Я – Легенда 2: геном хищника

Глава 24

К подобным реакциям местных я уже начал привыкать. По большому счёту, какая разница алый он или серо-буро-малиновый? На выбор же не дают! Я подхватил двустволку и рассовал запас патронов по карманам, плюс револьвер и нож. И взял самодельную дубину-биту, которую я выстрогал и превратил в подобие макуауитля. Только в отличие от ацтеков и майя, вместо обсидиана я использовал челюсти пираний. Выглядела дубина страшно, но рвала и резала ещё страшнее. В теории, я пока ей только других пираний глушил, когда купался.

Деми показала мне направление на ещё один водопад, который был в километре от нашего лагеря. Но и убегать к машине не стала, а просто выбрала дистанцию метров в пятьдесят и пошла за мной. Я лишь плечами пожал и пошёл вперёд настраиваясь. То есть попинывая шакраса, чтобы просыпался.

Метров через шестьсот сработала чуйка. Пока на уровне лёгкого триггера возможной опасности. Я замедлился и ещё осторожней стал подкрадываться к водопаду, шёл вдоль ручья. Но на берег не выходил, прячась за деревьями. Деми не отставала, периодически мелькая на другом берегу. Причём мелькала специально, чтобы я её видел. Майконг с точки зрения маскировки и бесшумного передвижения совершенно не уступал шакрасу. По крайней мере, тому уровню шакраса, которого я пока смог достичь.

Мелких стрекоз вокруг стало значительно больше. Они кружили над ручьём, создавая самые настоящие пробки. Какая-то явно спланированная акция, видимо, производство потомства под присмотром старшего, который распугал всех других хищников. Я пригляделся к воде и, действительно, не смог обнаружить ни одной пиращуки. Со стороны леса тоже была тишь да покой, исчезли даже древолазы. Хотя я все дни наблюдал, что они не прочь полакомиться стрекозами. Другой вопрос, что у них это не всегда получалось, только с самыми мелкими и неядовитыми видами.

Ещё через триста метров уже и я почувствовал какое-то внешнее воздействие. Необъяснимое чувство тревоги, которое довольно быстро сменилось на лёгкий, хоть и нервный зуд где-то в затылке. Не похоже на ментальную атаку, скорее какая-то аура, на которую шакрас решил не вестись. А вот Деми занервничала, сбавила темп и выглядела так, словно идти никуда не хочет, но надо. М-да, любопытство — сильное чувство, не слабее любых защит от ментальных атак.

Я добрался до ряда плотных кустов, за которыми уже отчётливо слышался плеск водопада. До грохота ему было далеко — ручеёк в меру жиденький, а вся высота в пределах трёхэтажного здания. Я медленно развёл заросли, похожие на нашу осоку, но метровой высоты, и уставился на стрекозу, сидевшую на камне.

Алый — не алый, скорее оранжевый. Но ключевым был не цвет, а размер. Я отпустил листву, вернув всё как было, и обернулся на Деми. Развёл руки в стороны, послав немой вопрос: это точно стрекоза или стрекозавр какой-то? Может, это и не наш объект вовсе? В ответ прилетала воздушная улыбка и поднятый вверх большой палец.

Ну, наш, значит, наш. Ну да — это же для меня он стрекоза, а по английски это dragon fly, так что, считай — летающий дракон.

Я снова раздвинул листву и стал подробней изучать противника. Отличия от нормальной стрекозы сразу бросились в глаза. Четыре лапы, вместо шести. И шесть крыльев вместо четырёх. Но всё это меркло на фоне её размера. Неслабый такой полутораметровый «телёнок», на котором при желании верхом можно было пролететь. Если приноровиться к ряду острых шипов, которые шли вдоль всего брюшка. Хорошие такие, примерно с мою ладонь. Некоторые треугольные, как плавники, а те, что ближе к голове — закруглённые с острым крючком. Вот точно — своё название шипобрюх этот стрекозавр оправдывал.

Брюхо на вид совершенно немягкое, а будто бы собранное из бронированных пластин, и глаза как автомобильные фары. Тоже рыжие и с зеркальным блеском — в том, что был обращён в мою сторону, я, кажется, как раз начал отражаться.

Стрекоза меня спалила и тут же взвилась в воздух, подлетев метров на двадцать. Выдала парочку манёвров, качнувшись то вправо, то влево, и спикировала на мои кусты со скоростью, сопоставимой с арбалетной стрелой. Но от моего встречного выстрела монстр увернулся ещё быстрее — я даже не понял, что это было. Экстренное зависание или акробатический кульбит. Только крылья замерцали, ещё какой-то пыльцой меня засыпали. От которой я не чихнул, но зевнул. Вот никогда бы не подумал, что можно зевнуть в момент кувырка. А потом и в момент спринта под защиту ближайшего дерева.

Шипобрюх на пару секунд исчез, растворившись на фоне яркого неба. А жужжание крыльев за спиной стало объёмным, превратившись в гудение трансформатора, который тут же засвистел, как кипящий чайник. И на меня совсем с другой стороны обрушилась рыжая молния с мохнатыми лапами. Цапнула меня за плечо и уже собиралась применить свой фирменный прием с отрыванием головы, но выстрел из ружья отбросил её на пару метров.

Ну хотя бы она лёгкая! Уже радует! Я заскочил под дерево, протиснувшись между двумя толстыми ветками, и перезарядил двудулку. Только после этого посмотрел, что там с плечом. Спасибо шакрасу, боли почти не было. Спасибо «Живинке», был шанс, что всё срастётся быстро.

Первый раунд встречи двух высших хищников закончился вничью. У меня минус левая рука и у неё минус лапа, которая осталась валяться на месте нашей стычки. Гудение над головой возобновилось и раздалось сразу несколько последовательных свистов. Будто шипобрюх туда-сюда носится на повышенных скоростях. Сразу за свистом послышался треск, и меня засыпало ветками. Со следами свежего подпила.

— Вот это ты здорово придумала, — уважительно сказал я, подняв глаза и уставившись на голубое небо.

Недолго мне показывали небо и спиленные сучки. Снова свист и стрекоза теперь пикировала вниз, крутясь вокруг собственной оси. Практически бочка из высшего пилотажа. Крылья сложены, шипы, наоборот, выставлены. Я выстрелил из обоих стволов, практически в упор. Попал — не мог не попасть! Но большая часть дробинок лишь срикошетила, разлетевшись во все стороны. Бежать уже было некуда, поэтому я просто рухнул на спину, рассчитывая, что в конце полёта будет не таран, а такой же эффектный выход из пике. Причём не шипастой жопой, а мягким брюхом.

Почти угадал. Стрекоза лихо выгнулась, уходя от столкновения с землёй почти за метр. Пронеслась надо мной, не дотянувшись лапами, но в последний момент всё-таки крутанулась и попыталась на прощание ударить меня хвостом. Я тоже так сделал, успев выхватить биту. Отмахнулся ей, зацепив вставленными зубами по кончику хвоста. Толком ничего не подрал, но траекторию полёта подпортил. Стрекозу занесло, и она то ли не сразу сориентировалась, где теперь низ, а где верх, то ли зацепилась за что-то, но слегка пропахала кустарник. И, кажется, сломала одно крыло.

Я тут же подорвался. С самодельным макуауитлем, весь в листьях и перепачканный кровью — вот теперь точно как первобытный охотник, бросился её догонять.

Взлететь в воздух я стрекозавру уже не дал. Включился шакрас, подсветив убойные зоны и добавив своей конкурентной сухопутной ярости. Я обломал монстру крылья, потом обломал саму биту. Словил ещё несколько порезов от шипов, но смог перевернуть стрекозу на спину, чтобы добраться до основной убойной зоны. Все шесть пуль из револьвера влетели в узкую щель под панцирем, и монстр затих. А я устало побрёл подбирать двудулку и залечивать порезы «Живинкой».

А когда вернулся, вид у поверженного шипобрюха стал уже совсем каким-то неопасным. Шипы втянулись в тело, зрачки поменяли цвет, и сам он переливался радужным свечением. Если забыть про размер, то это была уже совсем обычная, причём вполне красивая стрекоза. Я невольно залюбовался свечение, Деми тоже подтянулась. И мы молча, чуть ли не взявшись за руки, проводили шипобрюха.

Когда сияние развеялось, на спинке осталась неровная перламутровая горошинка, похожая на жемчужину. Таких гладких я ещё не встречал. Зажал её между пальцев и посмотрел на свет — что-то как будто бы проглядывалось внутри. Будто бы ещё одно свечение, хотя, может, я уже преувеличиваю и просто глаза ещё не отвыкли от свечения.

Биомонитору никакого дела до природных красот не было. Он жадно её просканировал и тут же выдал описание:

'Обнаружен геном алого шипобрюха. Уровень редкости: 10. Средняя цена закупки в генотеках: семь тысяч аркоинов. Изученные на данный момент навыки, передаваемые донором реципиенту: выносливость, улучшенный теплообмен, защита от перегрева. Возможные, но не доказанные навыки, передаваемые донором реципиенту: чувство роя.

Чаще всего геном применяется в роли катализатора для создания эликсиров, улучшающих координацию в пространстве'.

По сравнению с расценками на ши-тау довольно дёшево, но и логично. Левитацию никто не предлагает. Защита от перегрева в этом климате, по идее, должно цениться. Особенно среди тех, кто много на свежем воздухе работает. Другой вопрос — есть ли у них на это аркоины? И, наоборот, у тех, у кого они есть, скорее потратят их на условные кондиционеры. Отсюда и низкая цена для такого высокого уровня редкости.

Чувство роя тоже звучит так себе. Если бы Датч мне теорию «зелёных» друзей леса не поведал, то я бы не рискнул такой геном инициировать. Вдруг жужжать ещё начнёшь вместе с тем облаком, которой вокруг будет виться. Но конкретно эту главу трактата я прочитал несколько раз и верил, что всё сработает, как надо. А защита от солнечных ударов станет приятным бонусом.

Посмотрел на ладонь, которую уже как-то резал ради ши-тау. Регенерация давно уже справилась — всё зажило и даже шрама не осталось. Но для разнообразия надрезал другую руку и сжал в ней кристалл.

Пару секунд ничего не происходило, а потом по мне резко прошлись контрастным душем. Холодно. Жарко. Прохладно. Тёпленькая пошла… Поколбасило так несколько минут, а потом зафиксировалось в режиме, который я назвал: тёплый май. Климат вокруг не изменился, изменилось моё восприятие. Хотя по рассказам Деми, на Аркадии бывало, что за час то вспотеешь, то замёрзнешь, то дождём намочит, а потом и ветром застудит. Но сейчас на небе ни облачка, как палило час назад, так и продолжает припекать. Считай, режим, который я называл: знойный июль.

А теперь как будто только недавно закончилась весна. Всё уже растаяло и постепенно прогревается, припекает, но тут же обдувает ещё прохладным ветерком. Всегда любил май именно за эту погоду и эти ощущения.

Ладно! С приятным бонусом разобрались. Выносливость, стоя на одном месте, не измеришь. Спина не чешется — значит, крылья не выросли. Просто так я их не вижу, значит, и зрение на триста шестьдесят не заработало. Это радует. Что с чувством роя?

А вот ничего! Как шипобрюх развеялся, так всех остальных будто ветром сдуло. Я подошёл к ручью, но там, где ещё пятнадцать минут назад было не протолкнуться от крылатых, только морды пираний высовывались. Следили за мной белыми глазами и клацали зубами.

— Не, купаться сегодня больше не пойду, — отмахнулся я и, махнув Деми рукой, пошёл к лагерю.

— Ну как? — спросила девушка.

— Пока непонятно, — ответил я, сканируя пространство, ещё не отключившейся чуйкой. — Стой, что-то есть…

Контакт, негромкий звоночек, принесённый ветром. Настойчивое потрескивание, почему-то больше напоминающее счётчик Гейгера, нежели жужжание крыльев. Я резко повернулся в ту сторону, понимая, что чуйка шакраса бесполезна. Слишком мелкий объект, с полным отсутствием опасности. Хм, значит, сработало уже само «Чувство роя». На минималках, потому что роя там и в помине не было — в воздухе зависла одна рыжая малютка, которую без суперзрения я бы никогда не разглядел на фоне неба.

Я моргнул, будто фиксируя контакт, и мысленно подозвал насекомое поближе. Даже мысли не допускал, что ничего не получится. Врубил такую внутреннюю уверенность, что буквально железобетонный тоннель построил между нами. Или аэротрубу, через которую стрекоза медленно начала приближаться ко мне. Когда до неё оставалось уже несколько метров, а Деми замерла, сжав кулачки, будто она фокусы какие-то смотрит, чуть сбавил напор. Превратил аэротрубу в красную дорожку и протянул руку навстречу.

Посадку даже не почувствовал. Стрекоза, будто пёрышко, опустилась на открытую ладонь и повернула на меня голову. У меня на ладони можно было с десяток таких припарковать. Сантиметров пять в длину и крылышки максимум по четыре. Совсем мелкая и какая-то неказистая, по сравнению с теми кислотными и радужными, что я встречал вокруг лагеря раньше.

— Это бродяжка, вид такой, — восторженным шёпотом сказала Деми. — Очень редко в наших краях селятся, в основном проездом. Возможно, она даже была за пределами Пограничья.

Про бродяжку я тоже что-то слышал. Но по моим воспоминаниям, это, наоборот, был самый распространённый вид на земле. Мигрируют на тысячи километров, что-то вроде восемнадцати, и в том числе живут в Гималаях на высоте свыше шести тысяч километров. Вот тебе и выносливость, и идеальный дрон-разведчик.

Я усмехнулся: в книжках бы сказали, что на меня приземлился рояль, а по факту всего лишь однограммовая самая распространённая букашка. Хоть и хищник.

Контакт налажен, теперь переходим к контролю и передаче информации. Я сначала представил, что у меня в руках джойстик, как от обычного квадрокоптера. Дал команду на взлёт и уже представил, по какой траектории сейчас отправлю бродяжку, но уже на стадии набора высоты ничего не произошло. Шасси не убраны, крылья не расправлены — моя твоя не понимать, да? А если, наоборот? Я поднял глаза на верхушку ближайшего дерева и повторил ту же воображаемую дорожку, которая один раз уже сработала.

Хм, второй раз тоже сработало. Причём, чем меньше я напрягался и таращился, тем быстрее летела стрекоза. Может, действительно, чувства роя — это показать цель, а не подпинывать. Не жёстко — вставай и иди, а мягко — вот там интересно, давай вместе слетаем? Не без обмана, конечно, у меня-то крыльев нет! Но мы же рой. Мы вместе и почти единое целое…

В общем, философию у себя в голове я развёл, наверное, ещё на пару трактатов о взаимодействии видов. Но результат это дало. Я не гнал стрекозу куда-то, не показывал маршрут — я просто сам хотел там оказаться. И мои желания становились общими.

И когда бродяжка зависла над деревом, я очень захотел посмотреть, что же там внизу. И она показала. Так показала, что я аж на землю сел от неожиданности. Потому что желание посмотреть было моё, а вот оптика была чужая. И настолько замудреная, что я даже аналогов подобрать не смог. Ни тепловизоры, ни инфракрасные, никакие поляризационные и прочие фильтры не шли в сравнении с фасеточными глазками насекомого. Причём, стрекозы, у которой они ещё замудреней.

Во-первых, картинка разделилась. Верхняя часть стала чёрно-белой, но с очень чёткими деталями. А нижняя — размытая, но цветная. Во-вторых, по количеству — цветов было раза в два больше, чем их наименований в моём словарном запасе. В-третьих, всё это в виде мозаики и с какой-то бешеной скоростью смены кадров.

Я попытался хоть что-нибудь разглядеть, но у меня только голова закружилась. Так дело не пойдёт. Столько информации мне сразу не нужно. Достаточно с одной-двух «камер» и можно даже чёрно-белым. Это в теории, а на практике этого эффекта нужно ещё добиться. Понять все детали моего желания никакое чувство роя не способно. Но здесь я уже собственные навыки применил. Не зря же я столько с оптикой времени провёл, присматриваясь и фокусируясь. Как только головокружение прекратилось, тут же попробовал.

Результат вышел двоякий. С одной стороны, тут же всё крутанулось по новой, ещё и глаза заслезились, практически сразу залепив мне всю картинку белыми пятнами. А Деми ещё и охнула, сказав, что у меня сосуды полопались и глаза теперь краснючие. Но, с другой стороны, на сотую долю секунды, пока всё не поломалось, я смог увидеть себя и Деми с высоты стрекозиного полёта. Чёрно-белых, но ярких. Немного размытых по контуру каким-то мутным шлейфом, будто фиксировалось и накладывалось каждое микродвижение. Но картинка была! Немного напоминала эффект прибора ночного видения, притом что сейчас был яркий день.

Я протёр глаза и потряс головой. Прищурился на бродяжку всё так же зависшую над деревом и позвал её к себе. Сначала посадил на плечо, а потом отпустил. Но убедил держаться где-нибудь поблизости. Пока вроде получилось, а там посмотрим.

— Ты наигрался? — спросила Деми, протягивая мне смоченную в прохладной воде марлю. — Пора ехать. Я за руль, а тебе компресс.

— Ты за руль — да, мне компресс — не надо, потренируюсь по дороге.