1849, декабрь, 22. Санкт-Петербург
Лев вышел к докладному планшету.
Так пришлось назвать флипчарт, просто чтобы оно нормально воспринялось. А то от него — от англофоба слышать неологизмы на базе английского было явным перебором.
Огляделся.
В этом небольшом зале собралось прилично уважаемых и очень влиятельных людей во главе с императором. Вот и военный министр, с явным неудовольствием на лице. А рядом с ним Милютин Дмитрий Алексеевич, уже, кстати, генерал-майор, сидит и благожелательно улыбается. Контрастненько.
В целом же…
В целом настрой у публики выглядел либо нейтральным, либо позитивным…
— Начинайте Лев Николаевич, — произнес император, когда все уже собрались.
— Итак, господа, перед вами карта Западного Туркестана. Здесь Хивинское и Кокандское ханства, откуда идут основные набеги. Бухарское ханство участвует постольку-поскольку. Все продвижение отрядов идут вдоль источников воды. Во всяком случае, все выявленные нами. Они обозначены коричневыми стрелками.
— А почему коричневыми? — поинтересовался военный министр.
— Мне показалось, что набеги — это вещь дурная, и я обозначил их цветом подходящей субстанции. — невозмутимо ответил граф.
Зал хохотнул.
Даже сам Чернышев.
Как это ни ужасно, но он такого рода карту видел впервые, чтобы разом отображался весь тот театр военных действий с обобщающей информацией. Обычно все как-то кусками или даже словами. Да. И выглядело это все довольно занятно. Тут. Особенно ему понравилась сведение маршрутов набегов, которые сходились в три своеобразные реки, две из которых явно и сильно доминировали.
Лев же продолжал:
— Как вы видите — перекрытие этих трех шляхов, назовем их так, позволяет в целом купировать набеги. Основные удары идут здесь, здесь и здесь. Самым удобным для нашего наступления является вот это направление.
— Наступления? — вновь спросил Чернышев. — Вы имеете в виду полноценный поход?
— Никак нет. — возразил Толстой. — Наступление в смысле системной экспансии. Для начала нужно от Самары до Оренбурга проложить железную дорогу. Это прямо базовая вещь, иначе снабжение этого фланга представляется чрезвычайно сложным. Здесь же я предлагаю сосредоточить пару драгунских полков, переведя их с лошадей на верблюдов.
— Но зачем⁈ — удивился уже Николай Павлович.
— Верблюд под всадником и с поклажей, совокупной массой около дюжины пудов идет порядка четырех-пяти дней, не требуя воды и еды. Преодолевая до сорока — пятидесяти верст за день. Что дает нам оперативный радиус легких отрядов верст в восемьдесят — сто. Это на голову больше, чем у обычной кавалерии, и расширяет оперативные возможности. Если же эти пару полков перевооружить нарезными карабинами и револьверами, то мы кардинально поднимем их боевую эффективность. В разы. Из-за чего эскадрон уверенно сможет наносить огневое поражение вражескому полку или сопоставимой массе конницы.
— Но хивинцы или кокандцы могут выставить сильно больше! — возразил Чернышев.
— Для оперативной разведки, исключающей такие неприятности, я предлагаю использовать специальные команды с воздушными шарами.
— Это шутка? — с насмешкой переспросил Чернышев.
— Никак нет. Я изучил французский опыт и провел опыты в Казани[1]. Воздушный шар из шелковой ткани со спиртовой горелкой и плетеной корзиной спокойно помещается в два фургона вместе с расчетом. В ситуации с Западным Туркестаном, речь будет идти о трех-четырех арбах, запряженных верблюдами. Подготовка к запуску и подъем около часа. При подъеме на высоту ста саженей дальность обзора составляет сорок шесть верст[2]. Подъем на такую высоту уже давно отработан и не является трудностью.
— Вы серьезно? — переспросил уже император.
— Вот отчет, заверенный генералом Шиповым. — ротмистр взял со стола верхнюю папочку и протянул ее император. — Он присутствовал и поднимался сам в корзине. Лично. Этот прием наблюдения генерал рекомендовал ввести штатным в каждой армейской дивизии. Я же от себя добавлю, что можно и на флоте применять, введя в состав эскадры специальный быстрый корабль с достаточно просторной кормой. Остановился. Поднял шар. Огляделся. Доложился флагману. При этом сто саженей — это не предельная высота. Еще в конце XVIII века вполне успешно совершались подлеты на восемьсот и более сажень. Но я ориентировался на максимально простое и дешевое решение.
Николай Павлович переглянулся с Чернышевым и Лазаревым, которые сидели по левую и правую сторону от него. И если первый был немало обескуражен и даже как-то потрясен, то второй светился как начищенный золотой.
— Я же говорил, — шепнул он императору. — Приемник растет. Кавалерист бы о флоте не подумал.
Чернышев же скисал на глазах.
А вот Милютин, как и Лазарев — светился. И даже кое-какие пометки у себя в блокноте делал. Граф же продолжил.
— Так вот. Это первый этап — доведение железной дороги от Самары до Оренбурга и перевооружение двух полков драгун с пересадкой их на верблюдов. Второй — продвижение сюда — до Орска. На этом этапе нужно отработать взаимодействие крепостей, отрядов и наблюдателей. Полагаю, что очень важно ввести световой телеграф, чтобы морзянкой с фонаря передавать депеши. А также сигнальных ракет, которые либо взрываются ярким цветом, зеленым там, синим, красным или еще каким, либо медленно спускаясь, горят им.
— Вы знаете, как это сделать? — спросил Лазарев.
— Да, Михаил Петрович. Опыты с ракетами уже проводит Казанский университет, подбирая составы. Кристиан Шарпс же работает над сигнальным ружьем или пистолетом, чтобы можно было запускать такие заряды без лишней мороки. В том числе и для нужд флота. В условиях боя, если реи перебиты и нельзя передавать сигналы флажками или световым телеграфом, можно будет использовать заранее условленные группы световых ракет.
— Отменно! — произнес он, с видом сытой лягушки.
Император же усмехнулся.
Как немного было нужно человеку для счастья.
— Каков третий этап? — тихо поинтересовался Чернышев.
— Продвижение вот сюда, — указал граф на точку между Орском и Аральским морем. По реке Орь, но отворачивая не на Эмбу, а к реке Иргиз.
После чего перевернул лист флипчарт, открывая схему этого участка.
— Продвижение я предлагаю делать так. Выдвигать дозоры на верблюдах, которые бы прикрывали прокладку железной дороги. Кусками по двадцать верст. В одну колею. По завершении каждого участка ставить вот такого вида блокгауз, — произнес он и перелистнул страницу.
— Это башня?
— Да. Внизу — колодец. В тех краях грунтовые воды где-то на глубинах пяти — десяти сажень[3]. Мои работники, изготавливая шахты под заливные сваи, уже наловчились их быстро копать и укреплять им стенки. Сами блокгаузы строить из лиственницы. Их изготавливать заранее, потом нумеровать, разбирать и перевозить. Чтобы на местах лишнего времени не тратить. Внутри хранить огневые припасы и продовольствие, используя также как источник воды. Вот тут, видите,располагается бак, защищенный от жары и пуль. Здесь — воздушный насос, который постоянно качает воду из колодца[4].
— Получается водонапорная башня? — уточнил Милютин.
— Да. При необходимости воду из нее можно подавать паровозам и верблюдам.
— А поджоги? Блокгауз же из дерева.
— Внутри человек пять с нарезными карабинами, револьверами и гранатами. Закрываемые бойницы для прострела даже под стенами. Световой телеграф для передачи сведений на соседние участки. Кроме того, по программе максимум я бы предложил рядом с железной дорогой укладывать керамическую трубку, внутри которой тянуть телеграфный кабель. От такого блокгауза до блокгауза.
— Не слишком жирно? — нахмурился Чернышев.
— В самый раз, — совершенно невозмутимо ответил граф. — Связь — это основа управления. Это нерв, без которого каждый член воинства действует сам по себе и на свое усмотрение. Если бы это зависело от меня, то я бы вообще укладывал параллельно два кабеля, на случай разрыва или умышленного повреждения.
— А это насос… — спросил Лазарев.
Лев перевернул лист.
Там был как раз он.
Пояснил.
И пошел дальше.
Перевернул лист и показал план перестройки форта Иргиз.
— Здесь есть вода, что очень важно. Поэтому я бы в этом месте организовал первый важный оборонительный узел. Не блокгауз караульного типа, а полноценный большой форт. В котором разместить казармы, склады, ремонтные мастерские и госпиталь.
— А почему не поставить простой редут? — поинтересовался император.
— Чтобы можно было оборонять его минимальными силами. Видите? Тут все строится на четырех фортах. Кирпичных. Крепких. Высоких. Между ними двойная нитка куртины из самана. Перед ними широкий и глубокий ров, который предваряет гласис, затрудняющий обстрел стен настильным огнем. На каждом форте я предлагаю ставить по четыре 24-фунтовые пушки, чтобы они могли и перед куртиной работать, продольным огнем, и между ними. Сразу пробивая средней картечью весь пролет до противоположного форта. Ворота в этих местах. Из-за чего всем входящим и выходящим нужно пройти между куртинами весь пролет. Таким образом, большое укрепление можно удерживать в шестнадцать пушек и полторы сотни человек.
— Если только у противника нет осадной артиллерии, — возразил Чернышев.
— В теории англичане ее могут, конечно, им поставить, но пока ее нет. Но даже если она появится, — граф постучал пальцем по схеме среза профиля укрепления, — нам поможет гласис. Кроме того, я очень сомневаюсь, что вместе с осадными пушками они передадут и подходящую обслугу.
— Но это возможно.
— Возможно. — кивнул граф. — Неприступных укреплений не бывает. Я же попытался выбрать тот вариант, который бы позволял противостоять текущему уровню противника минимальными затратами.
— А нападения на железную дорогу? — спросил Чернышев. — Ведь совершенно очевидно — туземцы будут пытаться делать вылазки с целью повредить ее полотно.
— Воздушные шары, телеграф и оперативный маневр драгунами будет давать фундаментальное преимущество в противодействии этому. С самих же блокгаузов, — граф перевернул несколько страниц назад, — будет наблюдаться округа в радиусе двадцати пяти верст. Видите эти скелетные башенки сверху для наблюдателя.
Чернышев хотел еще, но император его остановил и произнес:
— А дальше?
— Выход к форту Раим в устье Сырдарье по тому же сценарию.
— И все?
— Прокладка железной дороги до форта Раим и его перестройка позволит купировать почти все набеги неприятеля. И перенести боевые действия на его территорию. Останется третий шляхт, но он маленький и второстепенный.
— Я другое хотел спросить. Как вы видите дальнейшее развитие событий?
— Выход железной дорогой к устью Сырдарьи позволяет создать там речной флот и оперировать уже им. Действуя как по Сырдарье, так и по Амударье и Аралу. По сути, это, — постучал Лев на карте по форту Раим, — ключ к замирению региона или его покорению. Тут как Вашему императорскому величеству будет угодно.
— И каковы сроки?
— Два-три года на прокладку одной железнодорожной колеи от Самары до Орска и переобучение с перевооружением драгунских полков. Найти верблюдов в таком количестве и научить людей на них ездить будет не так-то и просто. Год — рывок к Иргизу. Год обустройства там. Еще столько же на рывок к Раим и обустройство там. Итого на круг шесть-семь лет. Может, восемь, если будут накладки.
— Не слишком ли быстрыми получаются рывки?
— Никак нет. Можно даже ускорить, если железную дорогу укладывать по схеме времянки. Нагрузка-то слабенькая. А потом в спокойном режиме уже переделывать, формируя нормальный параллельный путь, например, в две колеи. В принципе, если от Самары тянуть именно что времянку, которая будет пропускать один-два состава в неделю, то можно и за пять лет управиться.
Все переглянулись.
— Дельно, — констатировал Перовский Василий Алексеевич.
Это был тот самый генерал, который с 1833 по 1842 был Оренбургским военным губернатором и командиром Отдельного оренбургского корпуса. Он отличился в свое время тем, что успешно подавил башкирское восстание 1834–1835 годов и провел неудачный поход в Хиву в 1839–1840 годах.
Неудачный, да.
Но такой… Поражение это не являлось разгромом, и хан Хивы по итогам даже издал фирман, запрещавший брать русских в плен или покупать их. Чтобы смягчить набеги. Но помогло это мало и в оригинальной истории, и тут… особенно тут…
— Вы думаете? — с явным неудовольствием спросил военный министр, покосившись на Перовского.
— Да. Я готов взяться за реализацию этого плана. Лев Николаевич, у вас мысли изложены только так? В виде эскизов?
— Никак нет. Вот, — он указал на толстую папку на столе. — Там расписано подробно…
И тут прогремел взрыв.
Где-то вдали.
— Что это? — напрягся император.
Толстой же подошел к окну и скривился. Столб дыма поднимался оттуда, где он снял квартиру себе в доходном доме…
[1] Первое применение воздушного шара для разведки имело место в 1794 году во Франции.
[2] 100 саженей это 213 м, 46 верст это 50 км.
[3] 5–10 сажень это примерно 10–20 м.
[4] Здесь Лев Николаевич решил применить типичный для США XIX и XX века воздушный насос. Многолопастная крыльчатка относительно небольшого диаметра, которая разворачивается, как флюгер против ветра. Вращаясь, она через шестеренчатый редуктор, сильно понижающий обороты, приводила в движение кривошипный механизм, качавший вверх-вниз длинную тягу, уходившую вниз и приводивший простейшую помпу.