Железный лев. Том 3. Падаванство

Часть 3 Глава 5

1850, май 28. Анапа

— Давай! — скомандовал Дональд Маккей.

Услышав эти слова, рабочие стали выбивать подкрепления.

Несколько секунд.

И корпус большого корабля, чуть вздрогнув, медленно направился к воде.

Р-р-раз.

И подняв волну, он влетел в небольшую акваторию у Анапы, образованную двумя намывными косами. Вон — уже где-то на метр из воды торчали. Внутри же огороженного ими участка почти везде глубины в четыре сажени, ну или восемь с половиной метров, если на французский манер…

— Поздравляю! — произнес Николай Николаевич Толстой, пожимая руку Маккея. — От души поздравляю!

— Десять тысяч тонн! Как Лев Николаевич и желал.

— Отлично! Просто отлично! Сколько времени у вас уйдет на достройку? Мне не терпится выйти на нем в море и поглядеть, на что он способен.

— Месяца три.

— А меньше никак?

— Это первый такой корабль. Давайте не будем спешить. Ничего обещать тут просто невозможно. Если честно, я до конца не уверен, что мы за три месяца уложимся. Даже несмотря на то, что мы тщательно готовились и все мачты с реями и прочим уже изготовлены.

— Ну… пониманию. Хорошо. Подожду. А закладка следующего на какое число запланирована?

— Только через месяц, не меньше. Ближе к делу я вас извещу.

— Почему так долго?

— В процессе строительства было внесено много небольших правок в изначальный проект. Нужно навести порядок в чертежах.

— Не любите вы поспешать… не любите…

— Десять тысяч тонн, Николай Николаевич! Перед вами, пожалуй, самый большой корабль в мире![1] Мы вот прямо сейчас плюнули в лицо Владычице морей!

— Не простит?

— Не простит… ну да и черт с ней! Но и вы меня поймите. Представьте, какой скандал будет, если мой корабль развалится? Это же полное уничтожение моей репутации как кораблестроителя.

Николай Николаевич покивал.

Его нетерпение было понятным, но едва ли оправданным чем-то кроме собственных желаний. Сам брат относился к этой задаче намного спокойнее и в чем-то даже философски. Главное, чтобы до конца года этот клипер[2] вышел в рейс, пополнив его торговый флот.

Уже флот.

Из эскадры в трех парусников класса East Indiaman он увеличился до шести такого рода кораблей. Что уже можно было вполне назвать флотом, пусть и маленьким. Все они ходили одним конвоем в Латинскую Америку из Новороссийска.

Кроме того, завершился первый этап сделки по покупке железного парохода Great Britain, построенного в 1845 году Изамбардом Брюнелем. С 1848 года его лихорадило, мотая по рукам, переходя из одной компании в другую. И вот снова. Напрямую русским его продавать, конечно, никто бы не стал. Но Лев нашел испанскую «прокладку» и выкупил через нее. Теперь оставалось «посадить его на мель», где-нибудь в мутном местечке и выкупить у этой «прокладки» на металлолом самовывозом.

Как отреагирует правительство Великобритании?

Черт ее знает… но и неважно. Если бы корона была заинтересована в этом статусном корабле, то принимала участие в его судьбе, не позволяя болтаться на волнах судьбы без цели и смысла. Так что, если переименовать и сделать косметику могут и вообще проигнорировать.

Порт Новороссийска — место приписки этих кораблей тоже развивался.

Пять каменных башен артиллерийских прикрывали сам город. Две со стороны дороги на Анапу, одна перекрывала дорогу на Кабардинское село и еще две — защищали с юга, располагаясь у самой воды. Плюс три стояли на намытом и укрепленном отвале пятачке Суджукской косы. И такая же группа стояла на мысу со стороны Кабардинского села. Ну и последняя защищала само село со стороны дороги вдоль подножия хребта.

Вон сколько их настроили!

Аж целую дюжину!

Сейчас на них ставили 24-фунтовые крепостные пушки чугунные. Но Лев закладывался на монтаж своих нарезных 8-дюймовок. Для которых уже разрабатывался и шрапнельная граната, и картечная, в дополнение к ударной и бронебойной болванке.

Порт оформился.

С большим таким каменным пирсом, уходящим на приличную глубину. Пока одним, но уже взрослым. До такой степени, что в будущем по нему можно будет проложить сверхтяжелые рельсы для паровых кранов, и рядом — для вагонов.

Удалось соорудить три волноломных островков — искусственных рифов на подходах к бухте. В планах же в полный рост стояли волноломы из плавучих бетонных дебаркадеров. Ну, чтобы выводить их на большие глубины, не сильно затратным образом и мешая слишком уж подводным течениям.

Жилой фонд строился.

Каменный.

Склады.

Судоремонтный заводик с сухим доком и цементный проступали, угрожая с месяца на месяц войти в эксплуатацию…

Впрочем, главной проблемой Новороссийского порта были зимние ветра. Холодный воздух переваливал через Малиновый хребет[3] и прижимаемый к земле гравитацией и теплым морским ветром, начинал разгоняясь, спускаться к воде. И если на вершине хребта скорость ветра достигала обычно не более 5–10 м/с, то у воды в районе бухты могла «взлетать» до 60–80 м/с, достигая уровня полноценного урагана[4]. Даром что ограниченного по масштабу.

Да, не каждый год и даже не каждое десятилетие такой кошмар случался. Однако сильные ледяные ветра штормового уровня дули здесь каждую зиму месяц, а то и два совокупно. Из-за чего в эти дни порт Новороссийска превращается в опасную ловушку для кораблей. Да и людям легче не становилось.

Что с этим делать?

Лев Николаевич собрал консилиум в Казанском университете. Где резюмировали, что раз холодный воздух разгоняется постепенно и прижимается к самому склону, то там его и «ломать». То есть, замедлять, затрудняя его движение, и не давать разгоняться[5].

Сказано — сделано.

Будучи по духу тем еще волюнтаристом и большевиком, Лев не стал рассусоливать. По самой кромке встал первый барьер — обычная каменная стена по кромке хребта, закрывающий явные «промоины», дабы ветер распределялся более равномерно. А дальше уже шли каскады насыпей с профилем горнолыжных трамплинов. То есть, пологие со стороны набегающего ветра, а потом вильнув вверх резко обрывающие. Специально для того, чтобы ломать ламинарные потоки, формируя завихрения.

Никакой особенной прочности от этих валов не требовалось. Просто отвалы. Между которых старались сформировать густой массив хвойного леса в несколько ярусов. От вечнозеленых кустарников до здоровенных кедров… в будущем. Сильно в будущем. Вот перпендикулярно ветру и высаживали рядами деревья разных пород, чередуя ярусы. С зазорами между ними, чтобы обслуживать было можно и больше вихревых потоков, вызываемых переходами.

Вот.

И работы шли.

Быстро шли.

Благо, что рабочих рук хватало.

Из Османской империи уже переехало около десяти тысяч христиан, да из Соединенных штатов порядка восьми тысяч. И число переселенцев увеличивалось… активно прокручиваясь через «мясорубку» ускоренной ассимиляции.

В этом вопросе Лев, как раз большевиком не был. Поэтому не собирался оставлять своим наемным работникам право на самоопределение и прочие благости блаженные.

Кто там на каком языке говорит и во что верит графу было решительно неважно. В принципе. Просто потому, что им всем предоставлялись только и исключительно православные священники, а всякие переговоры и делопроизводство велось строго на русском языке. Причем это оговаривалось сразу, чтобы ни у кого никаких вопросов потом не было.

Ясное дело — знал этот язык мало кто из переселенцев.

Но не беда. Главное — желание изучать.

Религия же…

Лев Николаевич придерживался вестфальской логики: чья власть, того и вера. Просто для того, чтобы избежать совершенно ненужных ему религиозных конфликтов в таком интенсивном «плавильном котле».

Кто-то хочет молиться как-то иначе?

Пожалуйста.

Но дома, тихо и не привлекая внимания. Из-за чего, кстати, его люди даже не пытались вербовать мормонов, амишей и прочих представителей радикальных религиозных групп…

Он давал людям возможность построить жизнь в новой для них стране. Но на своих условиях. Которые, несмотря на определенную суровость выглядели намного лучше тех, в которых люди оказались в Соединенных штатах после поражения, и в Османской империи после начала массового притеснения христиан.

И дело шло.

Не только на словах, но и под присмотром казаков Бакланова, которые спуска никому не давали.

В плане питания этот бурный рост населения компенсировался целой флотилией из дюжины «шаланд», которые занимались ловлей рыбы. А также перекупкой зерна, которое бы ушло в этом случае на экспорт.

А вот топливо…

С ним имелась проблема. Обеспечить поставки нефти в нужном объеме граф пока не мог, поэтому вкладывался в уголь. Относительно местный — с Донбасса, который потихоньку-полегоньку развивался. Став самым крупным покупателем этого ископаемого топлива. Из-за чего ему пришлось примиряться с Михаилом Семеновичем Воронцовым — бывшим наместником на Кавказе. Для чего даже под ручку с императором навести его в Санкт-Петербурге, минувшей зимой.

Так-то он жил в Одессе, бывая в столице наездами. А тут вот — совпало…

— Николай Павлович, я не хочу с этим человеком иметь никаких дел.

— Даже если я вас попрошу?

— Прошу вас так не поступать. Я уже не так здоров и просто не вынесу такого.

— И вам не стыдно, Михаил Семенович?

Воронцов промолчал, не удостоив своим ответом графа — человека, из-за которого, как он считал, его сняли с кавказского наместничества. Что ударило и по его репутации, и по деньгам. Сильно.

— Шантажируете императора, угрожая увольнением. Со мной не хотите поговорить. Может мне вас на дуэль вызвать? — фыркнул Толстой.

— Лев Николаевич! — воскликнул Николай Павлович.

— А что я? Я ничего. Толковый же администратор, а строит из себя… прости господи, позорище.

— Не вам мне об этом говорить, молодой человек! — процедил Воронцов.

— А кому? Вы мне прямо скажите, что я вам такого сделал, что вы меня еще с Кавказа невзлюбили? Мне дядюшка говорил, что вы хлопотали чтобы бы более меня на Кавказ не назначать.

— Вы смутьян и нарушитель субординации!

— В чем и где?

— Лев Николаевич, — примирительно произнес император, — Михаил Семенович в обиде на вас за то, что вы лично привезли в столицу Шамиля, а потом советовали поставить наместником Ермолова.

— Серьезно⁈

— Прошу вас оставить этот вздорный тон в общении со мной, — процедил Воронцов.

— Михаил Семенович, нашли на что обижать. — хохотнул граф. — Шамиля я вез самым скорым образом так, как нас гнали. Я опасался, что его сторонники отобьют его. Кроме того, требовалось обогнать депеши, чтобы не дать английскому посланнику ничего предпринять.

Князь промолчал.

— Я в том свидетельствую, — кивнул император. — Леонтий Васильевич вполне надежно доказал, добыв важные документы, что англичане стояли за беспорядками на Кавказе. Где-то прямо, где-то посредством османских посредников.

— Мне в это с трудом верится.

— Но это факт. Да и сам Шамиль в том сознался, — широко улыбнулся граф. — Вы просто слишком верите в благость этих островных мерзавцев. А они, к слову, только меня трижды[6] пытались убить. И все чужими руками. Благородные люди? Отбросы Семен Михайлович. Обычные человеческие отбросы, просто многое о себе возомнившие. А вы попались на удочку их самопрезентации.

— Ну… не знаю… допустим. — нехотя произнес Воронцов.

— А мое предложение назначить Ермолова связано с вашей репутацией. Вы же хороший человек. А он одним своим именем ужас наводить. Как вы заметили — Кавказ с его приездом притих.

— Кровожадное чудовище он…

— Чтобы победить дракона, нужно завести своего собственного, — пожал плечами Лев Николаевич. — Вы слишком добрый и хороший человек, чтобы люди, привыкшие жить разбоем, вас слушались. Крови на ваших руках мало для уважения в их глазах.

— Видите, Михаил Семенович, — произнес император, — Лев Николаевич никогда не интриговал против вас лично.

— Меня, признаться, это совершенно не греет.

— А уголь вас будет греть? — поинтересовался граф.

— Какой уголь?

— Из бассейна в нижнем течении Дона и его правых притоков. Я с вами и хотел поговорить о том, что желаю провести модернизацию шахт. Тех, что в вашем владении и управлении. А Николай Павлович готов выделить денег из казны на эти нужды.

— Железные векселя. — поправил графа император.

— Чем вам так глянулись именно мои шахты? — нахмурился Воронцов.

— Я хочу компенсировать вам те неприятности, которые по моей вине с вами приключились. Я вам не враг и не желаю, чтобы между нами лежала тухлая черная кошка.

Михаил Семенович фыркнул.

Нервно, но уже не раздраженно. А потом спросил:

— И что конкретно вы предлагаете по шахтам?

Ну дело на лад и пошло.

Граф ему предложил точно такой же комплекс мер, который в Казанском университете разрабатывался для развития добычи угля к северу от Перми. Включая ручной электрический отбойный молоток, созданный Якоби по заказу графа.

Какая-то четверть часа беседы и из чуть ли не врага Лев превратился в партнера Воронцова. Ну а что? В пять раз увеличить добычу просто за счет организации труда — это не шутки. Граф же хорошо помнил идеи, на которых базировалось «чудо Стаханова», пошедшее потом в массы.

Принцип сбалансированной команды был не нов, но на добыче угля применялся в России впервые. Оказалось, что при разделении труда и правильном сочетании разных специалистов можно добиться в разы большей производительности, чем если каждый шахтер будет сам и рубить, и подкреплять, и грузить и так далее.

Так — слово за слово — сговорились.

Но при условии, что граф также подключится к программе Воронцова по развитию Черноморского судоходства. Император отмалчивался и наблюдал. Видимо, боялся спугнуть.

Лев же «на гора» и выдал идею разработки типового пароходика, чтобы и грузы возить, и людей. А в случае войны выступать как военно-транспортное судно широкого профиля, обеспечивая армию и флот.

Но потом.

Что вполне устроило Воронцова. Главное, Лев дал слово в присутствии императора. Таким не манкируют…

— Желаете подняться на борт? — поинтересовался Дональд, вырывая Николая Николаевича из собственных мыслей. Залюбовался он клипером. Залюбовался.

— А? Да, пожалуй, — согласился Николай Николаевич и проследовал за судостроителем на ялик.

Сел в него.

И довольно быстро оказался на борту «Ласточки». Именно так его брат решил называть корабли этого типа — в честь не хищных птиц.

Прошелся по палубе.

— Скорее бы в море… — тяжело вздохнув, произнес он.

— Война на носу. — заметил Дональд.

— Поэтому и тороплю.

— Это и гнетет. Я его строил-строил, а англичане захватят… обидно. Понимаете?

— Понимаю. Обидно будет, — согласился Николай Николаевич. — Поэтому очень важно, чтобы они его догнать не могли. Вы уж постарайтесь.

— Османы будут воевать тоже против нас. Проливы перекроют.

— Ничего страшного. Год-другой походит на других маршрутах. Например, обеспечивая продовольствием наш Дальний восток, подвозя его из Центральной и Южной Америки. Там присутствие англичан и французов минимально. А если кто и появится — то надобно уметь убежать. Поэтому скорость очень важно.

— Надобно… легко сказать…

— Если бы это было легко сделать, мой брат бы не искал одного из лучших судостроителей, — улыбнулся Николай Николаевич.

— Лесть, конечно, приятна… но… хм… все равно приятна. — улыбнулся Маккей.

— Всегда пожалуйста. Вам льстить мне самому приятно. Есть за что. Кстати, второй большой эллинг вы когда завершите?

— К осени, может быть, к концу года.

— А сухой док? Я видел, что вы его уже активно копаете.

— Сложно сказать. Разнорабочие с лопатами освободились, я их туда и отправил. Там же все бетонировать еще надо. Шлюзовые ворота ставить. Насосы. Паровые машины для них ваш брат, кстати, пока не поставил.

— Я потороплю его.

— Вы уж поторопите. Хотя даже так, едва ли получится что-то завершить раньше поздней осени. Лучше ориентироваться на весну.

— А малые эллинги?

— Это все потом. Даже не начинали. — отмахнулся Дональд Маккей.

Николай Николаевич кивнул, принимая ответ.

Вдохнул полной грудью.

Огляделся.

И улыбнулся, заметив ветряные мельницы на горе. Радовали они его. Сами по себе. Безотносительно к чему бы то ни было. Красиво.

Где-то в семи верстах к югу от Анапы на приличной высоте строился их конгломерат. К которому тянулась железная дорога с третьим рельсом, таким — зубчиками, чтобы в гору паровозу было легче взбираться.

Мельницы туда взгромоздили из-за того, что перепад высот давал ветер. Всегда. Из-за чего те самые ветряные мельницы и выглядели интересным решением для организации массового помола зерна перед его экспортом.

Сначала он хотел поставить простые. Потом это все модернизировать, планируя довести помол зерна до семидесяти-восьмидесяти тысяч тонн в год с минимальными издержками. А если тут пойдет все, то вообще все возвышенности между Анапой и Новороссийском утыкать ветряками, и даже строящиеся валы Малинового хребта ими оснастить.

Муторно.

Но вполне оправдано. Главное не делать каких-то трудных для ремонта и обслуживания решений. Для чего? Так может все на помол зерна и пускать. Глупо ведь его просто так вывозить…

Тем временем сам Лев наблюдает за одним очень неожиданным и необычным делом. А именно за прогревом головки калоризаторного двигателя.

Сделал он его на чистой импровизации.

Что-то вспомнил.

Что-то придумал.

Один большой цилиндр из ковкого чугуна. Сверху щели для продувки воздухом, снизу — выпускные. Нижние открывались поршнем, когда он опускался на три четверти, верхние — золотником через штангу.

Впрыск топлива через форсунку и плунжерный насос. Небольшой такой цилиндр из стали с поршнем и парой клапанов, с приводом от кулачкового механизма.

Воспламенение топлива происходило от нагретого элемента в головке цилиндра: калоризатора. Собственно, там только он и форсунка и находились. Сжатие всего 4-кратное, поэтому плунжерный насос можно натурально «пальцем делать», как и весь двигатель. Здесь и допусков в одну точку[7] — за глаза. Да, мощность упадет, а расход вырастит, но работать будет. Лев Николаевич, впрочем, мог себе позволить роскошь изготавливать такие двигатели, «ловя сотки», то есть, до 1/20 точки[8]. Что открывало невероятные возможности…

Подача топлива, кстати, шла самотека к насосу.

Водяное охлаждение термосифонное… ну, то есть, горячая вода уходила вверх, замещаясь снизу более холодной из радиатора. Который он «слепил» по типу привычного ему щелевого, только погрубее…

И все.

Двигатель простой как мычание.

Ресурс, конечно, явно похуже, чем у паровика. Но он был реально ОЧЕНЬ прост в изготовлении и обслуживании. Крупные чугунные детали. Чуть-чуть стали и меди… Мощности, правда, сильно ограниченные. Ну да и ладно. Даже двадцать лошадей будет за счастье, если на его базе сделать простенький трактор… много простеньких тракторов… А уж пятьдесят-семьдесят и подавно…

— Ну что, вроде прогрелось всё, — произнес Черепанов, наблюдая за калоризатором. Его в этом двигателе можно было выкручивать для прогрева на костре.

— Ты когда роман уже напишешь[9]? — ляпнул непонятно почему граф.

— А-а-а? — ошалело переспросил Мирон Ефимович.

— Не обращай внимания, — отмахнулся Лев Николаевич. — Задумался я. Запускай. Давай поглядим, что у нас получилось…

[1] Это так и было. На 1850 год кораблей водоизмещением в 10000 тонн еще не было. Самыми крупными были линейные парусные корабли 1-ого ранга, достигавшие 5000–5500 тонн. Маккей сумел шагнуть дальше из-за применения металлического набора, то есть, поступив так, как в истории и случилось, просто лет на сколько-то пораньше.

[2] Лев не стал вводить ломающий язык термин «винджаммер», оставив «клипер», так как винджаммер по своей сути просто большой клипер. К тому же клипер уже бытовал, а винджаммер — англицизм, который ему вводить было не с руки.

[3] С подачи Льва Николаевича Маркотхиский хребет переименовали в Малиновый. Ему просто надоело язык ломать.

[4] Ураган начинается с 33 м/с.

[5] Здесь автор описывает реализуемую в настоящее время решение с некоторой корректировкой, так как столько железобетона у него попросту не имелось.

[6] На момент разговора доходный дом еще не был взорван.

[7] Точка — это 0,254 мм.

[8] 1/20 точки это 0,0127 мм.

[9] Не обращайте внимания, это мини-пасхалка для одного конкретного человека. ^_^