1848, август, 29. Санкт-Петербург
Николай Павлович стоял у окна и смотрел на Неву.
Погода была изумительная.
Вечерело.
Легкий ветерок чуть-чуть тревожил поверхность. Однако и жары особой не наблюдалось. Из-за чего находиться тут — внутри Зимнего дворца не хотелось совершенно. Сейчас бы выйти да гулять до самого заката по набережным, а то и дольше. Ибо ночь обещалась статься теплой и нежной.
Но дела…
Он никогда не позволял себе манкировать обязанностями императора. И очень ответственно к ним относился. Да и вообще являлся человеком строгих правил, которые спрашивал в первую очередь с себя. Так, например, он никогда не курил, считая это совершенно недопустимым. Да и пьяным его никогда не видели.
Но время…
Николай Павлович тяжело вздохнул и, оторвавшись от созерцания реки, направился в собственный малый кабинет.
Подошел к приемной.
Там уже собралось Политбюро, как с легкой руки Толстого стали называть ближайший круг императора. Прижилось. Поначалу-то он предлагал называть его Малый совет, но им не понравилось — слишком пресно. Да и быть «малым», пусть и советом никто не хотел.
Сейчас в Политбюро входили цесаревич, военный и морской министры, иностранных и внутренних дел министры, а также начальник Третьего отделения, которое давно заслужило статуса отдельного министерства. И Лев Николаевич даже предлагал его таковым сделать, назвав Комитетом государственной безопасности. Чтобы всяких ненужных иллюзий ни у кого не возникало. В перспективе еще надо бы в Политбюро включить министра финансов, но он пока, опять же с легкой руки графа, числился кандидатом, как и Штиглиц — главный банкир России, считай эрзац версия главы центрального банка.
Николаю это все очень пришлось по душе.
Он любил упорядочивать и раскладывать по полочкам всё, с чем имел дело. И такой подход к ближайшему окружению более чем попал в точку…
— Давайте сразу к делу. Нас всех просил собраться Алексей Федорович. Ему и слово. — немного вяло и без всякого энтузиазма произнес император, когда все зашли внутрь и расселись.
— Господа, — произнес граф Орлов. — Ситуация вокруг Соединенных штатов Америки стремительно накаляется. Все меняется буквально на глазах. И требуется скорейшим образом решить, как нам поступать дальше.
— Что же там такого происходит?
— Наш экспедиционный корпус, уничтожив ядро полевой армии противника, сумел к текущему моменту освободить всю территорию Мексики. Сейчас он ведет боевые действия на территории Соединенных штатов.
— Хорошо. Просто отлично! — воскликнул Николай Павлович.
— Большие потери? — встрял военный министр.
— Заметные. Около тысячи человек. Но, в основном они санитарные. Климат-с. Большая часть вернется в строй в течение полугода.
— А в чем, собственно, накал обстановки?
— Про то, что Англия объявила войну и вторглась в Соединенные штаты с севера, вы знаете. Каких-то значимых сил сопротивляться там у Вашингтона нет, поэтому продвигаются англичане неплохо.
— Относительно неплохо, — возразил Чернышев. — Местные жители устроили партизанскую войну.
— Что не помешало англичанам дойти до Вашингтона, взять его и держать, расширяя контроль земель на запад — к Великим озерам. Опираясь на морское снабжение. Партизан же они самым безжалостным образом истребляют. Назначили награду за сведения о них, чем и пользуются. Местные жители довольно алчные. Остальных же просто не трогают. Поэтому тылы толком разгореться и не могут, и вряд ли там что-то значимое произойдет. Видимо, сделали выводы с предыдущих кампаний.
— И к чему вы это нам говорите? — напряженно спросил Николай Павлович.
— К тому, что к войне против Соединенных штатов присоединились Франция и Испания.
— Кто⁈ Испания⁈ — ахнули все присутствующие.
И это было неудивительно. После Наполеоновских войн эта страна пребывала в перманентном и весьма нешуточном кризисе. Они с 1830-х пытались модернизировать экономику, однако, католическая церковь и дворянство сдерживало эти порывы. Даже примирение с церковью в 1846 году не дало облегчения.
Грубо говоря, внутри Испании шла холодная фаза Гражданской войны. Когда вроде бы не стреляли и не резали никого, но страна находилась в натурально парализованном состоянии.
— Как? — с самым потрясенным видом спросил император. — Как они смогли это сделать?
— Королева сумела предложить многим обедневшим дворянам шанс улучшить свое положение, добыв плодородной земли, и спровадила их воевать за океан. Во Флориду. Чем они там успешно и занимаются, дело-то нехитрое — у Соединенных штатов там и нескольких рот нет. А с мирным населением они и в Испании наловчились управляться. Уход же массы недовольных дворян совершенно ослабило позиции католической церкви, укрепив власть королевы и ее правительства.
— И много этих кабальеро туда поехало?
— Королева пытается выпроводить за океан все активное дворянство. Даже подняла знамя новой конкисты[1]. Испания натурально бурлит.
— А французы куда полезли?
— В Луизиану свою. Я опасаюсь, как бы туда не влез еще кто-то. Да и вообще — дело идет к полному и окончательному разгрому Соединенных штатов. Их попросту растерзают. А нам оно совсем не нужно.
— Только нам?
— Англичане тоже не в восторге. Южные и центральные штаты их вполне устраивали независимыми. Кроме того, как я прекратил распускать слухи про королеву Викторию, они стали удивительно покладистыми. Видимо, она в бешенстве от последствий и очень не хочет повторения этой неловкой ситуации. — улыбнулся граф Орлов с ехидным выражением лица.
— Луи-Наполеон ищет быстрых успехов для укрепления своего положения, — произнес цесаревич. — Он не отступится.
— Королева Изабелла тоже. Осталось определиться нам — как поступать в текущей ситуации. Мы можем продолжить войну. Но с какой целью? Мы защитили Мексику. Что дальше?
— А как вы видите дальнейший ход событий?
— До Рождества, скорее всего, наши войска займут Техас. Или как местные говорят — Тэксес. Старую провинцию Мексики, отколотую от нее Соединенными штатами. И мы в состоянии присоединить ее к Мексике. Только зачем это нам? Можем и себе взять, но это сильно испортит отношение с Мехико — они видят в нас друзей, а не хищников, готовых растерзать и их самих при случае.
— А что Мексика может нам предложить взамен? — спросил цесаревич. — За помощь в возвращении этой провинции.
— Базу. — тихо произнес Дубельт, высказывая предложение Льва, которое он ему сообщал в переписке. А ее они вели насыщенную и много что обсуждали. По-дружески. Дубельту очень нравился необычный угол зрения графа на многие вопросы. Порой парадоксальный, но здравый.
— Что, простите? — переспросил граф Орлов.
— Мы можем у них попросить аренду лет на сто земли под военно-морскую базу за символическую плату. Чтобы гарантировать нашу торговлю с Мексикой.
— А западное побережье Соединенных штатов? — поинтересовался Чернышев. — Может, нам стоит занять его?
— Зачем оно нам? Эти земли же практически лишены населения. — пожал плечами Орлов.
— Так и есть, зато у нас идет сокращение армии, и старых солдат можно заселять в те края, выделяя большие наделы. Только жен подыскивай и сели.
Все переглянулись.
— Доступ туда очень ограничен. — покачал головой цесаревич.
— Но там хорошие земли и можно выращивать еду. Нашу еду. — заметил Дубельт. — Всем вам хорошо известный Лев Толстой видит очень выгодным занятие Россией еще и Гавайев. Пока они никому не нужны. Но в будущем позволят контролировать Тихий океан. В связи с этим держать за собой западное побережье Северной Америки очень полезно. Это как предполье главной базы на Гавайях.
— Вы хоть представляете себе, как сложно снабжать базы в таких далях? — тяжело вздохнув, спросил Лазарев.
— Да. Поэтому нам нужно строить торговый флот, — ответил Дубельт. — Свой. Большой и сильный.
После чего буквально пересказал идеи Толстого на этот счет. Лазарев их слышал, цесаревич тоже. И они обсуждались тут. Поэтому ничего нового не было сказано. Однако повторить их лишний раз оказалось полезно.
— Вообще-то, у нас набеги усиливаются, — как-то грустно произнес министр внутренних дел. — Америка — это замечательно. Но горят наши земли.
— Все-таки усиливаются? — мрачно переспросил император.
— Да. По нашим сведениям, из османов постоянно идут эмиссары в Хивинское, Кокандское и Бухарское ханства. И не с пустыми руками. Они везут деньги и оружие. Что и выливается в усиление набегов. Пока маленьких, но частых.
— А на Кавказской границе с турками что сейчас?
— Как ни странно, но там всё тихо. Словно бабка отшептала. Даже в бывшем имамате. Шамиль организовал совместное патрулирование дорог. Стычки единичны. После парочки показательных акций Ермолова все резко притихли.
— Старый конь борозды не испортит. — хохотнул Чернышев.
— Вот уж точно, — покивал император. — Александр Иванович, подготовьте в самые сжатые сроки меры для предотвращения этих набегов со стороны ханств.
— Поход нужен. — поджав губы произнес он. — Но… это плохая идея.
— И вы опасаетесь, что он завершится так же, как и в сороковом[2]?
— Да. Снабжение войск и обеспечение их на столь удаленных театрах боевых действий крайне непростая задача. — серьезно произнес военный министр. — Тем более в степи. Той степи.
— Лев Николаевич же придумал военно-полевую железную дорогу. — произнес граф Орлов. — Ее можно прокладывать вслед за наступающими войсками. Ставя по ходу следования опорные укрепленные посты с припасами. Хотя бы земляные редуты.
— Вы хотите положиться на мнение мальчишки? — нервно поинтересовался Чернышев. — Я слышал эти домыслы. Он просто не понимает обстановки на местах.
— Этот мальчишка сумел за одну кампанию, не командуя даже эскадроном, переломить ход войны на Кавказе, — вежливо заметил Дубельт.
— Случайность!
— Может быть. А если нет? Давайте отбросим в сторону то, кто это сказал. Что не так в предложении? Выбираем наше укрепление удобное для исходной точки наступления и начинаем от него тянуть железную дорогу. Располагая в суточных переходах редуты, в которых держать припасы. Разве тут есть что-то дурное или глупое?
— Это все очень дорого и долго. Нам придется тянуть такую дорогу от Эмбы или даже от самого Урала[3]. Совокупно как бы не тысячу верст. С мостами.
— Но, если так сделать, мы сумеем обеспечить тылы?
— Пожалуй. Хотя я полагаю, местные повстанцы вновь будут партизанить и станут разбирать пути.
— Я думаю, господа, — произнес император, — стоит направить письмо Льву Николаевичу. Раз уж это его идея, то пусть все обстоятельно посчитает. А мы подумаем.
— Тут и думать нечего! — отмахнулся Чернышев.
— А мы подумаем, — с нажимом произнес император.
— Хорошо. — нехотя кивнул военный министр.
— А у вас с этим графом все сложилось, Михаил Петрович? — обратился Николай Павлович к Лазареву.
— Мы отлично пообщались, но я не спешу с выводами.
— Серьезно? Отчего же?
— Говорит он славно и разумно. Но я жду, пока он воплотит в металле хотя бы что-то из обещанного. Поймите меня правильно — он кавалерист, а рассуждает о флоте. Интересно, не скрою. Но где флот и где кавалерия?
— А если он окажется не болтуном? — улыбнувшись, спросил Дубельт.
— То я бы хотел видеть его своим приемником. Потому как в отличие от многих действующих капитанов и даже адмиралов он смотрит вперед. Сильно наперед. Века на два уж точно. И ясно видит — зачем нам нужен флот и какой. По шагам. Если это все не пустые фантазии… хотя бы частью, то я оставлю флот ему с чистой совестью.
— Михаил Петрович, я правильно вас понимаю, вы желали бы видеть его моряком? — неподдельно удивился император.
— Да. Если не обманет в обещаниях.
— Чудны дела твои, Господи… — покачал головой Николай Павлович и перекрестился на образ.
— Я согласен, — произнес Чернышев. — Пускай лучше сует свой нос в корабли, чем в армию. Пользы больше.
Император едва заметно нервно дернул щекой.
Его уже порядком раздражало это предвзятое отношение Чернышева, которое, чем дальше, тем сильнее проявлялось. Он будто бы ревновал ко Льву. Оттого и злился, раздражаясь при любом его упоминании, стараясь всячески препятствовать его идеям и предложениям.
Присутствующие это тоже заметили.
Ну, кроме Чернышева, которого явно обуревали явные эмоции. Вон — сидел-пыхтел…
В то же самое время в Казани молодой граф Толстой беседовал с дорогим гостем. С Дональдом Маккеем — весьма перспективным, как ему казалось, судостроителем из США.
Война войной, а дела делами. Поэтому стряпчий Льва Николаевича вел очень активную деятельность в США по вербовке разного рода специалистов. Например, вывез на датских кораблях работников с арсенала в Харперс-Ферри, где некогда трудился Кристиан Шарпс.
Вот как англичане оказались поблизости, так и завербовал.
Корона очень жестко обращался со всеми местными производствами, старательно их уничтожая. Чтобы даже если война не выгорит, то устранить конкурента в лице Соединенных штатов. Поэтому работники и побежали.
Наслышаны уже были.
Всех таких деятелей англичане сгоняли в концентрационные лагеря[4] под открытым небом, и утилизировали, применяя самые жестокие меры. Тут и голод, и размещение под открытым небом, и расстрелы по любому поводу, и тяжелый каторжный труд по инженерному обеспечению их кампании. Но не умственный, а лопатой и киркой.
Вот работники предприятий и мерли как мухи. А впереди английских войск летела их слава…
На Харперс-Ферри к началу 1848 года трудилось 341 работник. Двадцать семь предпочти отступить на юг. Остальные же приняли предложение Льва, подписав контракт, и с семьями перебрались в Казань на постоянное место жительства.
Да, где-то четверть — разнорабочие. Но в Казани и их не хватало. А вот процентов за шестьдесят — это квалифицированные работники. Что было ценно. ОЧЕНЬ ценно. Разом пополнив предприятия Толстого на полторы сотни таких человек. Ну и инженеры с машинистами, так как на том арсенале имелось около сотни паровых машин…
Всего же за 1848 году уже удалось вытащить в Казань свыше трех тысяч ценных специалистов. По-настоящему ценных. Вот как этот кораблестроитель…
— Вы просите невозможного! — с некоторым раздражением воскликнул Дональд Маккей на английском. К его удивлению, граф свободно на нем общался. — И все мои учителя это, без всякого сомнения, подтвердили бы.
— Учителя?
— Учителя.
— Опытные кораблестроители?
— Именно так.
— В свое время один мудрец подметил, что, если какой старый, опытный человек говорит, будто что-то можно сделать — это почти наверняка так. А вот если говорит, что нельзя, то весьма вероятно он ошибается. — озвучил Лев собеседнику первый закон Артура Кларка. — Друг мой, не будьте стариком в столь юном возрасте.
— Какой-то странный мудрец. — покачал головой Маккей.
— Да вы сами посудите. Каждое новое поколение проходит немного дальше. Вспомните, что кричали в Париже по поводу локомотивов? И что же? Все страхи и ужасы оказались пустышкой. Потому что молодые пришли и сделали то, что старики считали, будто бы сделать нельзя. На этом стоит человечество. В этом и суть смены поколений. Они ведь не просто так меняются.
— Может быть… — нехотя согласился Дональд.
— Черт возьми! Будьте как пират!
— В строительстве кораблей? — удивился Маккей.
— В отношении к жизни. Единственный способ обнаружить пределов возможность состоит в том, чтобы отважиться шагнуть немного дальше — в невозможное. — озвучил граф ему второй закон Кларка. — И мне нужны, чтобы вы это сделали вместе со мной. То есть, просто пошли и построили большой парусник с четырьмя или даже пятью мачтами водоизмещением десять тысяч тонн. Быстрый. Максимально быстрый. Но пригодный для эксплуатации минимальным экипажем. Поэтому с паровыми лебедками и тому подобными ухищрениями.
— И паровой машиной…
— Да. — кивнул Лев. — На случай маневра в порту или неудобных местах. Причем не с винтом, а с водометом[5].
— Но почему⁈ — нахмурился Дональд. — У него же низкая эффективность!
— Это так, — согласился граф. — Но у него нет винта, который мог бы мешать движению под парусами. Кроме того, можно использовать одну и ту же паровую машину, как для хода, так и для подруливания. Ставим ее, допустим, ближе к корме. Там же в днище водозабор для парового насоса. А от него задвижками регулируем потоки. Надо? Направляем на маршевый ход. Надо? Поворачиваем нос. Представляете, как он сможет крутиться и вертеться в порту и узостям? Сам. Без буксиров и шлюпок.
— Ну… задумчиво промычал Дональд Маккей.
— На рейс ему часов двадцать от силы потребуется. Поэтому можно на нефтяном отоплении котлы поставить, чтобы с дровами и углем не возиться.
— А центральная машина, она какая будет?
— Мы туда серийную «трешку» можем поставить. Двести лошадей.
— Мало. Очень мало. Просто совершенно недостаточно.
— Две поставим. Если движитель водомет, то там без разницы сколько. Каждая же просто качает воду. Да и скорости ему нужны лишь для маневра.
— Маловато, но занятно, да. — кивнул Дональд.
— То есть, в принципе вы уже не против?
— А где мне этот корабль строить?
— Смотрите, если мы договоримся, то вы езжайте в городок Анапа, посмотрите, что там к чему, а потом в расположенный рядом Новороссийск. В Анапе лучше климат и погода, но мелко.
— А вы бы что посоветовали?
— В принципе земснаряды достаточно мощные у меня уже есть, так что мы можем с их помощью сформировать искусственный фьорд. Запустить таких снарядов, которые бы углубляли дно, отваливая грунт направо и налево, формируя параллельные косы. Причем быстро. От стапеля на берегу можно за год-два все это проложить. Сколько нам потребуется? Пять метров?
— Лучше футов на тридцать закладываться. Если вы хотите строить большие корабли.
— Это где-то десять метров… угу… да, мои земснаряды вполне смогут работать с такими глубинами.
— Если это так… хм… — задумчиво произнес Дональд Маккей, — то, быть может, в будущем имеет смысл с помощью намывных кос сформировать закрытую акваторию возле верфи? Чтобы во время штормов там было спокойно.
— Да, это не проблема. Я вам дам сопровождающих, они дорогу покажут. Вы как приедете — гляньте что там к чему и как лучше развернуться. Напишите мне подробно. А потом отправляйтесь в Соединенные штаты и навербуете рабочих. Под себя. Чтобы корабли строить хорошие. Вы ведь понимаете, я надеюсь, что мой зуд едва ли утолит один корабль в десять тысяч тонн. Я хочу целый торговый флот, чтобы из Черного моря он ходил в Новый Свет и Азию.
— Какие у вас амбиции… — хмыкнул кораблестроитель.
— Ну, так я надеюсь, у вас они ничуть не меньше. И мы сможем помочь друг другу.
— Да, пожалуй. Да. — кивнул Дональд. — Признаться, я не верю в то, что у нас хоть что-то дельное получится, но… я просто не могу отказаться.
— Жжет?
— Не то слово! — улыбнулся он с легким безумием в глазах.
[1] После завершения освобождения (реконкиста) Пиренейского полуострова от мусульман в 1492 году с некоторым лагом началась конкиста, то есть, завоевание мира и в первую очередь Нового Света.
[2] Здесь имеется в виду Хивинский поход 1839–1840 годов, отдельного Оренбургского корпуса Русской армии против Хивинского ханства, который закончился поражением России.
[3] Здесь имеется в виду река Урал.
[4] Первые концентрационные лагеря (для гражданских) придумали англичане в годы последней Англо-Бурской войны на рубеже XIX-XX веков. В данном случае они чуть-чуть упредили собственное изобретение. Тем более что в Англии с середины XVI века практикуются близкие к концлагерям приемы, вроде Workhouses, то есть, каторги, на которые сгоняли нищих и бродяг для «изоляции нежелательных элементов». Да и лагеря для военнопленных в Наполеоновские войны (и не только) имели все признаки концлагерей.
[5] Водометный движитель был изобретен еще в последней четверти XVIII века и в дальнейшем совершенствовался. В одной только Англии в период с 1830 по 1860 зарегистрировано 35 патентов, связанных с ним. Просто он не находил ниш для практического применения.