1848, февраль, 20. Санкт-Петербург
— Вы его арестовали? — тихо и как-то подавленно спросил Николай Павлович, когда Дубельт вошел в кабинет.
— Никак нет, Ваше Императорское величество.
— Почему? — немало удивился император.
— С ним всегда очень сложно, Государь. Порой мне кажется, что он словно дикий зверь. Чует опасность и в любой момент готов драться насмерть без всяких оговорок. Невзирая на то, кто кидает ему вызов.
— Зверь… дикий зверь… — медленно произнес Николай Павлович. — Да пожалуй. В нем есть что-то такое. И что же произошло?
— Если не вдаваться в подробности, то лишь мое личное вмешательство и здравомыслие Льва Николаевича уберегло ситуацию от большого кровопролития. Арестовать его мы вряд ли смогли бы. Он скорее бы умер, чем дал себя пленить. И я склонен оценивать вероятность даже такого исхода не очень высоко. Зато теперь становится ясно, как он сумел пленить Шамиля, равно как и его твердую убежденность в возможности добраться до английского посла.
— Он настолько опасен? — удивленно выгнул бровь царь.
— Молодой Толстой сумел переплюнуть своего буйного дядюшку в этом плане. Однако в отличие от Федора Ивановича не терпит лишь ареста и, вероятно, сдачи в плен. Во всем остальном он сохраняет удивительное здравомыслие. Дядя же вполне позволял себя арестовывать, а вот в остальном…
— Я так понимаю, вы его отпустили, чтобы избежать кровопролития? — нахмурился Николай Павлович.
— Нет. — покачал головой Дубельт и спросил, приподняв в руке небольшой саквояж. — Вы позволите?
— Извольте. — махнул рукой император, указывая на стол.
Начальник третьего отделения подошел.
Поставил этого «низкорослого и пузатого дедушку» чемодана на стол.
Открыл его.
И достал стеклянную «колбаску» рубинового цвета. Во всяком случае, непосвященные люди со стороны, именно так ее и воспринимали.
— Что это? — поинтересовался император.
— Рубин.
— ЭТО?
— Я проверил у доверенного ювелира. Это совершенно точно рубин. А это, — произнес Дубельт, достав холщовый мешочек и открывая его, — он же, только наколотый и немного обтесанный.
— Поясните. Я, признаться, совершенно не понимаю.
— Лев придумал, как делать рубины. Самые, что ни на есть, настоящие. И ни о какой контрабанде речи никогда не шло. А первые его контакт с ювелиром для оценки и продажи, случился заметно позже написания письма Джоном Блумфилдом к Шамилю. То есть, Ее Королевское величество соврала вам.
— Это точно? — ошарашенно спросил Николай Павлович.
— Абсолютно. Я все несколько раз перепроверил. Все сходится удивительным образом. А это, — кивнул Дубельт на «рубиновую колбаску», — Лев Николаевич сделал на моих глазах.
— Быть может, она не знала…
— Едва ли, Государь. Молодой Толстой придумал и запустил производство селитры. Достаточное для того, чтобы закрыть наши потребности. Он также развивает передовое оружейное производство и начал выпуск стали по новой методе. Если англичане знали о его характере, то это все выглядит как хорошо продуманный план. Мы чудом избежали перестрелки и его вероятного убийства. Даже если он смог спастись, вы бы при любом исходе лишились бы одного из самых преданных и деятельных своих подданных.
Николай поморщился и схватился за голову.
— Как же стыдно… — пробормотал он. — и глупо…
— Никто не застрахован от ошибок. И проведение небес позволило нам избежать непоправимого. Лев же очень просил дать ему отпуск, хотя бы на полгода.
— Зачем?
— Чтобы съездить в Лондон и всех убить. — оскалился хищной улыбкой Дубельт. — И мне потребовалось немало сил и времени его отговорить.
— Как всех? — растерялся Николай Павлович.
— Он считает, что если вырезать английскую королевскую семью и всех британских лордов, то все человечество вздохнет с облегчением. Ради чего он готов пожертвовать собой.
— Нет! Нет! Что за кровожадное безумие⁈
— Они второй раз пытаются его убить. Хотя лично им он ничего дурного не сделал. Любой бы на его месте стал злиться. А зная звериный нрав Толстого, я удивлен, что он вообще испрашивал разрешения. Вы уж предупредите Ее Королевское величество, что они играют с огнем.
— Пожалуй, — нехотя согласился император, рассматривая здоровенный рубин. — Но каков гусь! Придумал, как делать рубины и молчок! И много он уже сделал?
— Не очень. На обратном пути я взял ювелира, с которым он сотрудничал. Пообщался. Они не спешили и осторожничали, чтобы не сбить цену.
— А как англичане узнали вообще?
— Этот ювелир связан с банковским домом Ротшильдов. С их агентами, которые занимались ювелирными делами.
— Понятно… — покивал император. О том, какую роль играли Ротшильды в политике Великобритании, он был наслышан очень хорошо.
— Англичане нанесли удар, государь. Сильный. И Лев Николаевич просит о разрешении отомстить за себя и за вас.
— Я запрещаю ему ехать в Англию и устраивать там резню! — выкрикнул Николай Павлович.
— К счастью, мне удалось успокоить его пыл. И он предложил иное.
— Что же?
— Ударить англичанам по самому нежному месту — по кошельку. — усмехнулся Леонтий Павлович.
— Да? И как же?
— Он предложил купить в глуши Казанской губернии усадьбу. Укрепить ее. И организовать на территории выпуск фальшивых фунтов-стерлингов. Бумажных, разумеется. По словам графа, их уровень защиты весьма посредственный и если подойти с умом, то можно делать не хуже, чем в банке Англии.
— Вы это мне говорите серьезно?
— Граф предлагает ежегодно печатать мелких купюр на несколько миллионов фунтов-стерлингов[1], которые тратить, скупая в третьих странах разные товары. Разумеется, не от имени государства, а создав «компании-прокладки», как он выразился. Что позволит нам продавать купленные за фальшивки товары, а вырученные деньги направлять в бюджет.
— А ему какая польза?
— Месть. Ну и ваше расположение.
— И все?
— Кроме того, он рассчитывает на некоторое содействие по закупке промышленного оборудования в Европе, вербовки квалифицированных рабочих с последующим их перевозом. На эти деньги. Например, в Ирландии сейчас голод и было бы неплохо перевезти хотя бы десяток другой кораблей с беженцами. Крепкими, здоровыми и готовыми работать. Сразу семьями. Направив в Поволжье и на южное побережье.
— Это соблазнительно… но ведь может вскрыться… — задумчиво произнес император.
— Лев Николаевич предлагает достаточно разумный способ предосторожностей. Но, даже если что-то вскроется, едва он это удастся раздуть сильнее слухов. Доказательств-то не будет.
— Как не будет? Если вскроется, что эти компании расплачиваются фальшивками, а мы забираем их прибыли, то все всем станет очевидно!
— Это само по себе очень сложно узнать. Но чтобы такого не случилось даже в теории, граф предложил несколько, как он выразился «схем отмывания денег». На любой вкус. И все довольно интересные.
— Сколькие будут знать об этом всем?
— Я полагаю, что два-три десятка человек. Не более.
— А люди, которые станут изготавливать фальшивки?
— Толстой предлагает набрать их из преступников, осужденных на каторгу. По особому отбору, чтобы буйных и склонных к побегу или иным таким проказам туда не попадалось. Предлагая им спокойно, сытно и с комфортом дожить свою жизнь в усадьбе, вместо мучительной смерти на рудниках.
— Признаться, я сам не верю, что слушаю вас сейчас. Это же кошмар то, что вы мне сейчас предлагаете. Просто кошмар!
— Помните, как возмущался Егор Францевич количеством подделок наших ассигнаций?
— Да, конечно. Вы думаете, что это британские проказы?
— Прямых доказательств у меня нет, но это весьма очевидный шаг. И совсем не обязательно это только британские проказы, быть может, французы тоже участвовали. Во всяком случае, послушав графа, я в этом более чем утвердился. Слишком все сходится.
— Даже не знаю… — покачал головой император.
— Граф жаждет мести. Если не такой, то кровавой. Две попытки убить — это слишком.
— А рубины? Что нам с ними делать?
— Я предлагаю разместить их производство на той же усадьбе. А для объяснения их появления же можно использовать Льва Николаевича. Пожаловать ему земли где-нибудь в самой гиблой глухомани. И проводить эти рубины официально, как казенные закупки, будто бы они добыты на рудниках его в тех краях.
— За них ведь придется платить.
— Придется. Но, я думаю, мы с графом договоримся. Частью выдадим ему векселями, частью кредитными рублями, частью облигациями.
— Облигациями? Это еще зачем⁈ — нахмурился император.
— Он порой просит странного. Вот пусть и оплачивает эти просьбы, возвращая облигации. Как итог — для казны рубины будут обходиться почти даром. И ему польза.
Император взял чуть растрескавшийся монокристалл рубина. Покрутил в руках. Поглядел. Подумал. И спросил:
— Леонтий Васильевич… мне кажется… хм… признайтесь, кто все это придумал? Это все он?
— От вас ничего не скрыть, — неловко улыбнулся Дубельт и достал из своего саквояжа довольно толстую брошюру. — Вот. Здесь он подробным образом это все описывает и объясняет.
— И как давно он ее написал? — спросил император, открыв и поглядев на листы, плотно исписанные знакомым лаконичным и хорошо читаемым почерком. — Это ведь не в спешке делалось?
— Еще в прошлом году, Государь. Он просто не знал, как вам это представить, полагая, что вы откажетесь.
— И сколько он планируется выручать с помощью своей затеи? — потряс брошюрой император.
— Если у него будет два года на подготовку и все наше содействие, то через два года он сможет вполне надежно печатать десять миллионов фунтов-стерлингов мелкими купюрами, проводя их старение, дабы они не вызывали подозрений. В казну они смогут надежно приносить миллионов тридцать рублей, плюс закупку всяких полезностей. Например, он рекомендует сделать стратегические запасы свинца, меди и прочих важных для войны товаров. И продолжить скупать селитру для формирования запасов и так далее. В обход казны.
— А камни?
— Лев может выпускать рубины и сапфиры. Но не рекомендует увлекаться с количеством и делать поначалу больше сорока-пятидесяти фунтов. Пока. Что будет нам после огранки приносить три-четыре миллиона прибыли[2]. Позже можно увеличить хоть в десять, хоть в двадцать раз. Главное, чтобы мы под это сделали свое предприятие по огранке и массовому производству колец, серег, колье и прочих украшений. С увеличением количества рубинов и сапфиров на рынке цены на них упадут. Но не очень сильно, если подойти к делу с умом. Главное, не продавать чистое сырье.
— Осталось придумать, кто будет этим всем заниматься. — буркнул Николай Павлович.
— Этим может заняться тот самый ювелир, которого я взял в Нижнем Новгороде. Они с графом этот вопрос обсуждали. И даже кое-какие наработки сделали.
— Вы же говорили, что он связан с Ротшильдами.
— Он с ними вел дела, но не их человек. И он посвящен в то, что граф откуда-то «из воздуха» берет камни, однако, англичане об этом не знают. Так что он не разболтал им. Просто они смогли выяснить источник камней, проследив цепочку до Льва Николаевича.
— Хм…
— Николай Павлович, выглядит все это скверно… но если все выгорит, то в казну миллионов тридцать-сорок станет прибивать ежегодно. А лет через пять и того больше. Это дар небес, не иначе.
— Вы правы, это все выглядит крайне скверно.
— Неужели придется снова идти на поклон к этим кровопийцам из Hood Co.?
Император нервно дернул подбородком и скривился.
Он к этому банку относился достаточно сложно. Они очень давно совали свой нос в разные серьезные дела и давали кредиты практически всем коронам Европы. Выступая заодно фигурантами в разного рода крупных сделках, вроде кредитования покупки Луизианы[3].
Казалось бы, частный банк. Однако каждый раз он умудрялся находить совершенно невероятные суммы. Словно у него имелась какая-то бездонная бочка с ними. Здесь же, в России еще Екатерина II начала пользовать их услугами. И с годами долг перед ними только нарастал. А их просьбы становились все острее и неудобнее.
— Тридцать-сорок миллионов дохода ежегодно. — повторил Дубельт, ключевые слова.
На фоне того, что бюджет составлял в среднем около двухсот миллионов — очень приличная прибавка. Достаточная для того, чтобы прекратить увеличивать долг и начать его уже гасить.
— Государь? — вновь произнес начальник Третьего отделения, видя его излишнее погружение в мысли.
— Да-да.
— Так как нам поступить?
— Какие он земли хочет?
— Васюганские болота, Государь. Это недалеко от Томска. Они большие и непролазные.
— Какой же рудник на болотах?
— Вот пускай они его и ищут, Николай Павлович. — улыбнулся Дубельт. — Чем больше там сгинет английских агентов, тем лучше. Опять же, вокруг непролазная тайга, и там их еще медвежий патруль немало задерет…
[1] В рубле на 1848 год содержалось 17,995 грамм серебра, в 1 фунте-стерлингов 104,6 грамм. Так что, 1 миллион фунтов-стерлингов в рублях 5,8 миллионов. И несколько миллионов таких фальшивок очень крепко бы помогли в закрытии бюджетного дефицита и кредитным платежам.
[2] 40–50 фунтов — это 16380–20475 грамм (1 фунт = 409,5 грамм), то есть, 81900–102375 карат (1 грамм = 5 карат). При огранке уйдет ¾, также выход 20475–25593 карат ограненных рубинов и сапфиров, которые будут продавать по цене 80–250 рублей за карат. То есть, это дает вилку 1 638 000–6 398 250 рублей. Дубельт указал усредненное значение.
[3] Французская колония Луизиана в момент покупки была размером с четверть современных США.