Гонки олегархов

Глава 23

Вообще-то я и так прекрасно знала, что банкиры — это существа, априори не имеющие ни совести, ни малейшей склонности к патриотизму, но все равно немного удивилась тому, как быстро мы пришли к «консенсусу». И они даже сделали вид, что не уловили мой намек на то, что и поставки запчастей к банковским компам могут внезапно прекратиться, и карточки платежные у них появился шанс как-то самостоятельно попробовать делать. А вот еще более легкий намек на то, что Союз, испытывая серьезные трудности с поставками какао-бобов, готов прилично вложиться в их выращивание в Латинской Америке, они восприняли исключительно серьезно и на обсуждение «необходимости столь больших трат без гарантированного результата» ушло часа два нашего общения. Ну а по вопросу «зачем вам нужна Верхняя Вольта» они сделали вид, что поверили моему ответу: я сказала, что в тамошнем климате с безумными перепадами между дневной и ночной температурой и постоянной нехваткой воду лучше всего отлаживать технику и тренировать людей для будущей постоянно действующей лунной станции.

Ну и практически гарантированные, причем весьма приличные, дополнительные свои прибыли они без внимания не оставили — и обратно в Москву я улетела в предвкушении радостных (для меня) перемен. Переговоры мы начали примерно в полдень двенадцатого сентября, тринадцатого французы — во избежание мистических неприятностей — взяли тайм-аут (а на самом деле его взяли на продумывание нужных для реализации всех проектов финансовых схем) и в среду четырнадцатого мы уже подписали все необходимые документы еще до шести вечера. И во всех этих документах Советский Союз, как одна из сторон контрактов, вообще не упоминался. Потому что, по мнению французских банкиров, правящий в Береге Слоновой Кости Уфуэ-Буаньи при упоминании СССР впадал в бешенство — а контракты все касались именно этой страны. Так что — по предложения президента банка Лионский Кредит — была учреждена совершенно французская компания (правда, полностью принадлежащая некой Федоровой Светлане), которая все оговоренные проекты и должна была вести. Довольно дорогие проекты, в частности, компания должна была всего за три года полностью электрифицировать железную дорогу от Абиджана (крупнейшего порта этой страны) до Уагадугу — столицы Верхней Вольты.

Именно по этой части я так долго и договаривалась с товарищем Кимом: «топливно-энергетическим» обеспечением нужных для этого электростанций должны были служить отходы сельского хозяйства (в основном отходы какао в Береге Слоновой Кости и отходы арахиса в Верхней Вольте). То есть для газовых биореакторов любые отходы годились, просто именно таких было больше всего. Да и то не сразу, предполагалось еще предварительно наладить переработку арахиса «на месте» и в продажу пускать уже очищенные орехи…

Французам это было выгодно, ведь они, контролируя больше восьмидесяти процентов производства какао в стране, при этом на транспортировке могли сэкономить раза в два, а еще они через свои банки «прокручивали» довольно приличные деньги, которыми вся программа финансировалась. Мне тоже было выгодно (как и всему Советскому Союзу), просто у нас выгода была пока что «отложенная». И — что оказалось для меня довольно неожиданным — это было выгодно и товарищу Киму: поставляя в Африку свои «биогазовые электростанции», он создавал (уже создал) довольно хорошую репутацию своей промышленности, а контракт с «французами» — о котором лягушатники в прессе все же сообщили, хотя особо и не акцентируя информацию о поставщике — послужил сигналом «можно», и КНДР еще до Нового года заключила пару десятков контрактов на такие электростанции со странами как раз Латинской Америки.

В общем, все остались довольны, кроме меня: все же Союзу всё это должно было обойтись в пару миллиардов рублей, а отдача от инвестиций ожидалась не скоро. Да и вообще в СССР кроме меня большинство в руководстве сомневалось, что отдача вообще когда-либо возникнет — то есть именно что финансово проект окупится. Но в том, что «политическая отдача» будет, не сомневался никто, и именно поэтому меня руководство страны не сожрало.

Я же считала, что программа окупится и политически, и экономически — но вовсе не там, где предполагало большинство советских руководителей. Собственно Берег Слоновой Кости я вообще не рассматривала в качестве полигона для «социалистического прогрессорства»: во-первых, страна практически полностью управлялась французами, которые неплохо подкармливали власти (да и население) «самой успешной французской колонии». А во-вторых, это самое население с моей (возможно, предвзятой) точки зрения было самым ленивым народом на земле. Во всяком случае, для работы на плантациях (хотя бы того же какао) французы были вынуждены завозить работников из соседних (и даже не очень соседних) стран, так как местные вообще работать не желали. Климат-то там был буквально райский, все росло как бешеное — и именно из этой страны пошло массовое поверье, что африканцы одними бананами питаются. Там действительно бананы очень неплохо росли, причем сами росли, без какого бы то ни было ухода — и Берег Слоновой Кости был африканским рекордсменом по выращиванию (и поеданию) бананов «плантино» — то есть несладких, которые нужно было перед едой как-то готовить — но их было достаточно, чтобы в стране все были по крайней мере сыты. И местным этого хватало — пока хватало, то есть пока цены на какао были достаточно высокими, а в соседней Гане плантации еще не были готовы составлять серьезную конкуренцию. Но до этого славного момента оставалось, по моим воспоминаниям, буквально пара лет. А с точки зрения полезных ископаемых в стране было совсем уж кисло: единственный относительно крупный марганцевый рудник уже три года как был закрыт из-за нерентабельности, алмазные рудники тоже уже работали в убыток и пока лишь золото, добываемое в стране, приносило хоть какую-то прибыль. Но и приносило-то оно прибыли как раз французам, причем, по моим меркам, копеечные, за такие даже бороться как-то стыдно…

Но все же Африка меня интересовала постольку-поскольку — меня больше интересовал отечественный феномен, который в моей «прежней жизни» возник лишь во второй половине двухтысячных годов. Люди, причем в основном молодежь, прекрасно осознавая, что предыдущее поколение были в быту более чем ограничены и жили в довольно паршивых (с какой стороны не посмотри) условиях, изо всех сил стремились обеспечить себе и, что тоже лично мне казалось важным, своим родителям максимальный комфорт. С комфортом страна уже постаралась, по крайней мере жильё большинству людей предоставила довольно неплохое — но просто «крыша над головой» — это еще не комфорт. А вот удобная и красивая мебель, различные бытовые приборы, максимально облегчающие жизнь, условия для отдыха — это внезапно стало весьма востребованным. И по части «отдыха» особо востребованными стали «садовые участки» для горожан, точнее то, что в народе стало именоваться «дачами».

Мне в свое время удалось как-то протолкнуть в правительстве мысль о том, что садовые участки нужно выделять размером не менее двенадцати соток на семью, так что даже в Подмосковье, с его извечной нехваткой свободной земли, участки меньшего размера все же не выделялись. А вдали от столицы в основном размеры участков колебались от восемнадцати до двадцати четырех соток, и как раз к семьдесят седьмому году на этих участках начали массово строиться уже настоящие жилые дома: дети старались дать пожилым родителям нормальный «домик в деревне». В деревне, но с городскими удобствами, так что уже отечественная промышленность начала захлебываться в попытках обеспечить такое строительство… нет, не стройматериалами, их-то как раз хватало. А не хватало того же сантехнического оборудования, оборудования кухонного (и особо дефицитными стали еще пару лет назад никому особо не нужные посудомоечные машины). Слава богу, что хоть с холодильниками проблем не возникло, но тут Советскому Союзу пришла на помощь «международная кооперация» и в торговле появилось много холодильников германского (то есть ГДРовского) и венгерского производства. А с электроплитами проблему помогала решать Словакия — и это было замечательно. Замечательно, если не принимать во внимание один простой факт: вся эта техника работала от электричества и электричество это жрала как не в себя. А появление в продаже кондиционеров проблему подняло уже на очень заметный уровень…

На такой уровень, что в руководстве снова начали очень активно поднимать вопросы по восстановлению множества заброшенных «малых ГЭС»: они-то «в прежние времена» закрывались из-за нерентабельности, поскольку прокинуть ЛЭП от большой станции оказывалось дешевле, чем такие содержать — но когда выяснилось, что летом электричества уже просто стало не хватать, на ситуацию там поглядели с другой стороны. Потому что да, все эти «малые ГЭС» электричество в основном летом и давали, и зимой от них и пользы большой не было, так как в работу включались уже довольно крупные ТЭЦ, главным назначением которых было теплоснабжение городов, а очень много электричества с них получалось вообще в качестве «побочного продукта». Но летом много тепла не требовалось, в просто «греть атмосферу» такими станциями было ну очень уж невыгодно, ведь их и конструировали так, чтобы они в основном именно на «тепло» работали.

Товарищ Первухин (долгие ему лета) даже вышел в правительство с предложением «срочно выстроить несколько АЭС и реакторами, разработанными для атомного флота», аргументируя это предложение тем, что такие реакторы два дополнительных завода могут успешно производить. То есть два завода, которые к «большим» АЭС прямого отношения не имели: заводы в Подольске и в Нижнем Новгороде. К тому же для таких «совсем уже маленьких» АЭС высокая степень заводской готовности всего оборудования обеспечивало крайне небольшой срок строительства, при особом желании (и при должном финансировании) предлагаемые им «Вторая Обнинская АЭС» с двумя такими реакторами по сорок мегаватт электрической мощности и «Сергиевская АЭС» уже с четырьмя такими же реакторами могли быть выстроены и запущены менее чем через два года. Но вот электричество с них получалось бы совсем уж дорогим, да и пока что страна обеспечить их топливом в требуемых объемах была неспособна. На одну заправку топлива бы и хватило, у нас имелся специальный запас топлива для атомного флота — но пока не будут введены дополнительные мощности по обогащению урана, проект перспектив все же не имел.

Хорошо еще, что пришел Михаил Григорьевич именно ко мне, так что мы с ним обстоятельно побеседовали и решили горячку не пороть, а заняться именно обогатительными мощностями. А пока… Товарищ Кротов получил звезду Героя Соцтруда за то, что досрочно (то есть до конца семьдесят седьмого года, а не к лету семьдесят восьмого) запустил еще сразу три завода, выпускающих энергетическое оборудование. И на выбранной Михаилом Григорьевичем площадке возле станции Наугольная рядом с Сергиевым посадом начала срочно строиться не атомная электростанция на сто шестьдесят мегаватт, а газовая на триста. А чуть дальше, на окраине Александрова (то есть уже во Владимирской области) начала подниматься электростанция уже угольная, на которой первая очередь была запланирована мощностью в двести десять мегаватт. И это было лишь началом «новой электрификации страны»: так-то мощности уже достигли порядка трехсот гигаватт, но заметная часть этих гигаваттов размещалась вообще возле Байкала и за ним — и помочь в случае острой необходимости Европейской части страны (и даже Сибири) тамошние станции были не в состоянии.

Однако главный прирост в производстве электроэнергии в летнее время я наметила в несколько иной области. В свое время, когда я в той жизни была еще студенткой, мне попалась забавная заметка (то ли в Знании-Силе, то ли в Технике-молодежи, то ли еще где) о том, что для производстве электричества «технически возможно» использовать даже тепло канализационных стоков. Если в качестве теплоносителя в турбинах использовать не воду, а эфир, который кипит при температуре… в общем, от тепла человеческого тела он уже вскипает. И я в КПТ организовала небольшую группу, которая занялась как раз «эфирной энергетикой». Первые успехи у них были… скромными, но обнадеживающими: они смогли изготовить капсульную энергоустановку мощностью аж в киловатт. Вообще-то народ над «достижением» посмеялся, но я все же работу не остановила, а наоборот, добавила парням финансирование — и прошлой весной они продемонстрировали вполне работающий агрегат уже на пять мегаватт. Тоже, по большому счету, не ахти уж какое достижение — но их установка, работая от обычной теплосети, позволяла успешно утилизировать почти половину тепловой энергии протекающей воды, а при небольшой дополнительном подогреве (до примерно двухсот градусов) получалась уже сверхкритическая установка, с КПД за пятьдесят процентов.

Обычная тепловая электростанция имеет КПД в районе тридцати-тридцати пяти процентов, а при работе в теплофикационном режиме он поднимается до восьмидесяти, а то и до девяноста процентов — то есть почти пятьдесят пять процентов тратится на получение «полезного тепла». И вот если это «ненужное в летнее время тепло» направить в эфирные генераторы…

Да, эфир — штука взрывоопасная, но в капсулированном генераторе он вообще греется горячей водой и водяным паром. Да, пятимегаваттный генератор в производстве стоил столько же, сколько пятидесятимегаваттный паровой агрегат. Но уже то, что при работе ему вообще топливо не требовалось, делало его уже «экономически обоснованным», а так как такие генераторы в принципе работали тогда, когда потребность в электричестве была высока, а ТЭЦ запускать без них было крайне невыгодным делом, делало их применение весьма интересным. И я, как оказалось, не зря потратила почти двести миллионов рублей на строительства завода, который такие генераторы мог выпускать буквально на конвейере — поэтому Николай Семенович, ознакомившись с результатами их использования на Благовещенской ТЭЦ (там были первые два поставлены) выделил группе разработчиков еще очень приличное финансирование и преобразовал группу в проектный институт. Поставив перед ними задачу «разработки более мощных установок», хотя по предварительным расчетам получалось, что изготовить с приемлемыми затратами агрегаты мощнее десятка мегаватт практически невозможно. Но ведь в принципе никто не запрещает на какой-нибудь ТЭЦ поставить много таких агрегатов…

И не только на ТЭЦ, на любой тепловой электростанции: побочным эффектом от использования «эфирных» блоков стало то, что заметно снизилась потребность в охлаждении воды в паровом контуре, что тоже некоторый положительный экономический эффект обеспечивало. Так что завод сразу запустили на полную мощность, и он уже выпускал по одному блоку в сутки — даже несмотря на то, что на электростанции их планировалось ставить во время летнего ППР. Но зато тогда сразу довольно много станций заметно мощность нарастят, ну а на тех, которые будут позже вводиться в работу, их использование уже заранее предусматривалось. То есть проектные институты срочно пересматривали уже готовые проекты, а заводы потихоньку приступали в производству требуемого оборудования. Например, «Красный котельщик» в Таганроге был озабочен изготовлением теплообменников с «повышенным уровнем защиты» и там весь завод уже буквально на ушах стоял. Но и стоял он совершенно не бесплатно: производство этих теплообменников там курировал КПТ, а комитетские ребята очень хорошо знали и умели применять «современные меры стимулирования производства», так что стройуправление КПТ в Таганроге начало реализовывать довольно интересную программу по части жилищного и социального строительства.

Сейчас КПТ сильно изменился по сравнению с первыми годами своего существования: там теперь почти полностью перестали заниматься «решением обыкновенных производственных проблем». Почти все заводы были переданы в профильные министерства, так что только стройуправление продолжало рост, да и то в основном за счет «придумывания» новых технологий в строительстве и разработке новых проектов различных зданий. Еще не сильно сократилось отделение электронной промышленности, но оно теперь больше курировало разработки радиопрома, чем самостоятельными исследованиями занималось. Так что новые проекты в том же Таганроге вызывали огромный интерес, но принципиально ничего нового там не происходило, просто новые дома строились немного новыми способами. Поэтому я, раздав задания куче народа, спокойно занялась «самыми важными для страны делами»: буквально «в ручном режиме» отслеживала стройки новых заводов по производству всякой бытовой техники и пинала (при малейшей возможности) станкостроительные заводы, которые на заводы бытовой техники должны были поставлять станки и оборудование. И, конечно, при необходимости обеспечивала поставки нужного оборудования и из-за рубежа. Причем в последнее время «зарубеж» к таким поставкам в СССР проявлял повышенный интерес: те же шведы с огромным удовольствием обеспечивали новые советские мебельные заводы станками и инструментом, американцы буквально целиком поставляли заводы по выпуску стиральных машин и холодильников. А японцы в этом заметно отставали от того, что я успела застать «в прошлой жизни»: в этой янки им особо развернуться все же не позволили. По сугубо прагматичным соображениям: «тогда» они японцам передали практически даром кучу лицензий, имея в виду сократить собственным расходы на изготовление всякого и по сути «вынести производство за границу». А вот в этой Рейган решил, что убивать собственную промышленность все же не очень хорошо и бесплатных лицензий японцам не обломилось. Еще японская автомобильная промышленность «не взлетела»: сейчас-то их автомобили по некоторым параметрам даже китайским уступали, а влезть на американский рынок через ту же Мексику оказалось делом весьма проблематичным. Просто потому, что янки уже успели оценить качество продукции «мексиканского автопрома», а мексиканское правительство репутацию страны ронять крайне не желало и лицензии на строительство заводов по выпуску автохлама иностранцам теперь не выдавало. Так что сеньоре Луне конкурировать приходилось пока что лишь с германским автопромом, и, хотя эта «борьба» шла с переменным успехом, она все равно нам определенные выгоды приносила: через Мексику мы получали доступ к лучшим достижениям «конкурентов». Даже не путем приобретения и изучения «зарубежных образцов»: на немецких-то заводах работали в основном все же сами мексиканцы — а они другим таким же мексиканцам с удовольствием (и за весьма умеренное вознаграждение) сливали любые «производственные секреты».

А вот в СССР с некоторыми «производственными секретами» ситуация была очень интересной. Такой интересной, что о многих «секретах» не знали даже люди, которые за эти «секреты» по должности отвечали. Например, я кое о чем даже не подозревала, причем не подозревала до тех пор, пока меня не пригласили на испытание одного такого «секрета». А пригласил меня на испытания Василий Павлович Мишин, который у себя в КБ тихо и спокойно занимался разработкой порученной ему ракеты. Причем занимался он этим — в отличие от Королева, который всегда все «тянул на себя» — в тесной кооперации с другими ракетными КБ. И результат его работы меня сильно порадовал: с полигона Тюратам он запустил (причем прямо с Земли запустил) ракету, которая вытащила на опорную орбиту двадцатидвухтонный модуль орбитальной станции. В принципе, даже УР-500 Челомея поднимала больше — но Василий Павлович с Земли запустил все же лишь «вторую ступень» своей ракеты, а по первой «имелись варианты». Два варианта: в качестве первой ступени можно было ставить от четырех до шести «боковушек», разработанных в КБ Челомея или столько же боковушек разработки КБ Янгеля. У Челомея ракеты, как и раньше, работали на гептиле с азотной кислотой, а вот у Янгеля ракета разрабатывалась под новый двигатель Глушко, работающем на керосине с кислородом. И с Янгелевскими «боковушками» носитель мог вывести на орбиту от ста десяти до ста сорока тонн (в зависимости от количестве 'боковушек), а с Челомеевскими уже почти двести тонн. Но и сама по себе вторая ступень (с новым двигателем Косберга) была на грани чуда: она работала на водороде с кислородом. Правда, чудо вообще не в топливе заключалось: эта ступень (как и боковушки) была возвращаемой.

На самом деле полностью возвращаемыми были все же челомеевские ракеты: так его инженеры, чуть ли не самыми первыми в космической отрасли познакомившиеся с компьютерными системами управления, разработали и систему управления посадки этих ступеней «по-самолетному». И складные крылышки, которые тоже как раз у Человея впервые и были использованы, они весьма успешно применили. А у Янгеля и у самого Мишина возвращаемыми были только двигатели, но Василий Павлович мне по этому поводу все очень понятно разъяснил: сама-то ракета (то есть баки и скрепляющие эти баки вместе детальки) были относительно недорогими, их было проще новые сделать чем проводить дефектацию уже отлетавших, а вот двигатели — что у Косберга, что у Глушко — вышли очень дорогими.

То есть все это он мне рассказал уже во время заседания «правительственной комиссии», которую Николай Семенович распорядился мне возглавить («ты же, Светик, у нас одна с ракетным образованием, тебя эти конструктора обмануть не смогут»), и по результатам заседания я наметила программу окончательных испытаний ракеты во всех предложенных вариантах. Там единственной трудностью было лишь то, что «просто так» ракеты пускать было жалко, они же крайне недешевыми получились, а полезных нагрузок такого размера в СССР просто не было. То есть одна была, но ее пока еще доделать не успели — а затягивать испытания смысла точно не было.

Поэтому было принято «соломоново решение», только «с противоположным знаком»: ребенка решили не резать, а две части соединить вместе — и в конце сентября семьдесят восьмого года на орбиту подняли новый «базовый модуль» орбитальной станции вместе с двумя дополнительными секциями. Правда, все это было проделано «через одно заднее неприличное место»: дополнительные секции просто были к ракете прилеплены с помощью своеобразной «этажерки», к основному модулю будучи вообще не пристыкованными — и их теперь требовалось собрать в нечто целое. Я эту довольно непростую работу поручила провести «лучшему космонавту-пилоту Советского Союза», способному, по моему непререкаемому мнению, пристыковать что угодно к чему угодно. И никто против моего предложения даже не возражал. Но вот коварный Николай Семенович поручил мне «лично проконтролировать всю эту работу», и я — очевидно сдуру — согласилась. Ведь сидеть в удобном кресле и с важным видом поглядывать на телеэкраны, транслирующие картинку из космоса просто и приятно…

Но вообще программу запуска «станции в разборе» приняли еще в апреле, так что времени на подготовку — в том числе и работ по стыковке всех модулей новой станции — вполне хватило. А у меня не хватило умишка сообразить, что же Николай Семенович подразумевает под «личным контролем». А когда сообразила, было уже просто поздно дергаться — и шестого октября семьдесят восьмого года я снова с интересов разглядывала нашу родную планету через иллюминатор «Союза»: не иначе, как товарищ Патоличев на меня что-то все же затаил…