1850, январь, 22. Лондон
— И как это понимать? — строго спросила королева Виктория, глядя на лорда Палмерстона, стоявшего перед ней с совершенно уничтоженным видом.
— Что случилось? — более настороженно поинтересовался принц Альберт.
— Этот колдун… он в Лондоне.
— Какой колдун?
— Лев…
— Что вы мелете? Какой Лев? Может быть, вам нужна помощь врачей?
— Всё… всё, что нажито непосильным трудом, — снова запричитал лорд.
Королевская чета тяжело вздохнула. С явными нотками растущего раздражения.
Этот ирландец начинал их раздражать.
Да-да, именно ирландец, так как Генри Джон Темпл 3-ий виконт Палмерстон происходил из ирландской аристократической семьи.
В двадцать лет он начал делать политическую карьеру в Англии, пробиравшись в парламент через «гнилые» местечки[1] и прославившись тем, что постоянно выступал, оправдывая любые мерзости, творимые правительством Англии.
Верный пес.
Преданный пес.
И совершенно шелудивый, так как старался быть большим англичанином, чем сами англичане. Ну, чтобы ему не вспомнили ирландское происхождение.
Потом двадцать лет очень странной службы на посту военного министра без права голоса. То есть, в сущности, простого секретаря, который самым рачительным образом исполнял распоряжения старших товарищей.
Формально — консерватор. Но когда герцог Веллингтон возглавил правительство, то сразу же вышвырнул его на улицу. Просто потому, что на дух не переносил таких подхалимов и услужливых слизняков. Да и вообще… для него этот «ирландский лорд» и человеком-то был весьма условно.
Пару лет в оппозиции… и снова служба. Теперь уже полновесным министром иностранных дел. Ему, наконец, что-то доверили. И тут он развернулся во всю ширину своей мерзкой душонки. И все, что ранее поддерживал на словах, стал претворять в жизнь. Через что репутация Великобритании покатилась в тартар.
Нет, конечно, она и раньше не имела образа честного игрока, но хотя бы старалась блюсти внешние приличия. И того же Павла Петрович фактически убивали люди, формально не связанные с Лондоном. Свои. Все знающие люди понимали большую глубину ситуации, остальные же… да и доказать почти ничего было невозможно.
На тоненького.
Но сохраняя приличия.
Даже несмотря на то, что в годы Наполеоновских войн Великобритания была готова на любые шаги, ради выживания и уничтожения выпущенного ей же джина… Но все же. Поддерживалась игра в приличия.
До 1830-ого года тоже.
А вот с «воцарения» в министерстве этого ирландца все пошло наперекосяк. И королеве Виктории приходилось постоянно краснеть за его действия. Впрочем, людей, которые его поставили, лоббируя назначение, это устраивало. Они уверовали в свою силу и неуязвимость, начав чудить… в том числе и руками этого ирландца…
— Прекратите причитать! — рявкнул принц Альберт, которого это бормотания Палмерстона немало разозлило.
Тот заткнулся.
— Повторяю свой вопрос. Что случилось?
— Он заставил меня написать дарственную на все движимое и недвижимое имущество. Теперь я совершенно нищий человек. Даже одежда на меня больше не моя.
— Он это кто? Кто вас заставил?
— Граф Лев Толстой.
— КТО⁈ — хором переспросила королевская чета.
— Он в Лондоне. Явился со своими головорезами ко мне домой. Угрожал превратить в живой труп этим колдовским зельем… А перед этим избавился от моих людей.
— У вас жар? Вы бредите?
— Нет-нет. Он тут. Это точно! И это ужасно!
— Я буквально вчера получил письмо от Луи-Наполеона, — произнес принц Альберт. — И тот немало тревожился тем, что в Санкт-Петербурге идут большие, но совершенно непонятные опыты с новой бомбовой пушкой. Вот прямо сейчас. Стреляют и стреляют. Сотни выстрелы. И руководит этими опытами лично граф Лев Толстой. Вы полагаете, что он может находиться сразу и здесь, и там?
— Но я его видел!
— Серьезно? И когда он прибыл?
— Да, но…
— Как он попал на остров?
— Прилетел на метле? — фыркнула раздраженно королева Виктория.
— Я не знаю… честно. Но он пришел со своими людьми ко мне домой. Причем набрался наглости надеть русский мундир и даже ордена. Избавился от всех, кто мне служил. И заставил уже меня подписать дарственную. А потом выбросил посреди ночи в трущобах…
— Полицейские, что отбили вас у бедняков, сэр, они сказали, что вы были изрядно пьяны.
— Перед сном я выпил чуть глинтвейна.
— Серьезно? А почему полицейские все как один заявили, будто от вас несло виски? Не пахло, а именно несло. Словно от мертвецки пьяного портового грузчика.
— Перед тем как выбросить с мешком на голове, эти мерзавцы меня облили дешевым шотландским виски. Судя по запаху, с островов[2].
— Вы разобрали запах? — с иронией поинтересовался принц Альберт.
— Конечно! Оно же воняло торфом! Просто смердело им.
— И вы скажите, что сами его не пили?
— Я могу на Евангелии поклясться в том.
— Даже так? Интересно… А почему вы решили, что люди в вашем особняке мертвы? — спросила королева Виктория.
— Как же иначе они могли проникнуть ко мне? — растерялся лорд.
— Их сегодня опрашивали. И они сказали, что, когда легли спать, все было тихо и спокойно. Вы заканчивали работать с документами у камина. Утром же они вас не нашли дома. В потухшем камине были видны следы сожжения множества бумаг. Каких именно уже не разобрать. А рядом валялось три пустые бутылки с остатками того самого дешевого островного виски[3].
— Нет… нет… — покачал головой лорд Палмерстон. — Этого не может быть!
— Вы этого не помните?
— Я не пил виски!
— Но ваши же слуги сказали, что пили.
— Соврали!
— Серьезно? — улыбнулся принц Альберт.
— Джон… он никогда не ложится спать раньше меня. Он подавал мне тем вечером глинтвейн. Он тоже говорит эту жуть?
— Они все утверждают, что спали и ничего ночью не слышали.
— Снотворное, значит… вот мерзавец.
— Вы совершенно заврались, — покачала головой королева Виктория.
— Я клянусь! Всем чем угодно! — взвился лорд Палмерстон.
— После того, что вы устроили, веры вашим словам немного, — усмехнулся принц Альберт. — Тем более что о делах графа буквально на днях сообщили в Санкт-Петербурге представители французской миссии.
— Но я не вру!
— Конечно, конечно, — покивала королева Виктория. — Нам сказали, что вы можете вполне искренне верить во все эти выдумки.
— Этот мерзавец поставил на меня тавро! Вот сюда, — указал лорд на свою ягодицу. — Я могу показать.
— Не стоит, — скривился принц Альберт.
— Но это правда!
— Вот только вы были довольно долго в руках бедняков. И они обходились с вами… кхм… очень скверно. — немного потупился принц Альберт. — И это ваше тавро ничего не доказывает, кроме того, что его поставили совсем недавно.
— Но… боже… — покачал головой лорд, не в силах подобрать слова. — Не мог же я все это придумать? А дарственная? Я ведь ее подписывал вот этими руками… — произнес он, поглядев на пальцы. — Вон и капелька чернил… хотя, что это доказывает?
— Ничего.
— Да… да…
Он отвернулся и поглядел в окно. Почти сразу нахмурившись.
— Вы хотя бы раскаиваетесь? — устало спросил принц Альберт.
— А там… — указал рукой лорд Палмерстон. — Это не пожар?
— Похоже, что он. — чуть помедлив, ответила королев Виктория.
— Столб дыма поднимается с Даунинг-стрит? Да?
— Отсюда не видно. Может быть, что-то и дальше горит. — хмуро произнес принц Альберт.
— Колдун еще в городе!
— Да какой колдун⁈ — рявкнул принц Альберт. — Прекратите!
— Но…
— Погодите, — остановила их королева. — Этот граф в Санкт-Петербурге. Он руководит там испытаниями пушки, которую второй год пытается убедить императора принять на вооружение. Чтобы производить и продавать ему.
— Но это невозможно! Я же видел его! — снова попытался возразить лорд Палмерстон.
— Это не только возможно, но и достоверно известно. — излишне жестким тоном перебила его королева. — Вверенное вам министерство утром отчиталось, подтвердило факт испытания пушки. Ее расстреливают на поле возле Санкт-Петербурга. И граф Лев Толстой руководит там всем. Он какие-то замеры делает после каждого выстрела. По орудию и снаряду. Какие — разобрать пока не удалось. Но ни пороха, ни снарядов они не жалеют — бьют боевыми. В городе хорошо слышно.
— Но я не вру! Мне просто фантазии не хватит все это придумать!
— Предположим. Но в этом случае вы видели не графа, а того, кто выдавал себя за него.
— Да? Чертовщина какая-то… — покачал лорд головой.
— Именно!
— Но я же подписывал дарственную.
— Какая дарственная? О чем вы говорите? Возвращайтесь в свой особняк и живите спокойно. — хмыкнула королева Виктория.
— Мне страшно… честно. Очень страшно.
— Из-за того, что эти неизвестные ворвались к вам домой и угрожали? — деловито поинтересовался принц Альберт.
— Да, конечно! Я был полностью в их власти. Это просто ужасно. Они хотели меня пытать… посадить на кол, а потом… о боже… потом граф достал флакон с эстусом — этой жуткой отравой, превращающей человека в живой труп. Никогда в моей жизни мне не было так страшно. Я ведь читал очень подробные отчеты о том несчастном юристе…
— Как он выглядит? Этот флакон.
— Небольшой такой, со светящейся жидкостью, приковывающей все внимание. Ужасно потусторонней. Словно какой-то огонек внутри у нее блуждает.
— Вы точно ничего не напутали? — поинтересовался принц Альберт. — Существуют вещества, которые в темноте светятся.
— О нет! А запах⁈ Я как его увидел, прямо пахнуло пылью и сыростью могильной. Да и ощущение… меня проняло ужасом до самого нутра. Словно это не смерть, а нечто много хуже.
— А этот ваш выдуманный гость, — произнес принц Альберт. — Он вам что-то говорил?
— Он назвал нас всех варварами, которые разозлили кого-то там. Я, признаться, не запомнил.
— Варвары? — удивился принц Альберт. — Вы уверены?
— Полностью. Он неоднократно называл нас всех варварами, туземцами и дикарями, которые возомнили о себе слишком многое.
— И почему же он вас не уколол той дрянью? — поинтересовалась королева.
— Эстусом?
— Да.
— С его слов — только из-за просьбы императора. Иначе бы он всех нас убил. Дескать, в состоянии достать любого, где бы он ни прятался.
— Звучит ужасно, — покачала головой королева Виктория.
— В том случае, если он не врет. — возразил принц Альберт.
— А если это правда?
— А если это вообще нашему бедному министру приснилось?
— А пожар? — робко спросил лорд Палмерстон.
— Не всегда у двух событий один корень. Случаются и дрянные совпадения. В любом случае, сэр. Вы едва ли в состоянии выполнять свои обязанности. Если вам это все причудилось, то вы ослабели умом и стали опасным для окружающих. Если же нет, то тем более. Не думаю, что нам нужно привлекать к себе лишнее внимание этих потусторонних сущностей.
— Но…
— Возвращайтесь к себе в особняк и отдыхайте. Судя по всему, вам нужно много отдыха, — произнесла королева Виктория тоном, не допускающим возражения…
Лев Николаевич же со своими ребятами тем временем удалялся, стремясь как можно скорее покинуть город. Напоследок даже немного пошалив. Не потехи ради, а имея в виду возможное уничтожение опасных архивов.
Подъехали они, значит, на нескольких закрытых каретах самого неприметного вида к домику на Даунинг-стрит. Туда, где располагалось министерство иностранных дел.
Вышли.
Надев рыжие парики и шерстяные килты.
Покидали в окна бутылки с горючей жидкостью.
И уехали.
Спокойно.
Технично.
Без лишней суеты.
Да и кто бы ее навел? Полиция здесь обычно не дежурила. В этом тихом правительственном квартале мало что случалось дурного. Да, там, чуть в стороне их можно было встретить, но не тут. Тем более в это время.
Сотрудники уже покинули здание.
Вечер же.
Темень.
Только масляные фонари округу освещали тусклым, желтым цветом. В котором эти «шотландцы» казались удивительно органичны. Особенно своей статью. Случайным прохожим, которые их видели, даже показалось, будто это хайленделы[4], которых кто-то пустил в приличное место. Только килты все вразнобой… но это могло по сумеркам и показаться.
Вот.
Все прошло настолько буднично, что жуть. А Лев Николаевич в очередной раз растерялся от этой идиллии «непуганых идиотов». Заодно ужаснувшись тому, как английская разведка резвилась в таких же полях Европы…
Дальше все шло совсем буднично.
Выехали из Лондона и отправились в сторону Уэльса. Где спокойно сели на небольшую шхуну до Ирландии…
Спустя месяц.
Рим.
— Ваше Превосходительство, — произнес секретарь, входя к Папе Пию IX. — Вам пришло очень странное письмо.
— Чем же оно странно?
— Тем, что отправителя попросту не может существовать.
— Что там?
— Понимаете… оно подписано «Parva portio adexpianda peccata[5]» и подпись Magister Templariorum L. C.[6].
— Безумие какое-то!
— Да.
— Что там еще?
— Ничего. Только это письмо, составленное из газетных буков, наклеенных на лист бумаги. Видимо, чтобы почерк не разобрать. А также дарственная на имя Святого престола всего движимого и недвижимого имущества от имени некоего Генри Джона Темпла 3-его виконта Палмерстон…
[1] «Гнилые» местечки — это обезлюдившие в конце XVIII — начале XIX века места в Великобритании, сохранившие при этом представительство в парламенте. Зачастую место в палате общин просто покупалось. «Рекордсменом» было местечко Гаттон в Суррее, которое до реформы 1832 года посылало в парламент 2 депутатов, имея при этом всего 7 жителей с правом голоса.
[2] Несмотря на то, что в наши дни торфяной виски островов считается чуть ли не элитарным, в XIX веке он все еще являлся дешевым пойлом для бедняков. Эстетика его употребления формировалась с точки зрения маркетинга весьма небыстро.
[3] В 1850-е годы еще не было практики разливать виски, тем более самые его дешевые (торфяные) сорта по бутылкам. Из-за дороговизны стекла. Так что здесь ситуация во многом курьезная и каламбурная: влиятельный лорд пьет бормотуху, потребовав разлить его себе по бутылкам для соблюдения хоть какого-то приличия.
[4] Highlands или хайлендс — это другое название Шотландского высокогорья. В 1850 году там все еще жили клановыми устоями и отличались очень традиционными и в чем-то радикальными взглядами.
[5] «Parvaportio ad expianda peccata» (лат.) — «Малая доля для искупления грехов».
[6] «Magister Templariorum L. C.» (лат.) — «Военный магистр Тамлиеров Л. К.». Тамплиеры были уничтожены в 1314 году. В 1705 году тамплиеры возрождались, но в 1792 году снова распущены. Даже в опубликованной в 1830 году фальшивке «Хартии Лармениуса» (которая описывала выдуманных магистров в изгнании с 1314 года) они заканчивались в 1804 году. А в масонских играх Англии с 1839 года Magister Templariorum сменен регентом. То есть, это все в целом при некотором приближении выглядело шарадой, особенно учитывая подпись инициалами — поди их угадай.