1848, сентябрь, 17. Казань
— Хороший чай, ароматный, — вполне добродушно произнес Шамиль, ставя чашку на стол. — Но он не чистый?
— Да. Это смесь. Основа — черный чай. В него я добавил сушеные кусочки персика и айвы.
— И все?
— Да. Чай — отличная основа для самых разных фруктово-ягодных напитков, весьма приятных на запах и вкус.
— А вино? Я слышал в европейских странах любят добавлять в него фрукты и специи.
— Это верно. Но лично я стараюсь вина не пить. Да и вообще ничего, что содержит алкоголь в хоть сколь-либо значимом объеме.
— Это необычно слышать от русского. Я много раз видел, как ваши офицеры увлекались, да и солдаты дорывались.
— Все верно. Случается. Но это мой выбор. Слишком уж губительно всякое хмельное для разума. Затуманивает и утомляет его. Ежели регулярно принимать, можно совсем закиснуть умом. Я себе этого позволить не могу. Слишком много дел и ответственности.
— Не зря Аллах это запрещает!
— Табак тоже уму не помогает, разрушая сосуды при длительном употреблении и ведя к ухудшению снабжения мозга кислородом из-за забивания легких смолами и прочими пакостями. А дурман всякий так и вообще — беда такая, что рядом с алкоголем и не стоит по вреду и разрушительности…
Они сидели на террасе и, наслаждаясь отличной погодой, пили чай, спокойно ведя беседу ни о чем. Из вежливости. О самых обычных вещах. Откладывая деловые вопросы на попозже. И минул добрый час, не меньше, прежде чем они, наконец, подняли важную обоим практическую тему:
— Вы уже посмотрели ковры, которые я привез? — поинтересовался Шамиль.
— Да, уже успел глянуть. Неплохие. Попроще иранских, но вполне достойные. Думаю, что именно такие нам и нужны. Чтобы цену не задирать и можно было их продавать столько, сколько вы их сделаете.
— Все оказалось не так и просто… — покачал головой Шамиль.
— Из-за чего?
— Бабы. Такое большое количество баб в одном месте — жди беды.
— Скандалят?
— Очень тяжело уживаются, — тяжело вздохнув, ответил Шамиль.
— А может какого аксакала над ними поставить. Такого, чтобы женские прелести его уже не могли соблазнить. Отчего он смог бы судить более-менее свободно.
— Мне так и пришлось сделать. — улыбнулся Шамиль. — Только после этого все и стало налаживать.
— Женские коллективы, — развел руками Толстой. — Гремучая сила. Да. Какая-то помощь с моей стороны нужна?
— Краски надо хорошей.
— Персидской?
— Сочной. Яркой. Стойкой. Разной. А откуда она будет не так уж и важно. И шерсть, и хлопок, и шелк мы нашли, а вот красить их добрым образом нечем.
— Понимаю, — кивнул Лев Николаевич.
— Мы с персами хотели сговориться, но они догадались зачем она нам. Так, в итоге, ничего и не продали.
— Да, это ожидаемо. Я понял. Здесь нужно подумать. Крепко подумать. И кое-какие опыты провести. Может быть, получится помочь. — медленно произнес граф.
Так-то в 1842 году Зинин уже научился синтезировать анилин из нитробензола. Оставалось придумать, как из этого вещества красители изготавливать. Он попросту не помнил ничего. Ну, почти. В голову приходила только шимоза, которая применялась до военной карьеры как раз в качестве яркой желтой краски. Она, правда, не анилин, но тоже вполне известна[1].
Иными словами — поле для экспериментов имелось очень большое. Его же результат, очевидно, выходил за рамки производства ковров. Одни только анилиновые чернила если не золотое дно, то нечто близкое к этому. Во всяком случае, в первое время.
Одна беда — химия, то есть, химическое производство.
Его требовалось развивать все лучше, быстрее и сильнее. А сам Лев Николаевич в нем нормально разбирался только в разделах, связанных со взрывчатыми веществами и ядами. Такова уж специфика изначальной его профессии. Нужно было быстро определять, что производят в той или иной подпольной мастерской и много что делать на коленке в полевых условиях.
Общий курс химии, разумеется, граф тоже неплохо изучил в свое время и периодически освежал, сталкиваясь с разными аспектами по последующей уже работе, когда занялся проверками и инспекциями. Однако ему было безгранично далеко до нормального, профессионального химика. И не с завода, который годами стоял на своем участке, из-за чего потерял всякую гибкость. А такого, что все его горит, что-то изучает, ставит опыты и так далее.
А еще ему требовался персонал для химических производств.
Подходящий.
Абы кого туда не поставишь. И дело не только в обучении и подготовке, сколько в психике. Требовались люди аккуратные и настолько исполнительные, чтобы безукоризненно выполнять инструкции и технологические карты. Иначе можно легко повторить опыт XIX века, в котором те же заводы нитроглицерина взрывались с удивительной регулярностью. Словно праздничные фейерверки.
Да, из США удалось «утянуть» полтора десятка подходящих работников. Но, судя по всему, их требовалось найти сотни… многие сотни. Если не тысячи. Одно тянуло за собой другое, извлекая целые производственные цепочки.
Причем они росли буквально на глазах.
Например, первые два танкера Бенрадаки уже построил.
Маленьких.
Деревянные кораблики водоизмещением около пятисот тонн. С хорошим удлинением, тремя мачтами, вооруженными как шхуна, и паровой машиной Льва — «трешкой», то есть, трехкратного расширения мощностью в двести лошадиных сил, которая приводила в движение кормовое гребное колесо. Ну, чтобы лобовое сопротивление поменьше.
Нефть в них наливалась.
Натурально.
А не грузилась, как раньше, в бочках. Из-за чего чрезвычайно снижалась стоимость, так как тара не требовалась. Вмещалось в эти первые танкеры где-то по двести пятидесяти тонн нефти. Ей же отапливалась и их паровая машина. Впрочем, ей старались пользоваться ограниченно, считая основным движителем паруса.
Так вот — совсем недавно оба эти танкера вернулись из первого рейса. Вполне успешно, кстати. Хотя и Толстой, и Бенардаки переживали по поводу того, что деревянный корпус — плохое решение для такого корабля. Но обошлось.
В Нижнем Новгороде же заложили еще четыре таких кораблика, на первый взгляд, вполне удачных. По грубым оценкам каждый из них мог за сезон совершать надежные пять рейсов. Может, и больше, но пять наверняка. Привозя в Казань всей малой эскадрой порядка семи тысяч тонн[2] дешевой нефти. Натурально копеечной.
Кроме того, возле Казани строился небольшой нефтеперегонный заводик. Ничего особенного. Простые перегонные куба, только большие. Ну и персонала человек тридцать.
Если быть точным — там строился керосиновый заводик. Просто потому, что он должен был выделять из нефти только керосин, используя в качестве топлива остатки. Часть остатков.
Да. Лев хотел бы разделять нефть глубже. Но окромя керосина спроса ни на что более, ни у кого не имелось. Даже самому пока толком не применить. А складировать про запас было некуда — нормальных хранилищ еще не построили.
Плохо?
Очень.
Но даже так получалось, что топливо для котлов паровых машин оказалось бесплатным[3].
Радужно?
Более чем. Одна беда — этого топлива едва хватало на пару месяцев плавки чугуна в вагранках. Оценочно. Из-за чего стопорился перевод паровых котлов на жидкое топливо. Требовалось в самые ближайшие сроки нарастить доставку нефти раз в двадцать, а с учетом роста потребителей — и того больше. То есть, в будущем году придется что-то решать с более крупными нефтеналивными судами и как-то их строить. Ну как в будущем? В течение года-другого, максимум, третьего.
А это двигатели… это металл…
Лев зашивался.
У него все расползалось.
В том числе и потому что у самого попросту не было опыта руководства крупными конгломератами предприятий. И все приходилось делать буквально на ощупь. От бедра.
Это угнетало.
Сильно.
— Загнанный… затравленный взгляд. — тихо произнес Шамиль, наблюдая за собеседником. — Быть может, вам стоит отдохнуть?
— А кто кроме меня это все сделает?
— Если вы надорветесь, этого не сделает никто. Не так ли? Если только вы уже успели подготовить себе людей, которые смогли бы вас заменить.
— Нет, не успел… — глухо и нехотя ответил граф. — Я благодарен вам за участие, но… я действительно не знаю когда смогу отдохнуть. Давайте лучше о другом поговорим.
— Сталь. Вы обещали нам дать сталь.
— Да. Разумеется. Пять тысяч пудов я вам уже отложил. Этого достаточно?
— Для начала — безусловно. — серьезно произнес Шамиль. — А паровые машины?
— У вас есть люди, которые смогут ими управляться?
— Нет.
— Пришлите мне человек двадцать толковых ребят. Только русский чтобы хорошо знали. Я их приставлю ученикам к машинистам и механикам. Посмотрим, может, что и сложится быстро.
— До снега пришлю.
— Вот и ладно, вот и хорошо. У вас там тихо все?
— Милостью Аллаха.
— И горячие ребята повоевать не рвутся?
— Есть такие, но пока их держат в руках старики. После возвращения Ермолова многое переменилось. Кто-то сомневался, дескать, болтают пустое. Но это очень быстро закончилось. Очень. Хватило пары… хм… демонстраций.
— Да? А мне казалось, что он смягчился.
— Так и есть. Годы не прошли мимо него.
— А его жена? Дочь? Я слышал, что они остались на Кавказе.
— Они давно вышли замуж.
— Жаль… жаль…
— Почему? Это естественное дело. Женщины и должны выходить замуж, чтобы рожать детей. Иначе род человеческий переведется.
— Все верно. Все так. Но я слышал от генерала, что он до сих пор любит свою Тотай. Если бы она пришла к нему, да еще и приняла православие для венчания чин по чину, то он еще больше смягчился. И дочь. Ласковая, любимая дочь иного грозного мужа в бараний рог сгибает похлеще тяжелых ран.
Шамиль промолчал.
Формально переходить из ислама в другую веру считалось особо тяжким грехом. Однако этот молодой человек подсказал ему очень интересное решение. Действенное. И отличный способ уже примириться с генералом. Потому как он до сих пор болезненно и нервно воспринимал «этого князя».
Еще посидели.
А потом пошли в особняк — налетел прохладный ветерок и стало неудобно находиться на улице.
Лев разместил Шамиля как дорого гостя у себя. Выделив лучшие гостевые покои. Война войной, но сейчас они на одной стороне. Да и дела общие великие закручиваются. Да и нормальных гостиниц подходящего уровня все равно не имелось.
Разговоры продолжились.
Разные.
И за жизнь, и предметные, деловые. Так, например, на будущий день они вместе осматривали ковры, пригласив для консультаций торговцев. Специально, чтобы понять — какие надо делать дальше, выводя в серию, а какие — нет.
Про оружие разговаривали.
Холодное.
Выделяя сталь, Лев Николаевич для начала заказывал у них перековку их в топоры и мачете. Специально для того, чтобы сбыть всю эту продукцию частью в России, частью в Новом Свете. И он спешил. Он переживал. Потому что если англичане запустят и разовьют у себя выпуск переделочной стали, то с ним будет очень сложно конкурировать. Просто из-за тылов, которые у них на порядки более основательные. Все ж таки сказывалось два века сверхдоходов, которые они пусть и коряво, но вкладывали в свое развитие…
[1] Пикриновая кислота предположительно открыта еще Глаубером в 1642 году, но надежно в 1771 году Питером Вульфом. В 1842 году удалось получить его правильную формулу. С конца XIX века ограниченно использовался как яркий желтый краситель. Взрывчатые свойства пикриновой кислоты обнаружили еще в 1799 года, однако долгое время игнорировались — до 1870−1880-х.
[2] 500 тонн в данном случае дается на утруску и утряску, а также на расход собственного парового двигателя.
[3] В 1848 году пуда (16,38 кг) сырой нефти в Баку отпускалась за 40–50 копеек. Керосин в центральной России шел по цене 3–5 рублей за пуд. Выход керосина с бакинской нефти при атмосферной перегонке около 20–25%. Таким образом, 7500 закупных тонн по 50 копеек стоили 229 тыс. р. В хранилище поступали условные 7000 тонн, которые после перегонки давали где-то 1400 тонн керосина, продаваемого за 256 тыс. р. В котлы же поступало около 4000 тонн смешанного нефтяного остатка.