужно было уже троим изгаляться разнообразно. А это было процедурой абсолютно необходимой: пристыкованный к кораблю разгонщик «толкал» его спереди, со стороны стыковочного узла, а перегрузки при старте с орбиты к Луне и от Луны к Земле были очень большими (чем больше перегрузка, тем меньше топлива для разгона требуется), и без перестановки кресел экипаж просто сдох бы (ну, или просто ослеп). В принципе, Олег сразу и решение довольно разумное предложил, но изначально кресла с ложементами делались на предприятии авиапрома, причем на заводе КБ Яковлева (с которым у меня отношения были довольно натянутые) — а там кардинально менять рабочие процессы просто не захотели. Пришлось лично мне вмешиваться, разбираться в причинах столь бурного отказа. Разобралась: там действительно не смогли бы сделать то, что предложил Олег, да и доработка этой конструкции оказалась инженерам КБ Яковлева не под силу (у них все же совершенно другой профиль был), так что в конечном итоге кресла со всей обвеской пришлось делать на «придворном» заводе. То есть там их «просто делали», а по-настоящему конструировали их вообще в двух институтах, ни один из которых даже малейшего отношения не имел ни к космосу, ни к любым оборонным предприятиям. То есть ВНИИЖТ какой-то отношение к обороне все же имел, а вот Ростовский институт сельскохозяйственного машиностроения был исключительно «мирным» учреждением. Но ведь пришлось и их работу как-то координировать, так что в роддом меня отвезли, предварительно вытащив из кресла в моем «домашнем кабинете»…

И если бы только «в космосе» проблемы постоянно требовали вмешательства — но все же большинство возникающих проблем народ уже разруливал «на месте возникновения»: народ уже привык, что я наказываю не за то, что руководитель принял неверное решение, а за то, что вообще решения не принял. Конечно, и за «неправильность» можно было огрести довольно прилично — но так как потенциальные огребатели давно уже успели и огрести, и покинуть посты, на которых они не смогли верные решения вовремя принять, то в целом ситуация было спокойной, мое вмешательство требовалось крайне нечасто (ну, кроме проблемы с креслами и еще парочки таких же, исключительно «межведомственных»), и я поехала рожать совершенно спокойно.

Все же опыт — великое дело, опыт вообще в любом деле сильно помогает — так что родила я довольно легко и без каких-то особых проблем. Вот только если «общее состояние» моего организма было видно невооруженным взглядом и скрыть его я даже не старалась ибо бесполезно, то некоторые «мелкие детали» оставались известными лишь мне и наблюдающим врачам. Ну, еще Сереже — для которого новостью стало лишь то, что родились у меня девочки, да и то врачи именно это и предсказывали, так что новость даже для него оказалась не очень-то и ошеломляющей. Ошеломила эта новость лишь Николая Семеновича и, думаю, Пантелеймона Кондратьевича: они-то явно рассчитывали меня к работе пораньше привлечь — а с близнецами послеродовой отпуск составлял уже почти четыре месяца, так что припахать меня до начала лета у них всяко не выходило.

Единственной проблемой стало то, что у меня на двоих молока не хватало, но и это проблемой было всего несколько дней: бабушка-сестренка, у которой зимой родился «внезапный» третий сын, взяла академический отпуск «для оформления диссертации» и примчалась из своего Благовещенска ко мне. Меня тут вообще никто спрашивать не стал, Оля диспозицию изложила просто:

— У меня молока даже и на троих хватило бы, а я тут у тебя хотя бы диссертацию спокойно допишу, тут у тебя и машины дома хорошие, и печаталки. И вообще не спорь, мама сказала что она и за старшими посмотрит, и вообще…

Все же сестренка — в отличие от меня — очень четко умела организовывать именно быт, сестры Ястребовы и раньше все домашние дела делали, а теперь Оля еще и Сережиных очередных племянниц как-то быстро сорганизовала в части работ по дому — так что свободного времени у меня образовалось достаточно, чтобы просто подумать. А думала я все же не столько о текущих домашних заботах, сколько о предстоящих все же делах. Предстоящих в стране, и предстоящих в Корее и Китае. И в некоторых других странах, из которых СССР мог в обозримом будущем извлечь определенную пользу. Но чтобы пользу извлекать, нужно было там все правильно организовать, создать правильную систему управления, чтобы эта польза не оказывалась слишком уж для СССР дорогой. И то, что Светлана со Светой слетали на Луну, серьезно в этом могло помочь: отдельные (пока, к сожалению, довольно еще немногие) зарубежные руководители государств стали всерьез приглядываться к путям экономического развития СССР, видя огромные наши успехи в этом непростом деле. Но пока они еще не очень даже понимали, чем эти успехи обусловлены — и мне (именно мне, так как усилиями товарищей Пономаренко и Патоличева как раз меня выставили в виде «светоча советской экономики») предстояло им в деталях разъяснить, «как делать правильно». А у меня пока нужных слов еще не было — то есть я знала, как, но не знала, как это донести людям, незнакомым с трудами «классиков марксизма-ленинизма», или — что было хуже — слишком уж усердно их проштудировавших.

Причем последнее было действительно хуже: вот, взять того же Кукурузника, так он вообще представлял из себя ходячий цитатник Ленина и Маркса с Энгельсом — а страну успешно развалил. Потому что экономика — это вообще не про «измы», а социализм — это не «национализация средств производства и плановое хозяйство». Хотя без именно планового хозяйства о развитии экономики в современном мире вообще даже говорить не приходился, но ведь и Госплан — ни разу не «признак движения к коммунизму». У тех же американцев вполне себе была плановая экономика (ну, некоторое время была), и «обобществление средств производства» тоже имело место быть. Во время войны, допустим, в США был достигнут пик производства в судостроительной отрасли — а ведь Рузвельт просто национализировал (хотя и на время) вообще все предприятия, имеющие отношение к судостроению. А вот после войны, когда все эти заводы «денационализировали», объемы судостроения сразу рухнули в разы — и это вообще всем известно. Правда, причины в массы вкинули иные: мол, за войну наделали столько, что на долгие годы вперед уже выстроенного хватит. Но если копнуть поглубже, то оказывается, что причины были совершенно другие: уже через менее чем полгода после возвращения предприятий прежним владельцам цены на суда выросли более чем вдвое. И не из-за «жадности» владельцев судоверфей, а просто потому, что сразу прекратилось жесткое планирование поставок сырья и материалов, а «свободный рынок» ищет прибыль и старается снизить затраты, а вовсе не нарастить выпуск продукции.

И да, без «общественного владения средствами производства» тут тоже не обойтись: на некоторых (довольно многих) промежуточных этапах производства рентабельность предприятий может быть околонулевой и ни один капиталист в такие вкладываться не станет. Или вложится — и цены его продукции взлетят в космос. Так что для быстрого и успешного развития экономики все же социализм лучше капитализма. Но для объяснения всего этого нужно и подобрать верное определение самого социализма, и выбрать оптимальную модель этого самого социализма — а моделей-то уже в мире много, так что выбор выглядит слишком уж богатым…

Во времена моей старости отечественные «левые» всячески рекламировали «китайскую модель» социализма, но я считала ее абсолютно провальной и даже античеловеческой: все же в Китае под руководством Дэн Сяопина выстроили систему, больше напоминающую пресловутую Утопию — ту самую, где «и у каждого человека было не менее трех рабов». Причем буквально: в Китае (по крайне мере к моменту моего «перехода» в тело Светланы Федоровой) больше миллиарда крестьян именно на положении рабов и находились: я «раньше», когда много приходилось работать с китайскими заказчиками, успела посмотреть на внутреннюю ситуацию в Китае в деталях, и китайская «система» меня очень сильно разочаровала. Тамошние крестьяне не имели вообще никаких прав, и у их детей тоже не было ни малейшего шанса хоть как-то продвинуться вверх по китайской «пищевой цепочке». В принципе не было: их не брали в хорошие (городские) школы, а в деревнях в школах образование ограничивалось тем, что они как-то обучались читать, писать и считать (в пределах тысячи, больше-то им и не надо). Они даже не имели права приезжать в большие города!

Это не потому было, что китайцы своих крестьян как-то сильно ненавидели, а потому, что китайская «социалистическая» модель была буквально физиологически не способна обеспечить им те самые «социальные гарантии». Экономически была не способна…

«Экономические модели» большинства прочих социалистических стран вообще вызывали глубокое уныние: они были совершенно несамостоятельными и без мощнейшей (и именно экономической) поддержки со стороны СССР они бы очень быстро рухнули. Исключением была разве что модель КНДР — но разве что только в плане как раз «равных социальных гарантий», а вот очень небольшой размер экономики позволял лишь именно «равные» гарантии предоставить, но более чем скромные по размерам. Сейчас дед вроде старался ситуацию как-то исправить (и исправлял довольно успешно), но на товарища Кима «давили» шесть миллионов детей при десятке миллионов взрослых и пока там экономика вообще держалась на грани, да и то при огромной помощи со стороны СССР. Впрочем, лет через десять там точно станет куда как полегче, но ведь эти десять лет требовалось как-то все же продержаться — и я считала, считала и считала, пытаясь определить наиболее выигрышную стратегию развития «соседа». Причем только одного, у меня было убеждение, что огромный Китай на текущий момент к самостоятельному развитию не готов, а вот когда Мао тем или иным способом помрет, тогда и думать будет нужно. Но не раньше — а с Кореей товарища Кима было все же поинтереснее. Потому что в КНДР у населения был совершенно другой менталитет, отличный и от китайского, и от нашего, советского. Причем от нашего он отличался все же немного, был ближе к тому, который сформировался в СССР в первые послевоенные годы. И народ там изо всех сил старался в том числе и новые профессии осваивать чтобы больше стране пользы принести, причем о пользе себе лично там большинство все же думало в последнюю очередь.

В том числе и потому так думало, что «базовые потребности» (то есть еду, медицину и образование для детей) им государство предоставляло — не в избытке, но на жизнь хватало, и о них можно было особо и не думать. А еще все знали: тот, кто будет лучше работать, и для своей семьи получит заметно больше всего. Может быть, не сразу получит, но уж дети-то это получат наверняка! Как с теми же польдерами: строить их долго и довольно трудно, но когда они включаются в работу, это замечает сразу очень много народа. Причем первыми замечают как раз те, кто их строил: по правилам, введенным товарищем Кимом, первый урожай с польдера распределялся среди тех, кто его строил. В целом, в стране, избытком продовольствия не избалованной, это тоже было заметным материальным поощрением, но гораздо сильнее тут работал именно моральный фактор — и так было вообще везде. И именно в Корее очень большое значение народ придавал подобным «моральным» наградам, а их буквально с каждым днем становилось все больше. Меня лично немного повеселило, когда дед рассказал, что указом Кима была учреждена медаль «За расширение посевных площадей», причем на медалях отчеканивалось и название польдера, который строил награждаемый медалью человек — и уже немало людей щеголяли десятком таких медалей. А награжденные, хотя указом это никак не оговаривалось, среди остального населения пользовались огромным уважением: обладатель уже трех таких медалей даже в очередях не стоял ни в магазинах, ни на рынках. Не потому что «положено им», а потому что люди видели: товарищ упорно работал для всеобщего блага и сами их везде вперед пропускали. И такое отношение к «людям труда» лично мне очень нравилось.

А еще мне нравилось и то, что люди в Северной Корее действительно гордились не только личными достижениями, но и достижениями всей своей страны. И прилагали все силы к тому, чтобы было больше того, чем страна может гордиться. Однако гордость — гордостью, но кушать все же надо, и, по возможности, кушать хорошо, особенно детям. А чтобы детей всем необходимым обеспечить, это необходимое нужно сделать. Или где-то купить, а чтобы купить, нужно было туда, где нужное продается, что-то тамошним людям продать. Причем продать подороже — то есть делать лучше «высокомаржинальную продукцию». Вещь-то очевидная вроде, но для этого требуется и рабочих обучить, и инженеров разных подготовить, и заводы выстроить. Много заводов, на которых рабочие будут демонстрировать высочайшую производительность труда. А для этого рабочие должны, кроме всего прочего, и очень хотеть ее демонстрировать.

Но в стране, где люди гордятся больше достижениями страны, а не своими личными, есть довольно простой способ резко поднять трудовой энтузиазм. Честно говоря, я далеко не сразу до этого допёрла, мне в одном разговоре дед как-то намекнул на такую возможность — но и он всего лишь намекнул, причем скорее в шутку, чем всерьез. Но я, обдумав слова деда, решила, что «в главном-то он прав», и как-то поздним вечером, прикинув после взгляда на часы, что в Пхеньяне уже шесть утра, набрала сетевой адрес деда. Компы уже имели достаточную производительность, чтобы поддерживать голосовую связь через «цифру» с использованием несимметричного шифрования, так что по поводу «утечки информации» я точно не переживала. И когда дед откликнулся (судя по его кряхтению, не особо довольный ранней побудкой), я задала ему просто вопрос:

— Дед, а в Корее есть женщины-летчицы? Я имею в виду военных летчиков.

— Это тот самый вопрос, ради которого нужно человека будить в шесть утра?

— Именно так.

— А вам именно военные летчики нужны? Потому что, насколько я знаю, в тутошней Госбезопасности есть летный отряд, в котором несколько женщин пилотами служат, а насчет армии я просто не в курсе.

— Мне и такого ответа достаточно. Мне желательно завтра — то есть по Пхеньянскому времени уже сегодня вечером — поговорить по защищенной связи с Ильсеном. Постарайся устроить, а?

— Хорошо, попробую. Вам куда звонить?

— Сюда же, я ведь теперь почти все время дома сижу. Но лучше заранее все же предупредить, хотя бы за час: я ведь и на прогулку с дочками выйти могу.

— Тогда погодите минутку… — в динамике послышалось неразборчивое бормотание, а спустя минуту дед продолжил: — да, товарищ Ильсен с вами поговорит сегодня в полдень по Московскому времени. Мое присутствие будет необходимо?

— Было бы желательно. Тогда я спать, вечером созвонимся… вашим вечером, и разговор, я думаю, будет для всех очень интересным. Ну, я на это надеюсь…