Гонки олегархов

Глава 2

Есть в природе очень интересный металл с названием «цезий». Он плавится при температуре в двадцать восемь градусов, а кипит при шестистах семидесяти. И энергия ионизации у него меньше четырех электрон-вольт, а если приложить энергии столько, сколько нужно для ионизации, скажем, ксенона, то с атома цезия при этом сдирается уже три электрона — и это при том, что весит этот атом примерно столько же, сколько и ксенон. В переводе на русский язык это означает, что если цезием заправить электрореактивной двигатель, то для создания той же тяги, что на ксеноновом, электричества потребуется примерно втрое меньше. И был у цезия единственный, можно сказать, недостаток: он был просто безумно дорогим. Почти вся мировая добыча его была сосредоточена в Канаде, и там его добывали меньше полутонны в год, а все мировые запасы металла оценивались примерно в пятьдесят тысяч тонн.

Только вот оценивались они у капиталистов, и мировая добыча только разные капстраны учитывала, но было одно местечко, о котором я точно знала, что в нем этого цезия спрятано примерно шестьдесят процентов от всего, что на Земле добыть возможно — но знала об этом на всей нашей планете пока что я одна. Точнее, сейчас еще парочка человек была в курсе — но товарищи Ким и Архипов тоже не знали, сколько в Северной Корее цезия в земле лежит. Не знали, но металл добывали, и поставляли его (по мировым ценам, мы же не грабители с большой дороги) в Советский Союз. Понемногу поставляли, пока что килограммов по двадцать в год — то есть все, что им добыть удавалось.– а Советский Союз тут же весь этот металл и тратил. Запихивая его в «баки» спутников серии «Звезда».

Вообще-то эти громадины были разработаны еще товарищем Расплетиным и считались совершенно необитаемыми спутниками. Но буквально «на всякий случай» Александр Андреевич предусмотрел возможность ремонта спутника на орбите и поставил туда стыковочный узел. Обитаемыми спутники не стали, но вот принять космонавта, который уже с автономной системой жизнеобеспечения может провести внутри махины мелкий ремонт они были в состоянии — и народ этим активно пользовался. Потому что сами по себе «Звезды» мало что весили по двадцать четыре тонны, так еще и стоили дороже, чем если бы их из литого золота изготовили. Может и не дороже, то есть на Земле они не дороже стоили, но вывод таких чух на орбиту обходился стране, между прочим, слегка так побольше сотни миллионов рублей. А если учесть, что при пусках уже два спутника, каждый ценой под миллиард, «уронили», то поддерживать работу действующих было просто необходимо. И не потому, что «денег жалко», каждый «ремонт» тоже за полсотни миллионов стране обходился, а потому что «Звезды» были основными спутниками системы «Легенда» и только благодаря им страна всегда знала, куда в океане плывет супостат и не затевает ли он что-то нехорошее.

Пока еще недостаточно хорошо знала: для полного покрытия нужно было, чтобы по орбитам шесть спутников летало, но в КБ, носящем теперь имя академика Расплетина, на изготовление агрегата «с нуля» уходило почти два года и новых спутников пока что просто не было готово. Но у меня было надежда (все же не уверенность, так как всякое может случиться) что через год вся система заработает в штатном режиме. Но и тогда все же новые спутники нужно будет делать: эти железяки как не ремонтируй, но они когда-нибудь все же сломаются. А отвечать за быструю замену сломанного на рабочий придется мне: как первый зампредсовмина я отвечала за почти всю оборонку. Ну работа у меня была такая: отвечать, мне по должности это положено делать…

И отвечать за то, чтобы работающие все же не ломались. То есть, кроме всего прочего, планировать и утверждать пуски «экспедиций посещения» — а для этого мне требовалось где-то изыскать на это денежки и дать их тем, кто все нужное сделает. То есть от меня, по большому счету, только это и требовалось… про «Звезды» если говорить, а вообще от меня требовалось изыскивать деньги на очень много разных программ, от строительства атомных (и не атомных) электростанций до, вот, обеспечения всем необходимым создания нового технологического кластера в Китае и, безусловно, помощи в «строительстве социализма» в Корее. Слава всем богам, что СССР всерьез помогал социализм строить только товарищу Киму!

На самом деле никто, конечно, меня деньги зарабатывать на все оборонные и научные программы не просил даже: есть же бюджет, оттуда деньги выделяются в соответствии с планами и их нужно всего лишь «правильно распределить». И даже распределением этим не я занималась, мое дело было какие-то транши утвердить или перенести при необходимости. Но так как денег в том же бюджете всегда не хватало и даже «выделенное по плану» не всегда появлялось в реальности, то если у меня получалось сколько-то через КПТ добыть сверх планов, то я могла как раз сверхплановыми деньгами распоряжаться по своему усмотрению. Правда, товарищ Малышев «дал мне волю» относительно примерно трети таких «сверхплановых доходов», а остальное тратилось уже без меня, так как денег не хватало вообще всем. То есть не хватало «овеществленного труда», так как не хватало тех, кто труд может «овеществить» с должной эффективностью: крестьян на те же стройки стало найти очень просто — но вот эффективность работы этого крестьянина вызывала жалость. Две жалости: к самому мужику, получавшему за неквалифицированный труд все же копейки и к бюджету, из которого приходилось много денег тратить чтобы эти крестьяне могли себе хотя бы на хлеб заработать…

Поэтому, хотя из КПТ мне периодически удавалось довольно приличные деньги все же извлечь, большую их часть я тратила не на производственные программы: в свое время в своем родном городке я один раз это уже прошла и убедилась в эффективности подхода на личном опыте. Жалко лишь, что убедить других в этом было непросто, но я и убеждать не стала: есть же вполне работающий Комитет (по очень передовым технологиям), вот он такие исключительно передовые и отрабатывает на живых людях. Тратя при этом очень немаленькие деньги, но тратя-то их не из бюджета, так что все желающие эти денежки отъесть, могут идти лесом.

А подход был очень простым. И его как раз сейчас и в КНДР дед массово использовал: человек, ничего не умеющий в разрезе очередной производственной задачи, сначала обучался (и очень интенсивно обучался) выполнять одну-две простейших операции. И ставился эти операции выполнять на рабочем месте — но это лишь для того, чтобы не требовалось его дальше «кормить бесплатно». И когда он начинал уже себе на корм именно зарабатывать, его (правда, в совершенно добровольном порядке) учили дальше. Из-за «добровольности» я столкнулась с первым отличием между СССР и Кореей: «там» учиться дальше шли вообще все поголовно, и дед мне как-то мельком сказал, что уже старики за шестьдесят яростно осваивают… стараются осваивать новые профессии. А у нас продолжение обучения (совершенно профессионального, а не «общеобразовательного») привлекало даже чуть меньше трети от «молодых специалистов». Люди «за полтинник» вообще учиться не желали, и даже на первый этап шли лишь потому, что без него теперь почти нигде на работу вообще людей не брали…

Но и такой «урезанный» вариант все же оказался вполне рабочим: в Ставрополе (который, в связи с «новой политикой», не получил «итальянское» название) потихоньку заработал новый автосборочный завод. Пока автосборочный, там только кузовное производство было полностью обустроено и сборочный конвейер — но завод уже начал производить по десять тысяч автомобилей в год. Пока по десять тысяч, но так как цена на новую машину совершенно волюнтаристским образом была установлена в семнадцать тысяч, а заводская себестоимость самобеглой тележки получалась в районе семи, сотня миллионов «внеплановых» денег с завода в бюджет поступала. Да, я знаю, что «место проклято», но уж больно удобным оно было с точки зрения логистики (на которую тоже не приходилось очень много денег тратить), так что вот так.

Завод должен был постепенно (очень постепенно) развиваться и выйти на ежегодный выпуск полусотни тысяч автомобилей, которые, по сути, были уменьшенными копиями «Камы» размером уже с «Москвич» из моей прошлой юности, и приносить стране уже по полмиллиарда в год. А пока в Ставрополе без особого фанатизма строили жилье для будущих рабочих, инфраструктуру создавали — и поднимали новые цеха. По планам через пару лет там должны были уже и моторы для автомобилей самостоятельно выпускать — а пока моторы туда шли из Благовещенска, где завод тоже расширялся — и тоже «постепенно». Ну не было в стране денег на «грандиозные стройки», а вот так, медленно и печально, можно было выстроить очень много.

А еще можно было довольно много всего выстроить вообще денег из бюджета практически не вкладывая — просто потому, что там денег уже более чем прилично «вложили». Худо-бедно в стране работало чуть меньше десятка тысяч очень неплохо оборудованных МТС — но «по профилю» они по-настоящему работали хорошо если три-четыре месяца в году, так что перевести их на круглогодичную работу было совсем нетрудно. Трудно было придумать, подо что их профилировать — но трудно только если не думать. А вот если подумать, то оказывалось, что автосборочный завод в Ставрополе семьдесят процентов комплектующих получает примерно с семи сотен таких МТС. Да, на машинно-тракторных тоже определенную (и не самую дешевую) работу провести потребовалось, но затраты на новое оборудование оказались даже не в разы, а на порядки ниже, чем потребовалось бы на строительство и оснащение специализированных заводов, да и люди на МТС, как выяснилось, были куда как более склонны свои профессиональные навыки совершенствовать. Там картина была примерно как в моем «родном городке»: дети работали с родителями, работой своей гордились и старались «родных не посрамить», да и опыт старшие передавали младшим куда как эффективнее (иногда и ремнем по заднице он передавался, но ведь передавался!),

Ставропольская машина получила название «Самара» — в честь реки, которая там относительно недалеко протекала, а вот еще одна машина такого же класса (правда, внешне совсем другая, я товарищам нарисовала что-то вроде «Джетты») называлась «Ишим» — потому что ее выпускать стали на заводе в Петропавловске. Самый недорогой завод там получился, его вообще организовали на базе местной МТС. И организовали просто потому, что эта МТС оказалась очень мало кому нужна: в области таких уже больше двух десятков было понастроено, а вот в самом городе МТС выстроили как местный трактороремонтный заводик — но если есть запчасти, то любой трактор и на сельской МТС прекрасно чинился, а если запчастей нет, то самое глупое, что можно было сделать — это «строгать» их на коленке. Там могли вообще любую запчасть изготовить, но уж больно дорогой она в результате получалась — и уже установленные мощности оказались невостребованными. А КПТ их «востребовал», и тем более востребовал, что в Петропавловске на этой МТС очень неплохую литейку выстроили, и после недорогого ее переоборудования там могли даже моторы для автомобилей изготавливать. Пока понемногу, да и себестоимость этого автомобильчика оказалась несколько выше, чем я предполагала — но «волевым решением партии в моем лице» все сверхплановые доходы с этого заводика теперь направлялись на его расширение и, по моим прикидкам, уже со следующего года он тоже минимум по четверти миллиарда в бюджет давать будет. При том, что если вообще все затраты подсчитать, на его создание ушло порядка полутора сотен миллионов и еще миллионов триста будет потрачено в ближайшем будущем.

Но это ближайшее будущее все же было именно будущим, а в настоящем нужно было очень быстро скоординировать, кроме всего прочего, и планы по Корее и по Китаю. И самым сложным, к моему удивлению, было именно товарищу Киму помочь. Я вообще-то была в курсе, что ему от японцев очень странное «наследство» досталось, а дед как раз в январе закончил подсчеты того, насколько это «тяжелое наследство» будет дальше тормозить рост корейской экономики — и его расчеты меня прилично так расстроили. Потому что выяснилось, что или придется «быстро потратить» около двух миллиардов совершенно советских рублей, или придется потратить медленно, но минимум по миллиарду в год в течение следующих уже лет десяти, а то и больше.

«Наследство» оказалось «с внутренней подлянкой», а я на это вовремя внимания не обратила. То есть знала, но не сочла существенно важным то, что от японцев Северной Корее досталась энергетика, вырабатывающая электричество с частотой в шестьдесят герц. Причем в розетках было все же двести двадцать вольт, так что плиты электрические и лампочки вполне нормально работали, а вот моторы на фабриках… они тоже работали, но с ними было все очень непросто: «стандартные советские» моторы для работы в таких сетях точно не подходили и для Кореи специально шестидесятигерцовые у нас делали — и они получались заметно более дорогими. И еще для товарища Кима и генераторы под шестьдесят герц делались — но все же далеко не все. И теперь картина сложилась совсем уж паршивая: на восточном побережье усилиями деда большая часть сетей была пятидесятигерцовой и там советское оборудование очень даже неплохо шло — а вот со стороны Желтого моря в основном работали все на шестидесяти герцах. В принципе и это было терпимо, но после запуска нашей атомной станции там должен был начаться подлинный бардак: Средмаш изначально не предполагал серийное оборудование под странные корейские сети переделывать (так как при этом цена станции вырастала больше чем на четверть). А что такое будет из себя представлять такой бардак, я и сама уже знала, на примере автозавода в Токчхоне: там на располагающейся неподалеку ГЭС два генератора выдавали в сеть пятьдесят герц, а еще четыре — шестьдесят, которые «отправлялись» в Пхеньян, и в случае каких-то неисправностей и во время штатной профилактики автозавод просто замирал. А чтобы не терпящие простоев производства не остались без электричества (те же плавильные печи на моторном производстве, например), на заводе была установлена моторгенераторная установка на пять мегаватт. Дорогущая, и работающая хорошо если несколько часов в месяц — но без нее просто обойтись было нельзя.

А еще нельзя было перекинуть часть энергии с восточного побережья на западное или наоборот, и часто случалось (особенно в сезон дождей), что на востоке заводы останавливались из-за нехватки электричества, а на западе ГЭС просто спускали воду потому что электричество с них потреблять было некому. А вот чтобы всю систему страны перевести на единое (и все же «советское») электричество, и требовалось, по расчетам деда, примерно два миллиарда потратить. Хорошо еще, что больше половины он предполагал потратить из бюджета все же Кореи — но я обнаружила в его расчетах «мелкую логическую ошибку» и по моим уже подсчетам было выгоднее большую часть денег все же в СССР на это дело потратить. Просто потому, что я считала «экономику целиком», а у нас заводы, выпускающие те же электромоторы для станков, производили их более чем вдвое дешевле. Да и в таком случае не требовалось «приостанавливать» развитие уже корейской промышленности на полтора года. А деньги — деньги на все это все равно минимум наполовину товарищ Ким сразу же Советскому Союзу и выплатит — как раз результатами работы «неостановленной промышленности».

Но так как мои идеи столкнулись с определенным непониманием со стороны дедов, пришлось их срочно выдергивать в Москву: селектор — это замечательно, но по селектору очень трудно всерьез ругаться, при необходимости применить рукоприкладство просто не получается. Я, конечно, драться с дедами не предполагала, но вот возможность быстро вызвать нужного для решения какого-то вопроса специалиста была важна, да и время общения при личной встрече особо не ограничивалась. К тому же ко второй половине февраля уже удалось примерно скомпоновать планы не текущий строительный сезон и там тоже проявилось многое, нуждающееся в тщательном обсуждении…

Товарища Архипова товарищ Ким уважал в том числе и за то, что он — чуть ли не единственный из советских специалистов, работающих в Корее, его называл правильно: Ильсон. А это не просто радовало руководителя КННДР, но и свидетельствовало о том, что товарищ Архипов очень внимательно относится и корейским традициям и корейскому народу. И традиции эти знает и понимает, поэтому — среди всего прочего — у него почти все предлагаемые им проекты давали хороший и очень своевременный результат. С теми же солончаками у него очень даже неплохо получилось… то есть солончаки сам корейский народ под руководством партии превращал в плодородные поля, но вот придуманная товарищем Архиповым система поощрений рабочих на верфях и металлургических заводах позволила удвоить выпуск нужных судов. Да и то, что он на самоходных баржах распорядился ставить поставляемые из СССР снимаемые со старых танков моторы вместо того, чтобы моторы для них на корейских заводах делать, в конечном итоге оказалось верным решением: теперь на судомоторном заводе двигатели стали производить более мощные, которые ставились уже на океанские суда — и это сильно помогало стране в обеспечении населения продовольствием. Да, за эту мелкую рыбешку приходилось пока отдавать почти половину выстроенных рыболовецких суденышек, но все же сталь было производить проще и дешевле, чем продукты, а всего через несколько лет и отечественные рыбаки смогут людям достаточно рыбы дать. Когда на моторостроительном научатся делать такие же моторы, какие пока поставляются из Финляндии…

Вероятно, и его предложение ускоренными темпами поменять в республике всю систему электроснабжения окажется полезным. Тем более полезным, что большую часть требуемых электрических моторов и некоторое число генераторов СССР поставит в кредит, с оплатой в достаточно отдаленном будущем, но поставит очень быстро и всю эту работу можно будет закончить не позднее, чем через полтора года. А если потом, как предлагает Олег Николаевич, на парочке небольших фабрик снимаемые электрические машины постепенно переделать под советские стандарты, то их с удовольствием приобретет западный сосед. И уже, можно сказать, приобретает: в качестве предоплаты товарищ Мао передал Корее двадцать тысяч тонн хлопка. А всего предполагалось получить по этой программе сто тысяч тонн — и тогда и в стране у населения не будет проблем с одеждой (особенно у детей не будет), и часть продукции можно будет отправить в СССР в качестве погашения полученных кредитов. Уже можно довольно заметную часть продукции отправить в Советский Союз, и далеко не одну лишь одежду…

Василий Семенович (то есть все же Олег Николаевич) совершенно неожиданно для себя получил орден Чосон Рорик Хунджанг — то есть орден Труда, и получил он его за то, что смог решить одну серьезную для небольшой республики проблему. Проблему острейшей нехватки бензина: СССР, конечно, бензин в страну поставлял, да и уже несколько заводов по производству топлива из угля работали — но бензина все равно не хватало. А вот чего в стране теперь получалось довольно много, так это рисовой соломы. Паршивой, из нее даже пеллеты было делать невозможно, так что ее большей частью просто оставляли гнить на полях или вообще сжигали безо всякой пользы. А два года назад ее стали запихивать в метановые танки — и вот в качестве сырья для получения горючего газа она стране очень даже неплохо пригодилось. А усилиями Олега Николаевича был выстроен небольшой заводик, выпускающий маленькие, сорокалитровые стальные баллоны, в которых газ мог храниться при давлении в двести атмосфер — и советские инженеры предложили на заводе в Токчхоне такие баллоны ставить на грузовики.

На простой «Сунри-58» на заводе ставилось по четыре баллона, на специально доработанный — по шесть. И теперь грузовики могли прекрасно работать, не потребляя остродефицитный бензин. Конечно, газа с двух ранее выстроенных газовых заводов для полного перевода грузового автотранспорта на такое топливо было маловато, но ведь газовый завод сам по себе был отнюдь не венцом высочайших технологий и уже зимой началось строительство еще пяти таких же заводиков. А уже корейские специалисты (биологи, обучившиеся в СССР), пришли к выводу, что если на таких заводах использовать не только солому (и отходы городских канализаций), но и отходы уже промышленности пищевой, что уже через два года грузовому транспорту в стране бензин вообще не понадобится. Все же страна-то было по размеру невелика, полностью заправленный грузовик ее почти везде мог из конца в конец пересечь. Конечно, для того, чтобы грузовики могли везде газ использовать, предстояло и множество газовых заправочных станций выстроить, и даже газопроводов проложить немало — но было уже очевидно, что получаемая при переводе на газ грузового транспорта экономия бензина очень быстро окупит все вложения. И это даже без учета пользы для сельского хозяйства: получаемый в газовых танках ил оказался прекрасным удобрением, на котором лучше всего теперь росла картошка. Да и использование этого ила в теплицах, уже почти полностью обеспечивающих страну пекинской капустой, тоже давало вполне заметный эффект.

Сам Олег Николаевич считал, что орден он все же не заслужил, ведь он всего лишь предложил воспользоваться советским опытом по этой части. Разве что в СССР грузовики просто природным газом чаще заправлялись, а в Корее такого вообще не было — но вот метановые установки газа уже давали немало — и старый инженер просто подумал, что сжигать его в топках электростанций, когда в стране бензина нет, несколько неверно. А еще он подумал, что «обогнать Внучь» ему будет все же непросто: да, корейцы работали очень усердно и старательно, но вот почему-то они почти никогда сами инициативы не проявляли. А самому ему придумать все, что нужно небольшой республике, будет очень и очень непросто. Хотя бы потому, что чаще всего он не знал, чего людям тут остро не хватает. Впрочем, Игнату наверняка придется еще хуже: мало, что понять китайцев не очень-то и просто порой, так еще «наследие культурной революции», которая все еще продолжала разрушать экономику страны, очень существенно вывернуло мозги китайским «гегемонам» и они вообще делали лишь то, что сами решили считать нужным.

Впрочем, подумал Олег Николаевич, мозги и поправить можно, а у Игната там есть на кого для этого опереться. Но как быстро получится решить хотя бы основные проблемы, было совершенно непонятно. То есть как их решить в Китае, и как их решить в Корее. И как их решить в СССР — а о проблемах Светланы Владимировны он на последнем совещании узнал очень хорошо. И ему это не понравилось довольно сильно…