Гонки олегархов

Глава 16

Помогать разным там африканцам в строительстве счастливой жизни я решила не из благотворительности и не из какого-то там человеколюбия, у меня это решение было обусловлено голым прагматизмом. Я старалась выстроить (в первую очередь в СССР) настоящую «витрину социализма», а чтобы ее выстроить, витрину нужно прежде всего вычистить от хлама и мусора. А так как в мире сейчас наиболее остро стоял вопрос о пропитании, мусор требовалось вышвырнуть в первую очередь из сельского хозяйства. Потому что сытые люди и промышленность себе выстроить спокойно смогут, а голодные о промышленности думать вообще некогда, все их мысли на жратве сосредоточены. А в сельском хозяйстве все — то есть абсолютно все — строящие социализм страны наступали на одни и те же грабли: они с бешеным энтузиазмом старались создать у себя колхозы. И всегда получали вполне себе предсказуемый результат…

Потому что все такие «просициалистические» руководители очень внимательно читали труды Ленина, причем читали их как молитву, в смысл не вникая. А раз Ленин сказал «колхозы», то думать дальше просто не нужно. Но Ленин-то про колхозы придумал не на ровном месте, он знал, что создаваемые в России (в царской еще России) товарищества по обработке земли как правило увеличивали продуктивность в два, а то и в три раза. Вот только подумать, почему такое происходило, у Ильича мозгов не хватило, потому сначала большевики-ленинцы все ТОЗы (а их в стране уже было под сорок тысяч) разогнали, а затем бросились «создавать» колхозы и совхозы. И, естественно, производство продукции сельского хозяйства сразу сократилось на треть.

Потому что народ — он везде одинаков: если на себя человек готов работать до седьмого пота, то в насильно созданном «коллективе» он считает, что корячиться ему уже нужды нет. Потому что он корячится, а сосед баклуши бьёт — но получат-то они одинаково, то есть шиш с маслом — и начинает лишь вид делать, что он трудится. В ТОЗах ситуация была совершенно иной: в них люди объединялись вовсе не для того, чтобы еще сильнее в поле корячиться, а чтобы вскладчину приобрести более совершенные орудия труда, позволяющие как раз корячиться поменьше. А них крестьяне поля сохой не пахали, первым делом ТОЗы плуги приобретали, затем (и тоже вскладчину) — и тягло получше. А если при создании колхозом или госхозов крестьянину эти более качественные орудия труда не предоставить, то результат будет один. Везде и всегда.

СССР в этом плане повезло: уже в начале тридцатых страна смогла дать крестьянам трактора, плуги, сеялки и жатки — и менее чем через десять лет русский мужик осознал, что колхоз — дело хорошее. Потому что «пашет трактор», а мужик в это время может и отдохнуть. Или поработать уже строго на себя, продав затем результаты труда на своем приусадебном участке на рынке. И именно сталинская индустриализация позволила сделать колхозы достаточно привлекательными, чтобы страна могла себя прокормить самостоятельно и досыта. А, допустим, в Гвинее всех крестьян принудительно согнали в госхозы, ничего им не дав для облегчения работы, зато гарантированно отбирая большую часть урожаев. В Эфиопии товарищ Менгисту пошел тоже по «проторенному пути с граблями» и шишки в виде гражданской войны сразу же и словил. Про Китай, где товарищ Мало просто крестьян голодом морил, и говорить не приходится. И Корея едва на такой же путь не свалилась, но товарищу Киму все же немножко я помочь смогла, вынудив его (хотя бы в «порядке эксперимента») разрешить крестьянам урожаи, собранные с полей и огородов, которые они сами обустраивали в местах, где хоть какое-то сельское хозяйство казалось невозможным из-за рельефа, продавать на официальных рынках. Буржуями эти крестьяне не стали, но всего за год доступные народу объемы продуктов выросли процентов на десять — и «эксперимент» был назначен «нормой». Плюс ему еще и Советский Союз с сельхозтехникой нехило так помог — и Корея проскочила мимо ленинской «колхозной ловушки».

Но Корея пока еще была в мире мало известна, а Ленина те же капиталисты издавали многомиллионными тиражами, чтобы посильнее загнать развивающиеся страны в безысходные долги — и Гвинея с Эфиопией в этой ситуации могли по крайней мере соседним странам показать, «как надо делать правильно». А как не надо делать, они уже показали…

Еще это же стоило наглядно показать и многим советским функционерам, а то они что-то слишком часто любили ссылаться на ленинские бредни. Но тут уж чистая вина Иосифа Виссарионовича: он постеснялся сказать на всю страну, что Ильич был безответственным болтуном и просто выделил из всей ленинской писанины меньшую половину, которая не противоречила его собственным понятиям о социализме, остальное тщательно спрятав с спецхран, позволив даже в «Полном собрании сочинений» Ильича опубликовать меньше трети его писанины. Считая, скорее всего, что таким образом он поспособствует «сплочению народа вокруг идей социализма». Но в этом и была его принципиальная ошибка, а вовсе не в том, что он не разглядел предателя у себя под носом. Предатели-то, они как раз на базе ложной идеологии вырастают…

Иосиф Виссарионович видимо не очень понимал природу своей власти, а она заключалась вовсе не в том, что он Генсеком партии. Меня давно уже интересовало, откуда берется именно власть, и я пришла к «единственно верному мнению»: власть человеку над народом дает сам народ, который в массе своей солидарен с идеологией руководителя. В случае Сталина народу было, по большому счету, на идеология партии глубоко… безразлично, а вот проводимую Иосифом Виссарионовичем экономическую политику, направленную, как все видели, на улучшение жизни этого самого народа, подавляющее большинство населения страны поддерживало и одобряло. Но отдельные личности — а силу ущербности идеологии именно партийной — решили, что если они займут кресло Сталина, то получать такую же практически неограниченную власть в стране. Но они совершили ошибку, в «прошлой» моей истории, приведя страну к краху, и в этой, когда люди, верящие Сталину (лично ему), этого не допустили.

И ту же самую ошибку совершали почти все руководители в так называемых «социалистических странах»: они почему-то считали, что их власть держится не на том, что их поддерживает большинство народа. Но они просто не знали старинную испанскую поговорку: Las bayonetas pueden hacer cualquier cosa; solo que no puedes sentarte en ellas. Эту поговорку кому только не приписывали, однако в Испании она была известна с конца семнадцатого века, когда байонеты (в России переименованные в багинеты) начали массово использоваться всякими вооруженными гражданами. В очень разных применениях использоваться, и пословица родилась в Стране Басков, которые несколько раз захватывали отдельные городки или поместья. Очень ненадолго захватывали, и уже тогда испанцы поняли, что «штык годится для всего, но на нем нельзя усидеть»: диких горцев (кем, собственно, баски и были) как правило местное население вырезало в первую же ночь после того, как они «провозглашали свою власть».

Но в те времена баскских бандитов было просто мало, их вырезать труда особого не составляло. А когда власть захватывали «большие банды», то некоторое время они могли удержаться, с помощью тех же штыков — но потом с неизбежностью происходило одно и то же. То есть три варианта развития событий были, прост результат практически всегда был один. Всегда народ начинал просто игнорировать эту власть везде, где только можно без риска для жизни — и экономика разваливалась. И самозваным властителям было уже нечего предложить своим «штыкам», после чего либо эти «штыки» прежнюю власть уничтожали, сами попытавшись править, или разбегались — и народ, освободившись от принуждения, сам уничтожал этих «властителей». Или — тоже довольно часто — «властители» просто продавали свою «власть» тем, кто побогаче. Расплачиваясь, естественно, той территорией, которую они объявили своей вотчиной. Ну и живущими там людьми…

Существовали, конечно, способы все же власти поддержку народа обеспечить: религиозные, патриотические, идеологические — но в жизни «холодильник всегда выигрывает у телевизора», поэтому, чтобы власть поддерживалась народом и была достаточно прочной, прежде всего эта власть должны была заботиться о «заполнении холодильников». А в условиях, когда две трети людей на Земле по-настоящему голодали, это было даже не метафорой. Вот только «заветы Ильича», которым тупо следовали «страны социалистической ориентации», продовольственную программу не решали, а лишь усугубляли — и я постаралась на практике донести этим товарищам, что лишь сталинский подход к решению этой проблемы на самом деле работает…

Причем именно «сталинский подход» проще всего было продемонстрировать в Гвинее. Я выяснила, почему мне показались там у людей глаза какими-то «мертвыми»: в стране уже третий год была сильная засуха и там действительно просто жрать было нечего. И это при том, что рек в Гвинее было немало, и они даже не пересохли — вот только проблема для страны заключалась в том, что вожу эту местные крестьяне нормально использовать не могли. Потому что в ведрах (которые тоже были в дефиците) в поля воды не наносишься. А если учесть, что основным продуктом в стране был рис…

То есть, если просто «по тоннам» считать, то основным продуктом был маниок, вот только в переводе на «сухой вес» маниок давал еды вчетверо меньше риса. А для риса-то воды нужно очень много! Вдобавок, местные там рис выращивали в значительной части суходольный, и собирали по два урожая в год — так что при урожаях в районе тридцати центнеров с гектара общий сбор сильно не дотягивал даже до «среднемирового» — а ведь «по климатическим условиям» рис-то там было возможно и трижды в год собирать! Понятно, что сама я рис только в тарелке могла продуктивно использовать, но вот у товарища Кима рисоводство было поставлено уже на очень высокий уровень, так что по этой части именно корейцы начали «демонстрацию преимуществ правильного социализма». В смысле, корейские рисоводы показывать стали, а всю необходимую для этого технику из СССР туда прислали. Конечно, прислали маловато — но и Ким в Африку отправил только пару тысяч человек, и им техники вполне хватало.

И Союз туда отправил не только трактора, в основном техника была совсем другой. Маленькие «дровяные» электростанции, насосы водяные, дав судна вообще только трубы привезли пластиковые — и корейцы очень быстро (с помощью местных, конечно, которых в работе было задействовано несколько десятков тысяч человек) разбили вдоль рек (на расстоянии от километра и больше) почти сотню тысяч гектаров рисовых плантаций, и уже через пять месяцев после начала работ собрали первые полмиллиона тонн риса. На товарища Секу Туре это произвело буквально неизгладимое впечатление — даже без учета того факта, что сто тысяч тонн себе корейцы в оплату за работу забрали. А уж какое впечатление это произвело на простых крестьян, и представить было трудно…

В Эфиопии было сложнее, там основной сельхозкультурой был какой-то вид травы, которую официально у нас именовали каким-то там эфиопским мятликом-полевичкой. Она давала зерно размером с маковое, но урожаи её колебались в размере около двадцати центнеров с гектара, хорошо выдерживало несильные засухи и наводнения в сезон дождей — и поэтому именно именно это зерно было в стране чуть ли не основным продуктом питания. Но в госхозах, где можно было технику использовать, земли было мало, а урожайность, по словам агрономов, почти вообще не зависела от качества подготовки полей. Но и там кое-что удалось сделать: если землю пахать тракторами с многолемешными плугами, а не волами с деревянной сохой, то время на пахоту, оказывается, сокращается с почти двух месяцев до менее чем недели — и теоретически можно урожаи собирать с тех же полей не по разу в год, а по два, к тому же можно этот мятлик чередовать с пшеницей и кукурузой — и еды выходит вырастить заметно больше. А если использовать косилки и молотилки, то и получить товарное зерно выходило заметно быстрее и, что немаловажно, дешевле. Но, что было гораздо важнее, с тракторами можно было создать поля на территориях, где земля была уже совсем паршивой (то есть которую на волах вспахать было просто невозможно), поэтому тут прирост урожаев «права простых крестьян» вообще никак не ущемил: сев в Эфиопии провели на полях немногочисленных госхозов и на ранее никем не используемой земле.

Но далеко не все поставки техники в Африку получилось произвести без особого труда. С тракторами все просто было: в Гвинею и на высокогорные поля Эфиопии в основном шли трактора с Владимирского завода, а в низинные районы Эфиопии, где в дождь земля превращалась в непроходимую густую глину, а без дождя по прочности от камня практически не отличалась, пошли тяжелые трактора Алтайского тракторного: и тех, и других СССР производил более чем достаточно. С «дровяными» электростанциями сильно помог завод в Приозерненском районе, а вот нужных насосов у нас просто не выпускалось. То есть годных для гвинейских условий: там во многих реках вода была исключительно мутная, часто от жидкой грязи мало отличалась и то, что у нас ранее выпускалось, просто долго проработать в таких условиях не могло. Но нужные насосы уже были спроектированы и даже в небольших количествах производились, для Китая, где вода их Хуанхэ тоже от жидкой грязи мало отличалась. Но делали-то их буквально штучно, а тут сразу потребовались даже не десятки, а сотни и тысячи таких насосов, и мне пришлось в срочном порядке изыскивать, кто в СССР их мог в нужных количествах изготовить. Самым противным в этом было то, что дед Игнат уже строил в Китае завод по выпуску этих не особо сложных агрегатов, но у него этот завод планировалось запустить только в семьдесят седьмом к зиме — и пришлось уже отечественные заводы срочно напрягать. Впрочем, «напряжение» почти сразу и окупилось: с продуктами у Секу Туре было неважно, но кое-чего их съедобного имелось в избытке, так как те же ананасы, например, выращивались главным образом для поставок за границу — и он уже точно знал, что «заграница» из Советского Союза получается в этом плане куда как лучше какой-нибудь Франции или даже США. Потому что из СССР он получал не доллары и даже не зерно для прокорма своего населения, а помощь, которая позволяла уже продукты вообще за рубежом не закупать. А ананасы у нас народу пришлись по вкусу, несмотря на довольно немаленькие цены.

Еще наш народ начал со все возрастающим энтузиазмом поглощать кофе. В Гвинее его тоже довольно много выращивалось, но там росла в основном робуста, а поить советских людей этой бурдой я уж точно не желала. А вот арабика (родиной и одним из крупнейших мировых поставщиков которой как раз Эфиопия и была) у нас людям понравилась. Настолько понравилась, что разговор с товарищем Менгисту, все же согласившимся посетить Москву, у меня получился исключительно деловым. Мы договорись, что Эфиопия поставить в СССР примерно сотню тысяч тонн кофе, а за это получит много вкусного, включая и новенькую ГЭС мощностью в районе двухсот мегаватт. Первую ГЭС на реке Гилгел-Гибе, а всего на этой реке (и протекающей неподалеку реке Омо) еще при императоре планировалось выстроить штук пять электростанций. А если учесть, что мощность даже первой, верхней и самой «слабенькой» в планируемом каскаде должна была увеличить производство электричества в стране в два с половиной раза, у эфиопского руководителя аргументов против наших предложений не нашлось.

Наших, так как в этом проекте определенным образом и товарищ Мао должен был принять участие. Очень определенном: когда в стране постоянно возникают локальные гражданские войнушки, всерьез заниматься строительством как-то не получается. А товарищ Мао (на самом деле не он, а некоторые куда как более просоветские и более разумные люди из его окружения) предлагали помочь эфиопскому правительству с прекращением таких заварушек. Китаю это в принципе тоже было выгодно, все же можно было не заботиться о прокорме полусотни тысяч солдат, да и оплачивать пребывание китайских «охранных отрядов» товарищ Менгисту должен был поставками некоторых видов продовольствия. Да, у него и для своих граждан его не хватало — но и платить нужно было, начиная с семьдесят восьмого года, а пока только прокормить прибывающих солдат требовалось, а на это эфиопы еды найти могли. Так что строительство электростанций можно было начинать почти сразу — но нельзя, так как в стране пока что имелось три небольших завода по производству цемента, которые вместе производили хорошо если полтораста тысяч тонн этого цемента в год. На плотину ГЭС этого было слишком уж мало, а возить цемент из-за границы получалось дороговато. С топливом тоже все было грустновато, но все же в стране имелись не самые маленькие месторождения бурого угля, так что пришлось уже корейским товарищам заняться и постройкой шахт (старые, еще до войны выстроенные, успели обрушиться и проще было новые выстроить) и новых цементных заводов. И все оборудование (и для шахт, и для заводов) делалось в КНДР.

И все это делалось и в Эфиопию привозилось не в кредит (кроме, разве что, китайских солдат), а за живые деньги. Я же не просто так говорила товарищ Машерову, что товарищ Менгисту имеет достаточно средств на оплату всего, что в Эфиопии строиться будет — и после разговора со мной эфиоп согласился с тем, что деньги у него действительно есть. То есть у него есть то, что довольно легко превратить в деньги, например, тот же кофе. При средних мировых ценах на арабику в районе полудоллара за килограмм семьдесят пять миллионов выручки были для страны более чем приличной суммой (ну, если она себя все же сможет прокормить без импорта продовольствия). Да, пятьдесят я забрала в оплату за будущую электростанцию, но забрала-то лишь один раз, а впоследствии он получит возможность на выручку от кофе много чего интересного закупить. Еще в Эфиопии было довольно неплохо развито животноводство, правда все выращиваемое мясо там же и съедалось. Но оно могло дать вполне заслуживающие внимания объемы кожи, цены на которую в мире тоже были вполне интересными — так что товарищ Менгисту и на нее обратил некоторое внимание. В СССР оттуда поставлялась она почти необработанной, просто засоленной — но мы-то цены в рамках «взаимных расчетов» использовали отнюдь не грабительские. Умеренные, но и свою продукцию мы в Эфиопию поставляли практически по себестоимости, так что «стороны были довольны друг другом».

Однако все эти проекты, что в Гвинее, что в Эфиопии были лишь началом «демонстрации преимуществ социализма», и я старалась их продемонстрировать вовсе не гвинейцам и эфиопам вообще, а их руководителям (повышая, между прочим, и их «народную поддержку»). Но даже в большей степени я все это демонстрировала корейским рабочим и китайскому руководству: корейцы на собственной шкуре чувствовали, что они «могут сделать больше и заслужить мировое уважение», а китайские руководители начинали понимать, что при определенных усилиях в очень правильном направлении, которое им как раз в Африке и показывалось, можно прокормить своими силами любой народ. И что накормленный народ может гораздо быстрее развивать экономику страны…

А в Союзе народ был уже накормлен, то есть с продуктами в стране стало уже совсем хорошо. С базовыми продуктами: зерном, мясом, овощами и фруктами. И основные товары народного потребления в достатке производились, ну, в относительном достатке. Но с моей точки зрения людям еще довольно многого все же не хватало, просто народ об этом еще не знал. К моему глубочайшему сожалению очень многие (причем именно в руководстве страны) слишком уж внимательно смотрели на «Запад», выискивая, что из имеющегося там у нас отсутствует. Причем смотрели не для того, чтобы и советским людям дать такое же, а чтобы в очередной раз нашим людям сообщить, что «мы отстаем от Запада».

Ну да, например от США отстаем, и серьезно так отстаем в количестве личных автомобилей на человекорыло. Вот только в Заокеании личный автомобиль — это необходимость, без него часто даже на работу добраться невозможно, нельзя детей в школу доставить или даже к врачу попасть, и количество автомобилей в семье должно быть не меньше, чем работающих членов этой семьи. А у нас обладание личным автомобилем дает некоторые дополнительные удобства (и кучу дополнительных забот). А развитая система общественного транспорта и качественная организация пространства практически любых населенных пунктов позволяет и без автомобиля прекрасно жить, что доказывалось хотя бы возможностью любой автомобиль просто купить, зайдя в специализированный магазин. Да и пробег автомобилей на это указывал: в Штатах средняя машина за год проходила в среднем около двадцати тысяч миль, а у нас — в районе семи тысяч километров. Так что примерно шесть сотен тысяч выпускаемых машин (из которых только «Саврасок», большей частью приобретаемых именно селянами) на четырех заводах делалось слегка так за двести тысяч, а завод в Ставрополе вот уже второй год приходилось останавливать в июле, отправляя весь персонал в отпуска, так как просто не нужно было столько автомобилей народу! И это при том, что больше сотни тысяч легковых авто уходило за рубеж…

И вот таких нытиков на тему «а на Западе всё лучше, чем у нас» было очень много. И если некоторых руководителей страны я просто игнорировала, без особого шума «зарубая» их предложение о строительстве новых автозаводов или запуска в производство автоматических спиночесалок, то нарастающая тенденция «ругать все отечественное» среди «советской интеллигенции» (то есть разных актеришек и писателишек) меня сильно напрягала. Правда, Лена меня просила о таких гражданах ей сообщать, и она уже, мол, «своими силами» объяснит им «политику партии» — но у МГБ все же была своя, и очень непростая работа, так что его еще и на эти дела отвлекать я считала неверным.

Но когда двадцатого сентября, на следующий день после запуска в космос «Союза» с двумя корейскими космонавтами (и двумя нашими, конечно), на совещании в ЦК Петр Миронович у меня спросил «а зачем», я на всю эту шушеру решила уже всерьез внимание обратить. Потому что его вопрос был вовсе не про корейских космонавтов…