Железный лев. Том 3. Падаванство

Часть 3 Глава 3

1850, февраль, 25. Санкт-Петербург

В Зимнем дворце вальсировали.

Красиво так.

Лев же стоял в сторонке у фуршетного стола и не знал, куда себя деть. У него отчаянно «хрустела французская булка» в голове.

Да, граф. Да, вхож к императору. Да, богат.

А все равно — прошлое давало о себе знать. И ему тяжело было воспринимать такого рода праздники. Излишне пышные и яркие. Этакие парады тщеславия.

Умом он понимал — это витрина страны.

Через нее идет демонстрация успеха и благополучия. Дурным образом, конечно. Но как умели и как было принято в Европе, которая задавала моду на такие вещи. Однако терзало все равно… давило, видимо, аукаясь старое воспитание с еще советскими паттернами и стереотипа.

Хотя…

Если подумать, то Прибалтика в позднем Союзе была той же самой «французской булкой», только на свой лад. Когда сущая горстка людей совершенно немотивированным образом жила за счет остальной страны на значительно более высоком уровне.

Не партийная номенклатура, конечно, но разрыв был достаточно силен и вполне сопоставим с тем, в котором находилось мелкое служилое дворянство и крестьяне в эти дни. А это все? Ну… перебор. Или нет… черт его знает. Статусное потребление элит всегда оставалось таковым, менялось лишь их форма…

— Граф, а почему вы не танцуете? — подошла к нему с вопросом дочка Николая I. Та самая, с которой он когда-то заочно конфликтовал.

— Связки потянул на ноге, Мария Николаевна.

— Серьезно?

— Хожу через боль. — невозмутимо ответил он.

— А что говорят врачи?

— Тоже, что всем. Рекомендуют съездить на минеральные воды и поставить клизму.

— Я пришлю вам своего самого лучшего врача.

— Массажиста бы хорошего.

— Кого?

— Специалиста по разминанию мяса. Он, конечно, связки не вылечит, но сильно облегчит последствия. Я слышал, что в Сиаме есть целая культура такого лечения.

— А что еще они лечат?

— Самому интересно. Хоть отправляйся в путешествие. Слухи слишком уж разнообразны. Злые языки массажистам приписывают могущество излечения буквально всего — от ячменя до мужского бессилия. Но где врут, а где приукрашивают отсюда не разглядеть.

— Так может, и со связками массажисты не помогут?

— Может быть. Но мне знакомый моряк рассказывал, который там у мастериц местных лечился. На мой взгляд, он хромает, как и прежде, но настрой куда как боевой. И боли ушли.

Легкая перчинка в их беседе явно понравилась Марии Николаевне.

Они и раньше пересекались, но в большом кругу и почти что не могли поговорить. А тут — вот, наконец-то пересеклись в условно нейтральной обстановке.

— Я слышала, что в Лондоне сущий переполох, — осторожно произнесла она, наблюдая за реакцией мужчины.

— Опять ведьм своих ловят?

— Почему ведьм?

— А вы англичанок видели? Что лошади. Всех красивых дам поистребили в своих пуританских припадках.

— Истребили? — несколько напряглась она.

— А вы не слышали эту историю?

— Пожалуй, что нет.

— Скверная она. С первых Тюдоров до самого XVIII века в Англии истребляли красивых женщин. Почему? Так, все эти инквизиции в протестантском исполнении получились совершенно вывернутыми искаженной мерзостью. С их помощью грабили неугодных под благовидным предлогом, либо вот так стремились удовлетворить животную природу. Отказала красавица? Ведьма. А уступила — тем более сжечь ее, пока болтать не начала, рассказывая о грехопадении этих апологетов высокой морали.

— Жуть, — покачала она головой с явным скепсисом в глазах.

— С тех пор и повелось, что большая часть английских дам стараются сойти на кобыл, чтобы не дай бог не привлечь к себе ненужное внимание.

— А я слышала, что там хватает красавиц.

— А что, если они все не англичанки? Или приехали, или прятались по дальним углам Шотландии, Уэльса, Корнуолла или даже Ирландии?

— А это не Англия?

— Ну что вы? Какая же это Англия? Это покоренные ею королевства, которые они до сих пор боятся включить полноценно в английскую корону.

— Надо будет рассказать новому английскому посланнику. Он как раз шотландец. — улыбнулась Мария Николаевна.

— О да… Шотландия. — улыбнулся граф. — До меня дошли слухи, что какой-то шутник прислал королеве Виктории килт в цветах дома Брюса.

— Серьезно⁈ Я ничего не слышала об этом.

— Порой слухи очень избирательны. — развел руками Лев Николаевич. — Вроде гуляют по одному и тому же залу, только не все их могу услышать.

— Пожалуй. И что же королева?

— Самому интересно. Династия Брюсов ведь утратила престол Шотландии очень давно, а тут такая… хм… шутка. Полагаю, что Виктория Эдуардовна очень зла.

— Как-как вы ее назвали?

— По-нашему, по-русски. А то все по туземному как-то ее кличут, словно болонку какую. Вот я и решил уважить.

— Неужели в вас нет ни капли уважения к короне Великобритании?

— А вы бы уважали тех, кто поднялся и укрепился на работорговле и наркоторговле? Да еще пиратством перед тем промышлял. А потом удерживал свое положение за счет интриг, политических убийств, организации революций и прочих пакостей? Как по мне — это бешеные собаки, которых надо давно уже пристрелить. Из жалости.

— Грубо, слишком грубо.

— Зато честно. А в нашей стране, чтобы не болтали интеллигенты, а главной народной ценностью является справедливость. Хотя бы мнимая.

— Вы опасные вещи говорите, не находите?

— Так ваш отец и является воплощение высшей справедливости для своих подданных. Простые крестьяне верят в то, что он бы и рад им помочь, да либо окружающие его «бояре» лгут, либо искажают его приказы. И это совсем не шутка. В России держава суть государство. Какой бы у нас режим не установи, пусть даже самую горькую демократию со всеобщим избирательным правом, правителю все равно надлежит быть государем. Как бы его ни обзывали. В отличие от западной традиции.

— Хм… занятно. — задумчиво произнесла она.

— Мы другие. Мы очень близкие к западу, но другие. Прежде всего вот тут, — постучал граф себя по голове. — И запад никогда не примет нас как равных. В его картине мира нам есть место только на его задворках.

— Отчего же? Мне кажется, что вы сгущаете тучи.

— Тогда, быть может, вы объясните, почему наша элита так рвется хапнуть денег тут и потратить их там? Словно мы колония запада? Почему не наоборот? Наш Кавказ прекрасен, да и Урал ничего. А уж Алтай просто великолепен. Да много у нас всяких мест хороших. Однако от них воротят и едут бог знает куда. Бегут просто. Словно чужедомные воришки.

Мария Николаевна нахмурилась.

— Мрачный вы человек. — наконец, после долгой паузы, произнесла она.

Лев уже хотел что-то ответить, но в этот самый момент танец завершился. И в помещение вошел Николай Павлович. Да и супруга освободилась после вальса.

Она блистала.

Ее вызывающий наряд эпатировал и привлекал внимание. Как и украшения.

— Господа, я прошу минутку внимания! — громко произнес герольд. Но это было явно лишним, все и так замолчали, тем более что и музыка прекратила играть.

— Лев Николаевич, подойдите, — громко произнес император.

Граф подчинился.

Стараясь максимально сохранять самообладание. Все-таки эта сценка не была задумана заранее, отчего несколько напрягала.

— Господа, — продолжил Государь, когда Толстой подошел к нему, — совсем недавно были завершены испытания нового орудия, разработанного Львом Николаевичем. Без малого две тысячи выстрелов на отказ! На гарантированный отказ! Так-то его разорвало на три тысячи двухсот седьмом усиленном выстреле.

Все поаплодировали.

Дамы из вежливости.

Офицеры с явным восхищением, ибо показатель изрядный.

Остальные за компанию.

— Посему я решил поздравить графа досрочным присвоением чина майора.

Все снова поаплодировали.

Вяло.

Для столичного общества было совершенно неясно, зачем из-за такое мелочи отвлекали их внимание. Император же продолжил:

— Кроме того, Лев Николаевич по свидетельству нашего морского министра представил массу всяких усовершенствований для флота, и укрепления нашего морского могущества. Включая производство самых современных корабельных паровых машин и пушек. Много лучше английских. В связи с чем, удовлетворяя ходатайство Михаила Петровича, я перевожу графа в морское ведомство и поздравляю чином капитан-лейтенанта[1].

В этот раз аплодировали сильнее, но как-то рассеяно и невпопад. Видимо, людей потряс этот перевод ничуть не меньше самого Льва Николаевича.

— Кроме того, господа. — продолжил император. — Лев Николаевич сумел наладить производство отличных отечественных рельсов и принял самое деятельное участие в подготовке множества реформ. Где оказался крайне полезен. В связи с чем я награждаю его земельным участком в столице, передавая под строительство его особняка Новую Голландию. С разрешением строить там все, что его душе будет угодно, без ограничений по высоте, стилю и желанию. Главное, чтобы граф уже обзавелся приличным жилищем в столице, прекратив слоняться по доходным домам как бедный родственник. Все ж один из самых богатых людей империи…

Теперь аплодисменты ревели.

Значимая награда.

Император ОЧЕНЬ редко такими жаловал.

Ну и, заодно, фактически вводил в местный бомонд, представляя, как одного из своих ближайших сподвижников. Любимчика, по сути. Хотя, конечно, такое говорить было сложно. Успехов-то за Львом Николаевичем действительно числилось изрядно.

На этом и Государь и завершил.

Император пожал руку графу. Обнял по-дружески. И того утащили моряки во главе с Лазаревым. Пить. Точнее, обмывать. Михаил Петрович не один месяц готовил почву для того, чтобы того тепло приняли.

Не все.

Ну хотя бы кто-то. Во всяком случае те, что радели за флот и вдохновился идеей превосходства в артиллерии и машинах над царицей морей. А уж как от этих слов императора загорелось у английского и французского послов…

— Видите, мама? — усмехнувшись, произнесла Наталья Александровна.

— Возможно, возможно… — тихо пробурчала Наталья Викторовна.

— Вы все еще в нем сомневаетесь?

— Вы знаете, что я ужасно сожалею о вашем проживании в Казани.

— Теперь у нас появится возможность построить особняк и в столице. И какой!

— Новая Голландия — ужасное местечко. — фыркнула она. — Да еще на второй линии от набережной. Если бы это не был целый остров, я бы подумал, что император бросил ему подачку.

— Мама, — покачала головой Наталья Александровна.

— Что мама? Я надеюсь, до самого лета вы погостите у нас?

— Едва ли… меня одну он не оставит. Сам же почти наверняка поспешит вернуться к делам.

— Вернутся? А эта безумная канонада⁈

— Карьера сама себя не построит.

— В эти года у него уже восьмой класс!

— Всего лишь восьмой класс. Поправьте меня, мама, но капитан-лейтенант даже фрегатом командовать не может. Офицер на побегушках.

— Ему надобно скорее из моряков уходить. Хотя бы артиллеристы. Это совсем никуда не годится.

— Мама… — покачала головой Наталья Александровна.

— А что мама? Наш флот ничтожен и едва ли позволит снискать славу с богатством.

— Отчего вы так решили?

— Ой, милая. Неужто вы не слышали? О том в Европе все судачат, высмеивая убогость и ничтожность наших моряков. В газетах пишут, в салонах говорят.

— А как же Лазарев? Как же наша победа при Веракрусе?

— Ах, оставьте, милая моя! Это избиение туземцев! В Лондоне над ним снисходительно улыбались. Они бы даже постеснялись о том заявлять.

— Вы мама, что отрава. Все вам не так, все вам не то.

— Я о вашем же благополучии пекусь, милая моя. Ну какой флот? Что он там сможет достичь? Еще и сгинет дурным образом. В России моряки — так, для вида. Недаром в них идут самые бедные, не способные позволить себе даже служу в артиллерии.

— А вас не смущает то, что Государь моего Льва назвал одним из богатейших людей империи?

— Он великодушен, — мягко улыбнувшись, ответила мама.

— Пожалуй, в отличие от вас.

— Я себе такой роскоши позволить не могу. И вы, моя хорошая.

— Так и не болтайте пустого. Приезжайте в Казань и поглядите, как мы живем. А то, сами себе каких-то ужасов навыдумывали и теперь мне голову морочите.

— Наталья!

— Что, Наталья⁈ Вы, мама, потеряли связь с реальностью. Повторюсь, приезжайте в Казань да поглядите все сами. С отцом и иными. В новом нашем особняке местами всем хватит.

— Понимаю. По лавкам да сундукам положите? Меня старую на печь бы. Чтобы кости не ломило.

— Или в печь! — в сердцах хватила Наталья Александровна и развернувшись, быстро удалилась от матери. Благо, что знакомых хватало и было с кем поговорить.

— Зря ты с ней так, — буркнул граф Строганов.

— Она только так понимает.

— Лев может обидеться.

— Ой, и ты туда же?

— Поверь, милая, по слухам, от его гнева пострадал даже всесильный лорд Палмерстон.

— Этот старый дурак просто выжил из ума! Пить меньше надо!

— Я тебе скажу по секрету, милая, — улыбнулся с видом заговорщика граф Строганов, — но я навещал тот полигон, когда стреляли.

— Славная пушка?

— Само собой. Но куда любопытнее то, что каждый мой визит наш любимый зять находился где-то не на виду. Я его так ни разу и не смог там встретить. И даже найти. Его видели, но вот-вот. А куда он ушел не видел никто.

— К чему ты клонишь?

— К тому, что в этой истории с лордом Палмерстоном нет дыма без огня. И Государь ой не зря его так одарил.

— Вздор!

— Как вам будет угодно, милая, — усмехнулся Александр Григорьевич.

— Он просто не мог тайно съездил в Лондон и устроить там весь этот шум!

— Я же не спорю, — хохотнул граф. — Не мог, значит, не мог. Вам лучше знать.

Она молча уставилась на мужа.

И ей вдруг стало не по себе. Очень уж он от души потешался, чуть ли не за дурочку ее держал своей манерой. Он обычно себе такое не позволял.

[1] Капитан-лейтенант — это военно-морское звание 8 класса, равное сухопутному майору или коллежскому асессору из гражданских чинов.