Моя первая (в этой жизни) поездка за рубеж к капиталистам оказалась довольно интересной. И довольно простой: два технических специалиста из СССР приехали ненадолго в советское посольство в Вену, а в это же время туда же прилетели на экскурсию старик-мексиканец с дочерью. И в Вене мексиканцы клюнули на зазывания местной туркомпании, обещавшей «незабываемый рождественский тур к развалинам Парфенона». Так что мексиканцы Парфенон осмотрели, а русские технические специалисты с огромным энтузиазмом изучали достопримечательности столицы Австрии. Изучили, работу свою закончили — и мирно улетели назад к себе в СССР. А чуть раньше и мексиканцы обратно в Мексику убыли. Так что мне удалось и Вену осмотреть, и Афины. И, конечно же, побывать на небольшом «частном» островке в Эгейском море.
Вообще-то греки островами не торговали, но можно было подписать договор на аренду небольшого островка сроком до полувека. И островок становился уже «почти частным»: туда, по условиям договора аренды, безусловно допускалась греческая полиция (с соответствующим ордером, конечно), службы морской инспекции — и вообще на острове действовало законодательство Греции. Но Мария поступила еще проще: она отдельно заключила договор с местной полицией и на ее островке появилось даже полицейское отделение (в котором вахтовым способом двое полицейских трудилось), а еще там строилось сразу четыре маяка, и работниками на маяки тоже должны были греки наниматься из морского ведомства. А делала она это вовсе не для «налаживания контактов»: официально она хотела превратить этот голый каменный островок в такой, какими были острова Эгейского моря до того, как древние греки туда коз запустили, то есть весь покрытый деревьями (большей частью кедрами и оливами) — а под это дело там и небольшой порт был обустроен, и много разных корабликов постоянно шастало. А чтобы кораблики друг с другом на тесном рейде не сталкивались, там еще диспетчерская строилась, с довольно мощными радарами…
Но за год с небольшим «владения» Мария там успела выстроить небольшой, но очень неплохой особнячок — и в нем мы очень плодотворно пообщались с донной Изабель Луна де Майоркой. Очень, между прочим, деловой женщиной, на мой взгляд даже более деловой и циничной, чем она была во время нашей первой встречи. Но, возможно, тогда «годы взяли свое», а теперь довольно молодая дама была готова горы сворачивать и разные там «моральные принципы» и «классовая солидарность» для нее были пустым звуком. На и все прочее подобное ей плевать было: когда я ей сначала вкратце изложила суть нашей авантюры, она целиком переключилась именно на бизнес, а товарища Судоплатова своими интервью почти и не тиранила. То есть за ужином она все же три дня его о разном расспрашивала (и её интересовала вовсе не работа Павла Анатольевича, а его «взгляды на жизнь»), так что лично я свою часть программы выполнила как раз за три дня — а после этого мы мирно разбежались ее как-то воплощать.
И воплощение ее шло довольно успешно, но я все больше думала не о том, как и что для достижения успеха в этом непростом деле сделает мексиканка, а о том, что мне по пути на остров рассказал Павел Анатольевич и что рассказал мне дед уже когда я с ним в начале января летела в Пхеньян. А Павлу Анатольевичу я чуть ли не машинально задала давно мучивший меня вопрос. То есть не то, чтобы я ночи не спала, размышляя над вариантами ответа, просто было интересно в плане «общей эрудиции» — а тут просто в разговоре тему затронули и у меня вырвалось:
— Но я вот одного понять не могу: за что товарищ Сталин Абакумова-то наказал? То есть за что именно, я знаю, а вот как Виктор Семенович дошел до жизни такой…
— Я точно не знаю, но сионисты на чем-то его подловили и он под их диктовку дела против сионистского центра начал разваливать. А подловили, насколько мне известно, угрожая его семье — но тогда я в другой структуре работал, этим делом вообще не занимался, просто слышал мельком о нем, так что могу и напутать, так что если вам это действительно важно знать, то порасспрашивайте лучше товарища Сергачева, то есть…
— Я поняла, но нет, я просто поинтересовалась чтобы разговор поддержать. Меня-то больше интересует, получится ли эту сеньору Луну уговорить.
— А что, кроме нее во всей Мексике нет заинтересованных в таком деле людей? Вроде выгода для капиталиста изначально видна немаленькая.
— Есть люди, но… Чтобы все это сработало, нужно чтобы янки некоторое время, по крайней мере до тех пор пока завод не заработает на полную мощность, на него внимания не обращали и строительству не препятствовали. Оборудование-то все туда американской закупать предполагается, так что нагадить янки могут быстро и довольно сильно — а вот на женщин в бизнесе они внимания практически вообще не обращают, считают, что у них ничего серьезного получиться не может. Даже при том, что в сотне самых богатых людей Мексики, например, женщин насчитывается двадцать четыре или двадцать шесть человек, тут год на год не приходится. А в международной торговле, если не считать Марию Эстраду, у нее самые большие размеры бизнеса, хотя Эстраду можно и не считать, она там только номинальным владельцем числится.
— Вот через номинальную…
— Нельзя: как раз о ней янки точно знают, что весь ее бизнес на СССР завязан и любые ее новые затеи привлекут очень пристальное внимание. А тетка, которая половину Америки снабжает дешевым бельем, ни малейшего интереса у тех же спецслужб не вызовет. Поначалу не вызовет, а когда завод всерьез уже заработает, то ее и правительство страны опекать начнет: как же, первый мексиканский автозавод!
Разговор этот состоялся, когда мы ехали на «такси» в аэропорт Внуково и, поскольку мы в Вену летели обычным рейсом «Аэрофлота», продолжения не имел. На самом деле мы с дедом заранее все чисто «экономические» последствия нашей авантюры товарищу Судоплатову подробно расписали, но он все же был профессионалом и постоянно старался всякие мелочи уточнить: в его-то работе мелочей вообще не было. А в Греции все прошло даже лучше, чем я ожидала: Бель уже в процессе переговоров сделала несколько очень интересных предложений, основанных на ее глубоком знании родных мексиканских законов. Например, она сказала, что на время налаживания производства ввозимые детали грузовиков вообще никакими пошлинами не облагаются, так что первые несколько тысяч машин можно будет просто на месте собирать полностью из советских комплектующих. То есть такие внутри Мексики продавать все же будет просто так нельзя, но вот если их сразу за границу отправлять, то таким образом до десятка тысяч грузовиков можно будет собрать. А заодно она сообщила (поскольку сама же бэушные грузовики ввозила массово), что новенький автомобиль на гарантии ценой в шестьдесят тысяч песо просто полностью вытеснит на внутреннем рынке страны «американцев» (те в подержанном виде без гарантии продавались от девяноста до ста двадцати тысяч), так что стоит закладываться на производственную программу минимум в двадцать пять тысяч машин в год (а мы считали, что и пятнадцати будет за глаза). И сама же быстро подсчитала потребность в сервисных центрах, причем даже придумала, как их организовать «бесплатно» — то есть бесплатно для себя и для нас. И, кстати, сама же предложила и вырученные за грузовики средства «конвертировать» в нужные в СССР товары по очень выгодному курсу. Себя она, конечно, при этом тоже не забыла…
Мы согласовали тексты всех необходимых договоров (подписывать их потом дед в нашем посольстве в Мексике будет, чтобы опять «не привлекать лишнего внимания» к нашему греческому островку) и я домой вернулась еще до Нового года. И праздновали мы этот Новый, семьдесят пятый уже год действительно «всей семьей». В Москву мама с Олиными сыновьями приехали, Олин муж конечно, а еще сразу четыре Сережиных сестры наведались с примерно десятком его племянников и племянниц. В общем, весело все провели время — а второго января все вернулись к работе.
Теперь поездка в Москву для всех труда не представляла и времени тоже много не занимала: все куда нужно самолетами добирались. В Москве (точнее, в Московском авиаузле) действовало шесть аэропортов местных линий, и рейс из Богородска вообще выполнялся на Ходынку. Маме с Олиной родней пришлось все же лететь с пересадкой (ну не было прямых рейсов в Москву из Благовещенска), но они на перелеты времени тратили даже меньше: из Уфы в Москву летали самолеты Ар-22 (очень мне напомнившие Ту-134, но все же немного другие), и выполнялось там по четыре рейса в день, по два утром и два вечером. Причем второй утренний считался именно «пересадочным», к его отлету прилетали как раз все местные самолеты из районов, а первый вечерний прилетал за час до отправки всех местных вечерних рейсов в другие города области, так что и пересадка много времени не занимала. А из Богородска летали в Москву самолеты именно «местных авиалиний», турбовинтовые и неспешные…
Мне вся эта массовая авиация очень в работе помогала: аэродромы (и аэропорты) почти в каждом городе страны появились, если куда-то нужно было по делам слетать, то проблем вообще не возникало. А если лететь нужно было далеко, то и это было не особо сложно: реактивная авиация уже доставляла во все областные центры Союза и в очень многие просто «большие» города. И даже если рейсы туда выполнялись всего по паре раз в неделю, всегда можно было и спецрейс заказать: аэродромы-то уже готовы были принять почти любой самолет.
Хотя много мне летать и не требовалось, почти всю работу получалось проводить «дистанционно». С использованием, понятное дело, компьютерных сетей. Сейчас в стране даже официально две таких сети имелось: железнодорожная (к которой были подключены все станции и даже большинство разъездов страны) и «сберкассовская» — к этой вообще все отделения сберкасс были подключены и с большой скоростью к ней же подключались магазины. Потому что расчеты с помощью платежных карт оказались очень удобными и «экономичными»: меньше наличных денег приходилось печатать и чеканить. И новенькие карты, выпуск которых начался в конце семьдесят четвертого, вообще переворот в денежном обороте обещали: в карту вставлялась микросхема, в памяти которой хранилась информация о счете, и с ее помощью можно было расплачиваться даже там, где связи с серверами сберкасс не было. Сейчас в опытном порядке даже на турникеты в метро начали ставить читалки для таких карт, и народу это понравилось: отпала нужда стоять в очередях в кассах или к разменным автоматам. Пока что карты были контактными, но работы по выдумыванию бесконтактных карт тоже усиленно велись.
И вот с картами это дело оказалось выгодным не только в плане «экономии на печати денег»: те же французы, которые давно уже массово использовали советские наработки в этом направлении, очень «умными картами» заинтересовались — а так как сами они ничего подобного пока сделать не могли, они подписали контракт на поставку им нескольких миллионов карт. В среднем за каждую СССР получал два рубля с полтиной, а себестоимость их у нас выходила в пределах полтинника, так что десять миллионов карт можно было «обменять» на много чего нужного. И «меняли» их в основном на ширпотреб, в первую очередь на женскую обувь. Не то, чтобы собственной в стране сильно не хватало, но обувь французы делали действительно неплохую, и цена на нее была вполне приемлемой. А заодно французские поставки «создавали здоровую конкуренцию» уже для отечественных обувных фабрик, что тоже на пользу шло: на наших фабриках качество продукции старались повысить. И ведь повысят, хотя бы потому, что с сырьем для этих фабрик скоро станет очень хорошо…
Еще во Францию начались поставки карточных терминалов «нового типа», но «терминальные» деньги все же в основном направлялись на приобретение промышленного оборудования. И не для себя, а для «социалистических братских стран»: в том же Китае много чего строилось, но им вроде как поставки определенных видов станков «запрещались». Однако банкиры-то по определению являются людьми, не имеющими ни совести, ни Родины — и они всю подобную технику нам с улыбками поставляли даже зная, что техника просто транзитом улетит в Китай или в Корею. Знали, но уверенно делали вид, что о таком и не подозревают: в контрактах на поставки банковского оборудования в капстраны четко оговаривались именно «встречные поставки», а не суммы в рублях или в каких-нибудь франках или марках. Правда, тот же товарищ Ким от французского оборудовании отказывался (по каким-то своим сугубо идеологическим мотивам), но ведь можно было технику приобрести и в ФРГ или Австрии (где и деньги французские принимали, и оборудование банковское тоже неплохо у нас закупали), а против «немецкоязычных стран» товарищ Ким не возражал. Потому что в КНДР все такое оборудование объявлялось «сделанным в ГДР», а у народа «помощь из братских социалистических стран» неприязни не вызывала.
Причем чем конкретно насолили корейцам французы, я понятия не имела. Но точно где-то насолили: южане тоже французов терпеть не могли. Хотя с южанами могло быть активное влияние наших заокеанских «потенциальных противников»: они вообще всех европейцев там старались с какашками смешать, готовясь использовать Южную Корею в качестве «фабрики с дешевой рабочей силой». То есть американцы уже попробовали в этом качестве мексиканцев использовать (в Мексике зарплата рабочего было раз в десять, если не больше, меньше американской), но получалось плохо: все же сильна еще была в Мексике «историческая неприязнь» к северному соседу и американские компании там с трудом осваивались. А вот японские или немецкие компании таких проблем уже не имели и в Мексике начали подниматься уже их заводы, ориентированные за американский рынок.
А в Корее и в Китае строились заводы, ориентированные пока что главным образом на собственные рынки, причем (и мне кажется под существенным влиянием дедов) и на рынки «соседей», но в рамках именно «социалистической кооперации». То есть в КНДР работал завод, выпускающий, скажем, электрогенераторы мощностью в пределах полусотни мегаватт, а завод для выпуска генераторов в сотни мегаватт поднимался уже в Китае. Потому что в Корее таких если и нужно будет, то очень немного — а вот маленькими генераторами соседу помочь пока они мощные себе клепают, все же выгодно, причем обеим сторонам: китайцы не отвлекаются на производство маленьких, а в Корее, если мощный генератор потребуется, его в обмен на несколько маленьких заполучить будет нетрудно.
И с атомными станциями было интересно: товарищ Мао очень хотел себе таких понаставить как можно больше, но вот самостоятельно изготовить хотя бы корпус реактора в Китае не могли: и оборудования не было, и научной школы, и подготовленных рабочих. Но вот турбины для таких электростанций там могли выпускать уже на двух заводах (правда, которые пока еще только «раскручивались»), а в той же Корее делать мощные турбины смысла уже не было. Зато котлы (то есть сами реакторы) там уже очень неплохо делались, так что «совместный труд» в этом направлении сулил весьма радужные перспективы. А если принять во внимание то, что в Китае изоляторы для ЛЭП уже производились и получались они аж вчетверо дешевле не особо дорогих даже советских, то в области энергетики сотрудничество становилось исключительно выгодным делом. Уже стало: в Корее ЛЭП сейчас в основном с китайскими изоляторами и строились, а вот большую часть оборудования для «ядерного острова» АЭС могли делать только в СССР. Ну и топливо для этих электростанций — тоже.
Вот только на пути сотрудничества встречалось довольно много мелких, но очень неприятных препятствий. Те же заокеанцы и британцы старались подгадить везде, куда могли только дотянуться — и возможностей у них было все же немало. Например, для тех же ЛЭП нужны провода, которые делались, естественно, из алюминия — а алюминий проще всего добывать из бокситов. Бокситы много где имелись, в том же Китае было несколько немаленьких месторождений. Но они почти и не разрабатывались, так как для выплавки алюминия электричества не было. В Корее электричество уже было (на средний алюминиевый завод его хватало), но с бокситами там было совсем плохо. Немного из Вьетнама привозили, но раньше основные закупки шли из Австралии — и внезапно австралийцы продажу бокситов запретили. Не вообще, а только в Китай и Северную Корею. Конечно, проблему все же решить удалось, правда «в перспективе»: на двух китайских рудниках срочно началось обустройство, но это программу электрификации как минимум на несколько лет могло задержать…
Могло задержать, но не задержало, а даже несколько ускорило, хотя это и обошлось всем нам в изрядную копеечку. Деды (не сами, а все же через руководство Кореи и Китая) договорились о том, что глиноземный завод в Корее закрывают и перевозят в Китай (одно большое месторождение бокситов так как раз рядом с Кореей было и после запуска рудника уже оттуда глинозем в Корею должен был поставляться… в течение последующих тридцати лет минимум), готовый глинозем пока стали из СССР в Корею возить (хотя советский, который из нефелина производился, был и подороже, и похуже «бокситового», да и избытка его не наблюдалось), еще один, причем уже очень большой глиноземный завод в Китае подрядились французы строить, а КНДР в районе трех будущих бокситовых рудников начала строить уже угольные станции по сотне мегаватт. А я, так как изо всех сил искала замену австралийцам на Дальнем Востоке, сумела договориться с очень «странным» африканцем по имени Секу Туре об открытии в его стране большого совместного предприятия по производству глинозема. Очень совместного: СССР должен был поставить в Гвинею огромное количество горнодобывающей техники и проложить несколько железных дорог, позволяющих, в том числе, и готовую продукцию вывозить, КНДР в этом предприятии отвечала за строительство сразу нескольких электростанций. ГЭС, потому что месторождений того же угля в стране вроде бы не нашлось. Впрочем, в добыче электричества и СССР решил поучаствовать: дров все же в этой африканской стране было много, так что поставить несколько дровяных электростанций было в принципе разумно.
А этот товарищ Секу Туре был действительно странным: с одной стороны он вроде призывал устроить в стране социализм, а с другой очень уж активно с США сотрудничал. Хотя раньше СССР к особо тесному сотрудничеству вроде не склонялся, а эта небольшая страна (меньше пяти миллионов человек) даже прокормить себя могла с трудом. А теперь ситуация должна была поменяться — но мне это стоило кучу нервов, а Советскому Союзу — довольно большую кучу денег. И имелся серьезный риск все эти деньги потерять, если «политическая ситуация» изменится.
Причем нервы мне испортила больше всего поездка в Конакри. То есть в центре город был в чем-то даже европейский (та часть, которую для себя французы «во времена колониализма» выстроили), а чуть в сторону глянуть — там уже какие-то страшные трущобы. И люди… я в голодной Корее не видела таких безжизненных глаз у людей. И вроде и на рынках всего полно, но покупателей там чуть ли не меньше, чем торговцев, несмотря на очень низкие цены: денег у народа просто не было. И ведь не ленивый там народ, но если нет работы, то и денег не будет…
А если работа будет, то и деньги у людей появятся. Но чтобы эта работа появилась в достаточном объеме, так много придется средств в новые рабочие места вкладывать! И ведь вложим, так как по предварительным расчетам новый рудник (и вся связанная с этим инфраструктура) года за четыре окупится, а после этого алюминий в СССР, из гвинейского глинозема сделанный, будет на треть дешевле, но сначала нужно за такую перспективу платить — и это уже следующей моей головной болью стало. Потому что просто «за перспективу» советское руководство платить точно не желало, тем более такому «стороннику США», как гвинейский президент.
И даже Николай Семенович мое стремление серьезно вложиться в Гвинею не поддержал, сказал, что даже вопрос о включении таких расходов в бюджет поднимать не будет. Но все же — скорее по старой привычке, нежели восприняв мою аргументацию — добавил:
— Светик, если ты изыщешь какие-то внебюджетные средства на помощь голодающим Африки, лично я возражать не стану и даже постараюсь тебя от нападок со стороны того же Политбюро по возможности прикрыть. Но я тебе посоветовал бы об этих программах вообще никому не рассказывать: все же у нас, как тебе известно чуть ли не лучше всех, перевыполнение планов в основном получается по статье «расходы» и за каждую лишнюю копеечку столько желающих подраться набежит! А если про копеечки эти никто знать не будет… мне об этом тоже знать не надо, я же по обязанности должен буду у тебя все эти копеечки отобрать…
И осталось лишь придумать, как мне незаметно для всех потратить в своей собственной стране почти миллиард рублей на изготовление кучи потребного оборудования. И если насчет рельсов для тамошних железных дорог все можно будет провести как своповые поставки из КНДР (а непосредственно их Кореи рельсы возить получалось уж очень накладно), то вот с карьерной техникой и химическим оборудованием для глиноземного завода такое провернуть было практически невозможно. Правда, получилось довольно просто отправить туда «дровяную» электростанцию мощностью в двадцать мегаватт: ее просто приобрела (за совершенно обычные американские деньги) сеньора Мария Эстрада. И даже подписала контракт на ввод ее в эксплуатацию, ну а то, что вводить ее надлежало именно в Гвинее, так кто их, капиталистов, поймет? Ну, захотелось ей так, а раз она за свои хотелки платит валютой, но и вопросов нет.
А электростанция была нужна срочно, ведь без энергии даже толком карьер обустроить невозможно. То есть возможно его обустроить совершенно бестолково: нагнать туда тех же самосвалов карьерных — но ведь нефти-то в Гвинее нет, придется туда и солярку для самосвалов танкерами гнать! И получится этот заморский боксит дороже отечественного чуть ли не в разы. А вот если там поставить электротягу (те же карьерные локомотивчики с думпкарами задействовать), то расходы на добычу сократятся более чем заметно. А ведь немцы в ГДР очень неплохие такие локомотивчики уже делают, и думпкары, и все прочее для карьера нужное…
Хорошо, что французы тоже очень неплохую банковскую сеть уже обустроили, и даже в Заокеанию линии проложить успели. Довольно низкоскоростные пока еще, но ее пропускной способности хватало и на финансовые транзакции, и даже на передачу голоса по защищенным протоколам. За «отдельные преференции» француские банкиры от своего Вашингтонского отделения прокинули линию и в советское посольство, так что обсудить с госпожой Луной поставки кое-чего вкусного в ГДР у меня получилось. Ну, обсудили и обсудили, однако за поставки нужно чем-то платить! Так что в марте у меня начались новые пляски с бубном, и громе всего стучать в бубен мне пришлось на строительстве нового автомоторного завода. Его — для будущих поставок моторов в Мексику — уже начали строить возле Богородска, а так как почти вне необходимое для производства моторов оборудование просто хранилось на складах ГАЗа, пуск завода вообще уже в июле был запланирован. Но я к этому пуску правильно подготовиться не успела: «партия и правительство» поставило передо мной новую задачу. Которую я сочла в принципе невыполнимой…