1849, сентябрь, 9. Казань
— Меня тут все достало!
— Успокойтесь, пожалуйста.
— Не говорите мне так! Не смейте! — кричала Наталья Александровна. — Вы притащили меня в эту дыру! Вы!
— Эта дыра — место, в котором я зарабатываю очень много денег.
— Которые я все равно не вижу. — скривилась она. — Они что мираж!
— Хорошо, дорогая. Что вас не устраивает?
— Здесь нет ни театра[1], ни оперы, ни консерватории… ни чего! Понимаешь? Никаких развлечений! А вся светская жизнь кипит только вокруг посиделок у твоей тетушки. Глухая дыра! Медвежий угол!
— Не нагнетайте, здесь отличные бордели!
Она метнула вазу, от которой граф, впрочем, легко увернулся.
— Вот, кстати, и театр. — хохотнул Лев. — Помните арию Отелло? Мочилась ли ты на ночь, Дездемона?
— Молилась! Грубиян!
— А я что сказал?
— Вы⁈ Вы обещали мне успех и славу! А теперь я сижу в этой дыре, да беременная! Словно в ссылку сослали!
— Хорошо. Давайте я построю тут театр, оперу, консерваторию, цирк… что еще? Обсерватория, кстати, есть. Хотите поглядеть на звезды? Жаль-жаль. Большую публичную библиотеку можно построить и сделать площадкой для интеллектуальных бесед. Гостиный двор перестроить, превратив в полноценный торговый центр. Хм. Большой зимний сад нужен. Пару парков поприличнее. Оранжерею. Что? Вы сама скажите, что вы хотите.
— И вы всё это сделаете? — несколько растерялась Наталья Александровна.
— Да.
— Оу… ну тогда делайте.
— Выберите, что именно.
— Все и сразу.
— Так не бывает. Либо все, либо сразу. Закон сохранения энергии и материи не позволят поступить иначе. Даже богу.
— Неправда! Настоящий бог всемогущий!
— Значит, он может создать камень, который не поднимет никто?
— Ну, разумеется!
— И даже он?
— Он?
— Если камень не может поднять никто, то он тоже. Но если он его не может поднять, то какой же он всемогущий? А если может, то тот же вопрос, ведь он не в состоянии создать камень, который не в состоянии поднять никто.
— Это какая-то морока, — потрясла она головой.
— Нет. Просто демонстрация логического абсурда любых абсолютных категорий. В реальной, материальной жизни тебе ВСЕГДА нужно выбирать и расставлять приоритеты. Иначе просто никак. Поэтому я повторяю вопрос. Что вы хотите, чтобы я построил в Казани?
— Все перечисленное вами и еще что-то. Но для начала большой и красивый театр. И чтобы в нем жизнь кипела.
— Будет исполнено, — произнес Лев с максимально серьезным лицом.
— Погодите!
— Вы, моя дорогая, хотите изменить свое желание?
— Это Казань! А я хочу бывать в Санкт-Петербурге!
— Хотите. Это неплохое желание.
— Что значит «хотите»?
— Останавливаться у папеньки вы не считаете допустимым из-за конфликта с мамой. Ей, видите ли, не понравилось, что мы удалились в Казань. Доходные дома вам претят. Да и в дилижансах ездить не желаете. Вас укачивает. Как мы туда поедем всей семьей? Правильно. Никак. Поэтому вам остается только греть себя светлым чувством надежды и хотеть несбыточного.
— То есть, вы не можете обеспечить своей жене ни нормальной дороги до столицы, ни приличного жилья? — с едкой усмешкой спросила она.
— Нормальная дорога, это что?
— Мне понравилось ехать в поезде. И я хочу, чтобы от Казани в Санкт-Петербург ходил поезд. Быстрый поезд. Тратить неделю-другую на дорогу слишком изнурительно.
— Допустим. А приличное жилье в вашем понимании какое?
— Особняк. Свой особняк в столице. И не на отшибе, а так, чтобы и в гости съездить было подходяще, и гостей принимать.
— И зачем вы мне там? — поинтересовался граф. — Если я вам всё это дам, то о какой совместной жизни вообще будет идти речь? Я стану заниматься делами тут, а вы весело проводить время там. Оно мне надо?
— Милый… летом там совершенно невыносимая жара от раскаленных камней. Едва ли я буду проводить лето в столице.
— А зимой там пронизывающий до костей ветра. Весной же и осенью непрерывная, изнуряющая слякоть, создающая ощущение того, что ты живешь в болоте. Да, я курсе этих всех прелестей города. Он ужасен в этом плане.
— Но там — столица.
— И что?
— Как что⁈ Там вся жизнь!
— Вся жизнь, это что?
— Светская жизнь. Все влиятельные семейства стремятся попасть в этот город, ходить по театрам и операм, навещать друг друга и блистать.
— Блистай здесь.
— На всю деревню⁈ Смешно!
— Лучше быть первым парнем на деревне, чем вторым на селе.
— Вы издеваетесь?
— Разумеется. — улыбнулся Лев Николаевич. — Просто вы говорите как избалованный ребенок.
— Ребенок⁈
— Разве нет? Вы хоть представляете, СКОЛЬКО стоит денег все это?
— Я женщина, меня это не должно волновать.
— У вас лапки. Да. Я понимаю.
— Что?
— Как у кошечки. Не слышали этой шутки?
— Вы так и будете издеваться на беременной женой? — нахмурившись, спросила она.
— Отчего же? Можно не только «так», но и «этак». Вы только скажите. Я ж охотно вас поддержу и помогу.
— Вы обещали мне великую славу и могущество! И где?
— Не все сразу, — улыбнулся Лев Николаевич. — Слона нужно есть маленькими кусочками, чтобы не подавиться.
— И вы предлагаете мне просто сидеть тут и куковать в сплошной скуке?
— Зачем куковать? Мне больше нравится, как филины ухают.
— Хватит! — взвизгнула она.
— Я же сказал — будет вам театр. Большой, красивый. А особняк новый здесь он и так уже строится. Да, не Питер, но тоже ничего. Там едва ли такой размах будет возможен.
— Малова-то будет!
— А потом я займусь дорогой в столицу.
— Малова-то!
— Спешу напомнить вам, милая, что когда Емеля довел до белого каления волшебную щуку, то он потерял все. Да и у золотой рыбки имелся предел терпения.
— Ты не волшебная щука!
— Разумеется. Она бы вам ребенка заделать не смогла. Нечем.
— Пошляк!
— Мне показалось, что процесс вам очень понравился.
— Дурак… — буркнула она, но уже не так эмоционально.
— Будет вам театр и все остальное потихоньку.
— Вы обещаете? — чуть помедлив и немного надувшись, спросила супруга.
— Вчера от Сергея как раз письмо пришло. Он в осаде милых дам. Князь Сергей Сергеевич Гагарин хочет его женить на ком-то из своих дочек.
— Этот старый… позер? — фыркнула Наталья Александровна, явно желая сказать другое слово.
— Если его пригласить и дать денег, чтобы он построил театр своей мечты, то, я уверен, он подключит свои старые связи и все у нас тут будет как надо. Даже лучше, чем в столице.
— Да ну.
— Хотите лично этим всем заниматься?
— Я? Нет!
— Вот тогда пригласим в гости Сергея Сергеевича и послушаем его. Хотя я, конечно, в первую очередь бы открыл полноценный цирк, а еще лучше какой-нибудь океанариум.
— Почему?
— Потому что этого бы просто не было более нигде в России. И если сделать сочную, яркую программу, то к нам сюда начнется паломничество. Например, плавание с дельфинами в бассейне.
— Ну… цирк-то в столице уже есть.
— Маленький. Я видел его. Масштаба нет. Опять же, кстати, под Казанью можно устроить ипподром по типу античного и устраивать там гонки на колесницах.
— Вы серьезно? — обалдела супруга.
— Вы же хочешь, чтобы сюда уважаемые люди прибывали и привносили насыщенность светской жизни. Вот. Значит, их надо чем-то привлечь. Гонки на колесницах. На полноценных квадригах. Вряд ли это есть хоть где-то еще. Океанариум с представлением дрессированных дельфинов. Что еще? Какой-нибудь парк развлечения с каскадом аттракционов, вроде высоченного колеса обозрения и большой канатной дороги. Много всего можно придумать — было бы желание. Если мы хотим задавать тон, то мы должны вокруг себя собирать внимание и ажиотаж, а не присоединятся к чужому.
— Ну… хм…
— Вам нравится ход моих мыслей?
— Очень. — улыбнулся Наталья Александровна.
— Тогда дорога и особняк отменяются?
— Отчего же? Хорошая дорога упростит посещение Казани.
— Резонно. — кивнул граф. — А особняк нам зачем?
— Чтобы было где остановиться, навещая столицу. А то, как бедные родственники. Это даже как-то неприлично.
— Тогда нам нужен особняк не как у всех, чтобы опять-таки привлекать внимание…
В этот момент постучались. Осторожненько так.
— Кто там? Войдите.
— Вы уже не ругаетесь? — робко спросил Ефим.
— Нет, уже нет. — совершенно серьезно ответил граф. — Мы уже решили, какую шубку будем покупать Натальи Александровне.
— Шубку⁈
— Да. Вы уже забыли? Нужно привлекать внимание и собирать вокруг себя общественное мнение. Поэтому вы, дорогая, будете ходить в шубке из леопардов.
— Но…
— Мы пригласим лучшего портного и попробуем придумать что-то необычное. Пускай повторяют за нами, а не мы за кем-то.
— Это же может стать вызовом Свету!
— Пощечиной общественному безвкусию. — оскалился Лев Николаевич. — Ну или слишком вяленькому вкусу.
— А как же вы? Вы во что оденетесь?
— У меня форма, милая. Сама же знаешь, как Николай Павлович к нарушению ее относится.
— Что не мешает вам носить эту свою ковбойскую шляпу, револьвер в странной кобуре, не идущий по уставу к мундиру и портупею какую-то свою-особую.
— Я получил на это все разрешение у Государя.
— Еще получите. Я в шубке из леопарда, а вы в чем будете?
— Ну хорошо. Обращусь с просьбой о пошиве сапог из неуставной кожи.
— Тоже леопарда?
— Зачем? Крокодила. — улыбнулся Лев. — И накидку на зиму себе какую-нибудь броскую нужно сделать. Под образ. Хм. — повернулся он к Ефиму. — А ты чего хотел-то?
— Николай Иванович Путилов к вам пришел. С ним Александр Леонтьевич Крупеников и какой-то полковник казачий.
— Вот как? Хм…
После чего кивнул супруге и направился вслед за слугой к гостям. Сочетание, признаться, было достаточно необычным.
Вошел в залу.
Раскланялись.
И сразу к делу. Как Николай Иванович, так и Александр Леонтьевич уже привыкли к тому, что граф не любит попусту тратить время. И если есть возможность, опускает ритуальную часть с удивительной охотой.
Собственно… у казаков, а если быть точным, то в собственной Войска Донского имелась железная дорога от Волги до Дона, возле Царицына[2]. Сказочно полезная, по сути, и удивительно бестолковая по исполнению. Начиная с того, что она прилично не доходила до причалов, что влекло за собой две дополнительные перегрузки. А это дорогая операция. Совокупно — дороже всякой выгоды от перевозки. Да и она сама велась бестолково. Вот представитель казаков, зная о симпатиях Льва Николаевича, решил попросить о помощи.
— Я посылал своих людей поглядеть, что там к чему, — выслушав гостя, ответил граф. — И скажу вам, что там не помогать нужно, а строить заново.
— Но там же есть пути!
— Они неудачно проложены. Кроме того, слишком крутые подъемы и спуски.
— И что же делать? — растерялся полковник.
— Я готов похлопотать перед Государем о выделении денег, так как эта дорога может иметь важное стратегическое значение в случае войны. Но ее придется полностью переделать. Пусть и с опорой на то, что уже есть, где это возможно.
— Прям полностью?
— Да. Увы. Причем начиная с нормального порта, в котором на причалы заходят пути. Чтобы из кораблей сразу перегружать в вагоны. И желательно не руками, а с помощью кранов каких. Например, паровых. Хотя и поворотные кран-балки с ручными лебедками тоже сойдут.
— Но зачем?
— Скорость перегрузки. Время — это деньги. Каждая секунда простоя — убыток. Поэтому чем скорее перевалим, тем выгоднее путь. Врукопашную же заниматься перевалкой не только долго, но и трудоемко. Заодно требуя оплаты грузчикам.
— А как же сезонность? — спросил Путилов. — Ведь если нет навигации, то и дорога простаивает.
— Это никак не избежать, если дорогу не развивать. На самом деле там у вас прекрасный, просто волшебный логистический узел — развязка многих дорог. Если от Царицына тянуть на север вдоль Волги, то так можно до Казани и Нижнего Новгорода дойти, а на юг, то до Астрахани и далее вдоль Каспия до Баку, а то и до Ирана. Если от Калача на север, то можно дойти до Воронежа и далее сомкнуться с Николаевской железной дорогой, а на юг — до Новороссийска добраться. Как вы понимаете, в таком случае загрузка будет круглый год и большая.
— Да-а-а-а-а… — покивал казачий полковник, представив себе масштаб.
— Хотя это все не сразу. Если готовы, то давайте будет делать. Участок короткий, рельсов я найду. Но сразу предупреждаю — все по-моему пойдет. И брыкаться не стоит.
— А владеть ей кто будет?
— Да мне без разницы. Владело войско, пусть оно и владеет. — пожал плечами граф. — Для меня куда важнее этот логистический коридор.
— Лев Николаевич, — подал голос Крупеников, который пока неясно зачем явился. — Мы тут посоветовались… — замялся он, глянув на Путилова и этого полковника. — Вы же сами говорили о торговле с Персией и о том, негоже гнать сырье.
— Да. Говорил. И что?
И дальше Александр Леонтьевич выдал кратенько бизнес-план любопытный. С топливом и в самой Казани было туговато. Промышленность жрала его как не в себя. Поэтому новые мощности вводить было сложно. Тем более такие… не стратегические.
Это, кстати, породило интересное решение.
Лев Николаевич в 1845 году начал заниматься земснарядами. И мало по малу к 1849 году на берегу Казани образовалась судоверфь специальных кораблей.
Сначала «лепили» только земснаряды по стандартной схеме: две плоскодонные баржи, собранные в катамаран. На них паровой двигатель, который может приводить либо гребное колесо, расположенное между корпусов, либо оборудование. Частью делали на ковшах и бесконечной цепи, частью на насосе.
Первоначально эти земснаряды делались только для нужд Калифорнии, где использовались как промывочные машины. Сильно ускоряя и упрощая добычу золота.
Потом для местных нужд. Но… своих. Из-за инерции мышления внешних заказчиков почти не было. Даже в столицу. Так что с 1848 года основной продукцией этой верфи стали плавзаводы.
Ну…
Один плавзавод.
Делали типовую плоскодонную баржу, на которой размещали печи для пиролиза древесины. Причем такие — прогрессивные. С обкладкой из асбеста для пущей тепловой эффективности. И разложением продукции по фракциям.
Вот такие купцы, организованные Крупенниковым, и стали заказывать, вступая в сделки с угольными артелями. Те, как и прежде, разрабатывали участки леса. Только уже с умом.
Деловую древесину отделяли и складировали.
А все неудачное, скармливали таким вот баржам. Рядом с которыми стояли их товарки, в которых и складировали под навесами уголь, деготь, древесный спирт и прочее. Меняя по мере наполнения.
Дело только начало налаживаться к началу 1849 году из-за высокой инерции артелей. Им связываться с купцами было не с руки — опасались, что обманут. Ведь те лезли на их делянку. Однако распробовав, осознали свои выгоды. Такого рода печи давали куда больше угля, чем если его жечь в кучах. Да и скорее. Да много всяких побочных продуктов, которые тоже денег стоили. Но главное — деловая древесина.
Ее количество увеличилось.
Можно было по простом справлять плотами, но это ее сильно портило. Да и сдавать ее как есть в Астрахани не имело смысла — сырье же. Вот Крупеников и сговорился с этим казачьим полковником.
Дело в том, что правый берег Волги в районе Царицына очень крутой и там можно было наставить ветряных мельниц. А на них и распускать всю эту древесину на доски и брусья совершенно безвозмездно…
— Интересно… — кивнул Лев Николаевич, выслушав Александра Леонтьевича. — Это действительно интересно.
— Надо только все артели на баржи посадить.
— Насильно мил не будешь, — пожал плечами граф. — Надо, чтобы они сами захотели. А это время. Думаю, что через пару лет иных у нас и не останется. Выхлопа от усилий больше.
— Но два года… — покачал головой Крупеников.
— Нам, кстати, нужно наладить производство пароходов и буксиров. Без них вывозить все это богатство трудновато. — добавил Лев Николаевич.
— Так… Дмитрий Егорович со всем рвением этим занимается. — заметил Путилов.
— Бенардаки, конечно, молодец. Но их мало. Слишком мало… да… Спрос уж больно велик и нужда. Да и занимается он сейчас в первую очередь нефтеналивными судами, без которых у нас все встанет.
— Локомотивы бы еще купить. — осторожно заметил Путилов.
— Их же на Александровском заводе Санкт-Петербурга наладились выпускать.
— Мельников пока не продает. Говорит, что для Николаевской дороги не хватает. Их ведь мало производится.
Лев сдавленно выругался и попросил гостей следовать за ним. В кабинет. Где продемонстрировал проект паровоза. Эскизы, в которых он пытался подогнать уже отработанные двигатели к этой новой задачи. Из-за чего не получалось у него ничего каноничного.
Котел пришлось поднимать достаточно высоко, чтобы разместить под ним V-образный блок цилиндров. От которого приводить в движение через карданы и шестеренки все оси. То есть, у него получилось что-то в духе локомотива Шея.
Оригинал да, был медленным.
Впрочем, это было следствием не технических ограничений, а технического задания. Так-то никаких проблем увеличить диаметр ведущих колес, чтобы снимать с того же количества оборотов большую скорость[3] не имелось в принципе.
Сложнее? Да. Несколько сложнее. Но и польза великая. Его конструкция подразумевала возможность дать привод вот буквально на все колесные пары как самого локомотива, так и тендера. Через что радикально улучшить сцепление с рельсами и тягу.
— Это что-то очень необычное… — произнес Путилов.
— Да. Так и есть. Но это то, что мы сможем относительно быстро начать делать. Видите этот двигатель? Узнаете?
— Вполне, да.
— А котел? Он, правда, удлиненный, но на базе старого. Иначе двести лошадей не выжать.
— Он же нефтяной. А у нас пока нефти не хватает даже на предприятия в Казани.
— Если использовать дрова или уголь, то без здоровенной топки не обойтись. И в этом случае придется его сильно менять, увеличивая в размере. Либо уменьшать мощность, что тоже плохо.
— На Александровском заводе послабее локомотивы будут[4]. Может и нам не прыгать пока выше головы?
— А почему нет, если мы можем? Другое дело, что я не хочу этим всем заниматься. Не до того. Но если надо… — пожал он плечами. — В конце концов, длинный типовой котел огнетрубный нам все равно нужно осваивать в производстве. Нефтяной.
— Не везде есть нефть.
— Да. Но нам здесь, на Волге, лучше на нее завязываться.
— Нефть… нефть… что-то слишком много на нее завязывается.
— Так и есть. Нефть — это черное золото. Пока до этого мало кто догадался, но это так. Без нефти нет будущего.
— А уголь?
— Если наладить нормальное производство нефти, массовое, и логистику, то она будет как бы не в разы дешевле… если не на порядки. Хотя, конечно, до этого еще далеко.
— А ведь уголек у нас тут есть, — заметил Путилов. — За Пермью.
— Слышал, да.
— Я смотрел отчет Казанского университета. По предварительным оценкам там огромный угольный бассейн с неплохим углем. И он будет поближе, чем Баку.
— Но это уголь, а не нефть.
— Зато он ближе, сильно ближе.
— Если вы найдете мне человека, который бы им занялся на моих условиях, то я не только вложусь, но и хорошо финансово его поддержку.
— На ваших условиях? На каких?
— Прежде всего забота о рабочих и движение на острие научно-технического прогресса. Я представлю, что можно сделать, чтобы увеличить добычу суточную на одного работника в десять-двадцать раз. Но это требует изменение подхода.
— И сколько денег вы готовы вложить?
— Миллион спокойно. А дальше, как пойдет. Но, я думаю, столько и не потребуется. Отбойные молотки, электрическое освещение, бестопочный паровоз, чтобы тягать вагонетки, паровые машины для откачки воды и нагнетания воздуха… С лампочками могут быть проблемы. Да. Но в целом… первую шахту полноценно тысяч за сто, максимум сто пятьдесят запустим по новой.
— А это всё… все неизвестные технологии, которые вы перечислили. Они откуда? Я, признаться, не знаком ни с отбойными молотками, ни с электрическим освещением, ни с бестопочными паровозами[5].
— Будем считать, что это будет моей поддержкой проекта. — улыбнулся Лев Николаевич. — Ну что вы так меня смотрите? У меня много козырей в рукаве.
[1] Первый театр Казани открыли только в 1849 году в оригинальной истории, но тут не успели из-за большой стройки.
[2] Речь идет о т. н. Дубовско-Качалинская дороге, которая существовала в 1846–1852 годах и была в 1852 году закрыта из-за убыточности.
[3] Колесо диаметром 1 м имеет длину окружности 3,14 м (С = πd). Если паровая машина делает 200–250 оборотов в минуту (обычные обороты для паровых машин XIX века) оно проходит путь 628–785 м. Что дает нам скорость 37,7–47,1 км/час. Чтобы увеличить скорость, нужно или обороты поднять, или диаметр колес увеличить. При колесе 1,5 м на 200–250 оборотах будет уже скорость 56,5–70 км/ч, что уже вполне приемлемо. Оригинальные паровозы Шея имели колеса диаметром около 0,5 м, из-за чего и скорости скромные получались.
[4] Паровозы серии Д и В, которые выпускались в период с 1845 по 1848 год (потом до 1858 года их только ремонтировали) имели мощность 100 кВт (135,9 лс) и 95 кВт (129 лс), при формулах 0−3-0/1−3–0 и 2−2–0.
[5] Путилов о нем не знал, потому что первый бестопочный паровоз построили в 1873 году. Хотя открытие, на котором он работал, появилось в 1823 году. Суть его сводилось к тому, что при понижении давления в котле, содержащем почти кипящую воду, приводит к дополнительному парообразованию.