Железный лев. Том 3. Падаванство

Часть 2 Глава 3

1849, май, 6. Петергоф, Александрия

— Доброе утро, Алексей Федорович, — произнес император, входя в небольшое помещение. — Надеюсь, что вы отвлекли меня от отдыха по действительно важным делам.

— Государь, прошу меня простить, — ровно произнес граф Орлов. — Дела два. Одно крайне скверное, второе — напротив, скорее приятная новость, чтобы скрасить дурное известие. С какого начать?

— Давай с плохого.

— В Берлине взорвался мост.

— Как взорвался? — не понял Николай Павлович.

— После отказа Фридриха-Вильгельма принимать императорскую корону революционерам стало известно, что он заявил, будто бы не желает «короны из сточной канавы» и не нуждается в «этом собачьем ошейнике».

— Справедливые слова. — со всей серьезностью произнес Николай Павлович.

— Да, но революционеры рисковали жизнями и имуществом, чтобы вручить ему корону, а он так с ними обошелся. Поэтому они мост и взорвали.

— Никак не могу взять в толк, при чем тут мост? И какой?

— Дворцовый мост. Под все три пролета этого каменного моста были подведены мины. По несколько бочек пороха. Взрыв, как следует из депеши, был такой силы, что его совершенно разрушило.

— Мерзавцы! — процедил император. — Но при чем тут мост? К чему вы о нем мне рассказываете с таким упорством?

— По нему в этом время проезжал Фридрих-Вильгельм с семьей. Они направлялись в Потсдамскую резиденцию. Накануне кто-то сообщил, будто в Берлине готовится вооруженное выступление, вроде того, что недавно случилось в Дрездене. И августейшая семья по утру в спешке попыталась покинуть город.

— О боже! — ахнул, перекрестившись, Николай Павлович. — Живы?

— На мосту в момент взрыва было три кареты. Все, кто ехал в них, погибли. Еще камнями сильно повредило две последующие.

— Кто выжил? — сухо спросил император.

— Из братьев только Альбрехт. Фридрих-Вильгельм с супругой ехали в первой. Вильгельм с супругой и обоими детьми — во второй. Карл с семьей в третьей.

— Ох…

— Альбрехт с семьей ехали в четвертой карете, в которой камнями убило лишь кучера и лошадей. А все остальные отделались легким испугом. А вот пятую карету засыпало основательно.

— Виновников уже задержали?

— Их пока не нашли. Мину подорвали дистанционно с помощью электрического запала. Поэтому никто не видел, кто именно это делал.

— И что Альбрехт намерен предпринять?

— Мне это пока не известно. Из донесения следует, что он испуган и совершенно подавлен. Сейчас он укрылся в Потсдамском дворце и стягивает туда верные войска. В Берлине же беспорядки.

Николай промолчал.

Он был попросту оглушен этой новостью.

А заодно ему вспомнились слова Льва Николаевича о том, что если император разрешит, то он приедет в Лондон «и всех убьет». Тогда он полагал, что это не более, чем фигура речи. Сейчас же… получалось, что не только Толстой склонен решать вопросы радикальным образом… В годы Великой французской революции и последующих напряженных конфликтов три монарха оказались убиты, не считая иных представителей высшей аристократии. Казалось, что это ушло в прошлое. И хотя сам Николай Павлович в 1825 году прошелся по тонкой грани и едва не потерял голову, хотя об этом он думать не любил. Теперь же… судя по всему, начиналось по новой…

— Ваше Императорское величество! Ваше Императорское величество! — озабоченно причитал граф Орлов.

Николай Павлович моргнул и как-то нервно дернулся, выходя из этого шокового состояния.

— Ступай. — тихо произнес император.

— А как же хорошая новость?

— Хорошая? — безучастно переспросил он.

— Да. Мне удалось совершенно завершить войну в Северной Америке. — доложился граф Орлов.

Ему очень хотелось улыбнуться и прям в чем-то даже горделиво надуться. Но он сдержался. Хватило ума.

— Это хорошо. Чем все закончилось?

— Договором, под которым подписались все страны-участники. Соединенные штаты уцелели. Только им пришлось переносить столицу в Ричмонд.

— А земля?

Граф Орлов развернул принесенную с собой карту и, начав тыкать пальцем на уже обведенные участки, пояснял:

— Мексика получила обратно свой Техас. Испания — Флориду. Франция — штаты Луизиану и Миссисипи. Отчего Луи Наполеон, как говорят, светится словно натертый золотой. Англия отхватила себе весь северо-восточный уголок по линии Мичиган, Пенсильвания, Мэриленд, включая эти штаты и все земли к северу и востоку от них. А также кусочек Вирджинии, что восточнее Чесапикского залива.

— А мы?

— Мексика нам уступила верхнюю Калифорнию, а США — все земли, на которые они претендовали, что лежат западнее 115 градуса. То есть, в наших руках все тихоокеанское побережье Соединенных штатов от Британской Канады до Мексики.

— Много… А какое там население?

— На этих землях кочуют индейцы. Очень немногочисленные. Цивилизованного населения практически нет. Наш экспедиционный корпус до конца этого года должен туда зайти и расселиться. Через что русские станут самыми многочисленными европейцами в тех краях. Совокупно их будет больше, чем всех остальных.

— А Мексика? Она выполнила свои обязательства?

— Мы подписали с ними договор о выделении города Хьюстон в штате Техас нам в аренду на сто лет под военно-морскую базу. Ну и земли в округе прилично — десять тысяч квадратных верст. Стоимость символическая — по рублю за год. Я её из своих им уже оплатил, получив в том оформление чин по чину. Кроме того, мы получили привилегию, действующую до окончания арены Хьюстона на строительство железной дороги до наших владений в Калифорнии.

— А Хьюстон, это где?

— Он вот тут находится. — ткнул пальцем граф Орлов. — Видите, какая большая и удобная бухта?

— Да… это действительно очень славная новость. Они нам отдали свой лучший порт?

— Не в этом дело, — улыбнулся министр иностранных дел. — Там недалеко граница с новыми французскими землями. И они опасаются, что французы начнут воевать с ними. Поэтому наша база здесь выступает определенной гарантией.

— Гарантией, — покачал головой Николай Павлович. — Кто бы мог подумать? Взрыв моста у самого дворца. Как это вообще могли прозевать? — вернулся он к мрачному разговору.

— Так, никто это и не проверял. Вероятно, ночью, по темноте, кто-то подошел на лодках и оставил их там. А Фридрих-Вильгельм выехал вместе с семьей самым ранним утром, опасаясь выступлений.

— Ведь меня могут тоже так взорвать.

Граф Орлов промолчал.

Император тоже.

И тут в дверь постучали. А чуть погодя вошел царевич.

— Чего вы такие мрачные? Идемте скорее! Там Миша поймал здоровенную рыбину! Что? Папа? Что-то случилось?

— Да… случилось. — мрачно произнес Николай Павлович и, обращаясь уже к графу Орлову, добавил: — Расскажите ему.

— Про мирный договор.

— Про мост…

Спустя пару минут цесаревич медленно по стеночке прошел и сел на стул. Потрясенный и совершенно уничтоженный.

— Это все ваши либералы…

— Государь, заказчиком этого убийства почти наверняка является лорд Палмерстон, — осторожно возразил министр иностранных дел.

— А кого он использует⁈ Чьими руками делает все это⁈

— Достоверно мы не знаем.

— А разве кроме либералов есть еще кто-то?

— Да, — мрачно кивнул граф Орлов. — На самом деле именно либералы едва ли решатся на такие акции. Они не любят мараться. Попустить, закрыв глаза, или помочь деньгами — это да, но не самим убивать. Но в Европе хватает людей, настроенных очень радикально и решительно. Она живет в шаге от кровавого террора.

— А почему вы считаете, что это сделал лорд Палмерстон? — поинтересовался цесаревич. — Разве есть доказательства?

— В таких делах почти никогда не бывает доказательств, Александр Николаевич. Здесь иной подход. Сначала надо смотреть на то, кому это выгодно. А потом из числа найденных, искать тех, кто смог бы все это реализовать. К тому же лорд Палмерстон имел неосторожность хвастаться своими успехами в организации революций.

— А если его кто-то хотел подставить?

— Кто? — неуверенно улыбнувшись, спросил граф Орлов.

— А разве не вы должны на этот вопрос ответить? — повел бровью цесаревич.

Министр иностранных дел нервно улыбнулся.

— Ваше императорское высочество, в этом вопросе я полностью согласен с мнением графа Толстого о том, что за всеми группами так называемых борцов за народное счастье всегда стоят иностранные разведки. Где-то прямо, где-то косвенно.

— Здесь хочется поспорить, да сложно… — покивал цесаревич.

— Кто конечный интересант переворота во Франции? Лондон. Ведь к власти пришел Луи-Наполеон, подчеркнуто лояльный и дружественный Англии.

— А в Австрии? Что там произошло?

— Сначала ушел Меттерних, человек, на котором держался наш союз с ней. Потом отрекается Фердинанд в пользу молодого и неопытного Франца Иосифа, делами которого в итоге начинает заправлять Феликс цу Шварценберг. Да, он из ближайшего окружения Меттерниха. Да, он вроде как консервативных взглядов. Но правительство он собрал либеральное, из-за чего в целом союз России с Австрией утратился всякое практическое значение.

— Вы думаете?

— Это совершенно точно. Франц Иосиф слишком молодой и осторожный, я бы даже сказал — нерешительный. К тому же он занят другими делами. Ему бы власть удержать. Так что… подобным маневром Англия увела Австрию из-под нашего влияния.

— А венгры? — подал голос цесаревич. — Не похоже, чтобы англичанам их восстание было выгодным.

— Венгры выступили главным инструментом давления на престол. Если бы не их восстание, то едва ли получилось все это провернуть.

— А почему что ни Фердинанд, ни Франц-Иосиф не обратились к нам за помощью?

— Обратились. Я только сегодня утром получил письмо от Феликса цу Шварценберга[1] с просьбой оказать им помощь в подавлении восстания.

— И вы молчали? — удивился Николай Павлович, аж чуть пристав.

— На фоне событий в Берлине я хотел выдержать хотя бы один день. К тому же, это все выглядит как ловушка.

— Вы шутите⁈ Ловушка⁈

— Само письмо написано очень обтекаемо, без какой-либо конкретики. Кроме того, австрийские войска не уступают венгерским и потихоньку их громят. Наша помощь им не нужна, такое обращение — это ведь урон чести. А они обращаются. Значит, хотят нашими руками сделать всю грязную работу, сами же остаться чистенькими. Иного смысла я в этом не вижу.

Цесаревич поглядел на отца.

Тот мрачно и молча слушал. Видимо, совсем не предавая вниманию тому, что граф Орлов местами говорит как Лев Николаевич. Цесаревич тоже со Львом Николаевичем переписывался и был знаком с этой аргументацией.

— А Пруссия? Я, признаться, совсем не понимаю логики поступка. — нарушил тишину Александр Николаевич.

— Сначала лорд Палмерстон захотел перетащить их в стан своих союзников. Ради чего революционеры и пошли к Фридриху-Вильгельму с короной. Если бы он ее принял, то оказался у них практически в заложниках. А это либеральное правительство, явно настроенное против нас. Но Фридрих-Вильгельм отказался. Поэтому, чтобы выбить у нас самого сильного союзника в Европе, они просто устроили этот взрыв.

— Альбрехт все еще наш друг, — возразил цесаревич.

— Он испуган. Сильно напуган. И я уверен в том, что он не решится открыто нас поддерживать. Кроме того, он совершенно неопытен в государственных делах. И кто именно встанет возле него — большой вопрос. Быть может, будучи сильно напуган, он пойдет на ненужные нам компромиссы.

— Как страшно жить… — мрачно прошептал Николай Павлович. — Люди, что звери.

— Лорд Палмерстон… — покачал головой цесаревич. — Может, все же отправим в Англию графа Толстого?

— Боюсь, что его корабль даже не доплывет. Слишком много слухов. — покачал головой граф Орлов.

— А с австрийцами что делать?

— Просьба совершенно пространна и неопределенна. Поэтому мы можем высказать свою озабоченность и разрешим им вербовать добровольцев на нашей земле.

— И все? — повел бровью Николай Павлович.

— Государь, Австрию уже разыграли. Она битая карта. Негоже нам сейчас туда лезть. Во всяком случае вот так.

— Я не пойду на нарушение слова!

— Вы его давали тому, кто отказался от своего престола, а не его племяннику. И уж точно вы не обещали защищать либеральное правительство в Вене. Я совершенно убежден, что эта просьба — очередной выпад англичан против нас.

Николай Павлович нахмурился.

А потом аж почернел лицом.

Посмотрел на сына. Тот выглядел не лучше. Взрыв семьи Фридриха-Вильгельма на него произвел неизгладимое впечатление. Казалось, словно бы порывом ветра с него сдуло немалую часть его былых убеждений…

[1] В оригинальной истории министр иностранных дел Австрии Феликс цу Шварценберга направил письмо с просьбой о помощи 21 апреля (3 мая). Здесь немного задержался.