Гонки олегархов

Глава 25

Я сильно порадовалась, что в США президентом был Рональд Рейган. А если более точно, то порадовалась тому, что он уже был, и больше президентом стать уже не сможет. Рейган на самом деле был лучшим президентом США — для США лучшим, а вот для СССР он был, скорее всего, худшим, однако он страной руководил, когда в США еще очень многого не было и сильно напакостить нам он не смог (хотя и очень хотел). А теперь там президент был, с моей личной точки зрения, умишком скорбный. Не идиот, конечно, но думать на длительную перспективу он явно не умел — и это меня радовало. Потому что «на перспективу» думала я, и перспективы для меня выглядели очень неплохо.

Во-первых, потому, что я «воспользовалась американским опытом» и потихоньку, с огромной помощью деда Игната, начала «выносить в Китай производство». Производство того, что и в СССР мы уже могли прекрасно для себя делать, но во-первых, в Китае производить это было гораздо дешевле, а во-вторых, высвобождающиеся у нас люди могли теперь делать что-то более сложное (и нужное для страны) — а людей в промышленности всегда остро не хватало. Правда, я не стала именно повторять американский опыт из моей «прошлой жизни», многочисленные фабрики из СССР не вывозились, и в Китае строились новые (а наши переходили на строго односменную работу и постепенно сокращали численность персонала, но продолжали работать и даже модернизироваться при возникновении новых технологий).

Хуа Гофэн, в отличие от товарища Мао, человеком был образованным и в экономике прекрасно разбирался, поэтому с ним договориться о создании в Китае сотен и даже тысяч ткацких и швейных фабрик особого труда не составило. Причем почти все эти фабрики были даже юридически «советскими», и на них китайские рабочие делали продукцию исключительно для Советского Союза — но это все равно и для Китая было весьма выгодным делом. Ведь сырье для фабрик покупалось (за деньги покупалось) именно в Китае, зарплаты рабочим платились китайскими деньгами (которые приходилось «добывать», все же часть продукции продавая на внутреннем рынке страны). И даже прокорм для этих рабочих поставлял Союз: пока что китайские крестьяне этого сделать были не в состоянии. Но ведь в многочисленных договорах на обустройство всех этих фабрик отдельной строкой стоял пункт о том, что СССР в окрестностях фабрик и сельскохозяйственную структуру для автономного прокорма «фабричного населения» создаст.

А фабрики там строились не только швейные, в Китае возникло несколько довольно больших предприятий, изготавливающих мебель, посуду, ту же сантехнику — в общем, много чего трудоемкого, но не требующего высокой квалификации работников. И работа на советских фабриках у китайцев считалась престижной и очень выгодной: за работу ведь и платили неплохо (по китайским меркам, в переводе на советские деньги средняя зарплата была в районе ста пятидесяти рублей в месяц), и рабочую одежду выдавали (один комплект на год, но и это было прекрасно) и кормили один раз в день бесплатно, а еще каждый отработанный день приносил работнику полкило риса или семьсот пятьдесят грамм пшена — тут уж как попадет, так что работник и семью в голоде не держал.

Правда, по поводу советских фабрик в Китае у меня случился эпический… в общем, эпический, с товарищем Машеровым: он считал, что я просто граблю «братский китайский народ». Я, честно говоря, тоже точно так же считала, но не считала, что это плохо: если народ себя прокормить не может, то пусть радуется и тому, что получает от тех, кто его кормит. А потихоньку народ и опыта наберется, и менталитет подкачает — и тогда перейдет на самообеспечение, но пока не перешел, я (в смысле СССР) их кормить бесплатно не обязан. И меня существенно поддержал в этом… споре, именно это слово будет уместно, Николай Семенович. Так что фабрики продолжали в Китае преумножаться, и в СССР благосостояние нашего уже народа росло по более низким ценам.

Фабрики, хотя их было уже очень много, строились небольшие и вообще главным образом в деревнях (хотя небольшая китайская деревня — это тысяч десять народу), и обходились они очень недорого — а поэтому и окупались буквально за несколько месяцев. Но, как я уже говорила, товарищ Хуа в экономике разбирался, и решил, что и свои подобные фабрики пользы стране с населением в девятьсот шестьдесят миллионов человек принесут немало. Однако он в экономике-то разбирался — и строить такие фабрики не стал, а стал строить кое-что другое. Потому что даже самая небольшая такая фабрика работала на электрической тяге — и в Китае под руководством партии началось строительство сразу нескольких заводов, которые должны были производить небольшие электростанции для таких фабрик. Особо выпендриваться новый руководитель страны не стал, а проекты заводов (как и самих электростанций) он просто закупил у товарища Кима, и у него же часть оборудования для этих заводов приобрел. А часть — в СССР, причем он специально по этому поводу в Москву приехал на переговоры (и переговаривался в основном со мной на предмет кое-чего у капиталистов для него купить). Технически он и сам мог такой трюк проделать, в том же Гонконге у КПК было несколько подведомственных торговых компаний, но китайский вождь предпочел пойти кривым путем. Объяснив мне при личной встрече такую политику очень простыми словами:

— Вы себе забираете комиссионные по таким сделкам такие же, как и гонконгские посредники, даже чуть больше. Но приобретаете нужное оборудование, пользуясь своим авторитетом, все же дешевле, так что экономически это все равно получается для нас выгоднее. Но главное заключается в том, что вы эти комиссионные тратите на развитие социалистической промышленности, в том числе и у нас, в Китае — а посредники из Гонконга всю прибыль переводят в капиталистические страны, которые работают против нашей страны. И я уже даже не говорю о том, что у вас получается все заказы гораздо быстрее выполнять…

Но со мной он договаривался именно о буржуйском оборудовании, в частности, о приобретении в Австрии завода по производству ткацких станков. А с другими «социалистическими странами» китайцы договаривались напрямую, и завод по производству швейных машин они непосредственно в ГДР заказали. И вообще теперь чуть ли не треть промышленности ГДР, Венгрии и Словакии работало на Китай…

А пока я занималась улучшением быта советских граждан, другие люди очень плотно совершенствовали инфраструктуру. Благодаря активной работе товарища Бещева с января семьдесят девятого электричка от Москвы до Ярославля пробегала за два часа сорок пять минут, а до Нижнего Новгорода — меньше, чем за четыре часа. Пока что только на этих двух дорогах получилось такое расписание сделать, но МПС на этом явно останавливаться не собирался: уже прокладывался скоростной путь от Нижнего до Казани и намечалось строительство такого же от Ярославля через Кострому до Вятки (с перспективой доведения дороги до Перми).

Еще скоростную железную дорогу летом планировалось запустить между Омском и Новосибирском — а вот к Ленинграду такую тянуть никто и не думал: смысла не было. Почти весь пассажиропоток между двумя городами обеспечивался самолетами, а ради пары поездов, идущих к тому же «со всеми остановками», специальную дорогу строить было просто глупо.

А вот с аэродромами тоже очень интересно получилось. Их теперь почти в каждом не то что городе, но и крупном селе строили. И ладно в Москве между аэродромами маленькие самолетики летали, обеспечивая пересадки авиапассажиров — это были все же «аэрофлотовские» рейсы. А в Омске теперь городские «воздушные маршрутки» использовались, и у меня было подозрение, что опыт омичей и в других городах собирались перенять. Для меня этот «опыт» тоже особо «чужим» не был: КПТ небольшие самолеты теперь на трех своих заводах выпускал и слава богу, что на меня не взвалили подготовку для них еще и летчиков. А вот различное наземное оборудования опять мне пришлось в производство запускать, но не потому, что «больше некому было», а потому, что я сдуру со своими инженерами поделилась «воспоминаниями» о том, какие машины на аэродромах должны быть…

Впрочем, «серьезные» заводы у меня много времени не занимали, все же имелся в стране очень грамотный народ, который самостоятельно со всем уже научился разбираться. И разбирался, потому что давно уже знал: товарищ Федорова, если работы выполнена хорошо, всегда от «излишне инициативного» руководства прикроет. А если хорошо не получится, то сама разберется в том, что пошло не так и поможет ситуацию исправить — но это если люди все же головой думали и работали усердно. А вот с сачками… с ними тоже в основном без меня ответственные товарищи прекрасно разбирались, и уж совсем хорошо разбирались с различными саботажниками и откровенными (или тайными, что было, в общем-то, недолго) вредителями. Мне по этой части очень понравилось, как работу продолжил после Павла Анатольевича товарищ Журавлев: я все же про него кое-что узнать успела, в том числе и то, что он товарищу Судоплатову очень сильно в некоторых специальных делах помогал — и хватка у него оказалась крепкой. А так как после смерти Сталина Василий Александрович больше всего работал на Западной Украина и в Западной Белоруссии, он тамошний народ знал крайне неплохо и представлял, как наиболее эффективно тамошнюю мразь можно нейтрализовать.

По крайней мере за постепенно выходящими из мест заключения разными полицаями у него был организовал плотный надзор и при малейших нарушениях с их стороны советских законов расплата следовала быстрая и неотвратимая: если они просто «по хулиганке» попадались, то им гарантировалось полгода исправительных работ, причем где-нибудь в горах Китая. А если было что-то серьезное, то и у нас в стране много интересных мест имелось…

А еще много интересных мест было в Африке: в начале года сенегальский президент Леопольд Сенгор обратился к СССР с просьбой о помощи в деле построения своего «африканского социализма». В Африке уже довольно много стран начали такой «социализм» у себя строить, и во всех такие попытки потерпели крах. Пока что из «африканских социализмов» относительно успешно шло развитие только у Секу Туре, да и то скорее всего из-за того, что ни мы, ни корейцы на его «африканские» идеи просто внимания не обращали. А вот товарищ Менгисту изначально решил у себя социализм строить именно «советский», и у него как раз успехи в развитии страны оказались максимальными — и «афросоциалисты» все же начали задумываться. И первым решил свернуть (хотя бы частично) с прежнего пути именно товарищ Сенгор. Тот еще товарищ, создатель и главный проповедник идеологии негритюда — но он уже успел от этого «негритюда» получить по морде и некоторые свои расистские взгляды все же пересмотрел. И поэтому с ним теперь можно было иметь дело — и даже нужно, так как через Сенегал открывался доступ к другим странам Сахеля, а меня в первую очередь интересовали Мали (через которую открывался второй доступ к Верхней Вольте и к Нигеру) и собственно Нигер. Вот только чтобы в Сахеле обеспечить людям относительно нормальное существование, там ой как много всего построить нужно было — так что лишние рабочие руки там уж точно лишними не будут.

Серьезной проблемой в Сенегале было то, что финансовую систему страны практически полностью контролировали французы, и даже единый на все страны эмиссионный банк они контролировали, так что могли исключительно «усиленной эмиссией» страны, входящие в «валютный союз Западной Африки», практически бесконтрольно грабить. И мне пришлось создать свою небольшую группу «абсолютно бессовестных финансистов», которые должны были французов из этого бизнеса просто вышвырнуть. Сугубо экономическими методами, просто до таких «методов» мировая банковская система еще просто не доросла. А вот я прекрасно знала, как подобные трюки делаются: в девяностые в России сразу в нескольких регионах вводили «свою валюту». В России подобные попытки не очень-то и взлетели, но когда в странах просто жрать нечего, это должно было сработать. Пришлось, правда, очень плотно пообщаться с товарищем Сенгором — но я его смогла убедить в том, что пользы от такого трюка будет куда как больше, чем вреда. А с товарищем Ламизаной было еще проще: мы его даже особо в курс дела вводить не стали. То есть просто «проинформировали о некоторых особенностях внедряемой в Верхней Вольте новой продуктовой политики», и этого хватило.

А «политика» была исключительно простой: создаваемые крестьянские хозяйства, производящие сельхозпродукцию по современным технологиям, ее продавали населению исключительно за выпускаемые сельскохозяйственным управлением «продуктовые талоны». Не деньги, а именно талоны — но кроме продуктов, на эти же талоны и вся завозимая из СССР и Кореи техника продавалась. А так же весь остальной импорт — и собственно трюк тут заключался в том, что жителям страны такие талоны выдавались как оплата за работу на предприятиях «сельхозуправления», так и в обмен на «настоящие» деньги — вот только за деньги количество талонов на человека было строго лимитированным.

Так что талонов было мало, а французских колониальных денег — много, и в Верхней Вольте колониальные франки очень быстро начали обесцениваться. Но это привело ко вполне предсказуемому результату: деньги начали массово утекать в другие страны, вызывая приличную инфляцию уже там, а попытки подчиненного французам Центробанка стран Западной Африки провести дополнительную эмиссию вызвали резкое возмущение в ряде стран — и товарищ Сенгор на совершенно законных основаниях объявил о выходе Сенегала из «колониальной» системы. Мали еще раньше из валютного союза вышла, так что получилось весело. Причем строго формально Советский Союз тут был вообще не причем, так что пока еще с французами у нас получилось не разругаться и дорога до Верхней Вольты работала в прежнем режиме.

Но опять, все это было все же «игрой вдолгую», а вот кое-где народ так играть явно не умел (или просто не хотел): в конце февраля янки объявили о том, что они «снова возвращаются в космос». Правда, пока «возвращались» они с очень старым багажом: сначала подняли на орбиту один экземпляр изготовленной еще в шестьдесят девятом станции MOL, а затем на ракете «Титан-II», на которой еще «Джемини» запускались, они на станцию доставили экипаж из двух астронавтов. Выдающееся достижение, если не считать того, что и корабль у них был изготовлен в начале семидесятого, правда, они все же в нем автоматику так прилично проапгрейдили.

И специально обученные люди поделились информацией, во что это американцам встало: на запуск одной экспедиции НАСА умудрилось потратить чуть меньше сотни миллионов долларов. Потому что старые станции и корабли пришлось очень существенно (и очень дорого) «обновить», затем провести испытания всего в реальных полетах. А еще они полностью возобновили производство этих кораблей (и нарастили производство нужных ракет), на что НАСА пришлось производителям еще порядка двухсот миллионов отсыпать на модернизацию заводов. А в результате их программа шаттлов в очередной раз «была сдвинута вправо».

Вот последнему я вообще не удивилась, так как кое-что про эту программу знала «из прошлой жизни». У меня в этой «прошлой жизни» был довольно интересный знакомый, дедок, который когда-то работал по программе «Союз-Аполлон». И он рассказал, что янки, конечно, постоянно хватались своей «перспективной разработкой», и даже показали одному из советских инженеров общую схему будущего челнока. А этот инженер что-то там прикинул на логарифмической линейке и сказал американским инженерам, что предлагаемый ими «челнок» летать, конечно, будет, но «на манер крокодила», то есть низенько-низенько. И показал им свой расчет, по которому получалось, что такой челнок на орбиту сможет вытащить от силы тонн двенадцать-четырнадцать. Янки, конечно, возмутились, бросились все пересчитавать на своих могучих компах… Пересчитали, затем с руководителем программы с советской стороны (вроде Бушуев была его фамилия) о чем-то долго беседовали, а затем случилось чудо: у американцев вся документация на «Шаттл» была на микрофильмах, которые на советской аппаратуре распечатать было просто нельзя — и все эта контора (НАСА, имеется в виду, то есть их центральный офис в деревушке Вебстер-Вилл) на двое суток любые работы остановил: вся множительная аппаратура в Центре была занята распечаткой этой самой документации. И напечатали они ее, по словам моего знакомого, аж четыре тонны — и всю эту груду бумаги они передали советской стороне. Часть отправили в Москву спецрейсом, а часть работавшие там советские инженеры с собой везли в качестве багажа. Этот дедок данный факт хорошо запомнил: янки оплачивали любой вес «личного багажа» советским инженерам, так что он много всякого с собой оттуда приволок — кроме бумаги, естественно.

А спустя полгода Роквелл получил полностью обновленное техзадание на челнок, и у него теперь и морда стала слегка заостренная (а в исходном варианте она была вообще половинкой шара), и сам планер стал заметно короче. И форма крыльев прилично поменялась — но это было «тогда», а сейчас — спасибо Рейгану — никаких совместных космических программ не случилось и янки изготовили (уже изготовили) практически «первоначальный вариант». А новый директор НАСА его уже лично пересчитал (не на линейке все же, а на простом бухгалтерском калькуляторе) и свое мнении президенту изложил.

Правда, мистер Сайвертсон русского языка не знал и выразить должным образом переполнявшие его эмоции не смог, а нетоварищ Швайкер слишком уж сильно пекся о «престиже страны» — и программу шаттлов янки не отменили. В том числе и потому не отменили, что нынешний президент (как и предыдущий) вообще-то всерьез рассматривали вариант атомной войны, а в шаттлах предусматривалась в качестве полезной нагрузки и кабина, в которой на орбиту можно было все военное командование при случае поднять. И эту кабину, как доложили те же специально обученные товарищи, они даже сделали — правда, забыв подумать, куда челнок будет садиться после обмена ядерными ударами…

Но меня эти детали не особо интересовали, я радовалась уже и тому, что янки пустят на ветер буквально еще несколько (очень несколько) миллиардов. И им меньше денег останется на прочие пакости: по крайней мере вроде бы «Локхиду» отменили контракт на разработку каких-то противоракет. Эх, нам бы еще кое-какие космические программы отменить — но почему-то все такие программы руководство как-то увязывало с обороной. И ведь грамотно увязывало!

В начале мая я в очередной раз посетила Пхеньян и с некоторой грустью констатировала, что дед меня в нашем соревновании по сотворению народу счастливой жизни вроде даже обогнал. Ну, так как Корея в общем-то небольшая, то выстроить даже на душу населения жилья больше, чем мы успели в СССР, было не особенно и трудно, так что «личный комфорт» можно было и не считать, тем более, что у корейцев «комфорт» воспринимался иначе, чем у нас и был гораздо более скромным. Но вот по части производства, в особенности по части автоматизации этого производства Союз явно от деда отставал — и это было обидно. Причем не то обидно, что отставал, а то, что у нас — в отличие от КНДР — большинство руководителей предприятий на это даже внимания не обращали. А надавать им должных пинков «политика партии» не позволяла: ведь люди-то планы выполняют, так за что их наказывать?

И как с этим бороться, я не представляла. То есть не представляла примерно до середины мая, когда мне пришлось (как ответственной за «культуру») побывать на премьере нового фильма. Сам фильм на меня особого впечатления не произвел — но не потому что он плох был. Фильм был «научно-фантастический» а я в своей жизни успела посмотреть куда как более крутую фантастику, а это можно было охарактеризовать как «ребята сделали все, что могли, а могли они довольно неплохо… для нынешних возможностей». И я, понятное дело, фильм к прокату утвердила, причем запросила производство пары тысяч копий для широкого проката и столько же в шестнадцатимиллиметровом варианте для показа в тех же пионерских лагерях, где обычных кинотеатров не было. Но речь вообще не о фильме была, и даже не об отечественной кинематографии. А о людях, которые все еще «твори искусство».

Слава богу, безумного преклонения перед американскими рабочими штанами в стране не случилось, такие штаны (причем любых расцветок) в СССР шилось много и на любой вкус. Но некоторым «товарищам» казалось, что «руководство им не додает» и они буквально выискивали, чего именно им недодали. И вот когда показ закончился и все бумаги я уже подписала, в фойе кинотеатра я буквально случайно услышала, как исполнитель главной роли в фильме (и довольно неплохой актер) с очень гордым видом хвастается перед другими «ценнейшим приобретением»:

— Я наш фильм представлял в Каннах, а когда назад в Москву мы возвращались, из-за погоды нам пришлось совершить посадку в Швейцарии. И вот там, в местном беспошлинном магазине я всего за четыреста швейцарских франков приобрел настоящие часы! Не какое-то советского говно, а вещь! Да, стоит недешево, но такая вещь — она же на долгие годы, может вообще на всю жизнь! Так что о потраченных франках я не жалею…

Ну, вообще-то швейцары часы делают неплохие, но вот за четыреста ихних франков найти что-то приличное — это из области фантастики, причем совершенно ненаучной. И я не удержалась:

— Извините, а можно на часы ваши посмотреть? Ведь если они делают такие хорошие часы, то наверное и нам стоит… а, понятно. Должна вас огорчить: швейцары вам просто обобрали. «Кардинал» — это марка, под которой за границей продаются советские часы Первого часового завода, и вы купили модель, которая в наших магазинах продается всего за двести тридцать пять, если не ошибаюсь, рублей. Так что с вас они содрали пятерную цену, к тому же внутри страны этот «Полет» продается как правило в золоченом корпусе, а вы взяли в простом, хромированном. Но это не страшно, считайте, что вы просто на науку столько денег заплатили…

Рассматривать морду товарища я не стала и, скрывая улыбку, поскорее сборище покинула. Но пока ехала домой, у меня появились определенные мысли — и на следующий день я навестила Петра Мироновича. Которому рассказала о произошедшем, а затем вывалила ему свою идею:

— У нас заметная часть населения просто не знает, что, собственно, в стране вообще выпускается. И довольно многое из выпускаемого именно у нас тащит из-за границы, я тут у Лены поинтересовалась, она мне подборку сделала… примерно каждую седьмую микроволновку, которую мы отправляем на экспорт, наши моряки, актеришки, прочая катающаяся по заграницам шушера реимпортирует обратно взад, то есть снова к нам в страну тащит. Оставляя всяким буржуям весьма заметные деньги.

— И что вы хотите по этому поводу предложить?

— Кое-что. Например, начать массовый выпуск журнала, причем с лучшей доступной нам полиграфией, в котором мы нашему советскому народу будем рассказывать о том, что из выпускаемого в нашей стране буржуи радостно покупают и перепродают это там у себя втридорога. Причем информацию эту подавать не так, чтобы люди считали, что мы от себя лучшее отрываем, чтобы буржуям угодить, а как демонстрацию гордости за нашу легкую промышленность. Нужно, чтобы народ тем, что у нас делается, гордился, и заодно старался сделать все это еще лучше.

— И как вы себе это представляете?

— Пока никак, тут нужно будет серьезно подумать, пригласить специалистов… да по той же рекламе специалистов.

— Но у нас нет таких специалистов!

— Есть, просто пока они работают в основном именно на заграницу, а теперь пусть и на Союз поработают. Для начала — я не разрешения спрашиваю, а просто информирую — я закажу, причем еще до конца недели, у французов самую современную журнальную типографию. Деньги… найду я французские деньги, а пока они эту типографию нам налаживают, и я рекламщиков подыщу годных, и… собственно, к вам я пришла, чтобы вы мне порекомендовали самых грамотных пропагандистов. Но не тех, которые лозунги к первомайским демонстрациям придумывают, а…

— Я понял. И даже понял, почему вас Пантелеймон Кондратьевич хотя и терпеть не мог, но очень как работника уважал и всячески ваши начинания поддерживал.

— Я что-то не замечала…

— Это я неверно выразился: он терпеть не мог ваш острый язычок, уж больно многое из ваших высказывание можно было и к антисоветчине отнести. Но вы таким образом все же только в Совмине и в Политбюро среди своих разговаривали, так что он считал, что это просто форма критики некоторых… ошибок. И по этому вопросу вас поддержу, и насчет пропагандистов… подумаю, постараюсь не больше недели на это потратить. А когда у вас вся программа этой пропаганды советских достижений будет сформирована, мы, я думаю, по этому поводу отдельно соберемся. Как считаете, до конца июня вы с этой задачей справитесь? Тогда давайте предварительно договоримся на двадцать пятое июня…